Любовная игра. Книга вторая

37

Могло бы быть и хуже, думала Сара позднее, и герцогиня могла бы оказаться в самом деле отвратительной, а вместо этого она просто вежливо расспрашивала ее и ушла, оставив впечатление, что пока воздерживается от принятия окончательного решения. Сара не рассказала ей всего, конечно — ровно столько (или немножко меньше), сколько она считала необходимым; с чувством крайнего облегчения она увидела, что ее элегантная мучительница поднялась, чтобы уйти.

— Ну, я предполагаю, что окончательный итог всего этого будет зависеть от Марко и вас, не правда ли? Но мне следует предостеречь вас, моя дорогая, он не тот мужчина, который легко воспримет то, что его одурачили! И вам лучше приготовиться к самому худшему, если ему попали в руки недавние газеты. О бракосочетании Карло и вашей сестры, совершенном индийским кардиналом, широко сообщалось в прессе, хотя мой сын и известил меня о своей свадьбе задним числом.

Марко… Марко! Какое ей дело до него и почему она должна бояться его возможной реакции? Он, должно быть, уже знает… Притворившись ради Серафины, что она решила отправиться в постель пораньше, Сара выключила свет и легла под одеяло, не раздеваясь, с телом, напряженным, как лук во время стрельбы. Ей следовало сохранять спокойствие и целеустремленность. Она сбежит раньше, чем он вернется и войдет без стука в ее комнату, чтобы схватить ее и подогнать под себя, и заставить забыть гордость, достоинство, ненависть и месть — все, кроме того, что только он может заставить ее чувствовать вопреки ее желанию. Она должна уехать! Должна освободиться и снова принадлежать полностью себе самой.

— Эй! Пошли! — Голос Анджело раздался откуда-то сзади, сначала в тишине, а потом его сопроводило жужжание в воздухе, по которому Сара поняла, что вертолет возвращается.

Должно быть, она двигалась абсолютно механически, как автомат, движимая инстинктом выживания. Следовать за Анджело было нелегко, хотя она и была благодарна за то, что побег требовал от нее полной сосредоточенности и самоотдачи. Наконец показалось, что прошли часы, — Анджело поздравил ее.

— Знаете, вы на самом деле великолепны. В вас что-то есть, как говорят в США. Вы раньше ездили на мотоцикле?

В ее ушах все еще звучал шум вертолета, мысль о гневе Марко подгоняла в спину. Сбежать от этого ужасного мрачного мстителя кое-что значило.

— Нет, никогда. Но я быстро учусь. Только скажите мне, что надо делать.

Торопись, торопись, торопись! — настойчиво стучало у нее в голове, пока она взбиралась на сиденье позади Анджело и обвила его руками вокруг талии, как он инструктировал.

— Помни, надо смотреть, куда ты ставишь ногу, детка! Эти трубки могут обжечь и оставить шрамы. Крепко держись за меня и наклони свое тело, как делаю я, — сноровка у тебя скоро появится. И помни: ни о чем не беспокойся. Я знаю каждую дорогу, каждую грязную тропку и каждый изгиб на дороге — темно сейчас или светло. Он не сможет схватить нас, даже на своем проклятом вертолете.

Мотоцикл поехал вниз, он начал катиться с горы еще до того, как Анджело завел его. После этого, даже если бы вертолет парил над ними, Сара не смогла бы услышать его шум сквозь рев мощного мотора мотоцикла и свист ветра в ушах. В любом случае все ее мысли были заняты только тем, чтобы не упасть; она прижалась лицом к широким плечам Анджело и крепко закрыла глаза.

Время, казалось, мчалось так же быстро, как и мили, которые они покрывали, было легко ни о чем не думать, сконцентрировавшись на ощущении этой бешеной езды в темноте сардинской ночи, казалось, они едут вечно, и ритм, похожий на метроном, бьющий в ее голове, повторяет: «Забудь… забудь… забудь!»

— Послушай, тебе не надо беспокоиться: ему теперь нас не достать! Да и откуда, между прочим, ему знать, где мы? Он, вероятно, думает… — Анджело рассмеялся резким смехом, очень похожим на смех Марко. — Зная направление, в котором работает его ум, я полагаю, он, наверное, считает, что мы сейчас вместе уютно расположились в постели. Не то чтобы это была не забавная идея, прошу прощения, мисс Сара, за исключением того, что осуществить ее сейчас было бы трудновато — только мой гордый братец не знает этого, не правда ли?

Слова ее ответа все равно унес бы ветер. Сара сохраняла молчание и была довольна безостановочной болтовней Анджело, сопровождавшей их от темноты до постепенно разраставшегося розового отблеска рассвета. Они стремительно спускались с гор по направлению к морю. Скоро дороги, по которым они ехали, стали шире и более перегружены транспортом, но Анджело ехал с такой беспечной легкостью и быстротой, что Сара вынуждена была снова закрыть глаза и не открывать их.

Если только она выживет, она никогда не согласится снова сесть на мотоцикл! Если только она останется жива после этой сумасшедшей безумной езды, она будет счастлива вернуться к спокойному, спланированному и организованному образу жизни. У нее было свое приключение, и мама посмеется, когда она позабавит ее рассказом о случившемся, и будет рада видеть ее, а также будет довольна тем, что ее мрачная маленькая Сара наконец выбралась из раковины, в которой она пряталась все это время. Была спрятана и задыхалась. Понадобилась помощь Дилайт, чтобы это стало очевидным. А затем она сама обнаружила, как приятно не быть связанной предписаниями и условностями. Кое-что ей все-таки удалось сделать. Она как будто перешла из одного мира в другой, где воспоминание о ней самой, существующей в ином измерении, заставило бы ее лицо стать жарким от смущения.

— Ты прекрасно ведешь себя все время, — мягко заметил Анджело, продолжая мчаться, подобно маньяку. — Тебе можно уже не цепляться за меня так крепко, малышка, хотя я и польщен этим, знаешь ли? Но мы уже почти доехали, поэтому освободи руки и расслабься, потому что ты знаешь, что находишься в надежных руках. И если я правильно рассчитал время, как я обычно делаю, мы попадем туда, где они предположительно снимают фильм — это место называется Кастелло, — как раз к тому времени, когда у них будет перерыв на кофе.

Число километров на дорожных указателях до Кальяри уменьшалось с каждой минутой вместе с ее горячим волнением от того, что она сбежала вовремя. Сбежала или уехала? Сара не хотела об этом думать. Каждый километр, приближавший ее к Кальяри, уносил ее от дворца и шелковой тюрьмы, от гнева ее похитителя, который теперь, должно быть, сообразил, что теннис — не единственная игра, в которой он может потерпеть поражение. Он, конечно, не предпримет попытки преследовать ее, слава Богу. Но теперь он, должно быть, просто ненавидит ее. Герцогиня будет в раздражении, а Серафина подожмет губу, покачает головой и, без сомнения, сравнит ее с покойной герцогиней. Она оставила там все свои платья, пришлют ли ей их назад или он лично разорвет их одно за другим? Не то чтобы платья имели значение — без сомнения, скоро в комнатах, в которых она проживала и называла сералем, появится другая обитательница, которая сможет носить ее одежду, — другая жертва, с которой он с наслаждением будет играть и мучить ее.

— Ну, мы наконец на месте, живые и здоровые, как я и обещал вам! — Голос Анджело прозвучал бодро, несмотря на то расстояние, которое они проехали. — Здесь настоящие баррикады и караул карабинеров, которым явно не нравится мой внешний вид, так что теперь очередь твоего дара убеждения, малышка!

Полисменам, как обнаружила Сара, ее внешний вид также не понравился, и только благодаря ее беглому итальянскому и невероятной настойчивости, подкрепленной предложением Анджело распустить ей волосы, они смогли наконец миновать бдительных охранников, двое из которых сопроводили их до временной гримерной, дверь которой украшало имя Моны Чарлз.

Мона никогда не удивлялась ничему, даже появлению дочери, которую она не видела около двух лет, в сопровождении молодого человека.

— Сара, дорогая! Как мило с твоей стороны заглянуть ко мне, и со стороны твоего друга, конечно, тоже. Ты выглядишь здоровой, беби, загар у тебя просто фантастический. И…

Мона, будучи Моной, уже наткнулась на Анджело, чьи глаза не оставляли ее с того момента, как они вошли. Сара почувствовала, что ее запоздалые слова обращены к воздуху.

— Мама, это Анджело, который был настолько мил, что привез меня сюда. Анджело, это…

— Вы привезли ее сюда! Как любезно с вашей стороны. Я не видела Сару целые века… разве это были не века, душечка? Твой отец в последнее время был такой чопорный, что мы совсем не могли общаться. Не слышала ли ты, что произошло с Дилайт? Анджело… м-м-м, какое прелестное имя! Вам нравится белое вино, Анджело? Оно там в холодильнике, не нальете ли вы нам немного? Я чувствую себя как на празднике!..

Им всем необходимо что-то отпраздновать, догадалась Сара. Два стакана вина были быстро проглочены в то время, как она, зачарованная, наблюдала, как мама Мона привораживает мужчину. Сару клонило ко сну. В полусне она услышала, что они начали говорить о ней, как будто ее тут не было… но была ли она тут? Сара пыталась прислушаться, но дремота становилась все глубже, пока все не исчезло, за исключением снов, в которых ее швыряло в океане волнами, высокими, как горы, ее закрутило и понесло, и вдруг она внезапно поняла, что ее, словно мешок, несет на плече смуглолицый пират с золотыми серьгами в ушах, в следующую минуту он грубо роняет ее на палубу и начинает срезать с нее все одежды своим зловеще изогнутым ятаганом. Конечно, ей следовало бы узнать мавританского корсара, который изнасилует ее перед тем, как выставить на продажу на рынке рабов… если она не угодит ему.

Никогда… никогда! Во сне она кричала, но члены ее тела казались невесомыми и безжизненными — неспособными даже к символическому сопротивлению, когда он опустил свое обнаженное тело на ее, улыбаясь фамильярно и презрительно ее позорной капитуляции. Она знала его и ненавидела, и хотела вычеркнуть его лицо из своей памяти и мыслей, но даже когда она закрыла глаза, то продолжала видеть его сквозь веки, внезапно ставшие прозрачными. Смуглый, бранящийся, угрожающий. Его грубый голос, суровость его губ напротив ее. Иногда смеющийся, что звучало совсем непривычно, подобно смешинкам, появлявшимся внезапно в уголках черных, как ночь, глаз и рта.

— Diletta mia… sei mia… ты моя настолько, насколько я буду продолжать хотеть тебя, ты меня поняла? А я продолжаю хотеть тебя, колдунья!

Diletta — Дилайт. Не Сара. Кто мог бы хотеть Сару? Такое простое, бескомпромиссное, пуританское имя! Никаких обещаний волнения или очарования. Имя, твердо стоящее на земле, и подходящее девушке, которая живет так же — или жила до сегодняшнего дня.

— Беби… пойдем, проснись, беби! Ты спишь по меньшей мере шесть часов, и мы должны идти.

Голос мамы Моны доносился как через туннель.

— Анджело? Вы уверены, что ничего ей не дали? Она выпила всего два стакана вина!

— Я клянусь, что ничего больше ей не давал — да и как бы я мог солгать вам? Нет, она просто утомлена до изнеможения, как я догадываюсь — все волнения, к которым она не привыкла… с ней все хорошо, уверяю вас. Эй, малышка, это я, Анджело. Время вставать, слышишь? Твоя прекрасная мама готова ехать домой, и тебе тоже надо ехать.

— Беби, с тобой действительно все в порядке?

— Конечно! — автоматически ответила Сара, садясь и протирая сонные глаза. — Только устала, вот и все!

Она вытянулась, избегая глаз Моны, которые внезапно стали слишком проницательны, когда взглянули ей в лицо.

— Эй… мне… на самом деле надо было поспать! Куда мы поедем?

— Куда захочешь, беби, но пока, может быть, в отель «Медитерранео», где мы все остановимся? Анджело будет моим телохранителем, и в конце недели, я думаю, мы сможем посетить Коста Смеральда — у меня там есть друзья, и обычно там очень весело. Раз уж ты приехала сюда, то останешься на некоторое время, не так ли?

— В этом отеле есть диско? И много ли там приятных парней?

Теперь, встав на ноги, Сара почувствовала, что, несмотря на ноющие мускулы, которые внезапно дали о себе знать, она все же может двигаться.

— Гмм! — Голос ее матери звучал скептически, несмотря на то что Сара смотрела ей в глаза с лицемерной сияющей улыбкой. Но одна из самых приятных черт мамы Моны была та, что она никогда не подгоняла. — Ну, теперь, когда ты проснулась, дорогая, причешись по крайней мере — на случай, если репортеры рыскают снаружи, как обычно. Может быть, тебе следует позаимствовать мои очки от солнца?.. Как ты думаешь, Анджело?

— Конечно! Тогда вы еще больше будете походить на двух сестер!

— Разве он не милый! — хихикнула Мона, примеряя громадные солнечные очки на нос Сары и отступив на шаг назад, чтобы внимательно посмотреть на нее. — Он очарователен. Нам следовало бы встретиться раньше… Но честно, милочка, ты выглядишь фантастически. Мне нравится твой загар и прическа. Нам надо поговорить по секрету, когда мы вернемся в отель. Дилайт мне всегда все рассказывает, а ты пока нет, знаешь ли!

Ну, конечно, Мона поймет и объяснит все безо всякого осуждения. Сара насмешливо улыбнулась ей, что удивило их обеих.

— Если ты действительно хочешь быть в курсе всего, mama mia, это займет приличное время. Маленькая Сара наконец выросла.

— Фантастично, дорогая! Как весело мы проведем время!

Сара крепко обняла мать, избегая смотреть в циничные, возведенные к небу глаза Анджело, желая, чтобы он не напоминал ей так сильно своего сводного брата. Почему она не может быть такой, как Мона, которая умеет заставить всех ублюдков в мире ползать у своих ног? Но она ведь всегда знала и всегда признавала тот факт, что и мама Мона, и ее сводная сестра, которой так шло имя Дилайт, имели в себе нечто именуемое сексапильностью. Уверенность и чувство женственности, то, что имели все женщины, включая Лилит и Еву. Нечто подобное чувствовала и она, когда, подобно Клеопатре, погружалась в ароматную ванну и ощущала, как душистое масло проникает в кожу, делая ее блестящей и влажной, даже после того, как она вытрется полотенцем. И еще сильнее она чувствовала это, когда смотрела в угольно-черные глаза, которые скользили по ней и хотели ее до того, как его руки начинали исследовать ее тело. Когда тебя хотят — это может понять и почувствовать каждая женщина, не так ли? Возможно, она научилась видеть и сознавать это слишком поздно.

— Пойдемте, дорогие мои! У меня громадный номер с двумя ванными, а также объемистый багаж, где найдется кое-что из одежды, что сможет подойти тебе, беби. Эти джинсы милы и выглядят на тебе очень сексуально, но ты же не можешь носить их все время!

Почувствовав облегчение от того, что ее отвлекли от тягостных мыслей, Сара позволила увлечь себя вместе с Анджело, который небрежно обнял ее за талию; другая его рука обвивалась вокруг талии Моны.

— Все подумают, какой я счастливчик! Две красавицы-близняшки… кто бы мне не позавидовал?

Комплименты Анджело были, как всегда, экстравагантны, но его глаза не отрывались от Моны, на которую было обращено все его внимание, а она дразняще улыбалась ему. Ну, конечно, Мона все еще может завлечь любого мужчину, какого захочет, независимо от того, старый он или молодой. Так же, впрочем, как и Дилайт.

— Мона, беби! Откуда у тебя появилась двойняшка? И какая двойняшка! Хочешь поехать со мной, милая? Там будет не слишком многолюдно.

Мэт Бейкер, один из самых известных кинорежиссеров, выглядел достаточно привлекательно и был таким же сумасбродным, как и звезды, которые снимались в его фильмах.

— Хэл-лоу! — пробормотал он, схватив и ловко вытащив Сару из-под небрежной руки Анджело, и одновременно запечатлел искусный пылкий поцелуй на ее удивленных полуоткрытых губах. — Где вы прятались, прекрасная bambina? Сексуальная девушка!..

Он очень хорошо целуется, без предубеждения подумала Сара. Его поцелуи не заставили ее затрепетать с головы до ног, но, конечно, то было лишь чисто физической реакцией и ничем иным. У Мэта Бейкера была репутация суперповесы, о которой даже она слышала. Может быть, это как раз то, что ей нужно.

— Вы тоже ничего себе, саго.

Ее голос, протяжно-влекущий, как и у самой Моны, заставил Мону одобрительно поднять брови, а Анджело пришлось кашлянуть, чтобы скрыть свое удивление. Мэт Бейкер усмехнулся своей знаменитой улыбкой, которая заставила прищуриться уголки его серых глаз.

— Ну, сейчас…

— Только вы имеете склонность продвигаться слишком быстро, а я люблю более медлительных мужчин, если вы понимаете, что я имею в виду? Вы — мужчины-американцы…

Как легко это было и в какую хорошую актрису она превратилась. Даже акцент у нее стал итальянским, заставив Анджело прятать ухмылку, которую Мэт Бейкер не заметил потому, что принялся еще внимательнее разглядывать ее от кроссовок до довольно пыльной и мятой хлопчатобумажной рубашки, которая выгодно подчеркивала ее загар.

— Может быть, я смогу продемонстрировать свое отличие от других американцев, если мы проведем какое-то время вместе, милая. Много времени…

Она освободилась от его по-хозяйски обнимавшей ее руки, притворившись, что не замечает восторженного подмигивания Моны.

— У вас действительно ужасная репутация, знаете ли. А я веду довольно старомодный образ жизни. Все эти люди фотографируют…

Когда они отошли от надежных барьеров и свирепо выглядевших карабинеров, электронные вспышки почти ослепили их, и Сара не выдержала бы, если бы инстинктивно не прикрыла лицо рукой.

Рука Мэта Бейкера покровительственно обвилась вокруг нее.

— Послушай, милая малышка, девушка, подобная тебе, могла бы изменить мою репутацию к лучшему, если бы предоставила мне шанс. Ии-сус — какая кукла! Я знаю, ты одна из девочек Моны, но почему я ничего не слышал о тебе раньше? И не видел твоих фотографий?

— Ну, я полагаю, потому что я — одно из проявлений маминой опрометчивости. И меня воспитывал старомодный отец.

По крайней мере, это было правдой.

— Вообще-то, — продолжила Сара живо, пока позволила Мэту провести себя через любопытную толпу, теснившуюся вокруг, — я была девственницей еще несколько недель назад, представляете?

— Вряд ли, беби, учитывая то, как ты выглядишь.

Глаза Мэта Бейкера охватили ее всю, внимательно останавливаясь на каждой детали ее внешнего вида, прежде чем он наклонился и прошептал ей на ухо:

— Но я уверен, что хотел бы выяснить это…

Ну, может быть, она и позволит ему выяснить. Возможно, это будет лучшим выходом, единственным выходом, чтобы заглушить странное незваное чувство, которое почти похоже на тоску по всему, от чего она только что сбежала.

Она позволила Мэту притянуть себя поближе, пока он проталкивался с ней через толпу, жаждавшую автографов, к своей машине «мазерати», которую вел с той же беспечной легкостью, как до этого Анджело свой мотоцикл. Как и Анджело, он был сосредоточен за рулем, слава Богу, это было весьма кстати, учитывая переполненные улицы, по которым они продвигались.

— Вы едете в отель, не так ли?

Его глаза скользнули по ней, и он снова повернулся к дороге, а Сара сделала усилие, чтобы разжать свои руки.

— Да, пожалуйста. Я собираюсь позаимствовать у Моны какую-нибудь одежду, видите ли, потому что оставила почти все, что у меня было там, откуда я убежала.

— Это становится все более и более интересным, душечка-малышка! Убежала, ух! Осмелюсь спросить, почему и от кого?

— От… тирана!

Ведь Марко им был, не правда ли? И, вероятно, если она станет болтать, то не будет замечать, как безрассудно ведет машину Мэт Бейкер.

— Он запер меня в своем палаццо, как будто я рабыня или что-то вроде этого. Если бы не Анджело, я бы никогда не смогла сбежать. Понимаю, эго звучит ужасно мелодраматично, — добавила Сара довольно подавленным тоном, когда поймала насмешливый взгляд Мэта, — но это тем не менее правда. Мой отец, вероятно, разыскивает меня сейчас при помощи Интерпола!

Что, вероятно, также чистая правда, подумала она со смущением. Папа вполне мог это сделать, и ей следует послать ему телеграмму из отеля.

— Глядя на тебя, прелестная маленькая девочка, думаю, я в состоянии понять, почему у мужчины может возникнуть искушение запереть тебя только для самого себя, — медленно протянул Мэт.

Он положил руку на бедро Сары, и она инстинктивно напряглась, что заинтриговало его и заставило почувствовать вызов. Какая соблазнительная крошка с гривой темных волос и смугло-золотистой кожей, которая делала ее зеленые глаза еще более живыми. Ее болтовня была сексуальной, и она вела себя соответственно, но он понимал женщин каким-то шестым чувством, которое всегда точно говорило ему, насколько каждая из них нуждается в том, чтобы ее соблазнили; в этой он чувствовал стыдливость, прорваться через которую было бы весьма волнующим занятием.

К большому облегчению Сары, Мэт убрал руку таким же небрежным жестом, как до этого положил. Машина резко затормозила, едва не наскочив на мотоцикл, который с победным ревом промчался в нескольких дюймах от них.

— Я полагаю, это Анджело! — сказал Мэт свирепо. — Мона, должно быть, сошла с ума.

Позади Анджело сидела ее мать с развевающимися волосами и в огромных солнечных очках. Она небрежно помахала им, пока они проносились мимо, и явно чувствовала себя на мотоцикле гораздо более удобно, чем до этого Сара.

— Какая марка мотоцикла? «Хонда»? На прямом участке дороги этот беби мог бы кататься без проблем! — сказал Мэт голосом, который вызвал у Сары желание закрыть глаза в ужасном предчувствии. Он не попытается… «Мазерати» набрал скорость, словно у него выросли крылья, и она закрыла глаза; все мысли у нее остановились, и она слышала, что ее собственное сердце стучит, как барабан.

Сара не открывала глаз до тех пор, пока не услышала грубую брань вырвавшуюся у Мэта.

— Черт подери! Ловкий ублюдок, должно быть, сократил путь по одной из тех аллей.

Если она слышит, что он говорит, значит, она еще жива. И если ветер не бьет ей в лицо, и мощные моторы не ревут в уши, стало быть, они остановились.

— Ты в порядке, беби? Я тебя испугал, не так ли? — напомнил Мэт с запоздалым сочувствием, заставившим Сару взбеситься. Если бы она не чувствовала в ногах такую слабость, то выскочила бы из его проклятого автомобиля, который он вел, как смертоносный снаряд, и пошла бы прочь без единого слова.

Когда ее глаза снова смогли четко видеть, Сара глубоко вздохнула, приготовившись сказать все, что она думает о его езде, но он больше не смотрел на нее.

— О, Христос, только не еще одна публичная сцена, пока фильм еще в работе. Мона, кажется, коллекционирует более ревнивых любовников, чем…

Сара проследила за направлением его взгляда, и больше не слышала ни слова из того, что он еще сказал. Толпа зевак собралась перед отелем, все с живостью наблюдали, как Мона, одетая, как мотоциклистка, в черные кожаные брюки и ботинки, вцепилась в руку Анджело, защищая его. Защищая потому, что высокий мужчина, который стоял лицом к ним обоим, казался гораздо более опасным. В самом деле — сердце Сары снова бешено забилось, — он выглядел очень зловеще: черные брови были сильно нахмурены, а сузившиеся глаза совсем не соответствовали холодной вежливой улыбке, искривившей его губы.

Мона была великолепно царственна, несмотря на неподходящий наряд, а Анджело, который все еще держался за мотоцикл, выглядел как громом пораженный.

— Я никуда не пойду с вами… я вас даже не знаю. Я здесь с Анджело, который меня обожает, не правда ли, дорогой? (Что сказал Мэт? Мона, кажется, коллекционирует ревнивых любовников?..)

Действуя почти инстинктивно, Сара подвинулась к Мэту и нажала на сигнал, который заставил нескольких зевак отскочить безопасности ряди. На этот раз даже Мэт подпрыгнул, прежде чем повернулся взглянуть на нее.

— Эй! Что…

Сара снова не услышала его. Все теперь смотрели на нее: Анджело, который начал ухмыляться, ее мать, которая не привыкла к тому, что не она в центре внимания, зеваки и…

Теперь колени у нее больше не дрожали, Сара распахнула дверь и вышла из машины с похвальным спокойствием.

— Видите ли, это не один из ревнивых любовников Моны. Это — мой!

Она намеренно наклонилась, чтобы поцеловать приятный, сексуально-чувственный рот Мэта, который мог бы и, вероятно, сводил с ума множество женщин. Точнее множество других женщин. Он был достаточно сообразителен, чтобы поцеловать ее в ответ, несмотря на ревнивого любовника, и достаточно опытен, чтобы указать на отсутствие у нее такта.

В его серых глаза было замешательство, когда Сара слишком резко оторвалась от него.

— Спасибо за поездку. Было так забавно.

Он небрежно помахал рукой.

— Prego!

Но она уже отвернулась и целеустремленно пошла прочь.