После Сара не могла вспомнить, сколько времени она смотрела на тяжелую деревянную дверь, откуда он мог появиться в любую минуту, горя жаждой мести.
А вдруг он придет? Первое, что она сделала, отдышавшись, это схватила свою брошенную ночную рубашку и натянула ее. Хватит с нее la dolche vita[7]. Плавать обнаженной в мраморном бассейне с итальянским герцогом, который считает, что все правила должны изменяться так, чтобы быть удобными ему! Если бы у нее был хоть какой-то разум, она бы никогда не позволила втянуть себя во все эти неприятности!
По обе стороны одного из украшающих комнату зеркал стояла пара тяжелых канделябров из черного дерева, инкрустированного серебром, и Сара схватила один из них. Если он осмелится открыть дверь, она без колебания и без боязни за последствия размозжит ему голову. Похищенная девственница, защищающая свою честь до смерти! Но вскоре невольная улыбка показалась на ее губах, и она начала чувствовать себя глупо, стоя в полной готовности к сражению. Нэнни Стегс всегда предупреждала ее о чрезмерно драматическом воображении, а кто знал ее лучше?
«В этом, мисс Сара, боюсь, вы похожи на свою мать».
Воспоминание о фырканье Нэнни Стегс помогло ей овладеть собой. Если бы он помчался за ней, то давно бы ворвался в дверь. Может быть, к нему с запозданием также вернулся здравый смысл.
Она почувствовала, что ослабела от внезапной усталости, которая последовала вслед за тем, как спало напряжение. Завтра она попытается выбраться из создавшегося невыносимого положения, и если он не позволит ей уехать, то существует вездесущий Анджело, который с жаром предлагал отвезти ее к матери. У нее было чувство, что, несмотря на легкую поспешность в манерах, Анджело был весьма компетентен в том, что предпринимал. Он поразил ее уже тем, что умудрился остаться в живых.
Завтра она попросит Серафину нарисовать ей что-то вроде плана этой ловушки для кроликов, называемой палаццо герцога ди Кавальери. Завтра, возможно, уже наступило, но она устала! Вымотана так, что, кажется, даже кости размякли, и она не в состоянии выпрямиться.
Выключив свет, Сара повалилась на постель. Чуть раньше она приоткрыла жалюзи на открытую террасу, легкий ветерок напомнил ей об этом, но она уже почти заснула.
Сон был чернотой, которую она приветствовала, местом, где не думалось. А затем началось нежеланное вторжение в ее сны, которое заставило ее неловко задвигаться на широкой постели, гадая во сне, почему она чувствует, как будто кто-то спрашивает ее о чем-то, а она не может расслышать, кто-то повторяет тот же самый вопрос снова и снова, молча двигая губами. Как это раздражает! Они что, думают, что она глухая и может читать по губам? И зачем ее так сильно трясут?
— О, прекратите! — протестующее бормотание собственного голоса почти полностью пробудило ее.
— Maledizione![8] Почему, черт возьми, ты надела эту глупую рубашку? Если не поможешь мне снять ее, то, клянусь, я сдеру ее с твоего тела, моя дважды проклятая Дилайт!
О Господи — она знала этот голос! О нет! Сара издала сонный протестующий крик, когда под ее плечо скользнула рука, приподняла ее, и тут с нее грубо сдернули ночную рубашку. А затем он швырнул ее на постель, разбудив окончательно.
— Что… что вы хотите сделать? Как вы смеете?!
— Я, кажется, говорил вам раньше, это называется droit du seigneur[9]. У нас есть похожее выражение в местном диалекте, если вам интересно…
— Убирайтесь отсюда! Вы… вы обещали, помните?
— Вы говорите как маленький ребенок! Почему вы думали, что я сдержу свои обещания?
Его тело повалилось на нее. А его лицо было слишком близко, чтобы она почувствовала тепло его дыхания и острый запах алкоголя. Сара вздрогнула с растущим чувством ужаса.
— Вы пьяны, не так ли? Вы вдребезги напились, поэтому у вас хватило смелости прийти сюда и изнасиловать меня. Droit du seigneur; в вас и в самом деле нет ничего от джентльмена или… или цивилизованного человека. Вы отпрыск ваших предков-пиратов, которые пришли сюда, чтобы грабить, насиловать и превращать в рабынь украденных женщин! Вы…
— Я никогда не обещал, bella mio[10], что не попытаюсь соблазнить вас.
Он коснулся губами ее шеи, и она почти вскрикнула.
— Да… конечно, я слегка пьян. Почему нет? Я думал, что вино поможет мне заснуть, но вместо этого передо мной предстал твой образ, женщина-колдунья. Ты пробудила во мне желание, несмотря на то что я презираю тебя, знаю, кто ты такая, и часто был близок к тому, чтобы ненавидеть тебя.
Он говорил с ней по-итальянски, и в его голосе была нота, заставившая Сару бороться с ним. Он пришел сюда, решив взять ее. И теперь он говорит с ней тем грубым, бархатно-стальным голосом, который, казалось, задевает каждый ее нерв. Такой же раздражающей и посягающей была тяжесть его тела, которая испугала ее.
— Убирайтесь, я хочу, чтобы вы… сию же минуту прекратите и убирайтесь!
Она ненавидела себя за то, что снизошла до мольбы с отчаянием в голосе, но она не могла не реагировать с традиционным ужасом девственницы, когда его рука умышленно и интимно начала ласкать ее.
— Я думал, тебе нравится массаж. Прекрати так дико извиваться, carissima[11], если не хочешь, чтобы я поверил, что ты уже возбуждена.
Она начала бить его, рыдая от ужаса и ярости.
— Basta![12] Что теперь не так? Прекрати — мне не доставляют удовольствие следы он ногтей в качестве свидетельства страсти. Судя по твоей борьбе, тебя можно принять за испуганную девственницу, вместо соблазнительной cortigiana[13], которая наслаждается тем, что делает.
Он был чертовски силен! У нее не оставалось шанса против его решительности и силы, если она не скажет ему правду — что она не Дилайт, а ее старшая сестра. Лучше встретить лицом к лицу его гнев, чем то, что он хотел с ней сделать.
— Я не… я не… о, черт вас побери, остановитесь! Вы не поним…
Его рот заставил ее замолчать. Он накинулся на нее с бесконечным множеством поцелуев, которые соединялись один с другим, и перешли от дико нетерпеливых и болезненных к медленному и преднамеренному исследованию ее губ, языка, рта. Он был резким, затем нежным, затем снова резким, а его сильные смуглые пальцы продолжали делать с ней все, что им нравилось. Умышленно возбуждающе, почти дразняще, он поигрывал чувствительными кончиками ее сосков до тех пор, пока она не стала задыхаться под его хищным ртом. Сара почти потеряла голову, беспомощно разрываясь между тем, чтобы дать волю чувствам, и примитивным страхом.
Теперь не было слышно ни звука, кроме их дыхания и ее стонов. О Господи, с изумлением подумала Сара, я не могу поверить в то, что действительно происходит со мной и что я действительно начинаю желать, чтобы это случилось. Ей не хотелось ни о чем думать, и она впервые в жизни позволила чувствам одержать верх над ней; это было похоже на очень медленное падение с большой высоты по спирали или на погружение в центр водоворота, в который она попала в бессознательном состоянии. То, что он делал с ней чувственным давлением и прикосновением ласкающих пальцев, было поистине невероятно!
Неожиданно она прекратила сопротивляться, и ее руки обвились вокруг его плеч вместо того, чтобы яростно бить их. Его искусные ласки возбуждали ее все сильнее, создавая ощущения, о существовании которых она никогда не знала. Сдаваясь, она чувствовала себя подхваченной и закрученной вихрем эмоций, которые заставили ее неистово изогнуться по направлению к нему и почти приветствовать внезапную острую резкую боль, которая заставила ее вскрикнуть, и через секунду сменилась другим видом боли, которая вовсе не была болью, хотя и заставила ее издать приглушенный, почти животный вскрик, которого она сама даже не услышала из-за барабанного боя собственного пульса.
Ничего подобного она не могла вообразить, ни о чем подобном и не мечтала, ничего подобного она не могла описать себе и даже объяснить. Она осознавала только движение их тел и то, как благодаря ему испытывает все большее наслаждение.
Возвращение к реальности было подобно выходу из глубокого транса, в котором она была не сама собой, а пылким чувственным созданием, которое, не сдерживаясь, подчинилось желанию и было порабощено им. Смятая в беспорядке постель и пустота внутри нее. Тело Марко, еще собственнически лежавшее на ней, еще часть ее тела. Он спал? Если он сейчас скажет ей что-либо жестокое и саркастическое, она…
Марко пошевелился, чтобы частично освободить ее от своего веса, его рот лениво прильнул к нежной чувствительной ямочке между ее шеей и плечом.
— Dio mio[14], да ты — искусительница! Такая упругая и такая теплая… невероятно, но ты вызываешь у меня новое желание. — Его низкий голос отозвался в ней вибрациями, частично пугающими и частично… Его слова разбудили в ней древний, примитивный инстинкт, и ей захотелось коснуться Марко. Удержать его рядом с собой, внутри себя. Погладить его черные, как ночь, волосы. Обнаружить, сможет ли она вновь вызвать тот же бешеный взлет страсти и то же бурное завершение ее.
Сарины ладони скользнули вниз по его спине и снова вверх к его плечам и затылку. Потом одна рука двинулась снова вниз, исследуя его крепкое тело и почти инстинктивно найдя место, где соединялись их тела.
— Strega![15] Колдунья! — услышала она его хриплый шепот около своего виска. И он начал двигаться и погружаться в нее снова, а его руки погрузились в ее густые волосы и притянули ее лицо для безумных поцелуев, затем двинулись ниже и прижали ее бедра к его.
В книгах, которые она читала, говорилось, и это подтверждали все ее подружки, что подобное никогда не может совершиться в реальной жизни. Сара радостно, с триумфом обнаружила, что все они не правы.
Она все еще мягко плыла куда-то вниз, чувствуя себя легкой, как перышко, когда услышала, что он что-то говорит ей, но его слова не запечатлевались в голове и не имели в этот момент никакого значения. Сара дремотно повернула голову к его плечу, что-то сонно пробормотала в ответ, теснее прижалась к нему и крепче обняла его руками.
Он говорил по-итальянски и слова могли означать «доброй ночи» или даже «domani»[16], слово, которое мужчины итальянцы очень любят употреблять, особенно со своими любовницами. Не сознавая этого, она начала улыбаться во сне. Любовница. Кто бы мог подумать, что она и в самом деле чья-то любовница! Любовница Марко, чтобы быть точной, и это было, право, забавно, потому что все началось со жгучей ненависти.
Следующее, что осознала Сара, было солнце, коснувшееся ее ресниц горячими, яркими лучами. А затем чувство потери.
Спала ли она на самом деле? Сара протянула ищущую руку, обнаружила пустую подушку и поморщилась. Сон? Но стоило ей пошевельнуться, как непривычная боль заставила ее вздрогнуть и приоткрыть глаза, чтобы взглянуть на солнце, струящееся через раздвинутые занавески. С глухим стоном она повернулась на другой бок, лицом к пустой стороне постели.
О, черт возьми! Она действительно не хотела об этом думать, но не могла остановить внезапный поток воспоминаний. Почти автоматически потянувшись к подушке, она крепко сжала ее, словно для уверенности, пока глаза ее невидяще смотрели на стену. Итак, она наконец прошла через это, но как странно, что ее первым мужчиной оказался именно Марко, к которому она решила питать отвращение еще до того, как познакомилась с ним! Марко оказался единственным известным ей мужчиной, способным соблазнить ее поцелуем — заставить ее делать то, что угодно ему, оправдывая его ожидания. И он все еще принимает ее за Дилайт, ее сестру, чье имя он шептал ей на ухо в то время, как занимался любовью с Сарой. Со скромной Сарой, которая всегда придерживалась довольно строгих правил и вовсе не была тем типом женщин, который мужчины находили волнующим.
Что же ей теперь делать?
Практичная и прагматичная сторона ее натуры, которую она унаследовала от отца, рекомендовала осторожность. Но в ней также было кое-что и от матери; страсть и безрассудство, которые она сама и ее воспитатели всегда пытались смягчить. Зачем? И для чего?
Сара заложила руки за голову; чувство томной усталости постепенно овладевало ею, пока она вспоминала. Вероятно, она, а не ее сестра, заслужила все то, что он говорил о ней раньше. В этот момент она не испытывала сожаления и вины. Именно Сару он хотел и именно с ней занимался любовью, осознавая это или нет! Но она-то знала — каждым дюймом своего ноющего тела и без томительных признаков стыда. Что сделано, то сделано. И теперь остается только идти вперед. Она подумала о теле Марко и о том, как плавно двигались мускулы под его загорелой кожей… под ее ладонями. Покраснев, она вспомнила, как его руки интимно исследовали ее, открывая в ней то, о чем она и сама не догадывалась. Теперь, зная это, Сара обнаружила, что беспокойно мечется на сбитых простынях. Конечно, он покинул ее из-за слуг. Но когда же он вернется?