Глава 11

Первая паника в стаде случилась на третью ночь перегона, в двух милях к западу от Сан-Антонио.

Почувствовав сотрясение почвы, Фриско немедленно проснулся, а сообразив, что происходит, пулей выскочил из спальника. Он помчался за жеребцом, привязанным к фургону-кухне. По счастью, Дэл в ту ночь спал не раздеваясь, и в ту же минуту он уже был возле стада.

Но и за эти короткие мгновения он успел заметить, что погонщики уже выскочили из спальников, Алекс, стоя на четвереньках, на ощупь ищет коляску, а Лес и Фредди, застыв от ужаса, наблюдают за происходящим. Дэл все же надеялся, что у сестер Рорк хватит благоразумия держаться подальше от обезумевшего стада.

Серебряная луна подсвечивала пыль, клубящуюся у копыт мечущихся животных, и Фриско благодарил судьбу за то, что действовать придется не вслепую. Нырнув в самую гущу, он видел перед собой вращение дикого вихря, ощетинившегося рогами. Животные в панике пышут жаром, словно раскаленные печи, и его обдало этим жаром и резким, многократно усиленным страхом, запахом бычьих тел. Выкрикивать команды людям не имело смысла, в реве и топоте его голос потонул бы. Оставалось надеяться, что опытные погонщики смогут работать слаженно, даже не слыша друг друга.

Ругаясь и крича, изо всех сил стараясь согнать стадо воедино, Дэл делал свое дело, моля Бога лишь о том, чтобы конь его не споткнулся в темноте. Остальные погонщики будут делать то же, что и он, стремясь повернуть испуганных животных вспять. Как только быки замкнут круг, стадо превратится в тесный клубок, не дающий простора движению. Лишенные пространства для маневра, животные замедлят бег, и вращение постепенно прекратится.

Через полчаса после того, как забрезжил рассвет, измотанные ковбои наконец сбили стадо в кучу и принялись отгонять животных к лежбищу, которое теперь оказалось в трех милях позади. Пич и Дэниел поскакали на поиски пропавших животных, успевших разбежаться до того, как ковбои приступили к работе.

Дэл снял шляпу и, глядя на скачущих к нему Фредди и Лес, вытер взмокший лоб. Лица девушек были белее полотна. Вначале Фриско решил отослать их подальше, чтобы не вертелись под ногами у ковбоев, но потом передумал: они тоже должны почувствовать себя работниками, а не обузой. Стоя в стороне, никогда ничему не научишься.

— Есть раненые? — спросил он, подъезжая к сестрам.

Раненых следовало немедленно отправить в лагерь, на попечение Алекс. Фриско тут надеялся на нее.

— У Чарли распорото бедро — бык рогом задел, а Джеймс сломал два пальца на ноге, — доложила Лес. — Я никогда не видела ничего более ужасного, — хриплым шепотом добавила она. — Простите, что мы не помогали. Мы только… только…

— Вы правильно сделали, что не полезли туда, — устало проговорил Дэл. — Позже я растолкую вам, что мы делали и для чего. Я вам уже рассказывал, как действовать, но после того как вы сами все увидели, в моих объяснениях будет больше проку.

Фредди полными ужаса глазами смотрела на две неподвижные туши.

— Что случилось с этими быками?

— Невозможно сбить две тысячи животных в кучу и не навредить ни одному из них. Бык в давке теряет больше веса, чем на перегоне без отдыха до Сан-Антонио. В давке почти всегда погибают один-два быка и несколько получают увечья. Мы дадим стаду попастись лишний час, а вы, ковбои, — добавил он, обращаясь к Фредди и Лес, — вы освежуете и разделаете туши. Я попрошу Алекс придержать ваш завтрак, пока вы не закончите.

Лица у девушек вытянулись, они побледнели еще больше, если такое вообще было возможно.

— Вы хотите, чтобы мы… — пробормотала Фредди. — Чтобы мы… Что сделали? Боже, освежевали и разделали двух коров?! Мы сами?

— Вы, — с любезной улыбкой ответил Дэл.

Сегодня Фредди не стала утруждать себя, закалывая волосы шпильками, а лишь стянула их лентой на затылке. Легкий ветерок играл рассыпавшимися по спине черными кудрями, доходящими почти до талии.

— И еще, — добавил Фриско, — вы избавите меня от дополнительных объяснений, если запомните, что мы перегоняем не коров, а быков.

Лишившись дара речи, Фредди смотрела ему вслед, затем обернулась к Лес.

— Не думаю, что смогу сделать нечто подобное, — пробормотала она, все еще не в силах оправиться от шока.

— Меня тошнит при одной мысли о том, что придется прикасаться к мертвому быку. — Лес нагнула голову. Грудь ее тяжело вздымалась при каждом вдохе. Если бы она успела поесть, ее бы уже наверняка вывернуло.

Фредди ждала, надеясь, что Дэл вернется и скажет, что пошутил. Но увы…

— Я бы скорее согласилась вернуться в Клис с голой задницей и босиком, чем освежевать тушу, — сказала она, содрогнувшись.

— А я бы предпочла провести остаток жизни в мексиканской тюрьме, чем снять шкуру с мертвого быка, — заявила Лес, покачнувшись в седле.

— Я предпочла бы двадцать лет выносить ночные горшки, только бы не подходить к этой дохлятине.

— А я съела бы на завтрак ведро пауков…

— Тебе повезло, — заметила Фредди. — Алекс как раз готовит нам завтрак.

Девушки уставились друг на друга и вдруг зашлись в истерическом хохоте. Они смеялись до тех пор, пока слезы не брызнули из глаз и спины не заломило, а лошади не загарцевали под ними.

— Не могу поверить! Ты думала, что когда-нибудь…

— Никогда!

Когда Фредди наконец отдышалась и утерла слезы, мертвые быки были на месте. Соскочив с коня, она вздохнула так, как, по ее мнению, должна вздыхать трагическая героиня в самый тяжкий момент своей жизни.

— Я ненавижу это, ненавижу, ненавижу!

— Мы все вымажемся в крови, — ужаснулась Лес. — И у них там кишки. Господи!

— К чертям! — стукнув себя по лбу, сказала Фредди. — Выбора у нас все равно нет. Придется делать что велели.

— Я беру себе того, что поменьше, — сразу заявила Лес.

— Черта с два ты возьмешь! Дело пойдет быстрее, если мы станем работать вместе.

Дэл был бы, наверное, в восторге от этих слов. Но как бы там ни было, это казалось единственно верным решением. Быки были слишком массивными, чтобы управиться одной девушке. Сестры какое-то время испытующе смотрели друг на друга, словно взвешивали слова Фредди; судя по всему, идея совместной работы ни той, ни другой особенно не импонировала. Однако обе они понимали, что по-другому нельзя.

— Хорошо, — сказала Лес, подъезжая ближе, — но только ты не указывай мне каждую минуту, что я должна делать. В работе мясника ты разбираешься не больше моего.

На этот раз Фредди уже не могла притвориться, будто готовит себя к актерской профессии. Едва ли работа вроде этой может пригодиться на театральных подмостках. Так что она лишилась спасительной соломинки, до сих пор помогавшей ей преодолевать все трудности перегона. Фредди сейчас же повернула бы домой, если б не Лес.

Но если не убегала сестра, то не убежит и она.

— Что именно, говорите вы, делают мои сестры? — Алекс круто развернулась и, ослепнув на миг от яркого солнца, прикрыла ладонью глаза.

Вдалеке она заметила лошадей Фредди и Лес и рядом их самих, склонившихся над телами мертвых животных. По спине у Алекс пробежала дрожь отвращения.

Дэл налил кофе из котелка, постоянно висевшего над костром, затем положил себе бифштекс и обратился к Алекс:

— Когда они дадут вам знать, что закончили, вы с Грей-ди подъедете к ним, завернете куски мяса в брезент и погрузите в фургон.

— О Боже…

Итак, ей тоже предстоиг в этом участвовать.

Грейди стоял неподалеку, прислонившись к борту фургона, и с видимым отвращением глотал кофе.

— Лучше нам не дожидаться сигнала. Надо подъехать до того, как им придет в голову выбросить сердце, печенку и прочие деликатесы.

Алекс почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота.

— Почему им нельзя выбросить эту гадость?

— Потому, — с готовностью ответил Дэл, — что вы используете ливер для приготовления рагу, «рагу сукина сына», как называют его погонщики. Трубка, соединяющая горло лонгхорна с желудком, придает особый аромат этому блюду.

Алекс могла себе представить, что это был за аромат!

Дэл смотрел в сторону лагеря наблюдателей, куда на своей повозке из Сан-Антонио возвращались Лутер и Колдуэлл.

Алекс вцепилась в костыль побелевшими пальцами. Еще немного, и ее стошнит. Господь упаси есть подобную мерзость! Когда она справилась с собой, Фриско уже уехал куда-то, но Грейди все еще стоял рядом и с любопытством наблюдал за ней.

— Вы ведь не из тех приверед, которых чуть что — выворачивает наизнанку?

Алекс знала, что булки не растут на деревьях, и о происхождении рагу, а также бифштексов и ветчины тоже догадывалась; но она никогда не предполагала, что ей придется начинать процесс приготовления мяса со сворачивания цыплячьей шеи или с разделки коровьей туши. Господи! Неужели ей предстоит возиться с отвратительными внутренностями?! Кто бы мог подумать, что эдакую дрянь можно подавать на стол? Насколько ей было известно, в Бостоне кишки и ливер считались отходами — пищей для собак.

— Как я все это ненавижу!.. — простонала Алекс.

Шаг за шагом она продолжала сдавать позиции, выдерживая кровопролитные сражения с собственными принципами. И ради чего? Ради получения наследства, принадлежавшего ей по праву.

За четыре коротких недели она успела привыкнуть к костылю так, что теперь едва ли могла обойтись без него. Но когда-то она поклялась оставаться в кресле, потому что выйти из него означало предать Пайтона. Она терпеть не могла готовить, считая, что это работа для прислуги, и с равным отвращением относилась к чистке овощей и мытью посуды. К тому же неприглядное зрелище — горы грязных мисок — наводило на нее тоску.

Ей тошно было спать на земле среди храпящих мужчин, не знавших, что такое моральные устои. Иначе как объяснить, что некоторые из них, не испытывая ни малейшего смущения, здесь же, при ней, раздевались до белья? Ее раздражала необходимость вставать засветло, чтобы в относительном уединении приводить себя в порядок. Ее изматывал непреходящий страх, которым неизменно сопровождался каждый переезд с одной стоянки на другую, и необъяснимый ужас, охватывающий ее в те минуты одиночества, когда Грейди с табуном еще находился в пути.

Но больше всего она страдала от отсутствия нормального собеседника.

Фредди все время норовила доказать, что она лучше, сильнее, умнее и прочее, так что разговор с ней неизменно перерастал в перепалку. У Алекс хватало своих проблем, чтобы не создавать себе новых, общаясь с Фредди. И кому-кому, но только не самонадеянной и бестактной Фредди могла она поведать о своих страхах. Если бы Алекс попыталась заговорить о своих проблемах с Лес, дело непременно закончилось бы тем, что ей пришлось бы утешать младшую сестру. Грейди не терпел никаких проявлений слабости с ее стороны, и жаловаться ему на судьбу значило наживать в нем врага. Дэл был слишком занят для досужей болтовни. Среди погонщиков едва ли нашелся бы человек, способный ее понять. Невежественные ковбои, ни один из которых за всю жизнь не прочел ни одной книги, не способны были думать ни о чем другом, кроме как о еде. Уорд Хэм и Колдуэлл ей просто не нравились.

Оставался Лутер Морланд. Сейчас он как раз шел по направлению к ней с коробкой яиц, закупленных в Сан-Антонио. Она знала Лутера целую вечность; этот довольно представительный мужчина был, однако, слишком стеснительным для свободного общения с женщиной. Алекс тяжко вздохнула. Мучительное одиночество, которое она испытывала сейчас, должно было стать ее уделом на всю оставшуюся жизнь.

— Я принес вам немного свежих яиц, — сказал Лутер, поставив коробку на стол. — Они пересыпаны песком, так что их спокойно можно растянуть на несколько дней. Мне хотелось бы купить больше, но в Сан-Антонио оказалось больше салунов, чем курятников.

— Спасибо.

Алекс принялась убирать после завтрака и, когда Фриско подошел и взял чистую чашку, чтобы налить себе кофе, выругала его про себя — ведь мыть посуду придется ей, а не ему.

— Вы не заметили, встречался ли Колдуэлл с Лолой в Сан-Антонио? — спросил Дэл у Лутера.

— Кажется, да, — ответил Морланд, явно чувствуя себя неуютно под взглядом Фриско.

Дэл посмотрел в сторону Фредди и Лес, и Алекс решила, что знает, о чем он подумал. Вот еще два быка потеряны. За три дня перегона пропало восемь животных. Вне сомнений, Лола и Джек торжествуют по поводу такого многообещающего начала.


— Сколько мы сегодня прошли миль?

Теперь, после того как Фредди увидела собственными глазами, что такое паника в стаде, Фриско не надо было напоминать ей о том, что следует говорить тише.

— Мало. Девять или десять. Но это и понятно. Выехать пришлось позже.

С большой неохотой она вынуждена была признаться себе, что ей будет сильно недоставать его общества и приятного аромата его сигары, когда он перестанет сопровождать ее в ночное. С каждым днем она все больше привязывалась к Дэлу Фриско, и в этом не было ничего хорошего. Ей не хотелось делать ему комплиментов, но, чувствуя, что кое-чем обязана Фриско, она все же сказала:

— Мы с Лес вместе трудились над разделыванием туш. Работа оказалась такой мерзкой, отвратительной и… — Фредди замолчала. Не было смысла воскрешать в памяти то, что хотелось поскорее забыть. — Короче, мы решили, что будем и стадо пасти вместе, и сегодня мы не потеряли ни одного быка. — Она снова замолчала, но, набравшись духу, заключила: — Скорее всего мы бы не упустили тех двоих, если бы помогали друг другу.

— Быки успокоились. Конечно, может появиться один-другой строптивец, которого вдруг потянет домой, но худшее позади. Теперь вам остается лишь подгонять лентяев и глотать пыль.

Фредди не видела его лица, однако в голосе слышалась пусть и дружеская, но насмешка.

Фредди почувствовала досаду. Она ожидала похвалы за то, что они с Лес наконец перестали делить работу на «твою» и «мою», а решили действовать заодно. Но с другой стороны, откуда ему было знать о том, какой внутренней борьбы стоило каждой такое решение?

Целый круг они проехали молча. Первой тишину нарушила Фредди.

— Та строчка из Шекспира была единственной, которую вы помните? — вдруг спросила она.

Всю дорогу ей хотелось задать этот вопрос. Взглянув через плечо, она увидела, как кончик его сигары ярко вспыхнул и, описав дугу, исчез в темноте.

— Не хочу вас разочаровывать, но я получил некоторое образование. Кое-чему меня научили в школе, но в основном учился сам — любил читать, да и памятью Бог не обидел.

Фредди действительно испытывала разочарование. Для нее было бы проще думать о нем как о невежде. Проще считать его ковбоем — и больше никем.

— Любовь — болезнь и горькое безумство, — произнес Фриско, видимо, надеясь предстать перед ней в самом выгодном свете. — Ты знаешь, кто это сказал?

— Конечно, знаю.

Чувствуя, что Фриско держит паузу, давая ей возможность назвать имя автора, Фредди махнула рукой.

— Просто сейчас не могу припомнить.

Поскольку Фриско и на этот раз ничего не сказал, пауза затягивалась. Фредди не выдержала и запальчиво начала возражать, стараясь при этом не повышать голоса:

— Послушай, даже самая лучшая актриса не может помнить наизусть все пьесы и знать назубок всех авторов!

Фредди чувствовала, как горят ее щеки в темноте. Что, если он прочел больше пьес, чем она? Какой позор!

Дэл внезапно рассмеялся:

— Сэмюэл Дэниел — «Триумф Гименея».

Фредди не имела понятия о том, что это за вещь: пьеса, стихотворение или даже рассказ? Не в первый раз она мысленно посетовала на систему образования, когда мужчины оказываются в более выгодном положении. Она видела глубокую несправедливость в том, что он мог процитировать автора, совершенно ей незнакомого. Наверное, его в школе учили лучше.

Нога Фриско коснулась ее ноги, и она поспешно отстранилась, неосознанно подыскивая повод отомстить ему за испытанное унижение.

— Вы собираетесь снова начать пить? — внезапно спросила она.

Заметив, что Дэл застыл в напряжении, Фредди довольно улыбнулась. Все же и ей удалось задеть его за живое. Она понимала, что действует нечестно, испытывая и удовольствие от того, что застала врасплох мужчину, которого не так-то легко смутить, и стыд за то, что использовала недозволенный прием.

— Только не во время этого перегона, — сдержанно ответил он.

— Правда ли, что вы потеряли два последних стада из-за того, что постоянно были пьяны?

— Возможно, — помолчав, ответил он. — Удача в нашем деле имеет огромное значение. Как, впрочем, и мастерство погонщиков, и погода, и состояние пастбищ. Да и от самих быков немало зависит. Я мог бы перечислить сотню факторов, влияющих на конечный результат. Но одно несомненно: то, что я пил, не способствовало успеху.

Изначально Фредди поставила перед собой задачу не задавать ни одного личного вопроса и не отвечать на таковые. Но как-то так случилось, что оба они оказались на весьма скользком поле. Бог знает почему между ними установилась особая доверительность, о которой ни он, ни она раньше и мечтать не могли. Фредди испытывала смутное беспокойство, задумываясь об этом. Ни к чему ей привязываться к этому человеку. Ни к чему думать о нем, да только сердцу не прикажешь.

Вдруг Фриско стал тихо насвистывать приятную мелодию. Потом он запел, и Фредди смогла расслышать слова. У него оказался приятного тембра баритон. Он пел «Все ближе к Тебе, мой Бог», негромко, но чисто, и Фредди в немом изумлении смотрела на него. Такой голос сделал бы честь профессиональному певцу. Он мог бы успешно выступать на сцене. Фредди не верила собственным ушам.

В конце третьего куплета она, не выдержав, перегнулась в седле, чтобы увидеть его лицо.

— Вы религиозный человек? — спросила Фредди, вновь вторгаясь на личную территорию.

— Не особенно, — ответил Дэл, зажигая вторую сигару.

Она видела, как он, откинув назад голову, смотрит на звезды. Потом он обратил взгляд на спящее стадо.

— Но человек редко бывает ближе к Богу, чем здесь и сейчас, — неожиданно заключил Фриско.

Фредди понимала его. Во время ночного дозора человек вдыхает ароматы земли и в голове у него рождаются значительные и странные мысли.

— Быкам нравится эта песня. А вот еще одна, которую они любят.

Он затянул одну из версий шуточной песенки «Дан-сластена», содержащую весьма фривольные выражения, равно как и смешные. Фредди даже пришлось рот зажать, чтобы не рассмеяться. На противоположной стороне от лежбища Дринкуотер подхватил припев. Фредди подумала, что хорошо бы узнать и его версию. Как и предсказывал Дэл, пение не тревожило быков, а, наоборот, успокаивало. Кто-то из животных взмахнул хвостом, кто-то замычал, но признаков тревоги не было видно.

Когда Дэл замолчал, Фредди вдруг почувствовала, что ей не хватает его пения. Зависимость становилась опасной: того и гляди она вообще не сможет без него обойтись. Черт, это уже совсем никуда не годится! Раздражение требовало выхода, и Фредди решила напрямик задать долго терзавший ее вопрос:

— Вы проводите своей ногой по моей нарочно?

Всякий раз, как его нога касалась ее, Фредди вздрагивала, будто от удара током.

— Прекратите немедленно!

Ни слова не говоря, он поскакал вперед. Фредди сразу же оказалась в кромешной мгле. Фриско давал ей возможность почувствовать, каково ей будет в ночном дозоре, когда он перестанет ее сопровождать. Вот уж действительно тоскливо в полном одиночестве круг за крутом объезжать стадо. Фредди никогда не принадлежала к числу людей, любивших уединение. Компания собственных мыслей ее совсем не устраивала.

Пришпорив коня, Фредди поехала быстрее, но и Фриско увеличил темп, держась на расстоянии вплоть до конца дежурства. Злая и раздосадованная, тщетно стараясь не показывать своего состояния, она остановила лошадь у фургона-кухни, поджидая Фриско. Наверное, она совсем не была бы против, если бы Дэл, как в прошлый раз, опустил ее на землю. Но он, не оглядываясь, объехал фургон с другой стороны и, расседлав коня, направился к костру налить себе кофе. Вздохнув, Фредди спешилась и пошла следом. Ей внезапно тоже захотелось кофе.

— Сегодня вы и в самом деле меня замучили, — проговорила она достаточно тихо, чтобы никого не разбудить, но и достаточно резко, чтобы Дэл почувствовал ее настроение.

Налив себе кофе, она села рядом с ним на траву и стала смотреть на низкие язычки пламени под котелком.

— Ну что же, вы меня тоже сегодня замучили. Чтобы разговаривать, надо ехать рядом, а ехать рядом — значит касаться друг друга время от времени. Вот и все, что за этим стоит.

— Хорошо, что вы это понимаете.

Фредди надеялась, что Фриско или не разглядит, что она покраснела, или решит, что это из-за идущего от костра жара.

— Почему вы процитировали строчку, в которой любовь называют болезнью?

— Просто так. Пришло на ум, и все.

— Ну что же, парень, который так сказал, был прав.

Она не решилась повторить цитату, поскольку память на стихи была ее слабым местом, из-за чего маэстро не раз приходил в отчаяние. Но зато она всегда верно улавливала суть.

— Я не хочу вновь заболеть этой болезнью.

— Выходит, что вы — женщина опытная, — сказал он то ли насмешливо, то ли презрительно.

Она не могла понять, дразнит он ее или нет.

— Достаточно опытная, — ответила она, вскинув голову.

Фредди пережила пару десятков приключений и один раз ошибочно приняла свое увлечение за любовь. Последний опыт был слишком унизителен, чтобы о нем распространяться, но, слава Богу, ей хватило ума не поддаться искушению отдаться мужчине только за то, что на сцене на нем классно смотрятся рейтузы и камзол.

— Полагаю, вы тоже достаточно опытный мужчина.

— Достаточно опытный, — ответил он ей ее же словами и одарил той самой холодновато-ленивой улыбкой, от которой у нее сводило бедра и сердце начинало колотиться как бешеное.

— Мне не хочется об этом говорить, — вдруг сказала Фредди.

Она сама не понимала, зачем сидит рядом с ним среди ночи, когда давно могла бы сладко спать. Распрямив плечи, она поднялась и пошла прочь от костра, чувствуя спиной его взгляд.

— Спокойной ночи, — тихо произнес он ей вслед, но Фредди не ответила.

Потом, забравшись в спальник, она еще долго смотрела на небо, светлое от звезд, и думала о Фриско. Дэл просто выламывался перед ней. Сыпал цитатами про любовь, пел. В общем — рисовался. Хотел показать, что он больше чем ковбой и бывший пьяница.

Хотелось бы и ей тем же манером показать ему, что она больше чем бывшая актриса, женщина с подмоченной репутацией, неспособная довести до конца ни одного начинания.

Фредди повернулась на бок, и нос ее коснулся какой-то ткани. Она привстала и подняла с земли квадратный лоскут. Новый платок. Озадаченная, она обвела взглядом спящих. Кто оставил ей этот подарок?

Потом она вспомнила, что Лутер и Джек ездили сегодня в Сан-Антонио. Фредди посмотрела туда, где был разбит их лагерь. Костер догорал, но над ним виднелись очертания котелка. Скорее всего они еще не спят. Что там говорил о подарках Лутер? «Принимать подарки во время перегона не возбраняется». Колдуэлл, кажется, был поначалу против, но, похоже, Морланду удалось его убедить. Иначе с чего бы вдруг он стал делать подношения?

Играя с платком, Фредди решала, как быть. Пойти поблагодарить Джека за его скромный дар или отказаться принять платок? Но сделать вид, будто ничего не было, — нет, это не в ее правилах. Фредди предпочитала определенность, и Джек, неплохо узнавший ее за время их тайного романа, кажется, сделал ставку на ее любовь к ясности.


— Уорд, прошу тебя, я не могу и дальше оставаться без обеда.

Взглянув на главный лагерь, Лес увидела, что многие погонщики уже сложили пустые миски в лохань и закурили. Здесь не было воды, и быки вели себя беспокойно. Сегодня лагерь должен был сняться с места раньше обычного.

Уорд проследил взглядом за Лес и схватил ее за подбородок. Со стороны могло показаться, что он лишь дотронулся до ее лица, как это делают влюбленные. Никому бы и в голову не пришло, что его пальцы сдавили ее лицо так, что она рта раскрыть не могла.

— О чем вы с Фриско говорите во время ночного дежурства? Отвечай!

Лес сжала запястье Уорда, давая понять, что если он хочет получить ответ, то должен ее отпустить.

— Мы пели, обсуждали дневные происшествия, Дэл говорил мне о вещах, которые я должна знать, — промямлила она. Увидев, что Уорд злобно прищурился, Лес принялась объяснять: — О таких, как форсирование рек, и все такое!

Она страшно устала и ужасно хотела есть.

— Сегодня Дэл в последний раз поедет со мной в ночное. Завтра я буду одна на дежурстве, — не без грусти проговорила она.

Она боялась темноты, но еще больше — ответственности.

— Уорд, я должна идти, прошу тебя.

Дэл, нахмурившись, смотрел на них издали.

— Я не понимаю тебя, Лес! По-твоему получается, что я не должен беспокоиться по поводу того, что моя невеста проводит по полночи с другим мужчиной?! Похоже, тебе не нравится то, что я советую тебе для улучшения твоей работы. Ты всячески даешь мне понять, что тебе лучше с ними, — махнул он рукой в сторону главного лагеря, — чем со мной.

— Уорд, ваши фургоны передвигаются с большей скоростью, чем стадо. Ты успеваешь пообедать и отдохнуть к тому времени, как я только добираюсь до лагеря, — говорила Лес, стараясь урезонить Хэма. — У нас остается очень мало времени на еду, потому что мы с Фредди приезжаем последними.

— Желудок для тебя важнее, чем я?

— Я этого не говорю, — сказала Лес, уже впадая в отчаяние. — Но мне необходимо есть. Если я пропускаю обед, то уже не могу нормально работать. К вечеру едва держусь в седле. Должен же ты понять…

— О, я все правильно понимаю! — с тихим рычанием произнес Уорд. — Понимаю, что я продал магазин и отправился в этот проклятый перегон, чтобы поддержать эгоистку, которая только о себе и думает. Понимаю, что обрек себя на муки непонятно ради чего. Я собирался подарить тебе банку томатов, — добавил он, кивнув на раздутый от поклажи фургон, — но теперь вижу, каким был дураком. С какой стати женщина с фамилией Рорк будет считаться с простым лавочником?

При упоминании о томатах у Лес потекли слюнки. Эта банка не помешала бы ей сейчас, хотя бы вместо обеда. Алекс успеет все упаковать до того, как ей, Лес, удастся успокоить Уорда.

Все произошло именно так, как она и предчувствовала. Лес все еще пыталась смягчить гнев Хэма, когда Фредди окликнула ее по имени. Взглянув в сторону лагеря, Лес увидела, что огонь погас, котелок с кофе убран и все погонщики уже ускакали. В лагере остались лишь Алекс с мулами, готовыми тронуться в путь, Фредди с ее, Лес, лошадью на поводу и Дэл Фриско, наблюдавший за ней с грозным видом, предвещавшим разнос.

— Мне надо идти, — наконец отделалась Лес от жениха.

Приближаясь к Фриско, она почувствовала приступ панического страха. Дэл не стал устраивать ей выволочку за неимением времени, и, не глядя на Фредди, Лес принялась седлать коня.

— Лес, — позвала ее Алекс. — Я жду только тебя. Подойди на минуту.

Сжимаясь под взглядом Фриско, Лес хотела было поскакать за стадом немедленно, но многолетняя привычка во всем повиноваться Алекс взяла верх. Взглянув на старшую сестру с мольбой, она пролепетала:

— Прошу тебя, не надо нотаций.

Взгляд Алекс остановился на скуле сестры.

— Если ты позволишь ему издеваться над собой сейчас, он будет делать это всю жизнь, — сухо сказала она и протянула Лес маленький сверток. Затем Алекс натянула поводья.

— Здесь никто не пользуется особыми льготами! — резким тоном заявил Дэл, обращаясь к Алекс. — Если Лес не ест вместе со всеми, пусть не ест совсем. Не делайте этого впредь.

Глазами он указал на сверток, который Лес торопливо засунула под жилет.

Алекс смерила его презрительным взглядом. Лес все на свете отдала бы, лишь бы научиться смотреть так высокомерно и холодно, как это умела делать Алекс.

— Лес — моя сестра, — свысока бросила Алекс. — Если я считаю нужным потратить дополнительное время на приготовление ей отдельного блюда — это мое дело, а не ваше!

Хлестнув мулов по спинам и резко дернув за поводья, Алекс помчалась прочь, в прерии.

Слезы удивления, благодарности и восхищения блестели в глазах младшей сестры. Если бы она могла так противостоять людям, как это умели делать старшие! Взглядом она проводила удалявшийся фургон. Она не могла припомнить ни одного случая, когда хотя бы попыталась помочь Алекс.

У Фриско на щеках заходили желваки:

— Если вы будете продолжать пропускать обед, нам придется серьезно поговорить. Меня такое положение не устраивает, так и знайте!

Развернув коня, Дэл поскакал к стаду.

— Браво, — тихо сказала Фредди; она тоже провожала взглядом повозку с полевой кухней. — Временами меня в Алекс восхищают те же качества, за которые иной раз мне хочется ее удавить.

Фредди взглянула на жилет сестры, оттопыривающийся из-за спрятанного под ним свертка.

— Нас всех кормили остатками «похлебки сукина сына». Надеюсь, — добавила она, брезгливо поведя плечами при воспоминании об обеде, — что тебе положили что-нибудь получше. Не могу сказать, что ты это заслужила.

Они ехали вместе рысцой, палимые солнцем, покрытые пылью, подгоняя тех же самых строптивых быков, что вечно тащились в хвосте.

— Ты не понимаешь, — сказала Лес. — Уорд едет один — у него ведь своя повозка, да и нет у него ничего общего с Лутером и этим игроком Колдуэллом. Ему нужна компания.

— Отлично. Составляй ему компанию после того, как поешь, — предложила Фредди.

— У нас останется лишь несколько коротких минут.

Улучив момент, Лес развернула сверток. Алекс приготовила ей толстый сандвич с маслом и сыром и добавила яйцо вкрутую — вещь поистине драгоценную. Лес не верила своему счастью.

Фредди, нахмурившись, смотрела на яйцо.

— Вот черт, может, мне тоже пару раз пропустить обед?

— Уорд, кажется, не может понять, что мне надо дать время поесть.

Впрочем, ей придется решить эту проблему самостоятельно, если она не хочет вмешательства Дэла. Ей придется все же найти для Уорда подходящие доводы.

Фредди ехала рядом, и их ноги время от времени соприкасались.

— В театре мы делали так: выходишь один на один с персонажем, который не поддается никаким увещеваниям, смотришь ему в глаза и говоришь: «Уорд, я на тебя плюю!»

Лес вскинула поникшую голову. Она могла бы начать говорить Фредди о том, что не должна женщина быть такой вульгарной; она могла бы лишний раз напомнить о том, что у нее в жизни не хватит смелости сказать что-нибудь в этом роде. Но вместо этого она представила вытянувшуюся физиономию Хэма, если бы она все же сделала то, что присоветовала Фредди, и весело, от души рассмеялась.

Фредди улыбнулась:

— Ешь быстрее и давай загоним этих упрямых созданий назад в стадо. С радостью покажу этим толстозадым тварям, кто здесь главный!

Вечером они вернулись в лагерь всего на четверть часа позже остальных и заслужили улыбку и одобрительный кивок от Дэла.

Лес чувствовала, что Уорд наблюдает за ней из своего лагеря, но не подавала виду. Ступая следом за Фредди, она умылась, а затем пошла к Алекс за своей порцией. Когда та положила ей на тарелку кусок мяса, Лес подняла глаза и сказала сестре «спасибо».

— Родственники от Бога, — пожав плечами, ответила Алекс, но затем улыбнулась и тронула Лес за запястье. — Не убегай. На десерт у нас расплавленный нутряной жир с сорго и черной патокой. Собственный рецепт Грейди. Он утверждает, что ребятам это нравится.

— Сало? Нутряное сало и патока?

Они с Алекс посмотрели друг на друга и прыснули от смеха.

— Авторитетно заявляю: это надо есть быстро, пока блюдо горячее, не то жир затвердеет и прилипнет к небу.

Подошедшая Фредди захватила как раз конец разговора.

— Надеюсь, Алекс, ты записываешь все эти рецепты, чтобы, вернувшись в Бостон, изумить своих шикарных знакомых? Хотя, — со смехом уточнила она, — в Бостоне вряд ли удастся найти кишки лонгхорна.

— И она уже не сможет назвать блюдо его настоящим именем. «Похлебка сукина сына» — как звучит! — сказала Лес. — Алекс назовет ее чем-то вроде «рагу для неджентльменов».

Это название так развеселило сестер, что они просто покатились со смеху и хохотали до тех пор, пока не заметили, что все вокруг притихли.

Лес оглянулась и увидела, что погонщики смотрят на них. Вначале она не поняла, чем они заслужили такое внимание. И только потом до нее дошло. Впервые ковбои видели сестер смеющимися вместе.

Все еще улыбаясь, Лес смотрела на свою растрепанную, обожженную солнцем сестру. При всей своей внешней грубости и склонности к эпатажу, Фредди была совсем не так уж плоха, и временами Лес по-настоящему получала удовольствие от общения с ней. И за маской гордой недотроги, какой все видели Алекс, скрывалась заботливая женщина, способная постоять за других не меньше, чем за себя. К тому же довольно милая.

Смеяться вместе с сестрами, радоваться тому, что они рядом, — вот самое приятное чувство, которое посетило Лес за последние годы.


Давно пора расставить точки над i. Фредди и так откладывала выполнение намеченного уже второй день. После ужина, языком соскребая с неба остатки застывающего жира, она медленно шла в сгущающихся сумерках к лагерю наблюдателей. Уорд отошел куда-то с Лес, но Лутер и Джек сидели у огня и пили кофе.

Джек встал:

— Добрый вечер, Фэнси, сладенькая. Я все думал, когда ты заскочишь?

У Фредди сердце упало, когда, взглянув на Лутера, она поняла, что он не пропустил мимо ушей фамильярность Колдуэлла. Теперь все будут знать, что они с Джеком знали друг друга и что между ними что-то было. Расправив плечи, Фредди посмотрела Джеку прямо в глаза.

— Не называй меня «сладенькая».

Фредди от всей души надеялась, что она произнесла эту фразу с такой же надменной холодностью, как сделала бы на ее месте Алекс.

— И не покупай мне больше никаких подарков.

С этими словами она вручила Джеку платок.

— Брось, Фэнси, сладенькая, не будь такой букой! Мы ведь уже все обсудили, помнишь? И мы решили, что не будет никакого вреда, если мы останемся друзьями. Решили начать с той точки, на которой закончили, верно?

Фредди смотрела на Джека со смешанным чувством презрения и ненависти. По желанию Фредди их отношения оставались тайной. Она не хотела, чтобы отец догадался, что у нее роман с шулером, не хотела давать пищу для сплетен городским кумушкам. Джек сказал тогда, что понимает ее. Да только она не поняла его. Он все сам расставил по местам во время последнего разговора. И она, кажется, ясно дала ему понять, что продолжения не будет. Может, надо было выражаться еще яснее? Может, надо было прямо сказать, что она никогда не опустится до того, чтобы встречаться с мужчинами такого сорта, как Джек? Пожалела его… или смалодушничала? Теперь наступила расплата. Колдуэлл метал бисер перед Лутером.

И если бы только перед Лутером! Из темноты появился Дэл, а за ним Лес и Уорд. И получилось, что последние слова Джека Колдуэлла стали общим достоянием.

Он подошел к Фредди вплотную, небрежно помахивая отвергнутым платком.

— Ты все правильно поняла, Фэнси, сладенькая. Это я купил для тебя в Сан-Антонио. Как маленький знак внимания с моей стороны. В счет старой дружбы, крошка.

Фредди вся дрожала от злости.

— Когда-то я уже велела тебе отправляться ко всем чертям, Джек Колдуэлл! И то же самое повторяю сейчас.

— Ах ты вздорная маленькая бестия! — со смехом сказал он. — За это ты мне всегда и нравилась.

Он окинул ее взглядом, в котором смешались насмешка и похоть. У Фредди чесались руки, чтобы влепить ему пощечину.

— Сегодня такая луна… Как насчет прогулки под звездами? Пять против десяти, что ты не будешь разочарована.

— Ты проиграл! — бросила она в ответ. — Никаких прогулок с тобой ни сейчас, ни впредь.

Развернувшись на каблуках, она пошла к костру, вокруг которого сидели погонщики, забавляя друг друга длинными байками.

Она не прошла и половины пути, когда Дэл поравнялся с ней и, засунув руки в задние карманы, сказал:

— Интересное дело, Фэнси, крошка! Выходит, и у тебя рыльце в пушку! Как же так, Фэнси, сладенькая? Получается, вы с Лолой питали интерес к одному и тому же мужчине?! Что-то я тебя не пойму: не ты ли заявила, что не можешь доверять мне из-за того, что мне случилось знать твою мачеху?

— Мои отношения с Джеком Колдуэллом закончились еще до того, как я тебя встретила!

— Отношения? Так это у вас называется? У нас с Лолой отношения были иного рода, к тому же они закончились гораздо раньше, чем у вас с господином полномочным представителем вдовы Рорк.

Краска залила лицо Фредди.

— Ты тоже можешь отправляться к черту! Вы оба! Катитесь к дьяволу!

— Думаю, что я и так достанусь чертям. Это уж факт. — Он продолжал смотреть ей в глаза. — Крошка Фэнси.

В его устах ее сценическое имя звучало пошлой дешевкой, словно прозвище продажной женщины. Не помня себя от стыда и гнева, Фредди, оттолкнув его, поспешила к фургону за спальником. Схватив рулон, она унесла его подальше от костра, подальше от всех и, расстелив постель, с головой залезла под одеяло.

Боже, как противно, что о ней и Джеке узнал Дэл! Она и представить себе не могла, что ей будет так плохо. И что самое ужасное, этот факт ее биографии лишь утвердит его в мысли, что все актрисы — женщины второго сорта, и она в том числе. Даже Уорд был респектабельнее Джека Колдуэлла. Ни одна порядочная женщина не пустила бы шулера и на порог.

Перевернувшись на живот, Фредди спрятала лицо в изгибе локтя. Первым побуждением было броситься за Фриско и объяснить ему, что она была страшно одинока и Джек оказался первым, кто стал ухаживать за ней так, словно она была той Фредди Рорк, которая осталась в прошлом — до ее побега из дома с актерской труппой. С самого начала она понимала, что он нехороший человек, что он ей не пара, но страх одиночества оказался сильнее доводов рассудка.

Она все еще продолжала заниматься самобичеванием, когда две тысячи быков разом вскочили на ноги и земля задрожала под ногами. На этот раз Дэл ждал от нее участия в обуздании этого дикого бега.

Дрожа от страха, Фредди побежала к коню, по пути натягивая сапоги, затем, наполовину ослепнув от пыли, вскочила в седло и поскакала за разбегающимся стадом. Для этого ей пришлось собрать в кулак всю свою волю и храбрость.

Загрузка...