Пока Линдейл вел Брайд по каменной дорожке в коттедж, ее настроение заметно улучшилось, правда, не настолько, как он рассчитывал. Что-то продолжало тревожить ее; она одновременно казалась странно безмятежной и очень ранимой – такой Эван ее до сих пор не видел. Сейчас он вел по лестнице не Боудикку, а женщину, которая сбросила доспехи и теперь нуждалась в защите. Он был тронут, что она осталась, хотя признания истощили ее силу.
Когда он сел на кровать и притянул ее к себе, Брайд не проявила никакой инициативы, лишь позволила ему снять с нее платье и нижние юбки.
– Что-то не так?
Подобрав одежду, Брайд положила ее на стул и повернулась к нему.
– Анна сегодня уехала. Она возвращается в Шотландию с Джейми и Роджером Маккеями.
Эван нежно заключил ее в объятия.
– Это объясняет твою печаль. Тем не менее, я уверен, что с ними твоя сестра в безопасности. Когда узнаешь, где она поселилась, скажи мне, и я прослежу, чтобы у нее все было в порядке.
– Увы, мы продолжаем доставлять одни неприятности. Обязанности, возложенные на тебя обещанием у смертного одра, только увеличиваются. Боюсь, твой дядя предложил тебе весьма невыгодную сделку.
– Конечно, я не любитель всяких обязанностей, обещаний и хлопот, но это не относится к твоей семье. К тому же, не будь моего обещания, мы с тобой никогда бы не встретились. – Он распустил шнуровку корсета. – По-моему, это достойная компенсация.
Брайд засмеялась. Восхитительный звук, и, тем не менее, Линдейл чувствовал ее непроходящую печаль. Обычно он всегда умел ее утешить: словами, взглядами, шутками. Так же он хотел сделать и сейчас, но понял, что все будет напрасно.
Поставив ногу Брайд на кровать, он начал скатывать чулок.
– Ты ожидала, что я не только порву с тобой, но и приду в ярость. Надеюсь, мне удалось удивить тебя?
– Возможно, себя ты удивил еще больше.
Эван занялся вторым чулком, думая о том, что подобные комментарии были платой за его неуступчивость. Он не возражал против того, чтобы утешать ее любыми способами, однако не приветствовал рассуждений на свой счет.
Наконец он кончил возиться с чулками, и теперь Брайд, полностью обнаженная, стояла перед ним в свете заходящего солнца.
– Ты так красива, что это меня всегда поражает.
– Ты тоже замечательный, единственный в своем роде, и даже не так плох, как о тебе говорят.
– Нет, я очень плохой, скандальный и опасный. Хотя, если я питаю к тебе слабость, это еще не повод делать из меня олуха.
– Быть добрым и великодушным не означает быть глупцом. Наоборот, в мужчине это весьма привлекательно.
– Обещай никому так не говорить обо мне, иначе этим ты окончательно меня погубишь.
– Обещаю. К тому же великодушие любого человека не безгранично. Я не буду иметь к тебе претензий, если оно вдруг закончится.
Эван понятия не имел, что под этим подразумевалось, и не хотел ничего об этом знать; его сейчас интересовало совсем другое. Он был уверен, что, если долго смотреть ей в глаза, ему откроются все тайны ее души.
Пристальнее вглядевшись в Брайд, Эван удивился, насколько чувственным и красивым выглядело ее тело. Вряд ли он почувствовал бы то же самое с другой женщиной. В их физической близости была правильность, которую он не мог объяснить.
Прижав к себе Брайд, Эван поцеловал ложбинку между ее грудей.
– Скажи мне, чего ты хочешь?
Она погладила его по голове и поцеловала в макушку.
– Тебя – других желаний у меня сегодня нет, и потребности в новшествах тоже. Я хочу провести с тобой час в радости, прежде чем мы вернемся к жизни, ожидающей нас впереди.
К жизни порознь. Внезапно Эван понял ее настроение. Вовсе не печаль об Анне делала Брайд такой подавленной. Он не выиграл в саду тот маленький спор, и она не изменила своего решения.
Не изменила? Он этого не допустит. Позже он снова объяснит ей, почему это излишне, а сейчас у него есть другой способ убеждения.
Для начала Эван поцеловал Брайд, но эта чувственная связь несколько поколебала его самоуверенность, как будто во время поцелуя в него проникла часть ее печали, а желание притупил страх от того, что он может потерять ее.
Эван чуть не задохнулся от необъяснимой ярости. Обхватив ладонями лицо Брайд, он заглянул ей в глаза.
– Ты моя!
– Да, конечно, – поспешно ответила Брайд, слегка напуганная его напором. – В этом доме, в этой постели я полностью твоя и не могу оставить себе даже крохотную часть. А теперь раздевайся и веди меня туда, куда обещал, – сегодня мне очень надо туда попасть.
Эвану больше хотелось возбуждать ее руками и губами, чем раздеваться, и пока Брайд расстегивала его одежду, он, подхватив ее под ягодицы, стал покрывать ее тело поцелуями.
Когда Брайд сняла с него рубашку, он сбросил остальное, потом откинулся и приподнял ее. Она крепко обхватила ногами его бедра, и, слившись в нежном объятии, они растворились в долгом поцелуе.
Брайд не выдержала первой. Эван ощутил перемену до того, как она вдруг поцеловала его, словно пытаясь облегчить напряжение, а потом толкнула его на кровать.
Она продолжала любовную игру, но почти не разрешала ответных действий. Ее рот все беспощаднее двигался по его шее, груди, пытая легкими прикосновениями языка и чувственными укусами, имевшими ошеломляющее действие.
Эван хотел принять в этом активное участие, но Брайд удержала его руки.
– Нет. Если ты прикоснешься ко мне, все кончится слишком быстро. Ты спрашивал, чего я хочу. Так вот, я хочу некоторое время пробовать тебя на ощупь и на вкус.
Он закрыл глаза, чтобы воспринять каждый нюанс ее страстной атаки, каждый поцелуй, движение языка, соблазнительный укус.
Наконец Брайд решила пощадить его и выпрямилась. В ее глазах, преображенных страстью, вспыхивали золотые искры, волосы растрепались, падая восхитительным каскадом локонов на одно плечо. В наступающих сумерках она выглядела изумительно, словно соединяя в себе слоновую кость и бронзу, женственность и силу.
Моя. Эван никогда в жизни не ревновал женщин, но теперь был уверен, что если какой-нибудь мужчина посмеет коснуться Брайд, он тут же захочет убить его.
– Иди ко мне.
Но Брайд покачала головой. Ее взгляд медленно скользил по его телу, будто она хотела вобрать его в себя, запечатлеть навсегда в своей памяти. И тут он снова почувствовал ее печаль.
Брайд остановила взгляд на его фаллосе. Осторожно, почти с любопытством, она провела кончиком пальца от основания до головки, затем, обхватив пальцами, начала ласкать.
Эван стиснул зубы, чтобы страстное желание не привело его к слишком быстрому поражению, и когда она, в конце концов, наклонилась, от влажного прикосновения ее губ он чуть не умер.
Брайд перекинула ногу, и теперь ее колени прижимались к его бедру. Он уже мог прикоснуться к ней, правда, не так, как ему хотелось: он вовсе не желал, чтобы она так его обслуживала, независимо от того, почему ей захотелось выбрать этот способ.
Подсунув под голову подушку, Эван погладил ее бедро.
– Повернись.
Он усадил ее так, чтобы она снова обнимала его коленями, но могла дотянуться до него ртом, а он бы тоже мог доставлять ей удовольствие. Дрожь пробегала у нее по телу, когда он ласкал языком мягкие складки ее плоти.
Неожиданно Брайд повернулась и обняла его. Эван прижал ее к груди, чувствуя, как постепенно успокаивается сердце.
Она уткнулась ему в шею.
– Прости, что я не… Просто я хочу держать тебя и…
Эван обнял ее.
– Ты имеешь в виду, так?
Она кивнула. Несмотря на их неподвижность, искры страсти еще потрескивали между ними, словно отзвуки грозы, собиравшейся разразиться вновь.
– Вот так. – Она приподнялась. – И вот так. – Вобрав его в себя, Брайд наклонилась для поцелуя.
Наконец-то Эван позволил желанию властвовать над ним. Одной рукой прижимая Брайд к груди, а другой – ее бедра к своим, он входил в нее, пока ее крики не разорвали вечернюю тишину.
– Я скоро должен ехать в Шотландию и хочу, чтобы ты поехала со мной.
Брайд еще лежала на нем, покоясь в кольце его сильных рук. Чувства, которым она дала волю, были прекрасны, невзирая на страдания, которые им вскоре предстояло перенести.
– Что тебе нужно в Шотландии?
– Там усадьба Линдейла. Я должен выполнить обязанности, которые постоянно откладывал, оттого что все мое внимание поглотили дела правительства и ты.
Меч страха пронзил ее блаженство, вернув с облаков на землю. Поцеловав Линдейла, Брайд теснее прильнула к нему.
– Дела правительства? Я считала, ты избегаешь подобных дел. У меня было впечатление, что ты даже не присутствуешь на сессиях парламента.
– Меня поймали на удочку долга, несмотря на все мои усилия доказать свою бесполезность, но скоро я выполню мои обязательства. Думаю, понадобится еще день или два, чтобы закончить расследование, и уже на следующей неделе мы сможем поехать в Шотландию.
– Расследование? Ты занят расследованием?
– Вроде того, – небрежно произнес Эван. – Небольшое исследование для государственного казначейства. Надеюсь, ты со мной поедешь? Хотелось бы соблазнить тебя роскошным поместьем, но, к сожалению, это всего лишь старый холодный замок. К счастью, мы сами можем согреть друг друга…
– Так ты приглашаешь меня только затем, чтобы я грела твою постель?
– Разумеется. – Он перевернул ее на спину, и его взгляд последовал за рукой, которая медленно двигалась вниз по ее телу. – Но ведь и ты будешь согрета. Мы во многих отношениях хорошая пара, особенно в постели.
– Уверена, ты знал и кое-что получше.
Брайд ожидала, что Эван ответит шуткой, и одновременно продолжала следить за движением его руки.
– Возможно, но, тем не менее, есть и разница. Я считаю, что мы пара во всех отношениях, и мое убеждение, что ты мне подходишь, а я подхожу тебе, непоколебимо. – Линдейл поцеловал ее. – Со мной тебе незачем быть всегда сильной – это слишком тяжелая ноша для женщины.
Брайд до слез тронули его слова. Ноша действительно была тяжелой.
– Ты так уверен, что мы подходим друг другу, но, в сущности, не знаешь меня.
– Наоборот, я знаю тебя очень хорошо. – Эван наклонился и поцеловал ее сосок. – Ты страстная и не скрываешь этого. А еще ты гордая и упрямая. – Каждое его слово сопровождалось поцелуем. – Я знаю также, что ты добросердечная, что пожертвовала юностью ради семьи, и знаю, что под этой силой ты очень ранима.
– А еще я ревнивая, – Брайд засмеялась, – и значит, совсем не подхожу тебе. Я буду устраивать сцены, которые ты сочтешь весьма неуместными.
В его глазах мелькнула озорная усмешка.
– И насколько значительными будут эти сцены?
– Чудовищными.
– Слава Богу. Я не выношу мелких сцен. Если ты собираешься устроить сцену, то пусть чертям станет тошно, вот что я скажу.
Брайд снова засмеялась:
– Чертям непременно станет тошно, сэр.
– Значит, и в этом ты мне подойдешь. А когда ты закончишь сцену, мы помиримся.
– Но ведь я могу проявить несговорчивость.
– Это мое дело – уговорить тебя и просить прощения. И вряд ли ты сможешь бранить меня, вскрикивая от удовольствия.
Против удовольствия Брайд не возражала. Теперь это было так связано с ее любовью, что она просто не знала, как отказаться.
– Ты действительно уверен, что я не использовала пластины отца?
– Уверен.
– И тебе не хочется спросить об этом у меня?
– Согласись, было бы жестоко спрашивать любовницу, не мошенница ли она.
– А если бы ты узнал, что я все-таки использовала те пластины, что бы ты сделал?
– Я бы велел тебе прекратить.
– Даже если бы я напечатала и продала твои «I Modi»?
– Ну, сначала отшлепал бы тебя. – Он стукнул ее кончиком пальца по носу. – Все эти предметы своего рода игрушки, любимое занятие дилетанта. Надеюсь, моя гордость не столь велика, чтобы ради нее отказаться от друга.
У Брайд перехватило дыхание. Она явно не заслуживала его доверия. Легко быть великодушным, пока речь идет о пластинах эпохи Возрождения, но, когда Линдейл закончит свое расследование, все может сложиться по-другому.
Теперь уже скоро. Несколько дней, сказал он.
Когда Эван вернулся к ласкам, Брайд, отбросив сдержанность, позволила наслаждению и любви еще раз, в последний раз, победить ее страх.