Love Tour

Алая блузка и чёрная юбка

И тут важны были цвета, вернее, сочетание цветов.

Зелёный, как синтез жёлтого и синего, характеризовал одновременно единство и борьбу противоположностей, в результате чего эти цвета теряли присущие им свойства и обретали новое качество. Зелёный был цветом гармонии и возрождения природы. Он оказывал расслабляющее действие на мозг. Но самое главное: исцеляющий изумрудный свет сердечной чакры олицетворял собой любовь.

Алый означал, прежде всего, вожделение и страсть: кружевное красное бельё, малиновый вуманайзер, алый лак на ногтях и пунцовую помаду на губах. Но не только. Алый напоминал о недавнем социалистическом прошлом: рубиновых звёздах и кумачовых транспарантах и знамёнах. Он отождествлялся также с жертвенной кровью Христа, с пурпурными облачениями священников и даже с дьяволом, объятого геенной огненной на иконе Страшного суда.

Нет, не случайно наш бусик был зелёным: он исподволь поглощал багровую агрессию любителей ненависти и ненавистников любви.

Через минуту «Мерседес Спринтер» с алыми буквами «Love Tour» по борту, сопровождаемый фиолетовым кабриолетом «Порше», в котором находились фавн Галик с бодигардом, уже мчался к центру города.

Свернув по мокрой брусчатке в тесное ущелье сплошных фасадов и попетляв по узким улочкам, обе машины вскоре достигли того квартала старого города, над которым раскинулась семицветная дуга. С вершины горы Кальварии, нависавшей над городом, было видно, как обе они въехали в небесную арку. При этом у всех странников неожиданно поднялось радужное настроение.

– Здесь каждый дом имеет свой стиль: вот тут – барокко, там – ампир, напротив – модерн, здесь – классицизм. Неповторимая эклектика, не правда ли? – заметила по ходу движения Агния, – а вот там, где причудливые кариатиды, – это уже рококо.

– Кстати, вы так и не назвали третью причину, – напомнила ей гарпия Карма.

– О ней вы догадаетесь сами, – загадочно произнесла Агния, – как только мы окажемся там.

– Где? – живо поинтересовалась Карма.

Выдерживая паузу, Агния завела глаза кверху и восхищённо покачала головой.

– В самом романтичном месте… этого самого романтического города на свете, где действует негласный закон мгновенной кармы.

– Мгновенной кармы? – с удивлением переспросила Карма.

– Да, – объяснила Агния, – тот самый вселенский закон причины и следствия, согласно которому все ваши праведные действия вознаградятся, а за все ваши грехи вы получите заслуженную божью кару или, как говорится, мгновенную ответку.

Чтобы не слушать любовного гида, панк-купидон Серж заткнул уши чёрными наушниками и включил в своей кнопочной «нокии» радио-FМ. К его изумлению, во всём эфире присутствовали только две радиостанции – «Шансон» и «Ностальжи». Первую он принципиально слушать не стал, поэтому задержался на второй.

– А что это у вас по радио звучит одна *уйня? – неожиданно спросил он на весь салон.

– В смысле? – с осуждением посмотрела на него Агния, недовольная его бранной речью.

– Ну, ничего на фм не ловится, кроме «Шансона» и «Ностальжи».

– А-а, – улыбнулась она, – это всё потому, что все остальные станции у нас глушатся.

Неожиданно зелёный бусик резко затормозил: перед светофором. Одноногий трёхглазый циклоп подморгнул водителю рубиновым оком.

Справа располагалась витрина магазина женской одежды, рядом стояли три цыганки в цветастых платьях. Экскурсовод, привыкшая без умолку петь лишь о том, что видела перед собой, тут же переключила свой рассказ с архитектурных особенностей города на его обитателей.

– А это ромалэ, уличные гадалки, ставшие непременным атрибутом нашего города.

– Лучше держаться от них подальше, – глубокомысленно заметил сатир Юлий.

– А то ещё без трусов останешься! – со смехом поддела его плеяда Хелен.

– Это уж точно! – усмехнулась Агния.

– Зато у них всегда можно разжиться травкой, – мечтательно произнесла гарпия Карма.

Навстречу цыганкам двигалась русоволосая девушка, одетая в алую блузку и чёрную юбку. Лицо у неё было ничем не примечательное, но глаз от неё нельзя было оторвать. Сидевший у окна панк-купидон Серж тотчас повёл головой в её сторону. Пан Тюха также обратил на неё внимание.

– Ребята, не заглядывайтесь! – осадила их Агния. – Учтите, девушки неспроста надевают красное и чёрное. Они подсознательно знают, чем привлечь внимание мужчин.

– Особенно вояков повстанческой армии, – заметил пан Тюха.

– Ничего ты не понимаешь, – осадила его Леся. – Червоний – то любов, а чорний – то журба.

Между тем в наушниках панк-купидона зазвучал задорный голос радио-диджея: «А сейчас послушайте незаслуженно забытый шлягер 60-х годов прошлого века «А у нас во дворе».

Незамысловатую мелодию этой песенки Серж никогда раньше не слышал, поскольку родился гораздо позже, а вот голос певца показался ему до боли знакомым:

Обо всем позабыв, я слежу из окна

И не знаю, зачем мне она так нужна.

Вид у девушки, и правда, был скорее минорный, чем фривольный. Она была чем-то удручена, о чём говорил её поникший, устремлённый в себя взгляд и застывший на лице эмоджи в виде печального смайлика с опущенными вниз уголками рта.

Грусть на её лице сразу заметила и молодая цыганка в длинной пышной юбке с красными маками на чёрном фоне. Мигом распознав в девушке будущую жертву, она тотчас пристала к ней, как банный лист:

– Постой, милая. Вижу, проблема у тебя. Такая умница, красавица, а счастья нету. Дай погадаю тебе…

– Отстань! – отмахнулась девушка и, чтобы избавиться от назойливой цыганки, свернула к переходу, возле которого стоял зелёный бусик с алой надписью "Love Tour" и фиолетовый кабриолет "Porschе", в котором сидел импозантный мужчина в красном пиджаке и с розовым цилиндром на голове.

Моргнув жёлтым, одноногий циклоп, глядел уже зелёным глазом. Микроавтобус медленно тронулся с места. Переплывая из окна в окно, отражённое лицо русоволосой девушки странным образом накладывалось на лица сидевших внутри лав-туристов с зелёными листиками на груди. За широкими стёклами те чувствовали себя в безопасности перед незнакомым городом и как бы свысока взирали на прохожих.

Один из них, симпатичный молодой человек, зачем-то скрывавший своё лицо за солнцезащитными очками, неожиданно улыбнулся ей одними губами. Девушка в алой блузке и чёрной юбке подслеповато прищурилась, и губы её в ответ также приобрели вид улыбающегося смайлика

В ушах Сержа в это время раздавалось:

Я гляжу ей вслед: ничего в ней нет.

А я все гляжу, глаз не отвожу.

Неожиданно запястья девушки коснулась старая цыганка в синей юбке с жёлтыми тюльпанами.

– Постой, Оксана, дай ручку мне…

Оксана изумилась.

– Откуда знаешь, как меня зовут?

– Я всё знаю, всё тебе скажу, ничего не утаю.

В ушах Сержа вновь послышался голос радио-диджея: «Радио Ностальжи. Прозвучала песня в исполнении Озона». Мирно сидевший в своём кресле панк-купидон неожиданно выругался на весь салон:

– *лять! Четыре года, сука, без Озона, и вот опять!

Тем временем, цыганка пророчествовала, удерживая девушку за руку:

– Вижу, – замужем ты…

Оксана изумилась ещё больше. Её брови поднялись так, что складки на животе подтянулись сами собой.

– Как узнала, у меня ж нет кольца.

– Я всё знаю, что было, что будет, – склонилась старая цыганка над её ладонью, с первого же взгляда обнаружив светлый след от кольца на её безымянном пальце, – замужем ты, но мужа не любишь. Ушла от него. Полюбишь ты скоро чужого, не местного. Дай руку другую. Вижу – беда тебе будет большая. Проклятье на тебе. Только золотом отвести можно.

– Да нет у меня золота.

– Вижу в реке тебя, – шепнула ей на ухо молодая цыганка, зашедшая справа, – скоро утонешь.

– Неужели? – отстранилась от неё Оксана.

– Беги скорей домой, – потребовала старая цыганка, – неси любое золото, тогда беду отведу.

– Я же сказала, ничего у меня нет. Я только что приехала сюда. К сестре в гости.

– Не жалей. Смотри, проклятье на тебе останется, – грозно пообещала ей третья, в коричневой юбке с красными розами.

– А серёжки, – погладила её по плечу первая, – снимай серёжки тогда золотые.

– Матерь Божья Пречиста, – в отчаянии прошептала Оксана, не зная, что делать.

– Снимай, а то вся почернеешь! – посулила ей третья, подступившая слева.

– У меня только одна серёжка осталась, – как бы извиняясь, соврала она.

– Тем более, не жалей, – уставилась в глаза ей старая цыганка, – и матерь божья дарует тебе милость.

Отведя в сторону длинные русые волосы, пальцы Оксаны невольно сами потянулись к мочке левого уха. Сняв серёжку, отлитую в форме сердечка, она протянула её старой цыганке.

– Заверни её теперь в бумажку, – сказала та.

– Какую ещё бумажку? – не поняла Оксана.

– В денежную. В самую крупную купюру, что у тебя есть.

Оксана вынула из бокового кармашка сумки двадцать гривен.

– Мало, – мотнула головой старая. – Крупную, я сказала. Это для дела надо.

Оксана вздохнула и вытащила из другого кармашка заначку в двести гривен.

– Заворачивай скорее!

Завернув золотую серёжку в розовую купюру, Оксана сложила её квадратиком и отдала «лесю» цыганке. Взяв свёрнутый пакетик, та поочерёдно приложила его к животу, к груди и ко лбу Оксаны, а затем к левому и правому плечу, сопровождая сие действие скороговоркой:

– Даю тебе счастье, даю тебе любовь, даю тебе разум. Не на год, не на два, а на все века. Забираю от тебя проклятье, забираю от тебя беду. Да сгинут они навсегда.

Дунув на свёрток, она мигом сунула его в один из потайных карманов своей объёмной юбки.

– Всё, иди, – добавила она, – и ни о чём не жалей. Всё что отдала, вернётся к тебе вдвойне.

Лишившись за одну минуту одной серёжки и двух сотен гривен, но зато в надежде обрести вечное счастье и вечную любовь, девушка в алой блузке и чёрной юбке ошеломлённо побрела по переходу на жёлтый свет. И тут важны были цвета, вернее, сочетание цветов.