Любить и беречь

18

Кристи должен это нарисовать, – громко сказала Энни. У нее вошло в привычку говорить с самой собой. Она склонилась над незаконченным рисунком, лежавшим у нее на коленях. Она выбрала не тот материал – теперь это было ясно; попытка передать эффект солнечного освещения берега реки карандашом и углем была глупа изначально, она явно переоценила свое артистическое дарование. А Кристи мог бы это написать. Акварелью. В этот самый момент, когда цветы наполняются солнцем, как чашки чаем.

Она находилась в прелестном месте, в середине длинной ясеневой рощи, в полумиле от дороги на Тэвисток, о котором никогда бы не узнала, если бы Кристи не назначил ей встречу здесь в три часа. Каждый день она открывала для себя новые интересные и красивые места в ближайших окрестностях. Как она могла когда-то думать об Уикерли как о провинциальном болоте? Это была ошибка, которая больше говорила не о деревне, а о состоянии ее души.

Еще один поворот драгоценного камня. Она вытянула руки над головой, чтобы размять плечо, и посмотрела в небо через редкие ветви дерева, которое росло у нее за спиной. После двухдневного дождя прояснилось, на небе не было ни облачка, пчелы жужжали, ворковали горлицы, все в природе наливалось соком, расцветало, распускалось. Этим утром Энни видела малиновок, коростелей, дроздов, ласточек, скворцов, вьющих гнезда в заброшенной голубятне, фазанов, клюющих зерна на вспаханных полях. Примулы и лапчатки расцвели вдоль тропинки, новые зеленые побеги показались в зарослях боярышника. Две сороки, забыв о ее существовании, строили гнездо прямо у нее над головой, в ветвях ясеня. Они отвлекли ее своим шумом, это был прекрасный предлог, чтобы отложить блокнот. Все вокруг было так красиво, что невозможно было притворяться, будто она занимается делом.

Что-то заставило ее взглянуть туда, где заросшая тропинка исчезала среди деревьев. Спустя секунду из-за поворота, размахивая тростью из ветки ясеня, показался Кристи. Сначала Энни не двинулась, просто погрузилась в роскошь созерцания своего возлюбленного, чувствуя, как ее пульс ускоряется. Но потом она не могла себя сдержать, вскочила, вспугнув горлиц, отряхнула юбки и пригладила волосы. Щеки не надо было румянить, она чувствовала, как они краснели по мере его приближения. Его милое лицо осветилось, когда он увидел ее. Высокие, до колен, гетры были забрызганы грязью, он снял и перебросил через плечо сюртук. Он был так хорош в расстегнутом жилете, с развязанным и развевающимся на ветру шейным платком, что ей пришлось прислониться к шершавому стволу дерева, ощутив слабость в коленях.

Кристи сошел с тропинки и стал подниматься к выбранному ею месту под ясенями. Он возвращался после посещения нуждающихся прихожан на южной окраине своего прихода.

– Я думала, ты будешь верхом, – приветствовала она его за двенадцать шагов, глядя на него с сияющей улыбкой.

– Я одолжил Донкастера преподобному Вудворту. Его пони захромал, а ему нужно было в Суоллоуфилд на крестины.

– Очень мило с твоей стороны. Сколько миль ты сегодня отмахал?

Он пожал плечами, остановившись перед ней.

– Хороший денек для прогулки.

Она знала, что видит на его лице отражение той же дурацкой счастливой улыбки, которую ощущала на своем собственном; к тому же он посматривал на нее как на баранью отбивную, в которую собирался вцепиться зубами после долгого поста.

– И как много душ ты спас?

– Все до единой. Когда я уходил, они стояли на коленях и пели гимны, благодаря Бога за чудо спасения.

– Надо же. Хороший у тебя выдался денек.

– Да нет, не вполне.

Она недоуменно заморгала.

– Что не так?

Секрет раскрылся, как только он дотронулся до нее. Целовать Кристи в последнее время было делом непростым, Энни не хотела терять ни секунды на ненужные разговоры. Он прижал ее к дереву, обнимая за талию. Она подняла руки, обняла его за шею и поцеловала страстно и глубоко, понимая, что этот поцелуй, быть может, послужит ей утешением на несколько дней.

– Какой ты вкусный, – вздохнула она, покусывая его за верхнюю губу, не давая ему отодвинуться. – Мне так тебя не хватало. Я думала, дождь никогда не кончится. Целых два дня.

– Я знаю. Мне показалось, что прошло сорок дней. – Он начал гладить ее волосы, поднес густую прядь к лицу и понюхал, а затем поцеловал. – Ты так красива, Энни. Мне нравится, когда у тебя распущены волосы.

– Я знаю, – ответила она, ее глаза сияли. – Поэтому я их так ношу.

Она ласкала его лицо, его твердые скулы, легкую щетину на подбородке. Они отважились еще на один поцелуй – неторопливый и сладкий. И более опасный: они отпрянули друг от друга и отпустили руки. Она могла бы сказать: «Почему мы мучаем друг друга? Объясни мне еще раз». Но зачем? Все равно она не могла это понять.

– Что нового? Расскажи мне все, что ты делала, – обратился он к ней, когда она наклонилась, чтобы собрать свои принадлежности: блокнот, карандаши, сумку, шаль, соломенную шляпу.

Она рассказала ему обо всех мелких хозяйственных драмах, которые произошли в Линтон-холле за последние два дня: получены вежливые напоминания от бакалейщика и мясника, что их счета давно просрочены, – это миссис Фрут забыла заплатить; служанка Вайолет Коккер ведет себя возмутительно, надо бы ее уволить; помощник конюха, нанятый Уильямом Холиоком, слишком много флиртует с посудомойкой на кухне; Энни приглашена на обед к доктору и миссис Гесселиус в следующий четверг; кроме того, она рассказала, что думает о книге «Уолден, или Жизнь в лесу», написанную американцем с французской фамилией, которую читает в последнее время.

Держась за руки, они шли по тропинке домой, уверенные, что их никто не увидит, потому что, как сказал Кристи, никто этим путем не ходит, но на всякий случай поглядывали по сторонам.

– Теперь расскажи, что ты делал, – предложила Энни, исчерпав запас домашних новостей. – Ты посещал кого-нибудь, кого я знаю?

Его пасторская служба интриговала ее, отчасти потому, что он о многом умалчивал. Она надеялась, что, когда они поженятся, он не будет столь скрытным, но до сих пор ей приходилось мириться с самыми общими и беглыми сообщениями типа: «миссис Муни переживает трудное время с мистером Муни», например, хотя она точно знала, что старик Муни напился в дым и поджег отхожее место, когда там была его жена.

– Ты знаешь Энид Фэйн? – спросил Кристи. Энни покачала головой. – Ее брат сидит в Дартмурской тюрьме, так что я иногда пишу ему письма за нее.

– Она не умеет писать?

– Умеет, но она говорит, что ей никогда не удается правильно выразить свои мысли. Поэтому я говорю с ней, выясняю, что с ней происходило, о чем она думает, и затем пишу за нее. Когда я ей читаю ее же собственное письмо, она всегда говорит:

«Ну, викарий, у вас это здорово получается, никогда не думала, что у меня такая интересная жизнь».

Энни рассмеялась, прижимаясь щекой к его плечу.

– За что посадили брата, можно узнать?

– Множество мелких прегрешений, все связанные с пьянством. Он выйдет через несколько месяцев.

– Ты когда-нибудь ездил к нему?

– Да, иногда, к нему и еще к нескольким другим из нашего прихода. Еще я бываю в тюрьме как приглашенный капеллан.

– Звучит довольно мрачно.

– Мрачно не то слово, поверь мне. Я испытываю сострадание ко всем людям, которые попадают в Дартмур, независимо от того, что они совершили.

– Там и женщины есть?

Он кивнул.

– Жалкие, сломленные создания, Энни. Никогда не нарушай закон, ладно? Что бы тебе ни хотелось сделать, уверяю тебя, оно того не стоит.

– Постараюсь это запомнить. – Они остановились у поворота реки, в тенистом месте, под свисающими ветвями ивы. – Когда мы поженимся, никто не осмелится арестовать меня, даже если я стану профессиональной преступницей. Я буду миссис Моррелл, женой священника, что сразу придаст законный статус моему существованию. Я сразу достигну вершины респектабельности.

– Тебе не хватает респектабельности в качестве леди д’Обрэ? – спросил он с интересом, сложив руки и облокотившись на толстую ветвь ивы.

– Титул респектабелен. Зато сама леди вызывает сомнения.

– Ты действительно веришь в это? Я думал, ты уже отказалась от таких мыслей.

Она улыбнулась, чтобы его ободрить.

– Я знаю, это именно то, что говорили и думали обо мне здесь вначале. Люди даже удивились, когда обнаружили, что я англичанка, они думали, я итальянка хотя бы наполовину. Из какой-то подозрительной артистической среды, безусловно, не респектабельной, может, даже упаднической. Они думали, что новая виконтесса – авантюристка, поймавшая наследника в силки с помощью своих заграничных аморальных штучек.

– Ты преувеличиваешь.

Она засмеялась.

– Да, но не очень.

Он положил руку ей на плечо.

– Ты всегда говоришь мне, как меня любит и уважает моя паства. Я удивляюсь, что ты видишь это, но не видишь, какое уважение жители Уикерли испытывают к тебе. Они не любили Джеффри, Энни. Еще до того, как он уехал на войну, он оставил о себе дурную славу. Поверь мне, я хорошо это знаю, – сказал он серьезно. – Это на тебя они стали полагаться; они и сейчас на тебя полагаются.

– Несмотря на то, что меня скоро сменят?

– Несмотря на это.

Она взяла его руку и прижала к щеке.

– Если это правда, значит, мы оба не способны знать себе цену.

– Думаю, да.

– Думаю, бывает хуже.

– Гораздо хуже – мы могли бы переоценить наше значение.

– Мм, – сказала она с сомнением. – Разве это хуже? Подумай, насколько мы были бы счастливей в нашей высокомерной заносчивости.

Он засмеялся и подошел к ней. Она дала себя обнять, и некоторое время они тихо стояли, прислушиваясь к журчанию воды в реке.

– Боже, как мне повезло, – сказал наконец Кристи.

– Почему? – спросила Энни, улыбаясь с закрытыми глазами.

– Потому что ты мой лучший друг и моя возлюбленная.

«Не в последнее время», – заметил голос в ее голове. Но вслух она сказала:

– Я думала о том же.

– Чего бы ты больше всего хотела… после того, как мы поженимся?

Это была любимая тема их разговоров.

– Больше всего? Пройтись по Главной улице, держась с тобой за руки, – ответила она без колебаний.

– Я думаю, мы можем это сделать, будучи помолвлены.

– На самом деле? – взволнованно переспросила Энни. – А что еще мы можем сделать?

– Ну, если ты возьмешь в спутницы Сьюзен Хэтч, я думаю, мы могли бы съездить отдохнуть в Эксетер.

– Через Эксетер я только проезжала на поезде. Ты мог бы показать мне собор.

– Ну вот и хорошо, что может быть респектабельней?

– Кристи, а что, если мы однажды случайно встретимся в Тэвистоке? Я буду там на ярмарке зерна, а ты…

– Я буду с визитом у городского настоятеля.

– Это звучит респектабельно. Мы встретимся на улице и, конечно, пойдем вместе.

– Может быть, мы будем проходить книжный магазин. Мы зайдем и вместе поищем книги.

– Как мило. Потом мы выйдем и где-нибудь выпьем кофе.

– Может быть, даже поедим, – смело предположил он.

– Подумай об этом – есть вместе на людях!

– Чего мне действительно хочется – это показать тебе морской берег в Девоне. Мы могли бы взять двуколку и поехать в Плимут…

– Должны ли мы для этого быть женаты?

– Конечно, я имею в виду, после того, как мы поженимся. Мы остановимся в отеле…

– Отель, – вздохнула она. Это звучало как земной рай.

– И мы будем гулять по берегу. Примерно в часе ходьбы от Девонпорта есть маленькая рыбацкая деревня, Лутон-Уотер. Она находится на скале, обращенной к проливу, и сто тринадцать каменных ступеней ведут вниз, на пляж.

– О-о.

– Мы можем устроить пикник на песке.

– Мы можем войти в море.

– Мы будем встречать людей, общаться с ними, как делают путешественники. Пообедаем в ресторане с приятной парочкой…

– Потом пожелаем ей спокойной ночи и поднимемся в свою собственную комнату. – Слов больше не было.

– Ты никогда не была в Корнуолле и на островах Силли, – сменил тему Кристи. – Мы можем поехать на поезде на несколько дней. Сент-Остель, Пензанс, Маунтс-Бэй, куда хочешь.

– Уэльс я тоже хочу увидеть.

– Лландидно, – говорят, там красивое побережье.

– Залив Кардиган.

– Аббатство в Тинтерне.

– Кристи, как в раю может быть еще лучше, чем здесь?

Энни прижала ухо к его груди и закрыла глаза, чтобы лучше слышать сильное биение его сердца.

– Меня об этом не спрашивай.

Она чувствовала, что он улыбается. Она так хотела его в эту минуту, что позволила невыразимо сладкому томлению разрастись в груди, но стояла неподвижно, стараясь, чтобы он не узнал.

Но он знал.

– Это даже труднее, чем я думал, – сказал Кристи слегка охрипшим голосом. – А я ведь знал, что это будет сущий ад.

– Не волнуйся. Все будет хорошо. – Одна из любопытных особенностей этих ужасных сорока дней воздержания состояла в том, что она изо всех сил старалась помочь ему сдержать обет. Не раз она отчаянно старалась успокоить его.

– Я думаю, это так трудно, потому что я знаю, чего лишаюсь. Если бы мы не были любовниками… – Он запнулся.

– Нет.

– Нет, – подумав, согласился он. – Легче не было бы.

Она подняла голову.

– Кристи, я так тебя люблю. – Нежность его глаз заставила ее растаять.

– Я не должен даже целовать тебя. Тебе и делать ничего не надо – ты просто ходячий соблазн.

Энни не спорила, даже не ответила; она знала, что он сейчас ее поцелует.

– А главное чудо в том, что ты даже представить себе не можешь, о чем речь. Но потом, потом…

– Когда пройдет потрясение.

– Верно. Ты никогда не спорила со мной об этом. Знаешь, как я тебе благодарен?

– Как ты думаешь, почему я не стала спорить?

Он улыбнулся, но не отклонился от своей темы.

– Я не знаю, чем я заслужил тебя. Милая Энни, я люблю тебя. Ты моя радость, отрада моего сердца.

Он наклонился к ней и нежно поцеловал в губы. Ей нравилось ощущать его теплое дыхание на своей щеке, она касалась теплой кожи у него на шее под воротником. Его руки легко-легко скользили по ее спине. Они целовались все жарче, их охватила неудержимая страсть. Ее дыхание ускорилось, его руки крепче сжались вокруг ее талии. Она издала низкий горловой звук, стон удовольствия, прозвучавший как предупреждение. Будь осторожен. Но медленное скольжение его языка заставило ее открыть рот шире, приветствуя его, упиваясь его вкусом. Она прижалась теснее, желая ощущать грудью его твердую грудь, желая еще большего. Осторожнее. Горячий, влажный поцелуй становился все самозабвеннее, Энни стремительно теряла самообладание. Нельзя! Она с трудом отвернулась, задрожав, когда его теплый открытый рот скользил вдоль линии ее скулы.

– Это испытание характера, – проговорил он, прижимаясь губами к ее шее. – Мы пока можем не останавливаться.

Только теперь она заметила, что стоит, вцепившись обеими руками в рукава его сорочки. Разжав пальцы, она разгладила хлопковую ткань сорочки на его мускулистых плечах.

– Это не испытание характера, – сказала она, задыхаясь. – Кристи, это пытка.

Прижавшись лбами, они хором возопили:

– Еще три недели!

Затем жалобно застонали.

Потом они пошли домой, обнявшись. Добравшись до перекрестка, они остановились, оттягивая время расставания, как только можно. Их тайником был дуплистый каштан в нескольких футах от дороги, стоявший посреди кустарника.

– Я оставил кое-что для тебя, – сказал Кристи, пока они стояли на тропинке.

– Правда? Я давно не заглядывала из-за дождя. Это письмо?

– Нет, просто пустяк. Правда, – принялся уверять ее Кристи, увидев, как она переживает, что не взяла сразу его подарок, – ничего особенного. Не ходи, трава мокрая. Я сам достану.

Энни ждала, пока он прокладывал путь в кустах. Им нужно было подыскать новый тайник, подумала она, заметив, что они уже успели протоптать тропинку. Кристи нагнулся, чтобы достать что-то из дупла; она заметила только, как мелькнуло что-то желтое, до того как он спрятал это за спиной и с виноватым видом вернулся на дорожку.

– Ничего особенного, – повторил он, встав перед ней. – Не стоило и беспокоиться.

– Давай посмотрим.

Она протянула руку, и он показал свой подарок: жалкий, мокрый, увядший букет анемонов. Она засмеялась над Кристи и его глупыми цветами, но дыхание пресеклось у нее в горле, ее охватило сильное чувство.

– Ты приходил под дождем, чтобы оставить их для меня?

Он пожал плечами.

– У меня был зонт.

– О Боже, я должна поцеловать тебя прямо сейчас. Я непременно должна это сделать. Куда нам пойти?

Единственным подходящим местом была опушка дубовой рощи в двадцати ярдах от них, где начинался парк Линтон-холла. Сдерживая смех, они быстро пошли по дороге, стараясь не бежать. Бросив вокруг взгляд, чтобы убедиться, что кругом ни души, они углубились в лес, чувствуя себя браконьерами. Под ногами хрустели сухие ветки. Лес не был густым, им пришлось далеко зайти, чтобы деревья заслонили их от дороги.

Все еще сжимая в руках злосчастные цветы, Энни дала себя обнять со смехом и вздохом.

– Я совсем без ума от тебя, – сказала она, покрывая нежными поцелуями его лицо. – Ты заставил меня почувствовать себя молоденькой девушкой. Молоденькой дурочкой, витающей в облаках.

– Ты сама во всем виновата. Стащила с меня мое достоинство, как кожуру с банана. А ведь я священнослужитель…

Она поцеловала его, чтобы заставить замолчать, и они сразу оказались у опасной черты, откуда только что с трудом отошли.

– Это необходимо прекратить, – сказала Энни с наигранной твердостью, хотя сама это начала.

– Пока еще нет.

– Хорошо.

Она перестала сопротивляться себе, позволила ему делать, что он хочет, оставляя все на его усмотрение. О, болезненная сладость! Глубокие, жадные поцелуи, нежные и настойчивые прикосновения, шепот любви и желания. Но вот, внезапно, Кристи застыл. Ну, хорошо, подумала Энни, колеблясь между разочарованием и безнадежностью, это должно кончиться, не так ли? Она отклонилась, чтобы сказать ему это, и увидела его лицо. Он был бледен от ужаса и смотрел мимо нее, не отрываясь. В панике отскочив, она обернулась.

Кто-то наблюдал за ними.

– Святая Богоматерь, – выдохнула Энни. Это была миссис Уйди. Она была совершенно голой.

Кристи пришел в себя первым.

– Найди ее одежду, Энни.

С этими словами он тихо пошел мимо нее к пожилой леди осторожными шагами, стараясь не напугать ее. Но она все сильнее съеживалась, пока он подходил; когда он добрался до нее, она присела на четвереньки в сырой листве, глядя на него со страхом.

– Ты слишком большой, – закричала она, отшатнувшись.

Ее волосы выбились из пучка на затылке, длинная седая прядь свешивалась до маленьких увядших грудей. Кристи опустился на колени рядом с ней. Когда он положил руку ей на плечо, она упала на бок, подтянув колени к животу, обхватив их костлявыми руками.

– Энни, – сказал он опять, и она наконец очнулась.

Отойдя с колотящимся сердцем на несколько шагов, она нашла белую фланелевую ночную рубашку и один ковровый шлепанец. Она прошла немного в сторону дороги, и что-то красное бросилось ей в глаза, оно свисало с ветки дерева. Оказалось, это нарядное платье, хотя большинство пуговиц было оторвано или висело на нитках. Она подобрала его и поспешила назад к Кристи.

Он и миссис Уйди разговаривали. Она называла его «Бобби» и спрашивала, пойдет ли он сейчас домой. Он отвечал ей мягким голосом, успокаивая ее не только словами, но и интонацией, а она улыбалась и даже положила руку ему на голову, поглаживая его золотистые волосы, как будто он был маленьким ребенком. Он накинул ей на плечи свой жилет, но казалось, она совсем не замечает своей наготы. Она даже не пыталась прикрыться. Кристи беспомощно посмотрел на Энни, и они поменялись местами.

Должно быть, миссис Уйди недолго пробыла раздетой: она не дрожала, и ее кожа была прохладной, но не озябшей.

– Ты не Джесси, – заявила она, пока Энни пыталась просунуть ее руки в рукава ночной рубашки. Это было похоже на одевание маленького ребенка; никакого сотрудничества.

– Нет, я… я – Энни. – Ситуация была и так достаточно странная, упоминание о леди д’Обрэ довело бы дело до абсурда.

– Я вас знаю? – вежливо поинтересовалась миссис Уйди.

– О, да, – заверила ее Энни, вытаскивая сухой лист из ее спутавшихся седых волос. – Мы соседи, вы и я. И очень хорошие друзья.

– Неужели? Я так рада. Так куда девался Бобби? Вот ты где, гадкий мальчишка. Помоги маме подняться, пора домой. Что ты делаешь в этих сырых лесах с… с… – У нее задрожали губы, казалось, она сейчас заплачет. – Не могу вспомнить, как вас зовут.

– Я Энни. Мы друзья.

Ее лицо прояснилось.

– Энни, – повторила она с облегчением. Кристи наклонился и поднял ее на руки. Энни надела одинокий шлепанец на ее холодную ногу и повязала другую своим платком.

– Готова идти домой, мама? – спросил Кристи ласково.

Миссис Уйди положила голову ему на плечо и улыбнулась.

Мисс Пайн показалась на дорожке перед входом в дом Уйди, когда они вошли в ворота. Без шляпы, с непричесанными волосами, она выглядела взволнованной до предела.

– Слава Богу! Вы нашли ее! – закричала она, увидев их. – Джессика! – Она повернулась и побежала назад к двери, оставив ее открытой. – Джесси, она здесь, викарий нашел ее!

Мисс Уйди проскочила мимо нее с покрасневшим лицом.

– О, слава Богу! – воскликнула она. Слезы радости текли по ее щекам. – С ней все в порядке? Где она была? Мама, ты в порядке? Входите, посадите ее у огня. О, леди д’Обрэ, я вас не заметила!

Даже в таких обстоятельствах она помнила о хороших манерах и отвесила неловкий поклон.

– Я думаю, она в порядке, – сказал Кристи, бережно устраивая свою ношу в старое кресло у очага. – Но вы можете послать за доктором на всякий случай.

– Я пойду, – быстро сказала мисс Пайн и выскользнула из комнаты.

Были принесены одеяла, приготовлен чай, разогрет суп, новые шлепанцы надеты на ноги. Энни тихо стояла, пока Кристи объяснял, как он нашел миссис Уйди. Он не лгал, но с самого начала опустил некоторые детали, например, то, что они с самого начала были вместе. Она не сомневалась, что потом его будет мучить совесть.

Пришла миссис Сороугуд и еще несколько дам из неофициальной поисковой группы, которая в течение получаса прочесывала окрестности. Мисс Пайн вернулась с доктором Гесселиусом. Он сказал, что забежал по дороге к констеблю и сообщил ему, что все в порядке. Кристи отнес миссис Уйди наверх в ее маленькую спальню на втором этаже, где ее обследовал доктор и дал ей снотворное. Спустившись, он объявил, что она устала, но ничего худого с ней не произошло. Соседи и друзья стали расходиться. Происшествие закончилось.

Энни поколебалась, потом попрощалась с мисс Уйди, которая вежливо поблагодарила за визит, как будто ей была оказана честь, и вышла. Но она мешкала в унынии за воротами дома, ожидая Кристи. Спустя десять минут он присоединился к ней.

Они стояли посреди улицы, на виду у всех прохожих, как знакомые, случайно встретившиеся на прогулке. Ни один из них не знал, что сказать. Все было так неожиданно; Энни хотела все обсудить, но времени уже не было.

– Так она действительно в порядке, правда? – спросила она наконец. – Боже, я надеюсь, она не простудится.

– Нет, я думаю, все будет в порядке.

– Бедная мисс Уйди, это, должно быть, так тяжело для нее. Как хотелось бы ей помочь.

Кристи с сочувствием покачал головой.

– Тут уж ничем не поможешь. – Он с раздумьем взглянул на нее, затем добавил: – Капитан Карнок сделал ей предложение. – Она радостно воскликнула, но он покачал головой: – Она отказала ему.

– Что? Но почему?

– Из-за матери. Она сказала, что не может ее оставить.

– О, а не может ли она…

– Кажется, первоначальное предложение не включало миссис Уйди. Капитан потом вспомнил о ней, но для мисс Уйди это было уже слишком поздно. Она сказала, что он просто выполняет свой долг, и она не хочет пользоваться его добротой. Она – кремень.

– Что за несусветная чушь! – воскликнула Энни.

Кристи поднял брови.

– Нет, на самом деле, Кристи – не слишком ли она щепетильна? Это не мое дело, я знаю. Хорошо, я умолкаю, а то ты скажешь, что зря рассказал мне. Но правда…

Он опять поднял свои роковые брови, и она замолчала с театральным вздохом.

Он заложил руки за спину и слегка наклонился к ней, высокий и серьезный в своем темно-синем сюртуке и брюках, с глубокой морщиной на лбу – настоящий священник. Кто мог бы подумать, что час назад он прижимал ее к стволу дерева, целовал и шептал слова, которые могли бы заставить ее покраснеть прямо сейчас?

– Какой урок мы должны извлечь из событий этого дня, Энни?

Наверное, так он объясняет детям катехизис в воскресной школе. Она прижала указательный палец к щеке, делая вид, что размышляет.

– Мм… никогда не целуй викария, пока не убедишься, что вокруг ни души?

Он сурово взглянул на нее.

– Неправильно? Ну ладно, я сдаюсь.

– Урок, – произнес он, – состоит в том, что на самом деле мы не так уж плохо проводим время.

– Да ну?

– По сравнению с неприятностями других людей наши весьма незначительны. Ну, по крайней мере, мои, за тебя говорить не буду.

– Да, лучше не надо.

Он понизил голос.

– Единственное, чего мне в жизни не хватает, это того, что я не могу взять тебя в постель прямо сейчас.

– Ты называешь это незначительным?

Он взглянул вверх, на небо, как будто молил о терпении.

– Что я пытаюсь…

Она прервала его веселым смехом.

– О, Кристи, неужели ты думаешь, я не знаю, как мы счастливы? Я нашла своего спутника жизни. Я люблю тебя больше с каждым днем, я так счастлива, что это пугает меня. Бедная, бедная мисс Уйди, у меня сердце за нее болит. Все то, что держит нас порознь, через три недели исчезнет, и ты снова будешь моим, и я не знаю, смогу ли жить с такой радостью. О, мой… – Она отступила на шаг, шепча: – Давай прощаться, Кристи, а то я сейчас заплачу!

Где-то на тропинке позади нее открылась и закрылась дверь дома. Она не осмелилась оглянуться. Кристи приветствовал кого-то, глядя ей через плечо и изо всех сил стараясь выглядеть солидным священником. Самообладание вернулось к ней, ей захотелось скорее хихикать, чем всхлипывать.

– Добрый вечер, леди д’Обрэ, – громко, с элегантным поклоном сказал Кристи. – Увижу я вас в субботу на церковном базаре?

– Да, преподобный Моррелл. Вы можете увидеть меня раньше, если придете к мосту завтра вечером. Или в домик сторожа, если пойдет дождь.

Совсем не богословская усмешка мелькнула у него на лице.

– К вашим услугам, миледи.

Он взял протянутую ею руку, и ей показалось, что он может ее поцеловать. Но он только склонился над ней и нежно пожал ее.

Ее сердце затрепетало.

– Ты меня совсем с ума сведешь, – пробормотала она ему, пока они оба поворачивались, чтобы разойтись. Это заставило его остановиться. Она продолжала идти, не оглядываясь, представляя себе, как он смотрит на нее, стоя посреди улицы. Она надеялась, что он тоже слегка тронулся умом.