Лучший друг девушки

7

Как Ливи и планировала, дебют Роз состоялся в «Иллирии». Впервые в жизни она проявила удивительную настойчивость, когда Билли неожиданно заартачился, узнав что это был не один из его домов. Дом принадлежал Рэндольфам. Но ведь и Роз, как напомнила ему Тони, тоже принадлежала к этому клану. Помимо этого, хотя Билли и владел четырьями домами, в Америке у него был единственный дом в Нью-Йорке, а тот никак не подходил для торжества, задуманного его женой.

А она задумала устроить сельский праздник. Выбрала время, когда парк по-весеннему сказочно похорошел, голубые ирисы, в изобилии посаженные ею много лет назад, извиваясь, рекой текли вдаль, постепенно сливаясь с темнеющими деревьями, служившими им берегом. На деревьях Ливи развесила маленькие хрустальные чаши с ароматизированными розовыми свечечками, и воздух был напоен запахом роз; она соорудила огромную белую палатку, увешанную лоскутами из розового шелка и штормовыми фонарями, неясный свет которых скрывал недостатки женских лиц и всех их делал красивыми. На убранном коврами полу она разбросала огромные, яркие, шелковые подушки, чтобы гости могли располагаться на них, как кому угодно, пока закусывали холодными омарами, горячими острыми креветками с креольским рисом, запеченными в меде вирджинскими окороками под маринадом, слоеными волованами, начиненными спаржей, приправленными трюфелями яйцами и огромным толстым филеем с жировыми прослойками, прибывшим спецрейсом из Шотландии вместе со свежей тайской семгой. И все это изобилие подавалось с хрустящим зеленым салатом и знаменитым майонезом Ливи и запивалось морем шампанского.

В другой палатке, на этот раз бледно-желтого цвета, располагались оркестры, непрерывно сменявшие друг друга, гости танцевали на специально сооруженной и оборудованной танцплощадке.

Над всем этим, как богиня, царила Ливи в изящно ниспадавших складках шедевра из белоснежного крепа от мадам Грэ, лебединую ее шею обвивало причудливой формы колье из алмазов, крупных жемчужин, розовых и голубых сапфиров и кораллов. Улыбаясь, она представила свою дочь, на которой было изящно приталенное, с глубоким квадратным вырезом длинное вечернее платье, сотворенное из слоев чистой шелковой органзы, причем каждый слой имел свой оттенок серо-голубого, – от аспидного до сапфирового, – что в целом делало ее похожей на легкое облачко древесного дыма. Плотно облегавшие руки, но прозрачные рукава кончались изящными оборочками, доходившими только до костяшек пальцев, а на шее красовалась традиционная нитка жемчуга, только она была подарена ей бабушкой и в свое время украшала шею Серены Фэйрфанс, вышедшей замуж за Генри Рэндольфа в 1714 году.

Волосы ее, коротко остриженные, поскольку она не видела необходимости постоянно следить за своей прической, были уложены таким образом, чтобы выгоднее оттенить ее маленькую аккуратную головку. Впервые в жизни на лицо ее был наложен грим. Эффект получился потрясающим.

Ее мать, едва взглянув на платье, вспылила:

– Это платье не для дебютантки.

– Увы, но я не собираюсь надевать ту белую тряпку, которую ты мне приготовила. Мне может быть всего восемнадцать лет, но это не значит, что я подросток. Оттенки голубого с успехом свидетельствуют, что я еще девственница, если тебя волнует именно это. Даже могу, если хочешь, нацепить соответствующее удостоверение.

– Чем же тебе не нравится то платье, которое я выбрала?

– Ничем. Для какой-нибудь невзрачной блондинки оно еще куда ни шло. Белые рюши! Ну ты даешь, мама!

Но Ливи требовалась зеркальная наводка, чтобы глубже оттенить ее собственное изящество и грацию: для этого обе они должны были быть в платьях одного цвета – вернее, почти одного, так как белизна ее платья более имела оттенок сахарной глазури, тогда как платье, выбранное для дочери, восемнадцатилетней дебютантки, было более мягких, нежных оттенков белого, подчеркивающих ее юность. Искусно подобранные оттенки голубого, выбранные Роз, не соответствовали эффекту, задуманному Ливи. Они заставляли светиться ее смуглую кожу, просвечивавшее через органзу молодое тело буквально приковывало к себе глаза, а шелест юбок – уши. Роз прекрасно смотрелась в этом платье. Пораженная до глубины души, Ливи только сейчас сообразила, чего не учла ранее: у нее появилась соперница. Она сама, только на двадцать лет моложе. Она хотела, чтобы Роз покинула свой кокон, как того требовала освященная временем традиция, но никак не ожидала, что дочь появится из него уже полностью сформировавшейся, прелестной бабочкой. Потрясенная, она поняла, что Роз была красавицей. Волосы, глаза и легендарная кожа были у нее от Ливи, к этому добавлялся классический профиль ее отца. Впервые в жизни Ливи столкнулась со столь грозной соперницей.

– Твой грим никуда не годится, – сказала она.

– Напротив. При свечах он будет великолепен.

Снова пораженная, Ливи поняла, что Роз была ее истинной дочерью. Тоже все предусматривавшей. Когда Джеймз увидел их вместе, она с головой погрузилась в успокоительный бальзам его восхищения, сознавая, однако, что на этот раз хвала предназначалась не только ей.

– Сэр Уильям ждет вас внизу, – напомнил он им.

– Посмотрим, что он скажет, – предупредила Ливи дочь и, высоко подняв голову, выплыла из комнаты, хотя в тесном белом платье не то что плыть – ходить было неудобно. Но именно Роз, шедшая позади матери и подолом подметавшая ступеньки, обратила на себя внимание Билли.

– Н-да, – удивленно протянул он. – Вот так сюрприз!

Роз сделала глубокий реверанс.

– Ну как, сойдет?

– Сойдет для чего?

В карих его глазах засветились озорные огоньки.

– Произвести должный эффект, естественно.

– А, в этом можешь не сомневаться, – решительно заверил ее Билли. – Теперь у меня не только самая красивая жена, но и самая красивая дочь.

И изысканным жестом, как это умел делать только он, Билли предложил им руки.

Джеймз взглянул на Ливи. Как всегда, она была собрана и невозмутима, но за ее изысканной маской он ощутил смятение и страх.

– Думаю, вы согласитесь со мной, сэр Уильям, – вкрадчиво произнес Джеймз, – что сегодня леди Банкрофт превзошла даже самое себя.

Он увидел, как горделиво вскинулась голова Ливи, как распрямились ее плечи, ощутил на себе благодарную улыбку, когда она шагнула навстречу мужу, как и подобает, Непокоренной Воительницей, коей на самом деле она и была.

– Да, мама, как всегда, само совершенство, – сказала Роз.

Выстроившись в ряд, они плечом к плечу встречали гостей, и Джеймз исподтишка наблюдал за их лицами, когда гости впервые видели вместе мать и ее почти взрослую дочь. Это было редкое зрелище. Большинство не могли скрыть иронию, и Джеймзу было не по себе, когда он слышал их внешне льстивые похвалы Ливи.

– Дорогая, о каком гадком утенке может идти речь! Не знаю, когда еще мне доводилось видеть столь красивого лебедя.

– Роз невероятно хороша, когда не сидит верхом на лошади.

– Дочь – вылитая мать, до чего же похожа!

– Сказочное платье! Как остроумно продуман контраст, особенно когда ожидаешь обратного!

– Уверена, мужчины уже образовали очередь, чтобы хоть глазком взглянуть на это прелестное создание...

Джеймз заметил, как игравшая на лице Ливи улыбка из добродушной стала каменно-напряженной.

Бал удался на славу, в четыре часа утра танцы еще продолжались, но не так, как того хотела Ливи. Она намеревалась превратить дебют дочери в событие года, подтвердив свою репутацию самого умелого организатора такого рода светских раутов. Но она совершенно не учла – ей и в голову это не могло прийти, – что эта репутация может рухнуть и рассыпаться в пыль под ногами людей, рвущихся посмотреть на ее дочь. Осознав эту нелицеприятную истину, решил Джеймз, Ливи не станет принуждать Роз вести светский образ жизни и с облегчением вздохнет, когда та на четыре года сгинет в одном из колледжей Новой Англии. Теперь она согласится финансировать не только один год пребывания ее во Флоренции, но даже может предложить ей остаться там и на второй.

Внешне Ливи вела себя, как всегда, безукоризненно, отрешившись от того, что творилось у нее на душе. Она появлялась то тут, то там, не упуская ничего из виду, кивком головы приказывая доставить еще шампанского, нахмурив брови – убрать забитую окурками пепельницу, улыбаясь одним, бросая язвительные колкости другим, обмениваясь дружеским приветствием с третьими.

– Господи, да как же ей это удается? – донесся до ушей Джеймза обиженный шепот одной из женщин. – В этом совершенстве есть что-то нечеловеческое!

Только Джеймз смог углядеть быстро пульсирующую жилку на ее виске. Незаметно появившись рядом с ней со стаканом воды и маленькой таблеткой, которую она тотчас приняла, он прикрыл ее, как щитом, от вездесущих глаз. Около часа мигрень ее никак не напомнит о себе, но это означает, что следующие двадцать четыре часа она проведет в огромной французской кровати с наглухо задернутыми, отделанными фетром портьерами. Ни один лучик света не должен пробиться в спальню.

Роз же, травмировав собственную мать, до небес вознеслась во мнении Билли. Когда он увидел, как вокруг нее увиваются молодые люди, когда выяснил, как они родовиты, то возликовал безмерно. Впервые со времени женитьбы на ее матери Билли превратился в обожающего отчима.

Он был прекрасным танцором, легким на ногу, умело вел свою партнершу, и танец, которым они с Роз, имевшей уроки танцев еще с семи лет, открыли бал, вызвал восхищенный шепот и одобрительные аплодисменты. Как и то, сколь галантно Билли подвел ее к первому из записавшихся к ней на танец молодых людей.

Но спустя несколько часов, основательно набравшись шампанского, которое все пили, как воду, он снова пригласил Роз на танец, и, так как все наблюдали за ними, ей ничего другого не оставалось, как подать ему руку и выйти на танцплощадку, хотя, с ее точки зрения, обязательного первого танца с ним было более чем достаточно. В конце концов, перемирие она заключила с матерью, а не с ним.

Едва он обхватил ее руками, она остолбенела от неожиданности. Это не было объятием любящего отчима, ее обнимал сексуально возбужденный мужчина. Он так крепко прижал ее к себе, что его выпрямленный пенис больно ткнулся ей в бедро. Она хотела тут же вырваться из его объятий, но понимала, что не может этого себе позволить: слишком много людей наблюдают за ними.

– Видишштотыделаешшомной? – прошептал ей на ухо Билли, сливая согласные в потоке отдающего шампанским дыхания.

– Уверяю тебя, не преднамеренно, – прошипела в ответ Роз. Она понимала, что он пьян, но такое поведение все равно было непозволительным.

– Я глазам своим не поверил, когда впервые увидел тебя сегодня. Оказывается, все это время ты прятала свой свет под мерой овса. Я уже начал думать о тебе как о полуженщине, полулошади, но только не в данный момент.

– Я не та кобыла, которая тебе нужна, – в ярости шипела Роз. – А вот ты – точно мерин!

То, что давило ей в бедро, живо напомнило Роз клички сразу нескольких жеребцов на конюшне.

– Увы, я обыкновенный живой человек.

У нее не было никакой возможности закатить ему скандал прямо на танцплощадке, но она и не могла позволить, чтобы все это продолжалось. Он был достаточно пьян, чтобы начать тискать ее прямо на глазах у всех. Дыхание его сделалось надрывно-громким и тело начало мелко-мелко дрожать. Тогда она намеренно и с силой наступила ему на ногу острым своим каблучком.

– О-о-о-у-у-у! – вырвался из горла Билли вопль боли, когда, отпустив ее, он полуотшатнулся, полуотпрыгнул от нее.

– Ах, какая же я неуклюжая. Ради Бога, прости меня. Обычно я не так тяжела на ногу. – Воспользовавшись замешательством, она поспешила освободиться от него. – Все это из-за проклятых высоких каблуков... Давай лучше пересидим этот танец.

Под взглядами наблюдавших за ними людей Билли выдавил на лице подобие улыбки, так как боль в ноге от удара каблуком, почти пробившим мягкую кожу ботинка, была невыносимой.

– Все в порядке, – солгал он, чуть наклонившись вперед, чтобы скрыть эрекцию, и с трудом сдерживая себя, чтобы не выругаться и тем самым облегчить свои страдания.

– Принеси мне стул...

– Одну минутку.

Тяжело опирясь на ее плечо, Билли, хромая, подошел к стулу, тотчас возникшему словно из ниоткуда.

– Мне так неловко, – солгала Роз. – Не нужно мне было пить тот бокал шампанского, оно сразу ударяет в голову. Но клянусь, на сегодня этот бокал последний, даже несмотря на такой прекрасный праздник.

Этим предложением она одним духом дала ему понять, что все было удивительно хорошо, что этот вечер она будет помнить всю свою жизнь и что не простит себе такой неловкости. Снисходительная улыбка, с которой были встречены эти слова, дала ей понять, что ей не следует забивать свою прелестную головку такими пустяками.

Когда, словно джинн из бутылки, перед ней неожиданно возник Джеймз, Роз обратилась к нему со следующими словами:

– Сделайте одолжение, помогите, пожалуйста, сэру Уильяму дойти до дома и присмотрите, чтобы ему немедленно оказали помощь. Боюсь, я весьма неловко наступила ему на ногу.

– Сей момент, – тотчас отозвался Джеймз.

– Со мной все в порядке, – раздраженно огрызнулся Билли, пересилив свой заплетающийся язык. – Нет никакой надобности во всей этой суете. – Он не хотел вставать со стула, пока эрекция не исчезнет полностью. – Просто посижу здесь минут пять – принесите-ка мне лучше бокал шампанского.

Роз удалось не попадаться на глаза отчиму вплоть до четырех утра, когда бал наконец пошел на убыль. Оставалось только постоять рядом с ним и матерью – а она постарается сделать так, чтобы между ней и отчимом оказалась мать, – и церемониально выпроводить отъезжающих гостей. После чего она завалится спать на целые двенадцать часов.

Бал и впрямь удался на славу, никто особенно не перепил и не свалился прямо на пол, хотя было полным-полно молодых людей с излишне блестящими глазками, жаждавших, как и отчим, непременно потискать ее. Пришлось отваживать и их, правда, не столь болезненным способом.

Она шла по коридору, чтобы через восточную гостиную выйти на лужайку, как вдруг, появившись, словно из преисподней, Билли преградил ей путь и быстро схватил за обе руки с такой силой, что вырваться было невозможно.

– Мы еще не завершили одно маленькое дельце.

Теперь он был пьян по-настоящему. У него не только заплетался язык – он едва держался на ногах.

– Не дури! – воскликнула Роз, пытаясь высвободиться и, к ужасу своему, видя, что не в силах этого сделать.

Он поволок ее по коридору в маленькую темную комнатенку, в которой хранились пальто и зонты, и в мгновение ока руки его стали тискать ее грудь, а его язык оказался у нее во рту.

– Обними меня... видишь, что я чувствую к тебе?

Он схватил ее за руку и ткнул в свой пенис.

– Подонок! Плевать мне на твои чувства!

Голос Роз сорвался на крик, в котором смешались потрясение, страх и дикая ярость. Он задрал ей юбки, стал шупать у нее между ног и, сам того не желая, предоставил ей возможность свободно двигаться.

Резко вскинув колено, она со всей молодой силой ударила его между ног. Изо рта Билли вместе со струей шампанского вырвался надрывный выдох, руки его непроизвольно дернулись к ушибленному месту. Роз отшатнулась назад и чуть не упала навзничь, но он был слишком занят своей болью, чтобы заметить это. Она бросилась к двери, рывком отворила ее и сломя голову понеслась по выложенному мозаикой мраморному полу коридора, смаху налетев на невесть откуда появившегося Джеймза.

– Какого черта?.. – Он схватил ее за плечи, когда она врезалась в него, и вдруг почувствовал, как она дрожит, заметил, как блестят от слез ее глаза, в которых застыли страх и ярость. – Что случилось?

– Этот, этот подонок, Билли Банкрофт! – выдохнула Роз. – Пристал ко мне уже второй раз за вечер.

Из гардеробной послышались приглушенные стоны, затем натужные звуки блюющего человека.

– Что?

– Надрался как свинья.

– Скорее всего, – пораженно сказал Джеймз, – иначе ничем не объяснишь такую глупость. Он там? – мотнул он головой в направлении гардеробной, откуда теперь неслись стоны и проклятия.

Роз утвердительно кивнула.

– Я врезала ему в пах коленом, – простодушно призналась она. – Так ему, дураку, и надо!

– Согласен, но это значит, что он не сможет в данный момент проводить отъезжающих гостей. А я как раз именно для этого разыскивал его по поручению вашей мамы.

– Черт побери! – нахмурилась Роз, задумавшись. – Надо дать ему время прийти в себя. – Лицо ее прояснилось. – Конечно же... он опять повис на телефоне. Такое с ним случается ежедневно, даже на балах. Очень важный звонок из Англии, где сейчас почти половина десятого утра.

Джеймз одобрительно кивнул. Деловые телефонные переговоры Билли уже вошли в легенду. Люди с пониманием примут такое объяснение.

– Это даст ему как минимум пять минут, даже десять, – предположил Джеймз. – Вы идите к матери и сообщите, что Билли пока занят, а я минут через пять начну громко окликать его, будто ищу.

– Если бы не злые языки, я бы очень хотела, чтобы все увидели, какой подонок он на самом деле! – злобно прошипела Роз. Страх ее уже прошел, но возмущение осталось. – Вот было бы здорово, если бы я все у него там отбила!

Десять минут спустя, медленно и осторожно ступая – у него все еще болела нога, – объявился Билли. Он был бледен и рот его был плотно сжат, но он нашел в себе силы до конца выстоять церемонию прощания с гостями.

Ливи не заметила, что ее муж и дочь избегали встречаться глазами друг с другом. У нее так болела голова, что она почти ничего перед собой не видела. Потребовалась вся ее воля, чтобы непринужденно и изысканно попрощаться со всеми за руку и обменяться любезностями. Когда ушел последний гость, она покачнулась.

– Мама! – обеспокоенно бросилась к ней Роз.

– Проклятая мигрень... помоги мне подняться наверх. Мне необходимо прилечь.

– Позвольте мне, – быстро сказал Джеймз, выступив вперед, понимая, что Билли явно не в состоянии помочь своей жене. Он был землистого цвета, с искривленным от собственной боли ртом.

– Пойду скажу Мэнби, чтобы приготовила постель, – заторопилась Роз, воспользовавшись случаем поскорее сбежать отсюда. Мэнби знала, что делать, когда у ее хозяйки сильно болела голова.

– Ты так добра... – заплетающимся от боли языком пробормотала Ливи, тронутая неожиданной заботой. – Это был великолепный бал, девочка моя.

Роз поднялась на цыпочки и впервые за очень долгое время поцеловала ее.

– Да, очень хороший бал, – сказала она. – Спокойной ночи, мама. Береги себя...

Подобрав юбки, она побежала к лестнице. Пройдет немало времени, прежде чем она снова увидится со своей матерью.