Лунные любовники

Глава тринадцатая

Температура воздуха достигала двадцати семи градусов — не слишком-то и жарко, чего нельзя было сказать о моторном отделении.

Харлан снял рубашку полчаса назад и теперь подумывал, не раздеться ли до плавок: необходимо было вновь спуститься вниз, чтобы наладить электрическую проводку для нового датчика, который привезли сегодняшним утром.

— Признайся, — сказал он себе вслух, — эти проклятые тесные кубрики везде одинаковы.

Это была правда. Хотя моторное отделение яхты вовсе не отличалось маленькими размерами, для Харлана оно было слишком тесным. Во всяком случае, таким же, как и подвал, в котором его держали. В связи с этим на работу, которую можно выполнить за час, у Харлана ушло три часа, и все потому, что он вынужден был часто подниматься на палубу, доказывая самому себе — он свободен.

Ему уже приходилось в течение нескольких дней выполнять в моторном отделении текущий ремонт двигателей. И всякий раз Харлану удавалось оставаться внизу все дольше, пока, в конце концов, он не провел там около сорока пяти минут, не прерывая работы. Он снимал показания датчиков, проверял, нет ли течи. В конце концов, ему удалось выяснить, что поломка, которую он заметил еще на капитанском мостике, заключалась в датчике, а не в двигателях. И сегодня ему удалось заменить датчик за один подход, почти не прерываясь. Окончив работу, Харлан, довольный собой, наконец поднялся на палубу.

Он был доволен, пока не понял, что на палубе его ждет Эмма.

Харлан застыл, как вкопанный. Больше всего ему хотелось убежать, скрыться с глаз, даже если для этого пришлось бы вернуться в моторное отделение. Но он не мог сдвинуться с места.

Он только заметил, что Эмма усердно работала: ее волосы и кожа были влажными от пота. Харлан видел ее глаза, когда она смотрела на его обнаженный торс, заметил, как они расширялись при виде рубцов и ожогов на животе, шрамов от ножевых ран на груди, отвратительных следов от когтей спущенного на него леопарда. На секунду он почувствовал, будто один из его ночных кошмаров возвращается.

— Насмотрелась? — спросил он резко, когда она продолжала стоять, уставившись на него.

— Это все сделал Омар?

— Он обладал богатым воображением.

Она скривила лицо.

— Надеюсь, его стерли с лица земли.

Пораженный тем, с какой яростью она произнесла это, Харлан слегка отступил назад, — он не ожидал такой реакции, не говоря уж о ее ярости. Он ожидал жалости, женских причитаний, даже слез, но не злобы.

— Если бы от меня, — ответил он, в конце концов, — что-то зависело, я поступил бы именно так, но тогда… я был совершенно беспомощен. Впрочем, у Омара полно врагов, так что есть шанс, что один из них его уже настиг.

Ее пристальный взгляд снова скользнул по его телу. Харлан стоял, тихо проклиная минуту, когда решил раздеться, пока мышцы его живота против воли не начали напрягаться под ее твердым взглядом. Только бы не сорваться и не убежать!

Но потом Эмма тихо сказала:

— Я восхищаюсь твоей силой.

— Силой? — Он чуть не фыркнул. Харлан неделями, постепенно, но упорно увеличивал время болезненных тренировок, чтобы приобрести хотя бы такую форму. Когда он приехал сюда, то едва мог пройти весь причал без остановки для отдыха.

Но она кивнула.

— Силой, которая нужна, чтобы просто вынести что-либо подобное. Эти шрамы, как знаки того, что ты прошел через нечто, способное уничтожить большинство людей, если не физически, то морально.

Харлан чуть не сказал ей, как близок был к тому, чтобы пасть духом, когда приехал Дрейвен, как хотел просить оставить его там, потому что думал, что все равно умрет, не выдержав истязаний. Но у Дрейвена были указания от Джоша, поэтому все, о чем бы ни говорил Харлан, вообще не принималось всерьез.

Он не знал, при каких обстоятельствах познакомились Дрейвен и Джош Редстоун, но понял, что этот человек буквально пойдет в ад, если Джош попросит его об этом.

Да собственно, и сам Харлан вряд ли откажется сделать то же самое, если его попросит Джош. Этот человек, как никто из всех, кого знал Харлан, обладал способностью притягивать к себе людей.

— Уверена, я не вынесла бы такого, — тихо сказала она.

— Не надо недооценивать себя, — ответил Харлан. — Большинство женщин выносливее мужчин.

Эмма покачала головой.

— Только не я. Я всегда плачу над глупыми сериалами.

— Это не показатель, — произнес он. — Мой отец плакал над фильмами Диснея и был самым выносливым парнем, которого я знал. Вернее, вторым самым выносливым.

— Первым был тот… кто спас тебя?

Эмма была сообразительна, Харлан уже знал это.

Он кивнул.

— Сейчас, если не возражаешь, я позволю заметить, что нахожусь в центре внимания слишком долго, — сказал Харлан, сам не веря, что стоит здесь столько времени. — Я пойду…

— Прости, — произнесла она. — Я не хотела таращиться, но…

— Да, я знаю. Это жалкое зрелище.

Она пристально посмотрела ему в лицо, и их глаза встретились.

— Видя тебя таким, я чувствую многое, — промолвила она тихо, — но только не жалость.

Эмма повернулась и пошла прочь, не произнеся больше ни слова. Она уже скрылась из виду, но Харлан так и стоял на том же месте, с трудом восстанавливая дыхание.

Он не верил, будто ей не жаль его. А если это действительно так, тогда что еще она имела в виду? Что на самом деле чувствовала?

«Видя тебя таким, я чувствую многое…» Что она хотела этим сказать?

Харлан знал, что конкретно хочет услышать в ответ на свой вопрос. Он хотел, чтобы она, глядя на него, чувствовала то же самое, что чувствует он при виде ее.

Он спустился вниз принять душ, надеясь, что это выведет его из смятения. Сняв джинсы, поймал свое отражение в зеркале и впервые за долгое время внимательно посмотрел на себя.

Эти шрамы, как знаки…

Харлан никогда не считал их такими, главным образом потому, что пытался никогда не думать о них вообще. Их лицезрение напоминало ему, какой тряпкой он был, думая только о своей боли, в то время как Мигель был отправлен в джунгли и там хладнокровно убит.

Когда-то женщины называли Харлана сексуальным. Но это было раньше, в прошлой жизни. И вот теперь он думал о попытке сойтись с одной из них, чтобы посмотреть, как скоро искалеченная плоть отобьет у нее всякое желание.

Эмма…

Он резко повернулся и встал под прохладные струи душа, словно пытаясь погасить пламя, охватившее его тело.

Через несколько минут, оставшись в одиночестве в своей каюте, Эмма наконец успокоилась. Как все глупо. Она ведь живет в Калифорнии, тогда какого дьявола? Она видела миллион парней без рубашек, может быть, тысячи в плавках, и некоторые из этих плавок почти ничего не прикрывали. Эмма восхищалась некоторыми телами, едва замечала другие и морщилась от тех, что демонстрировали больше, чем нужно. Но почему-то никогда у нее не перехватывало дыхание, как перехватило при виде Харлана.

Хотя, если быть честной, первое, что овладело ее вниманием, были эти ужасные шрамы.

«Он старался изо всех сил, чтобы мое пребывание там было максимально неприятным».

Неприятным. Что за снисходительное и даже мягкое слово для того, что с ним делали там! Эмма не могла представить те ужас и боль, которые ему пришлось перенести.

«Даже если событие закончилось в реальности, то это не значит, что оно закончилось и у вас в мозгу».

Он все еще переносит эти ужас и боль! — догадалась она, вспоминая его слова. Ее ночные кошмары были достаточно скверными, но его, должно быть, — совершенно ужасными.

Теперь, увидев эти шрамы, Эмма почувствовала вину, вспоминая свое негодование по поводу того, что Харлан пользуется добротой богатого друга.

Любой, прошедший через подобное, обязан провести остаток своей жизни в мире, подумала Эмма. А если у него есть друг, желающий и имеющий возможность помочь, тем лучше.

«И нет ничего хуже краха собственных надежд…»

Боже мой, чего же он ожидал от себя? Нельзя и предполагать, что каждый выдержит такую пытку, так как же он может винить себя?

Она никак не могла отогнать от себя эту мысль и, в конце концов, решилась. Она сейчас же увидится с ним: найдет нужные слова и заставит его понять всю абсурдность понятия мужской чести или чего бы там ни было.

Ничего бы не произошло, если бы не ее нетерпение, — Эмма постучала кулаком в его дверь сильнее, чем обычно, и та сразу же распахнулась.

Харлан стоял спиной к двери с полотенцем на бедрах. Услышав стук, он оглянулся. Спина Харлана была покрыта еще большим количеством шрамов, включая жуткое пятно от ожога. Потрясенная Эмма вспомнила недавнюю драку с неизвестными и как кровоточила потом его спина.

— Если ты пришла, чтобы присоединиться ко мне в душе, ты немного опоздала, — произнес он резко и напряженно.

Эмма почувствовала, как ее лицо залила краска, и начала отчаянно придумывать какую-нибудь колкость или шутку, чтобы разрядить ситуацию. Но произнесла то, что шокировало даже ее:

— Тем хуже для меня.

Харлан шумно вздохнул и нерешительно повернулся к ней.

— Я не расположен шутить, Эмма.

Она могла это видеть: полотенце не скрывало того, к чему он был расположен.

— Я тоже, — промолвила она и только тут осознала, что этот угрожающего вида физический отклик предназначен именно ей.

— Тогда я единственный, кто одет по случаю, — подчеркнул Харлан, полагая, что она говорит несерьезно.

Разве она была серьезна?

Эмма почувствовала трепет во всем теле: никогда она не ощущала такого ранее. В то время как часть ее сознания твердила о побеге, остальная — о том, что она может никогда не испытать такого снова.

Мелькнула мысль, что она никогда не поступила бы так, находясь дома. С другой стороны, она никогда не осталась бы и на борту судна, но это место действовало на нее магически с того самого момента, как она пересекла воздушное пространство над заливом Пьюджет-Саунд.

— Эмма? — произнес он тихо, словно догадался о ее сомнениях.

— Думаю, мне следует исправить это, — отозвалась она севшим голосом, руки потянулись к вороту свитера.

Харлан выругался грубо, резко и глухо, быстро шагнул вперед и схватил ее запястья.

— Не начинай, если не намерена довести до конца. Я почти на пределе.

— Я начну, — сказала она, даже не пытаясь вырваться, — и очень надеюсь, что ты доведешь все до конца.

Харлан негромко простонал и притянул Эмму к себе. Он впился губами ей в рот с такой яростью и стремительностью, что у Эммы захватило дух. На этот раз он целовал ее так, словно никогда и не собирался останавливаться. За мгновение до того как нарастающая волна наслаждения унесла ее, Эмма поняла: Харлан действительно решил довести все до конца. Жар от его губ распространялся все быстрее. Не в силах сдерживаться, Эмма потянулась к нему. Ее сердце учащенно билось.

Прикоснувшись к Харлану, она почувствовала его возбуждение, ощутила, как напряглось его тело, когда она дотронулась пальцами до выпуклого шрама. Эмма прервала поцелуй нехотя, но то, что она собиралась сделать, было важнее — нагнувшись, она прижалась губами к его груди и провела языком вокруг шрама.

Эмму переполняло чувство власти над Харланом, который трепетал под ее неторопливыми ласками. Ничего подобного с ней не происходило раньше, хотя она знала, как доставить мужчинам удовольствие.

Такое затягивает, как наркотик, подумала Эмма, целуя и мягко покусывая шрам, постепенно перебираясь к плоскому соску на груди Харлана.

— Эмма, — отозвался Харлан сквозь стиснутые зубы, что еще больше добавило ей пьянящего чувства власти над ним — опрометчивое ощущение для такой неискушенной женщины. — Если ты не избавишься от кое-какой одежды, это сделаю я, но тогда вряд ли ты сможешь еще когда-нибудь ее носить.

В словах Харлана были и обещание, и страстная угроза, отчего Эмма вдруг осознала его могущество.

— Давай же, — произнесла она, трепеща от мысли, что он будет раздевать ее. Ни с одним из ее немногочисленных мужчин она не испытывала такого.

Харлан больше не сказал ни слова, не давая ей возможности поменять свое решение, — он рванул ее свитер и потянул его вверх с поспешной горячностью, которая польстила ей. Мгновение спустя он стал нащупывать застежку ее лифчика, и Эмма с удовольствием отметила, что не слишком-то проворно у него это получается: как часто ему приходилось делать это раньше?

В конце концов Харлан сдался: сердито проворчал что-то и аккуратно потянул вперед эластичную ткань, освобождая ее грудь, потом стянул лифчик вместе со свитером через голову.

А затем, не торопясь, прикоснулся к ее груди. Эмма чуть не вскрикнула от желания скорее испытать его ласки. Ее ошеломило это чувство, никогда раньше она не испытывала такой жажды.

Харлан прикоснулся к ней нежно и благоговейно. Застонав, Эмма слегка изогнулась, молчаливо побуждая его продолжать. Харлан приподнял ее изнывающую плоть ладонями — соски Эммы напряглись, все ее тело умоляло его не останавливаться.

— Ты именно этого хочешь? — тихо спросил Харлан, потирая большими пальцами ее упругие соски.

— Да, — выдохнула Эмма, чувствуя, как по ее телу стремительно распространяется огонь.

Харлан наклонился и начал поочередно затягивать губами ее соски глубоко в рот, играя с ними языком. Эмма вскрикнула от волны ощущения, ворвавшейся в нее, и схватила его за плечи.

Спина ее невольно судорожно изогнулась. Она едва заметила, как очутилась на кровати, ощущая под собой плотный плюш. На какое-то мгновение Эмма смутилась: она была отнюдь не легкой, а потом обрадовалась, что Харлану хватило сил приподнять ее.

Харлан опустился рядом с ней, и она увидела, что на нем нет полотенца — или он его сбросил, или оно упало само. Эмма внимательно осматривала его тело — сухощавость и крепкие мышцы говорили о колоссальной натренированности, и это после тех ужасов, через которые он прошел! Какими же невероятными формами он обладал ранее? Взгляд Эммы скользнул ниже: неважно, что сотворили с остальными частями его тела, но одна, безусловно, была в безупречном состоянии.

Боже! Она действительно собиралась сделать это, но не была готова: в последние два года ее отношения с мужчинами были достаточно редкими, поэтому, придя сюда, она и не думала о предохранении.

Под пристальным взглядом Харлана Эмма покраснела и отвернулась. Он нежно взял ее за подбородок, повернул лицом к себе и покачал головой.

— Я так долго ждал этого, не нужно смотреть на меня с подозрением.

— Я не смотрю. Не буду. Просто… я не подготовилась.

— Да и я тоже, — сухо промолвил он. — Но, думаю… — Харлан перевернулся, засунул руку в ящик ночного столика и вынул покрытый пленкой пакетик. — Остался по случаю, — сказал он, усмехнувшись, — это была каюта-люкс для молодоженов.

Чувствуя облегчение оттого, что проблема решена так легко, Эмма попыталась расслабиться. Во время этой короткой паузы она могла и передумать, но то, что Харлан понял ее беспокойство, разрешил его, только еще больше уверило ее в правильности действий.

Харлан решил надеть презерватив заранее, бормоча, что позже не будет себе доверять, потом повернулся к Эмме и продолжил ласки. Она трепетно отзывалась на его прикосновения — не было ни одного уголка ее тела, которого бы он не касался.

Он говорил ей, что она красивая, сладкая — все то, что она хотела слышать. А когда они слились в страстном порыве, он произнес тихим, хриплым голосом только одно слово:

— Прелестница.

Эмма не могла ничего вымолвить, она только простонала от наслаждения. Харлан понял, и теперь каждое его движение, вызывало ее прерывистый вздох, а он повторял снова и снова, пока она не вцепилась в него в восторженном порыве. Ей хотелось еще — безудержнее, глубже, неистовее.

Харлан задвигался быстрее, и Эмма вскрикнула. Он замер.

— Слишком?

— Нет, — ответила она настойчиво. — О нет. Еще.

Словно только и ожидая этих слов, Харлан сделал то, о чем она просила. Эмма изгибалась ему навстречу, выкрикивала его имя.

— Эмма, — произнес он, задыхаясь. — Я не могу… Прости…

Она не понимала его. Сейчас ей было все равно: ее тело, которое испытало необычайно страстные ощущения, словно собиралось взлететь.

Харлан опустил свою голову ей на грудь и, поймав губами сосок, втянул его в рот. Новая волна страсти, пробежавшая по ее телу, объединилась с уже бушующим пламенем, и в это мгновение Эмма неистово содрогнулась и выгнулась вверх. Она выкрикнула его имя, не в состоянии остановить потоки наслаждения, обрушившиеся на нее.

Приглушенный, горловой стон вырвался из груди Харлана, и она почувствовала его дрожь. Эмма, притянув его к себе, услышала, как он тихо произносит ее имя.

Едва лишь невероятный жар отступил, она поняла: того, что произошло сейчас, она не забудет никогда.