ГЛАВА 5
Пиво перед ликером, больше никогда…
Хейз
Когда мои парни посоветовали мне заглянуть в У Микки, ко мне сразу же подошли несколько девушек, которые знали мое имя. Но какими бы привлекательными они ни были, я не мог оторвать глаз от одинокой девушки за барной стойкой. Даже со своей темной аурой вокруг, она привлекла мое внимание, как только я переступил порог заведения.
Каштановые локоны мягко ниспадают на середину ее спины, а челка обрамляет круглое лицо. Ее темные глаза сияют, передавая блеск сквозь полуприкрытые веки к густым и пушистым ресницам. У нее мягкая линия подбородка и пухлые щёчки. И если мои глаза меня не обманывают, я могу различить несколько маленьких веснушек, покрывающих ее нос.
Я не хочу ее напугать, но я не могу перестать смотреть на ее тело. У нее изгибы во всех нужных местах. Ее декольте выглядывает из-под слишком маленького топа — того, которым я восхищаюсь, полуприкрыв глаза, а его подол заканчивается чуть выше пупка, где виднеется соблазнительная часть живота. Я уже говорил, что у нее пирсинг в пупке?
Выйдя из бара, я радуюсь ночному холоду, который, кажется, сдерживает повышение температуры моего тела. Небо — это пелена бесконечного пространства, за исключением светящихся звезд, которые нависают над нашими головами, как мешки с песком. Лунный свет просачивается сквозь листву, отбрасывая блеск на заросшую зелень маленькими струйками.
Как только мы добираемся до тротуара, рельеф немного выравнивается, и девушка снова обретает опору. Я планирую доставить ее домой в целости и сохранности, а потом вернуться в дом и соврать ребятам, что выполнил свою миссию на эту ночь. Я не мог просто оставить ее там, учитывая, насколько она была пьяна. Я знаю немало придурков, которые воспользовались бы ситуацией.
Девушка передо мной шатается, поэтому большую часть пути я проделываю за нее. Она дрожит в своем маленьком топе, струйки дыхания срываются с ее губ и кружатся в воздухе, прежде чем их растаскивает безжалостный бриз. Я снимаю куртку и накидываю ее на плечи, заслужив крошечную полуулыбку.
— Спасибо, — тихо говорит она, зажав нижнюю губу между зубами и сосредоточенно вышагивая.
Меня осеняет, что я так и не узнал ее имени.
— Как тебя зовут? — спрашиваю я, не желая убирать свои руки, чтобы не прекращать прикасаться к ней. Я играю сам с собой и решаю слегка прижать ладонь к ее пояснице для дополнительной поддержки.
— Айер, — отвечает она с легкой дрожью в голосовых связках, которая, как я надеюсь, вызвана холодом, а не моим присутствием.
— Айер? — спрашиваю я, делая дурацкое движение руками. — Типа, кислород? — (прим. перев.: от англ. «air» — кислород созвучно с сокращением имени главной героини «Аer»)
Из ее горла вырывается смех, и, хотя он вызван мной, я не могу удержаться от того, чтобы не восхититься его звучанием. Хриплый и насыщенный, даже мелодичный.
— Айер, — поправляет она, проводя языком по зубам. — Сокращенно от Айрис.
Ей подходит это имя. Оно красивое, как и она сама, но я хочу называть ее как-то по-своему.
— Думаю, я буду звать тебя Мелкая, — решаю я.
Она недоуменно вскидывает бровь.
— А?
— Ну, знаешь, как коротышка. Потому что ты низкая.
— О, ха-ха. Очень смешно, — монотонно произносит она, демонстративно задрав голову. — Я не такая уж и низкая.
Мой голос слегка срывается.
— Я не смеюсь над тобой. Я думаю, это мило.
Она останавливается и смотрит на меня сквозь ресницы.
— Как тебя зовут?
Ее теплое дыхание овевает мою шею. Ее губы полные, красные, может быть даже припухшие. Я так сильно хочу поцеловать ее. И она так хорошо пахнет, как лаванда, смешанная с нотками клубники. Я вдыхаю ее, как афродизиак.
Смотрю в расплавленные лужицы ирисок — такие глаза, в которых чувствуется сентябрь, теплый ветерок, пронизывающий воздух, или уют потрескивающего камина.
А ее прикосновения… Даже не просите рассказать о ее прикосновениях. Я хочу почувствовать их везде и сразу, чтобы она не оставила на мне пустого места.
Я хочу познать ее тело от и до, как свои пять пальцев, чтобы я с закрытыми глазами мог воспроизвести все способы, которыми смогу заставить ее кончать снова и снова.
Цветок желания внутри меня распускается в неукротимый пыл. Я ощущаю плотскую боль в костях, чувствую, как бабочки беспокойно порхают в животе.
— Э-э, Хейз, — отвечаю я, начиная идти, рассчитывая, что она подхватит и повторит мои шаги.
В ее карамельных глазах пляшет восхищение, и она икает, прислонив голову к моей груди. Ее шестидюймовые каблуки придают ей некую высоту, но без них, я полагаю, она была бы ниже моей груди.
— А я собиралась называть тебя, Громила.
Она не знает, кто я такой? Не все же фанаты хоккея, так что, думаю, в это возможно поверить. Я думал, что она наверняка слышала мое имя со всей той рекламой, которую я получил в последнее время, но, похоже, нет. Это… приятно… быть самим собой рядом с кем-то — тем, кто никак не связан с чужими ожиданиями.
Она перестала двигаться, поэтому я немного подталкиваю ее вперед, но она, вполне довольна перерывом и засыпает у меня на груди.
— Ты сказала, что живешь здесь, да? — Становится холоднее, и при том черепашьем темпе, с которым мы движемся, мы можем подхватить переохлаждение к тому времени, как доберемся до ее дома.
— Ага! — говорит она, показывая на букву «Р». — Эта розовая.
— Ладно, оставайся со мной, Мелкая. Еще немного.
На ее губах появляется ленивая улыбка, и напряжение, скопившееся в ее теле, понемногу тает.
— Думаю, это не так уж и плохо.
— Что? — Я подшучиваю над ней.
— Мое прозвище.
Я останавливаюсь как вкопанный. Я не знаю, что такого в этой девушке, но она сводит меня с ума.
— Ты бы понравилась моей маме, — говорю я.
Это правда, она бы отлично поладила с Айрис. Возможно, Айрис и небольшого роста, но она приковывает к себе внимание всех присутствующих. Шерри ценила в людях искренность. Она говорила, что это нечто врожденное, и могла уловить неподдельный нрав уже после одного общения.
Если бы вы сказали мне, что какая-то пьяная девчонка в баре заставит меня рассказать о матери, я бы вам не поверил. Я никогда не говорю о ней. Всякий раз, когда я думаю о своей маме, я думаю о том факте, что она отправилась туда, куда я не смог последовать. Приятно, что хоть раз я могу вспомнить о ней без последующей печали, которая всегда за этим следует.
— Твоя мама… Я бы… Она звучит…
Слова Айрис обрываются, но я слишком отвлекся, чтобы заметить, что она пошатнулась. Как только я замечаю, что рядом со мной нет маленького человека, я разворачиваюсь и быстро бегу к ней, держа ее за обе руки.
— Что случилось? Почему ты остановилась? — Мое сердце и дыхание, кажется, работают в неправильном ритме.
Она выглядит гораздо бледнее, чем тогда, в баре. Ее губы раздвигаются, и последнее, чего я ожидаю от нее, — это отрыжка мне в лицо. Кажется, это испугало ее, и мне приходится подавить смех.
— Мне так жаль, — торопливо говорит она, ее нижняя губа дрожит, а руки закрывают лицо.
Я осторожно убираю ее руки, указательным пальцем приподнимаю ее подбородок. Ее покрасневшие глаза большие, как диски, и в них плавает вода.
— Все в порядке. Все хорошо. Хочешь, я понесу тебя оставшуюся часть пути?
Она качает головой, обнимая себя руками за талию.
— Ничего страшного. Мне кажется, отсюда виден твой дом.
— Я не… — Я наблюдаю за работой ее горла, когда она сглатывает, а затем слышу, как ее желудок издает громкое бульканье.
В моем тоне звучит тревога.
— Айрис, ты в порядке?
Ее бледность цвета слоновой кости превратилась в тревожный оттенок зеленого. О, черт. Я пытаюсь подтолкнуть ее к кустам так быстро, как только могу, чтобы у нее не закружилась голова, но мы едва успеваем сделать несколько шагов, как она опустошает свой желудок прямо на меня.