Лучший мужчина

Глава 17

Ни одна приличная женщина не станет сидеть в номере гостиницы, дожидаясь прихода любовника, — Фредди прекрасно это знала. Чем дольше она ждала Дэла, тем больше нервничала и тревожилась. Идиотская ситуация! Она давно сбежала бы, если бы не додумалась выстирать всю свою одежду в оставшейся после купания воде. Вещи, развешанные по комнате, все еще не просохли.

Завернувшись в полотенце, Фредди сидела у открытого окна, и теплый ветерок сушил ее влажные волосы. Она кусала пальцы и горько сожалела о том, что уступила Дэлу. О чем, спрашивается, она думала? По мнению Фриско, он правильно поступил, доставив ее сюда. Но ведь ему так и не пришлось тащить ее насильно… Фредди знала, что он человек прямой — что на уме, то и на языке, — но из этого следовал весьма неприятный для нее вывод.

Из этого следовало, что она здесь по собственному желанию. Она согласилась — и он ее сюда привез. Она сама согласилась — вот что было скверно.

Она могла бы долго перечислять его недостатки. Его слабость к спиртному — это раз. Его прошлые отношения с Лолой — это два. Его послужной список — это три. Да еще и его сходство с Джо, отцом Фредди. Фредди всегда избегала ухаживаний со стороны владельцев ранчо. Она не хотела провести всю жизнь в глуши, среди скотины и ковбоев.

С другой стороны, Дэл был образованным человеком, и все его уважали. Он был уверен в себе и силен. И цитировал строчки из драматических произведений. Даже читал стихи наизусть. Он был честолюбив и энергичен, а его грубоватость — она лишь красила его. И еще у него была мечта.

Но самое главное — Дэл разбудил в ней нечто такое, о чем она даже не подозревала. Его снисходительная улыбка и прищур ярко-голубых глаз оказывали на нее какое-то странное воздействие — они будили желание настолько острое, что она боялась сойти с ума. Дэл намекнул: то, что между ними произошло, — это не одно лишь разочарование, и ей ужасно хотелось узнать, что же он имел в виду.

Она вздохнула. Приподняла влажную прядь, чтобы волосы побыстрее высохли в лучах уже заходящего солнца. Снова обвела взглядом комнату, обставленную гораздо лучше, чем, по представлению Фредди, могла быть обставлена комната в гостинице такого захудалого городка. Трюмо возле кровати, обеденный стол и стулья, все из вишневого дерева, изящное бюро… а небольшой диванчик, обитый шелком, и такое же кресло вносили в обстановку даже некоторый элемент комфорта, если не роскоши. Но больше всего ей понравилась приятной расцветки ширма.

Фредди нервно потирала ладони. Ей хотелось сбежать из гостиницы. Но хотелось сбежать так, чтобы он ее нашел.

К тому моменту когда раздался стук в дверь, Фредди довела себя почти до истерики. Вскочив, словно обезумев, она принялась натягивать на себя еще влажную одежду с твердым намерением уйти — неизвестно, правда, куда и каким образом. Она знала лишь одно: в этой комнате ей нельзя оставаться больше ни минуты, надо вырваться на свободу. Кровать, казалось, все увеличивалась в размерах — теперь она уже занимала почти всю комнату.

— Фредди, открой!

Она стояла по другую сторону двери и вертела в руках шляпу. Стояла в нерешительности.

— Мне кажется, я передумала, — сказала она наконец. Затем произнесла фразу, которую не произнесла бы ни за что в жизни, случись это при других обстоятельствах: — Я хочу вернуться к стаду.

— Фредди, открой эту проклятую дверь и впусти меня.

— Ты как приехал — на повозке или верхом? Мне нужна лошадь.

Поскольку в окрестностях Форт-Уэрта паслось не менее дюжины стад, Фредди даже не знала, сможет ли найти свое.

— Как ты думаешь, мы не могли бы обсудить эти проблемы… находясь в одном помещении? — Дэл, кажется, терял терпение. Он уже вовсю барабанил в дверь.

— Если я тебя впущу, ты постараешься отговорить меня ехать, — неуверенно проговорила Фредди. — Подожди минутку. Под окнами что-то происходит…

Дэл стоял в гостиничном коридоре и ругался на чем свет стоит. Фредди же вернулась к окну и выглянула. Внизу мексиканские музыканты в сомбреро столпились у фонаря. Они смотрели на Фредди и улыбались. Потом, как по команде, подняли к подбородкам скрипки и заиграли. В этой мелодии было столько томления и грусти что Фредди не могла не заслушаться.

На несколько минут Дэл был забыт. В какой-то момент Фредди услышала, что в номер снова стучат.

— Дэл, это ты? — Она подошла к двери и взялась за ручку. — Это ты пригласил музыкантов?

Фредди по достоинству оценила столь галантный жест. В самом деле, не могла же она покинуть гостиницу во время серенады? Это было бы невежливо по отношению к исполнителям. Выходит, она застряла здесь до конца представления.

— Клянусь тебе, если ты сейчас же не откроешь эту проклятую дверь, я ее вышибу!

Фредди прикусила нижнюю губу. Подумав секунду-другую, она приоткрыла дверь ровно настолько, чтобы высунуть голову.

— Мы ведь только поговорим, мы же не… — Фредди уставилась на свертки, упавшие к ногам Фриско. — Что это?

— Подарки.

Фредди всегда подозревала, что в старой легенде о данайцах, дары приносящих, что-то есть. Возможно, опасаться следовало не только древних греков, но и ковбоев. И только тут Фредди заметила, что Фриско преобразился: сейчас он совершенно не походил на усталого ковбоя.

На нем был новенький, с иголочки, костюм: темные брюки, темный пиджак, белоснежная рубашка и серебристый галстук-ленточка. В руке он держал вычищенную шляпу; и ботинки его сверкали. К тому же от него пахло дорогим одеколоном, а волосы его были напомажены и тщательно причесаны на пробор.

Фредди рот раскрыла от удивления.

— Ты выглядишь… совсем другим.

Сейчас Дэл казался ей таким красавцем, что дух захватывало. Сегодня загар его стал темнее, а глаза — ярче. Плечи сделались шире, а бедра — уже. Она привыкла видеть его со щетиной на щеках, но сегодня он был чисто выбрит, отчего его губы еще больше притягивали взгляд.

Он пнул дверь ногой и переступил порог, оттеснив Фредди от двери. Затем занес в комнату свертки, бросил их на кровать и, вытащив из жилетного кармана часы, взглянул на циферблат.

— Ужин будет сервирован у нас в номере через час.

Впервые с тех пор как Фредди с ним познакомилась, он казался нервным и неуверенным в себе.

— Пойду подожду внизу, так что комната в твоем распоряжении. Можешь одеваться. Вернусь через сорок минут. И еще… Вот… Алекс тебе передала.

— Подожди минутку, — попросила Фредди, но он уже закрыл за собой дверь.

Алекс передала духи? Значит, она знает?.. Фредди сделалась пунцовой. Упав на кровать, она смотрела на зажатый в руке флакон. Черт… За время путешествия ее отношения с сестрами совершенно изменились. Если вначале ей было наплевать на то, что думают о ней сестры, то теперь их мнение значило для нее очень много.

Минут пять Фредди провела в каком-то странном оцепенении. Наконец задумалась о том, почему Алекс решила передать ей эти духи. Открыв крышку, Фредди поднесла флакон к носу, вдыхая тонкий цветочный аромат. А может, Алекс вовсе не была образцом рассудительности, хотя именно такой ее всегда и считали? Удивительно! У Фредди словно потеплело на душе, и настроение ее поднялось настолько, что она решила рассмотреть содержимое свертков.

Перед тем как уйти — а это намерение еще ее не покинуло, — недурно было бы узнать, что принес Дэл. Обнаружив нарядное платье и туфли, ночную рубашку и ленты, прислушавшись к звукам музыки, доносившимся из-под окна, Фредди совершенно растерялась. И вновь окинула взглядом комнату — мигом преобразившуюся.

— Невероятно, — пробормотала она. — Дэл Фриско к тому же еще и романтик.

Столь неожиданное открытие весьма ее порадовало. Приложив к себе платье, Фредди подошла к зеркалу и невольно улыбнулась. Он выбрал для нее наряд из темно-зеленого шелка, с золотистой кружевной отделкой по вороту и рукавам. Кажется, платье было ей в самую пору. Если он к тому же не забыл и о шпильках…

— Ах, какие мы чувствительные! — гримасничала Фредди, беседуя со своим отражением в зеркале. — Стоит нам подарить платье и туфельки, как мы уже на все согласны. Да, и флакон духов!..

Фредди рассмеялась. В конце концов, ни платье, ни духи ровным счетом ничего не значили. Как только она его увидела, все сомнения покинули ее и с новой силой вспыхнуло любопытство: какое же этот вечер получит продолжение?

На сей раз, едва Дэл постучал, Фредди во всю ширь распахнула перед ним дверь. В комнату сразу же вошли несколько человек: сначала — мальчик с корзиной цветов, затем два официанта вкатили стол, накрытый белой скатертью и сервированный китайским фарфором и сверкающим серебром, и лишь после этого появился Дэл.

Он зашел в комнату и остолбенел.

— Боже мой…

Он осмотрел зеленое шелковое платье сверху донизу. И только потом осмелился заглянуть в глаза Фредди.

— Ты самая красивая женщина из всех, что мне довелось видеть!

Фредди смотрела на него искрящимися глазами. Смотрела, немного кокетничая. Сегодня она впервые после смерти отца надела яркую одежду — до этого Дэл видел ее лишь в темном. Сейчас она выглядела чудесно — о том свидетельствовало отражение в зеркале; но ей необходимо было услышать об этом от Дэла, хотелось увидеть свое отражение в его глазах.

Они долго молчали, глядя друг на друга. Фредди чувствовала, что во рту у нее пересохло, чувствовала, как гулко бьется ее сердце. Если бы вечер на том и закончился, она все равно запомнила бы его на всю жизнь и лелеяла бы воспоминания об этих мгновениях. Музыка, аромат духов, корзины с цветами… И этот страстный взгляд Дэла.

Он шагнул к ней и осторожно коснулся ее руки. Затем положил ладонь ей на талию и церемонно повел к столу. Все эти торжественные приготовления к ужину выглядели довольно странно — ведь они так долго ели, сидя на земле, ели из оловянных мисок… Фредди чувствовала себя так, будто играет роль, но только слов своих она не знала. А если бы и знала, то рядом с ним — его дыхание согревало ее щеку — все равно не вспомнила бы слова.

Дэл выдвинул для нее стул, и Фредди села, прошелестев шелками. Официант расстелил у нее на коленях белую льняную салфетку, второй официант налил ей бокал вина. Фредди так нервничала, что забыла о пагубном пристрастии Дэла, и, когда он накрыл свой бокал ладонью и покачал головой, давая официанту знать, чтобы ему не наливали, она спросила:

— Ты не хочешь вина?

— Нет, — ответил Дэл. Глубоко вдохнув, он добавил: — Чтобы опьянеть, мне достаточно посмотреть на тебя.

Фредди даже рот раскрыла от удивления. Она и представить не могла, что Дэл способен произнести такие слова. Дэл, который держался в седле так, будто конь был частью его самого, который умел навести порядок в стаде даже самой темной ночью, Дэл, который с криками и проклятиями переправлял животных через полноводные реки, который был безжалостен к себе и окружающим… Она могла бы поклясться, что этот человек не может быть нежным, что он не знает ласковых слов.

Едва официанты сняли серебряные крышки с блюд, как Фриско приказал им уйти.

Фредди облизала губы, отчаянно пытаясь найти хоть какие-то слова, уместные в данной ситуации. Но глядя на этого нового, незнакомого Дэла, она совсем не находила слов. Внезапно ей пришло в голову, что и он испытывает те же затруднения — ведь она, Фредди, нарядная и надушенная, кажется ему такой же странной и незнакомой.

Фредди снова облизала губы. Пригубив вина, окинула взглядом блюда.

— Выглядит замечательно, — пробормотала она, прекрасно понимая, что в своем нынешнем состоянии не проглотит ни кусочка.

Дэл поднял глаза к потолку. Помолчав немного, откашлялся и произнес:

Он вертел в руках пустой бокал; взгляд его был прикован к полной упругой груди, выступавшей в глубоком вырезе платья.

Фредди судорожно сглотнула и выпалила первые же пришедшие на память строчки:

Улыбнувшись, Дэл продолжил цитировать Шекспира, строки которого вспомнила Фредди:

Фредди подхватила:

Рассмеявшись, Дэл тихо продолжал:

Фредди не могла опомниться от потрясения. Она поверить не могла, что слышит эти стихи из уст Дэла. И потом… Все это слишком уж походило на сон. Еще сегодня утром она была женщиной-ковбоем — и вдруг превратилась в прекрасную даму, за которой ухаживает галантный кавалер.

— Дэл, — прошептала она, глядя в его воспаленные от желания глаза, — что ты делаешь?

— Пытаюсь тебя соблазнить. Пытаюсь на этот раз сделать все как положено, — заявил он без обиняков, но глаза его при свете свечей казались удивительно теплыми.

Резкость — и одновременно нежность… В этом был весь Дэл. В пламени свечей черты его лица приобрели непривычную мягкость. Розоватые блики плясали на его руках, искрились в хрустале бокала. Он не сводил с нее глаз с тех пор, как вошел в комнату. Фредди помнила, каким было его тело, его мускулистые ноги и твердый плоский живот, но сейчас не тело, а взгляд Дэла заставлял ее чувствовать странное тепло и слабость, словно вся она под ним плавилась и растекалась. Взгляд этот был теплым и ласковым, когда он читал стихи, и становился тяжелым и пристальным, когда он молча пожирал ее глазами, сгорая от желания.

Фредди стала замечать, что испытывает странное беспокойство. Тепло, растекавшееся по телу, начинало переходить в жар, по спине же пробегала нервная дрожь. Взяв в руку вилку, Фредди уставилась в свою тарелку. Она ела, но не чувствовала ни запаха, ни вкуса. Слушая стихи, краснела, когда строчки становились опасно созвучными ее ожиданиям.

За спиной Дэла соблазнительно и таинственно поблескивало шелковое покрывало на кровати. Вся комната — кроме освещенного свечами стола и этого серебристого светлого пятна — погрузилась во мрак. В открытое окно лилась музыка, сладостная и манящая. Губы Фредди дрожали; дрожали и пальцы. Пламя свечей освещало все лицо Дэла, но она видела лишь его глаза и губы. Вдруг подумалось: если он ее сейчас не поцелует, то она, возможно, лишится чувств.

Словно прочитав ее мысли, Дэл встал и подал ей руку. Они стояли так близко друг от друга, что подол юбки касался его ног. Он провел кончиком пальца по ее губам. Фредди закрыла глаза и покачнулась, когда он, словно снимая с ее шеи невидимые соринки, задержал руку на вырезе платья. Ей казалось, она вот-вот задохнется; казалось, сердце вот-вот остановится… Когда же губы его наконец впились в ее уста, из груди Фредди вырвался стон облегчения.

Охваченная желанием, она готова была прижать Дэла к себе и ответить на его поцелуй, но он, к ее изумлению, чуть отстранился. Он придерживал ее рукой за талию, и теперь губы его лишь касались ее губ. Затем он принялся осыпать легкими, почти неосязаемыми поцелуями ее веки, виски, щеки… Но постепенно все крепче прижимал к себе, давая почувствовать всю силу своей страсти.

Обезумевшая от желания, Фредди вскрикнула, застонала и прижалась к нему всем телом, стараясь впиться поцелуем в его губы. Но Дэл каким-то чудом ускользал и лишь дразнил своими ласками. Его горячие ладони скользили вверх и вниз по зеленому шелку платья, но он явно избегал прикасаться к ее груди. Она изнемогала от страсти, трепетала, рвалась ему навстречу, словно умоляя его накрыть ладонями ее груди с уже отвердевшими сосками.

— Дэл… Дэл…

Задыхаясь, она шептала его имя и замолчала лишь тогда, когда он поцеловал ее уже по-настоящему. На сей раз поцелуй его был долгим и страстным, однако чувствовалось, что он по-прежнему владеет собой. И Дэл действительно не торопился; целуя Фредди, он словно пил из ее уст чудесный напиток, пил глоток за глотком, так, чтобы сосуд оставался полным. А Фредди сгорала в огне желания, она сходила с ума.

Когда же пальцы его оказались на ее спине — Дэл проворно расстегивал крючки на платье, — Фредди почувствовала то же, что, наверное, чувствует умирающий от жажды, наконец-то сделавший глоток воды.

Фредди стонала, трепетала при каждом его прикосновении, она жаждала этих прикосновений, жаждала слиться с ним воедино и почувствовать в себе его плоть. Ей прежде и в голову бы не пришло, что поцелуи могут так распалить ее. Прежде она даже представить не могла, что когда-нибудь будет воспринимать одежду как досаднейшую из помех, как преграду, отделяющую ее от человека, в котором для нее заключается весь мир.

Раньше она думала, что никогда не сможет стоять обнаженной перед мужчиной, стоять, не испытывая смущения. Но смущения не было. Фредди услышала, как он судорожно вздохнул, глядя на нее. И увидела в его глазах восхищение. Она знала, что Дэл любуется ею. Когда же он, тоже нагой, встал перед ней, она окинула взглядом его мускулистую, стройную фигуру. Все в нем казалось ей достойным восхищения, все его обнаженное тело, поблескивавшее от пота. Она дрожащей рукой дотронулась до его груди, покрытой жесткими темными завитками, и почувствовала, какой он горячий. И что очень ее удивило, он тоже дрожал.

Фредди думала, что и сейчас все будет так, как тогда, в прерии. Но она ошиблась. Он взял ее на руки и осторожно положил на кровать. Затем лег рядом и стал целовать ее, одновременно лаская грудь, талию, бедра. Она чувствовала, как его отвердевшая плоть все сильнее прижимается к ее животу, и инстинктивно обхватила его ногами, но Дэл медлил и продолжал ее ласкать.

Он провел языком по ее шее, оставляя влажный след, затем принялся ласкать груди, стал целовать соски. Она то трепетала, то замирала в восторге, подобных ощущений ей еще не доводилось испытывать. Потом он опустился ниже и стал целовать ее живот. Наконец припал губами к ее лону. Фредди судорожно вздрагивала, задыхалась… Она не в силах была поверить, что все это происходит наяву, происходит с ней, прежде она даже вообразить не могла, что подобное возможно.

Наконец она не выдержала — вскрикнув, уже хотела оттолкнуть его от себя, но тут ее словно захлестнуло горячей волной и она утратила ощущение реальности: казалось, раскаленный огненный шар, порожденный невероятным напряжением, взорвался в ее лоне и разлетелся на тысячи осколков. Она думала, что теряет сознание, настолько мощным был этот взрыв экстаза. Выгнувшись дугой, вдавив затылок в подушку, она судорожно хватала ртом воздух… Фредди тщетно силилась понять, что же с ней произошло.

А потом Дэл лег на нее, заглядывая в ее широко раскрытые глаза. Фредди вскрикнула, почувствовав в своем лоне его плоть. Она обвила его ногами и приподняла бедра, устремившись ему навстречу, повинуясь лишь зову инстинкта. На этот раз боли не было — только ощущение блаженства, только наслаждение и настойчивое желание вбирать его в себя глубже и глубже.

Внезапно она почувствовала, что это начинается вновь… Снова в ней вырос раскаленный шар, впитывающий в себя все ее напряжение, всю энергию ее тела. И сразу руки и ноги расслабились, сделались словно чужие; а пульсирующий огненный шар все рос и рос, пылая жаром, растекаясь волнами наслаждения, уносившими ее все выше и выше к вершинам блаженства.

Крепко прижимаясь к Дэлу, не в силах отдышаться, Фредди держала его за плечи, а он все шептал и шептал ее имя… И вдруг с силой прижал к себе и замер. Минуту спустя разнял объятия и, перекатившись на бок, снова обнял.

Фредди прижалась щекой к его плечу, стараясь успокоиться. Она была вся мокрая от пота, и ночной воздух приятно холодил кожу.

Никогда больше не станет она смотреть на супружеские пары так, как смотрела раньше. Теперь она понимала, почему мужчины и женщины остаются вместе, несмотря на все испытания, почему они так нужны друг другу.

— Я совершенно неправильно играла мадам де Шимай, — сонным голосом пробормотала Фредди.

Дэл чуть приподнялся и вопросительно посмотрел на нее.

— Она любит своего мужа. Я этого не понимала.

Фредди положила руку ему на грудь и стала смотреть, как ладонь ее опускается и поднимается в такт его дыханию.

— Только не обижайся. То, что было… просто… — У нее не хватало слов, чтобы выразить свои чувства. — Я поверить не могла, что смогу испытать такое.

— Черт, Фредди…

Фриско потянулся к столу за сигарой. Затем, нащупав спички, закурил.

— Но это все не ради твоих театральных выступлений, а ради того, чтобы все было как надо.

Дэл вытащил из-за спины подушку и, прислонив ее к спинке кровати, сел.

— Ты все правильно сделал, — прошептала Фредди, вдыхая запах его кожи.

— Значит, ты не собираешься посылать меня к черту? — пробормотал он, касаясь губами мочки ее уха.

— Пока нет.

Фредди засмеялась и провела ладонью по его груди. Сладко зевнула.

— Дэл… — позвала она минутой позже. — Я рада, что это был ты.

Ужасно рада, что этим мужчиной не стал Джек Колдуэлл или один из актеров труппы — ведь за ней многие ухаживали. Она благодарила небо за то, что оно послало ей Дэла Фриско.

— Я что-то вдруг проголодался. А ты?

Фредди весело рассмеялась. Откатившись к краю постели, она взяла со стула ночную рубашку, затем лентой перевязала волосы. Когда они сели за стол, Фредди немного смутилась. Было что-то очень интимное в этом ужине вдвоем — полунагая с полунагим мужчиной. В этом было что-то… очень семейное.

Но нынешняя ночь — не для обещаний, не для мыслей о будущем. Сейчас они были вместе благодаря Дэлу, благодаря его настойчивости.

— Расскажи мне о Монтане, — попросила она, стараясь говорить непринужденно. — Что она собой представляет? Почему ты хочешь там жить?

Дэл глотнул остывшего кофе и усмехнулся:

— Я мечтал о Монтане, но на самом деле я никогда там не был.

Фредди в удивлении приподняла брови и рассмеялась:

— Вот уж не думала!..

— Я видел картины, и я разговаривал с одним ковбоем из Монтаны. Наверное, я мечтал о Монтане главным образом потому, что это не Луизиана, где я вырос, и не Техас, где я испортил себе репутацию.

Насчет испорченной репутации ей ничего не надо было объяснять.

— Но ты ведь хочешь стать владельцем ранчо?

Дэл отломил ломтик хлеба.

— Эту работу я знаю и люблю.

— Дэл, почему ты начал пить?

— Господи! — внезапно выпалил Фриско. — Я же велел музыкантам играть, пока не подам знак, чтобы прекратили. Хочешь еще музыки?

Улыбаясь, Фредди покачала головой:

— Подвиг совершен, и они нам больше не нужны.

Фриско улыбнулся, встал, подошел к окну и бросил ждавшим внизу музыкантам кошелек с деньгами. Вернувшись к столу, взглянул на бокал Фредди.

— Я говорил тебе о том, что знал Лолу, когда жил в Новом Орлеане. Я служил в квартирмейстерском полку. Лола же рыскала в поисках наживы, на войне всегда есть чем поживиться. Если бы я ей не подвернулся, она бы нашла кого-нибудь другого.

Затем Фриско рассказал о своем участии в продаже стада французам, об Эмиле Джули и о том, как Лола улизнула, положив в свой карман все заработанные деньги.

— Я поступил бесчестно. Я предал то, во что верил. И самое страшное — я предал свою страну.

Фредди молчала, раздумывая о том, что рассказал Фриско.

— Но всегда наступает момент, когда каждому из нас приходится… собирать себя по крохам и начинать жить дальше с тем, что удалось собрать, — проговорила она наконец. Вздохнув, добавила: — Не мне тебя судить, но всякий, кто жил в то время, сможет тебя понять.

— Понять не значит принять. Что сделано, того не переделать. Но может быть, я смог бы как-то смириться со своим прошлым и жить дальше. К несчастью, продажа быков, которые должны были пойти на мясо для солдат Конфедерации, — еще не самое худшее в этой истории.

— А что было самым худшим?

— Самое худшее?.. Лишь потом я узнал, что тот француз, которому я отдал стадо, перепродал его на север, — проговорил Фриско с такой болью в голосе, что у Фредди защемило сердце. — Этим мясом кормили солдат, которые убивали моих друзей и соседей. В тот день, когда я узнал, что стало с быками, я зашел в салун и взял бутылку. И расстался с ней только полтора года назад.

— Мне очень жаль.

Они молчали несколько минут. Фредди протянула руку и коснулась его плеча.

— А что заставило тебя бросить пить? — спросила она.

— Возможно, я решил, что и так достаточно себя наказал. Я уладил дела с Эмилем, передав ему свою часть долга. — Дэл пожал плечами и крепко сжал руку Фредди. — Война закончилась для меня в тот день, когда я вновь встретился с Джули. Настало время собирать по крохам то, что осталось от моей жизни после долгой череды ошибок.

Фредди, подавшись вперед, пристально посмотрела ему в глаза.

— Мы приведем стадо в Абилин, Дэл. С этого у нас начнется новая жизнь.

Теперь настало время рассказать Дэлу о том, что ей предложил Джек Колдуэлл. Всякий раз как Фредди вспоминала об этом эпизоде, она начинала злиться. Разозлилась и сейчас.

— Нельзя ему доверять, — подытожила она.

— Лола предложила мне двойную плату, если я не приведу в Абилин две тысячи голов, — сказал Фриско.

У Фредди перехватило дыхание, она не могла вымолвить ни слова. Наконец, сообразив, что перед ней не кто-нибудь, а Дэл Фриско, которому она беспредельно доверяла, Фредди сказала:

— Надо хорошенько следить за погонщиками. Я не думаю, что они предадут нас, но кто знает? У Джека талант находить в людях слабые места.

— Фредди… — осипшим от волнения голосом проговорил Фриско. — Спасибо, что не стала спрашивать меня, принял ли я предложение Лолы.

Фредди взглянула ему в глаза, и что-то теплое шевельнулось у нее в груди; кончики ее пальцев задрожали. Она поняла: этому человеку далеко не безразлично, что она о нем думает, и это открытие стало для нее настоящим потрясением. Фредди впервые подумала о том, что ей будет ужасно грустно и одиноко, когда закончится перегон и Фриско уедет в Монтану, куда его так влекло.

— Если ты сейчас же не снимешь эту свою рубашку, я сорву ее с тебя! — прохрипел Дэл в притворном гневе.

Он встал, окинув ее взглядом, от которого у нее по спине мурашки пробежали.

— Вот как? — кокетливо улыбнулась Фредди. — Значит, с поэзией на сегодня покончено?

— Цветы, рожденные весной, что к лету расцветают…

— …Сегодня дарят нас красой, но завтра умирают.

Фредди со смехом подбежала к кровати, прыгнула на смятые простыни и, скинув рубашку, раскрыла объятия навстречу любовнику. Дэл крепко прижал ее к себе и принялся страстно целовать.

Остаток ночи они провели в постели, и Фредди убедилась, что ей еще многое предстоит узнать об удовольствиях, доступных мужчине и женщине.

Первые сутки в городе Лес почти все время спала, лишь ненадолго просыпалась, обводила взглядом комнату и снова погружалась в сон. На второй день к вечеру она проснулась ужасно голодная и с жадностью набросилась на еду, которую оставили для нее на подносе. Потом пришла сиделка, они немного поговорили, и Лес снова уснула. Когда в Полночь она открыла глаза, сиделка дремала в кресле возле кровати.

Сложив руки на коленях, Лес села, откинувшись на взбитые подушки. Посмотрела в окно, залитое лунным светом. Над лагерем в это время тоже полная луна. И наверное, как всегда в полночь, лонгхорны проснулись и с тихим мычанием принялись жевать. Скоро сменится дозор… А Уорд спит в своей палатке.

Закрыв глаза, Лес потерла пальцами виски. Что же делать?

Сколько раз она убеждала себя: получив наследство отца, Уорд успокоится, почувствует себя счастливым и перестанет бить ее. Перестанет, как только почувствует себя состоятельным человеком. Таким, как ее отец.

Но в глубине души всегда жило опасение: он постоянно будет придираться к ней, срывая на ней зло. А злиться Уорд будет очень часто, потому что поводов для разочарований появится немало. Лес не сомневалась: Уорд останется таким как есть, получи они хоть втрое больше денег, он никогда не станет таким, каким был Джо Рорк, никогда не станет похожим на отца, никогда не будет достойным уважения мужчиной.

И сейчас, наедине со своими мыслями, вдали от Уорда, Лес могла признать: она и сама его не уважала. Не была даже уверена в том, что он ей все еще нравится. Но что она могла поделать?

Уорд продал лавку и пожертвовал всем, чтобы сопровождать ее в этом путешествии. И он оставался ее единственной надеждой на случай, если они не приведут в Абилин две тысячи быков. Ведь они могут и проиграть, а без него она пропадет. Или она преувеличивает?

Конечно, Лес переживала и из-за сестер. Если наследство Джо достанется его вдове, всем трем придется несладко. Впрочем, Лес почему-то не сомневалась: ее сестры не пропадут и без отцовских денег.

И сейчас, глядя на полную луну, Лес спрашивала себя, сможет ли и она выстоять без опоры, найдет ли в себе силы и решимость построить жизнь без отцовских денег. И без Уорда. Эта мысль оказалась столь для нее новой, что ей тотчас же захотелось уткнуться лицом в подушку и не думать ни о чем подобном. Но Лес все же заставила себя задуматься, поразмыслить…

Несколько минут она тщетно пыталась прояснить для себя ситуацию. Наконец тяжко вздохнула. Пришлось признать, что она утратила прежнюю ясность взгляда, ясность мысли. Этот перегон многое изменил и вокруг нее, и в ней самой. Подавив зевоту, Лес откинулась на подушки и с удивлением почувствовала, что перспектива потерять Уорда больше ее не страшит.

Утром она с наслаждением приняла ванну, вымыла голову. Сиделка отдала ее одежду в стирку, и теперь нижнее белье, штаны и рубашка источали запахи свежести. Взглянув в зеркало, Лес увидела, что на щеках ее опять заиграл румянец, но не от высокой температуры, как это было не так давно, а от настоящего отдыха. В глазах появился блеск, и волосы тоже выглядели здоровыми и блестящими.

— За вами приехал джентльмен, мисс.

— Это, наверное, Уорд, мой жених, — сказала Лес и оглядела комнату: не забыла ли чего?

— Он очень интересный мужчина.

— Уорд? — изумилась Лес.

А может, за ней заехал Дэл? Если так, то ей повезло. У Лес уже испортилось настроение при одной мысли о том, что придется столько времени ехать бок о бок с Уордом.

Но в крохотном фойе гостиницы ее ждал не Уорд и не Дэл. Лутер теребил в руках шляпу.

— Мистер Хэм был занят, и поскольку я все равно ехал в город, то вызвался привезти вас.

Лес понимала, что на самом деле все обстояло несколько иначе. Уорд решил наказать ее за строптивость, за то, что осмелилась отказаться от его общества ради гостиничных удобств. Она улыбнулась, неожиданно для себя отметив, что Лутер и впрямь недурен собой. Уши у него были великоваты, и Лутер краснел, когда говорил с женщинами, но он действительно был красивым мужчиной.

И сейчас, взглянув на него повнимательнее, Лес поняла, что он моложе, чем она думала, совсем не ровесник отцу.

— Лутер, сколько вам лет? — спросила она.

Вопрос был довольно бестактный, и в то же время Лес чувствовала, что на правах старой знакомой может позволить себе некоторую бесцеремонность. Лутер не должен обидеться.

— Сорок два, — с улыбкой ответил он. — По возрасту в отцы вам гожусь.

— Если так, то в семнадцать вы, наверное, были очень привлекательным молодым человеком.

Лес в испуге замолчала. Такое замечание звучало слишком игриво. Лутер улыбнулся и при этом еще больше покраснел.

Взяв ее сумку, он откашлялся и, расправив плечи, сказал:

— Сейчас еще довольно рано. И вот я хочу спросить… Не хотели бы вы поужинать со мной, прежде чем отправляться к стаду?

— Если вы знаете место, куда можно прийти с женщиной, одетой как ковбой, то я с удовольствием поем где-нибудь. Только чтобы не было оловянных мисок.

Лес никуда не торопилась. Перспектива выяснения отношений с Уордом ее отнюдь не прельщала. Она до смерти устала от его длинных монологов и того, что за ними обычно следовало.

Лутер повел ее в ресторанчик, расположенный довольно далеко от салунов и игорных залов, которыми изобиловала главная улица Форта. Едва войдя, она поняла, что Лутер обо всем позаботился заранее, заказав отдельный кабинет, чтобы ее наряд не вызывал излишнего любопытства.

— Не думаю, что моя гувернантка одобрила бы такое поведение, — прошептала она, обводя взглядом прилично одетых дам. Интересно, сколько Лутер заплатил владельцу ресторана?

— Видно, что вы неплохо отдохнули, — сказал Лутер, внимательно глядя ей в лицо. — Должно быть, и чувствуете себя лучше?

— Спасибо, гораздо лучше.

Изучив меню, Лес широко улыбнулась Лутеру, довольная тем, что удалось наконец выбраться на островок цивилизации со всеми ее атрибутами, включая даже ужин в ресторане.

— Случилось что-нибудь интересное, пока меня не было?

— Нас посетил инспектор, и по его подсчетам получилось, что мы потеряли на четыре лонгхорна больше, чем мы считали.

Лес опустила на стол чашку с кофе.

— Выходит, у нас всего сто сорок девять быков форы?

В начале перегона эта цифра казалась огромной, но теперь все выглядело иначе.

— Джеймса укусила гремучая змея, но он был в плотных штанах, так что все в порядке. Один из братьев Уэбстеров подстрелил индейку, и Алекс приготовила шикарное угощение. И еще одна хорошая новость. Дэл решил пустить вас работать вместе с остальными, что означает, что вы не будете постоянно плестись в хвосте стада.

— Неужели! — в восторге воскликнула Лес.

— Дэл сказал, что вы заслужили право работать наравне с мужчинами.

Лес подняла свою чашку, словно бокал с шампанским.

— Нам есть что отпраздновать сегодня. Не придется больше изо дня в день глотать пыль или тащиться по грязи. Мы с Фредди превратились в настоящих ковбоев!

— Вы такая красивая, когда улыбаетесь, — сказал Лутер. И тут же покраснел как рак. Уставившись в тарелку, он пробормотал: — Я не имел права так говорить, извините…

Лес смотрела на него во все глаза. Уши его пылали, а шея сделалась малиновой. Но Лес поразило даже не смущение Лутера — поразили его слова. Никто и никогда, в том числе Уорд, не называл ее красивой. Лес сильно похудела за время перегона, но ей все равно было далеко до Фредди с ее удивительным сочетанием стройности и соблазнительной округлости форм. Не было в ней и утонченности, и классической красоты Алекс. Комплимент так неожиданно польстил ей, потому что было очевидно: Лутер сказал то, что думал. Лес почувствовала, что к горлу подкатил комок, и даже испугалась, что заплачет.

— Лутер, — проговорила она, не поднимая глаз, — вы такой приятный мужчина. Почему вы до сих пор не женились?

Лес тут же испугалась собственной дерзости. Неужели этот вопрос задала она, всегда робевшая, общаясь с мужчинами? Неужели она позволила себе подобное? Да, действительно, к Лутеру она привыкла, и, когда он приходил на ранчо, они часто беседовали о музыке, о книгах, но никогда не затрагивали столь личных тем.

Лутер по-прежнему пылал от смущения, но ему не пришло в голову отказаться отвечать на вопрос. Он потрогал свой воротник-стойку, затем устремил взгляд поверх ее плеча и сказал:

— Была одна молодая женщина. Но юные леди предпочитают общество мужчин помоложе. — Он грустно улыбнулся. — На самом деле я никогда не чувствовал себя по-настоящему молодым, я не умею танцевать, не умею ничего такого, что интересует молодых женщин. Вероятно, она находила меня слишком старым и скучным.

— Вы действительно думаете, что возраст имеет значение, когда двое любят друг друга?

— Все было не совсем так. Я не признавался ей в любви. — Лутер опустил глаза. — Я хотел с ней поговорить, но мне казалось, она не расположена выходить за меня замуж. И в конце концов она выбрала другого.

— О, Лутер, мне так жаль! — Лес порывистым движением накрыла его руку своей. Почувствовав, что пальцы его словно одеревенели, она убрала руку и, краснея от смущения, сказала: — Простите меня за то, что лезу не в свое дело. Не знаю, что на меня нашло. — Заставив себя улыбнуться, она добавила: — По правде сказать, я чувствую себя… немного другой, не такой, какой была в начале путешествия.

Больше они не затрагивали темы, которые их волновали, и поддерживали беседу таким образом, чтобы не переходить на личное. Когда пришло время ехать, небо уже усыпали звезды. В теплом воздухе витали сладкие ароматы трав, и у Лес вдруг стало очень хорошо и спокойно на душе, когда они наконец подъехали к лагерю. Кто-то из ковбоев затянул песню, и протяжное пение, сливавшееся с мычанием быков, казалось замечательной музыкой.

— Лутер, спасибо вам за чудесный вечер, — поблагодарила Лес, когда впереди показались костры. — Я не помню, чтобы мне было так хорошо с…

Честно говоря, Лес не могла бы сказать, был ли в ее жизни лучший день, чем нынешний. Однажды Уорд пригласил ее в ресторан, но оба чувствовали себя неловко, и такого разговора, как сегодня, у них не получилось. При мысли о том, что ей через несколько минут предстоит встреча с Уордом, у Лес началось сердцебиение. Как всегда, он будет угрюмым и злым и станет отчитывать ее за предательство.

Но Уорд удивил ее. Казалось, он забыл о ее дерзости. Он помог ей спуститься на землю, затем, кивнув Лутеру, обнял Лес за плечи. Уорд весь дрожал от возбуждения:

— Мне надо поговорить с тобой прямо сейчас. На карту поставлено все наше будущее!

Лес проводила Лутера взглядом. Затем повела плечами, чтобы освободиться от хватки жениха.

— Это нельзя отложить до завтра?

Она надеялась, что он скажет, как скучал без нее. Или по крайней мере спросит, хорошо ли она отдохнула.

— Я сказал, прямо сейчас! — Схватив Лес за руку, Уорд поднял стоявший на земле фонарь и потащил ее к лощине, где их невозможно было бы заметить.

Лес с тяжелым сердцем присела на глинистый склон и вопросительно посмотрела на Уорда. Фонарь освещал лишь половину его лица, но и этого было достаточно, чтобы заметить, как сильно он возбужден. Лес тщетно старалась припомнить, когда в последний раз видела его таким оживленным.

— Помнишь, Фриско упоминал о предложении Колдуэлла потерять несколько быков? А Фредди рассказывала тебе о том, что Джек и ей сделал такое же предложение? Так вот, я поговорил с Колдуэллом и сказал, что мы готовы работать на него. Лес, ты представить не можешь, что он нам предложил!

У Лес сердце остановилось.

— Уорд, как ты мог?!

Лес попыталась подняться, но Хэм грубо схватил ее за руку, и она, оступившись, упала на скользкий глинистый склон. Не отрывая взгляда от лица Уорда, Лес поднялась, счищая грязь с рубашки.

— Больше не смей говорить об этом, — с угрозой в голосе сказала она.

— Послушай! Колдуэлл пообещал, что Лола заплатит нам восемьдесят тысяч долларов, если мы поможем ей победить. — Глаза его горели. — Восемьдесят тысяч, Лес! Это же целое состояние. Подумай только! Если бы ты знала, как я волновался. Наша фора тает день ото дня. А ведь впереди еще Ред-Ривер и индейские территории… Фриско все равно не сможет привести в Абилин две тысячи быков. Чудес не бывает, Лес!

Внезапно взгляд Уорда сделался жестким.

— И мы не позволим чуду свершиться, — продолжал он. — Я не хочу, чтобы этот сукин сын выиграл. Хочу, чтобы он остался на мели, черт возьми! Тогда Фриско потеряет шестьдесят тысяч долларов и остатки репутации. И это согреет мне душу!

Лес смотрела на Хэма, словно впервые видела.

— Уорд, мы не можем так поступить!

— Я знаю, о чем ты думаешь. Мы отказываемся от суммы в несколько раз большей, чем восемьдесят тысяч.

Хэм схватил Лес за плечи и, сверкая глазами, свистящим шепотом проговорил:

— Лес, мы бы оба предпочли наследство твоего отца, но разве ты не понимаешь? Этому не бывать. Колдуэлл башковитый парень. Он не позволит Фриско выиграть. Но нам с тобой ни к чему проигрывать! От нас требуется только одно: отвернуться, когда какому-нибудь быку захочется вернуться к своим диким родичам. И это все. Не надо быть слишком осторожной во время переправы. Позволь случиться тому, что случится и так, без твоего участия. Сделай это, и мы обеспечим свое будущее!

Отстранившись, Лес поднялась на ноги.

— А как насчет моих сестер? Они тоже получат по восемьдесят тысяч, если мы проиграем?

— Боже мой, Лес, прекрати! Нам нет до них дела. Я рассказывал тебе, как Алекс меня оскорбляла? — Уорд прищурился; глазки его наливались злобой. — Поверь мне, она ни пенни не заслуживает. А Фредди? Эта шлюха и гроша ломаного не стоит! Забудь о них, думай о нас! Помни, что ты должна делать. Приняв предложение Колдуэлла, мы уничтожим Фриско и обеспечим наше будущее. Это же замечательно!

— Ты хочешь, чтобы я предала своих сестер? — изумилась Лес. — Ты просишь меня забыть о том, как мне было тяжело, пока я не научилась всему тому, что умею сейчас? Ты просишь меня перечеркнуть целую страницу жизни? Значит, все было напрасно?

— Я не прошу тебя, — в раздражении проговорил Уорд; он тоже поднялся. — Я не прошу, а приказываю! — Глаза его угрожающе сверкнули. — Попытайся хоть раз пораскинуть мозгами, если они у тебя есть. Все, что мы с тобой пережили, будет не напрасной жертвой, если ты согласишься. Мы получим восемьдесят тысяч долларов. Помни, ты у меня в долгу.

Руки Лес дрожали. Она говорила с трудом, запинаясь. Прекрасно зная, чем закончится их разговор, если она только не уступит, Лес все же не могла не думать об Алекс и Фредди, о том, что они готовы были отдать ей ее долю, даже если бы она покинула их. Хотя, конечно же, Уорду на них наплевать…

— Если мы поможем Лоле в ее обмане, то кем прикажешь нас называть? Мы будем такими же мошенниками, как и она. Даже хуже. Мы станем предателями. Мы предадим людей, которые заслуживают лучшего. Я не могу пойти на это. Так и знай.

Уорд ударил ее по лицу, и Лес отшатнулась. Склонившись над ней, брызгая слюной ей в лицо, он продолжал говорить, но Лес не слышала его; она смотрела на перекошенную от ярости физиономию Хэма и мысленно удивлялась, как она вообще могла с ним встречаться.

— Ты тупица, идиотка! — бушевал Хэм. — Ты хочешь, чтобы мы остались ни с чем? И только ради того, чтобы считаться порядочными? Скажи мне, сможет ли «порядочность» заменить мне мою лавку? Пошевели мозгами!

Уорд взял ее за воротник рубашки и притянул к себе так близко, что она увидела, как бьется голубая жилка у него на виске.

— У тебя нет выбора, — хрипел он. — Я сказал Колдуэллу, что мы сделаем то, что от нас требуется, и сделаем это с радостью. Ты потеряешь несколько быков, Лес, понятно?

Она побелела как полотно.

— Ты зря старался, Уорд, потому что я не помогу Лоле победить. Ни за что!

Он снова ударил ее. Затем схватил за плечи.

— Нет, ты сделаешь это, Лес, или я тебя оставлю. Клянусь, Лес!

Внезапно она возненавидела его до дрожи в руках. Она устала от его постоянных угроз, от побоев, от мерзкого шантажа. Лес ненавидела этого человека, настолько беспринципного, что он не постеснялся потребовать, чтобы она предала сестер, Дэла, других погонщиков. Лес смотрела в его глаза и не понимала, что она могла найти в нем такого, чтобы согласиться стать его женой.

— Вот что, Уорд… Делай то, что обещал. Уходи от меня, да побыстрее!

Хэм рот раскрыл от удивления. Он смотрел на Лес так, словно впервые увидел. Отступив на шаг, он злобно прошипел:

— Вы, Рорки, все одинаковые! Считаете себя лучше других. Ну что ж, ты еще поблагодаришь меня за то, что я спас тебя, дуру. Ты хоть представляешь себе, какая ты дура? — Он снова схватил ее за плечи, сознательно причиняя боль. — Я отстаивал твои интересы, я поднял сумму до восьмидесяти тысяч, торгуясь с Колдуэллом. Но ты не ценишь того, что я для тебя делаю, тебе наплевать на то, чем я пожертвовал. Считаешь, все должны тебе кланяться, раз ты носишь фамилию Рорк!

— Пусти, Уорд, — сказала она тихо, и на этот раз в голосе ее не было ни мольбы, ни слез.

Хэм ожидал, что она вновь начнет извиняться перед ним и оправдываться, но ей, похоже, надоело перед ним унижаться.

— Что это сегодня на тебя нашло?

— Пусти, — повторила она.

Удивленный Уорд убрал руки.

— Никогда больше ты не сделаешь мне больно, — продолжала Лес. — Колдуэллу передай, что я плюю на его предложение. Если ты не согласен на эти два условия, ты мне не нужен. Иди своей дорогой.

Лес сама не верила, что смогла произнести эти слова. Но она сказала именно то, что следовало сказать. Ни одна из ее сестер не позволила бы мужчине так с собой обращаться. Мысли о Фредди и Алекс придавали ей сил, думая о сестрах, она заставляла себя держаться, держаться…

— Подумай, Лес, твои лучшие годы позади. Ты старая и некрасивая. Если я отвернусь от тебя, другого у тебя не будет.

Слова его были жестокими, тем более жестокими, что она знала: это — правда.

— Возможно, я никогда не выйду замуж, возможно, у меня не будет своей семьи. Но остаться старой девой все же лучше, чем жить с сознанием того, что ты предала близких людей. На предательство я не пойду.

Подняв голову, Лес посмотрела на звезды и почувствовала, как с плеч ее свалился тяжкий груз. Ей показалось, что она вдруг стала сильнее и выше ростом.

Сейчас, когда она почувствовала веру в себя и у нее отпала необходимость постоянно искать чьей-то защиты, Лес взглянула на Уорда совсем другими глазами. Недоумевая, она спрашивала себя: как вообще могло случиться, что она стала принимать его ухаживания? Желание сделать что-то в отместку отцу за его женитьбу на Лоле только отчасти объясняло ее поступок. Уорд прав, она была глупая и бестолковая, если выбрала такого мужчину. Ведь она сознательно согласилась, чтобы ее унижали… Уорд, наверное, сразу почувствовал, что она готова сносить все от того, кто возьмет на себя это бремя — принимать за нее решения. Но ростки гордости, прежде слишком слабые, чтобы их заметить, теперь укрепились, и Лес с радостью поняла: гордость не позволит ей больше иметь с ним дело.

— Я не могу выйти за тебя замуж! — выпалила она неожиданно. — Мне искренне жаль, что я раньше этого не поняла. Я возмещу тебе убытки, когда получу свою часть наследства.

Лес хотела быть справедливой и великодушной.

Ей показалось, что она сразу выросла еще на несколько дюймов. Она сделала правильный шаг и выбралась из ловушки, куда упорно загоняла себя, причем выбралась без посторонней помощи. Лес расправила плечи и невольно улыбнулась. Итак, она была свободна.

Больше говорить было не о чем. Все, слава Богу, закончилось.

Лес смотрела вдаль. Она думала о сестрах. Думала, сгорая от нетерпения: ей хотелось сообщить им новость, рассказать о том, что она выдержала наскоки Хэма, не отступила. Лес повернулась к Уорду спиной и стала выбираться из оврага.

Внезапно она почувствовала его руку у себя на плече. Все остальное произошло с поразительной быстротой. Уорд развернул ее к себе и ударил кулаком в лицо. А потом она поняла, что лежит на дне оврага, возле фонаря, и увидела занесенный над ней сапог. Почувствовав страшную боль, Лес вся сжалась. Она понимала, что Хэм может ее убить, и ей оставалось лишь молиться. Пошатываясь, она поднялась на ноги. Ребра, кажется, остались целы, но боль была настолько сильная, что она согнулась пополам.

— Никто так просто не уходил от Уорда Хэма! — прошипел он. — Тебе ведь хочется увидеть мое унижение, не так ли? Ты ведь хочешь пойти рассказать всем, что Уорд Хэм слишком плох для той, которая носит фамилию Рорк? Так вот, ничего у тебя не выйдет! Я скорее убью тебя, чем позволю унизить меня перед всеми!

Он схватил Лес за подбородок с такой силой, что рот ее приоткрылся.

— Так вот, слушай меня, и слушай внимательно! — шипел он, брызгая слюной ей в лицо. — Ты не уйдешь от меня, ты — моя собственность. И я убью тебя, но не позволю лишить меня моих денег. Клянусь, Лес, я их заработал, и я их получу.

Лес в ужасе смотрела на него. Каждый удар ее сердца отдавался болью. Она прекрасно понимала: угрозы Хэма — не просто слова.

— Так что знай: если попытаешься лишить меня того, что я считаю своим, ты умрешь, и все сочтут, что это несчастный случай. Прерии загорятся от удара молнии, и ты случайно окажешься в огне. Или, что тоже вполне возможно, упадешь с лошади и свернешь себе шею. Ты сделаешь то, что велит тебе Колдуэлл. А если меня выдашь…

Уорд взял фонарь и, не оглядываясь, стал выбираться из лощины.

Лес лежала на спине и стонала от боли. Когда боль немного утихла, ее охватило отчаяние. Она сознавала всю безнадежность своего положения, и слезы потоками струились по ее щекам.

Если она расскажет обо всем Дэлу, тот немедленно прогонит Колдуэлла, а с ним и Уорда. Так она избавится сразу от обоих.

Но Уорд никогда ее не простит. Она нисколько не сомневалась в том, что он сумеет осуществить свою угрозу. Он найдет способ отомстить. Ей придется жить в постоянном страхе. И однажды он все же доберется до нее. Хэм не оставит ее в покое. Рано или поздно сведет ее в могилу.

Нет, нельзя рассказывать о том, что произошло. Ей остается лишь молиться и искать другой выход.

Свернувшись в клубок, Лес закрыла глаза и заплакала. Дверца ловушки, вместо того чтобы чудесным образом распахнуться, захлопнулась.