Любовная капитуляция

1

Соммерфильд Сильвия

Любовная капитуляция

OCR: tysia ; Spellcheck: Федор

Роман в двух книгах. Книга первая /

Пер. с англ. В. Г. Забалуева и К. Т. Забалуевой. — М.:

Редакция международного журнала «Панорама»,

1995. — 208 с.

ISBN 5-7024-0236-7

© Sommerfield Silvie F., 1990

В романе повествуется о двух юных шотландских

аристократках — Кэтрин и Энн Мак-Леод. Волею

судьбы они лишаются не только своего состояния, но и

прав. Этим пользуется фаворит, только что

взошедшего на престол, короля: он хочет жениться на

Кэтрин против ее воли. Подчиняясь монаршей прихоти,

девушка вынуждена дать брачный обет, но не может

смириться с ролью нелюбимой жены, так как Донован

2

Мак-Адам

считает

любовь

сентиментальной

выдумкой. Однако...

Роман в двух книгах. Книга вторая /

Пер. с англ. В. Г. Забалуева и К. Т. Забалуевой. —

М.: Редакция международного журнала «Панорама»,

1995. — 176 с.

ISBN 5—7024—0237—5

Sommerfield Siivie F., 1990

Брак молодых супругов Кэтрин и Донована Мак-

Адама сначала не складывается — должно пройти

время, чтобы они победили в себе гордыню,

предрассудки, безосновательную ревность. Иная судьба

у другой сестры, Энн, которой в основном посвящена

вторая

книга

романа.

Она

полюбила

высокопоставленного

английского

агента,

пытающегося установить прочный мир между Англией

и Шотландией. Эндрю Крейтон тоже любит Энн, но

пока он не выполнит свою миссию, брак между ними

невозможен. Удастся ли им в буре событий сохранить

любовь и обрести счастье?

1

Англия, 1488

Сэр Уильям Френсис Эндрю Крейтон, стройный,

отменно сложенный, мерял большими нервными

шагами залу, чиркая шпорами по каменным плитам и

даже не пытаясь хоть как-то приглушить этот звук.

3

Одинаково хорошо владея конем и мечом, он плохо

переносил ожидание неизвестности. Он не любил ждать;

кроме того, полуночный вызов к лорду Джеффри

Спэрроу показался ему крайне подозрительным.

Обычно за этим стояла неприятная новость или какое-

нибудь головоломное поручение.

Сэр Эндрю был человеком с состоянием и занимал

видное положение при дворе английского короля: он

относился к числу немногих, кому доверял Джеффри

Спэрроу, а за Джеффри, как всем было известно, стоял

сам король.

До Англии дошли отголоски междоусобицы,

сотрясавшей сейчас Шотландию: отец и сын сошлись в

единоборстве за право на трон. Для Англии ее исход

был исключительно важным, и при одной мысли об

этом у Эндрю портилось настроение. Он чувствовал, что

предстоящий разговор с Джеффри имеет прямое

отношение к событиям в соседнем королевстве.

Всех его друзей поражало, что в свои тридцать три он

не проявляет ни малейшей склонности к обзаведению

семьей. Сэр Эндрю был образован и красив, но не

рафинированной

красотой

придворных

франтов:

суровые

черты

лица,

волевой,

мужественный

подбородок, из-под черных бровей проницательно

смотрели серые глаза. Два рубца на лице скорее

придавали ему выразительность, чем портили его. Один

шел от линии волос и обрывался на левой скуле, другой

проходил по правой щеке. И тот, и другой —

напоминание о его отчаянной храбрости, как, впрочем, и

те многочисленные шрамы, которые покрывали его

могучее тело; везде, где бы он ни появился, он

становился центром притяжения для женщин.

4

К тому моменту, когда дверь сзади скрипнула,

терпение его было на исходе, а потому он даже не

повернулся. Прошло какое-то время, и густой, сочный

смех нарушил тишину.

—

Ах, Эндрю, Эндрю! Ты на меня зол, как я

посмотрю. Неужели поздний час так плохо на тебя

влияет? До сих пор до меня доходили прямо

противоположные утверждения.

Эндрю обернулся. Бесконечно уважая Джеффри

Спэрроу, он не мог долго на него сердиться.

Фамилия

Джеффри1

как

нельзя

лучше

соответствовала его облику. Худой, с носиком-клювом,

нависавшим над тонкой линией рта, он и двигался-то

как птица, резко и как бы пугливо. Но острый взгляд его

желтоватых глаз свидетельствовал, что в тщедушном

теле живет блестящий и острый ум.

—

Негодяй, — улыбнулся Эндрю. — Ну, говори,

какой очередной подвох ты мне приготовил? Нельзя

было дождаться дня?

—

Дорогой друг, днем ты будешь уже далеко

отсюда!

—

Далеко отсюда? Куда же ты собираешься меня

отправить?

—

В Шотландию, — последовал негромкий ответ.

Наступило долгое молчание, первым заговорил

Эндрю:

—

Надеюсь, мне предложат здесь немного вина?

Признаюсь, я ожидал сюрпризов, но все же не таких.

Теперь улыбнулся Джеффри. На столе возвышался

кувшин с вином и кубки, он наполнил два, один

1 S p a r r o w — воробей (англ.).

5

протянув Эндрю, и с возгласом: «За мир между Англией

и Шотландией!» — поднял свой.

—

Оптимистический тост, — с сарказмом

отозвался Эндрю. — Однако даже после него мне

неясно, что же от меня потребуется.

—

В Шотландии у меня есть человек... назови его

шпионом, если хочешь. Последнее время меня начали

одолевать сомнения в его верности, и вообще мне

многое непонятно в его поведении.

—

Так я должен шпионить за твоим шпионом. —

Расхохотавшись, Эндрю допил кубок. — Избавь меня

от этого, Джеффри, у меня нет охоты играть в такие

игры.

—

Это не игра, Эндрю, и я хотел просить тебя

вовсе не об этом.

—

Тогда ради всего святого, дружище, раскрой

мне наконец завесу тайны.

—

Тебе известно, каковы отношения между

королем Яковом и его сыном?

—

Разумеется.

—

Кто бы из них ни взял верх, мы должны

обеспечить мир между нашими двумя королевствами.

—

Ни один из них не пойдет на это.

—

Не следует судить скоропалительно.

—

Ты всегда знаешь гораздо больше, чем считаешь

нужным говорить. Ну, выкладывай, что ты там для меня

приготовил.

И вновь Джеффри одарил его улыбкой, слишком

ласковой на вкус Эндрю.

—

Как насчет того, чтобы на время отказаться от

ваших обычных надменных манер и немного поиграть в

смирение и почтительную скромность, сэр Эндрю?

6

—

Это кому же я должен демонстрировать свою

почтительность, помимо короля и уважаемых мною

людей?

—

Ну, например, одному шотландскому лорду.

—

Ха! Исключено!

—

И все же тебе придется приложить все свои

усилия для этого, Эндрю, ибо именно этого хочет

король. Дело исключительной важности, и к тому же не

терпящее отлагательств.

—

Расставим все точки над «i», Джеффри. Кто этот

господин?

—

Лорд Эрик Мак-Леод.

—

Почему именно он?

—

Потому что с его помощью тебе необходимо

пробраться к тому, кто одержит верх и займет трон.

Видишь ли, лорд Мак-Леод сражается за Якова III, но

проживает рядом с крепостью в Эдинбурге, так что если

Яков IV будет одерживать верх, он вынужден будет для

своей окончательной победы овладеть этим городом. И

в том, и в другом случае ты сможешь приблизиться либо

к тому, либо к другому претенденту на престол. Ты

выедешь немедленно, одевшись попроще и победнее,

так, чтобы никто не заподозрил твоего благородного

происхождения. Вскоре ожидается решающее сражение.

Ты должен присоединиться к людям лорда Эрика и

сражаться рядом с ним. А дальше... дальше я полагаюсь

на твою изобретательность. По мне, ты должен

держаться как можно ближе к нему, чтобы оказаться в

Эдинбурге в нужное время. Мы должны обеспечить

мир, Эндрю, и от тебя зависит очень многое.

—

А если у меня ничего не получится?

Джеффри мрачно посмотрел на Эндрю.

7

— Цена неудачи окажется чрезвычайно высокой.

Тебе она может стоить жизни. Но ты у нас всегда был

везунчиком.

—

Ладно, положим. Что дальше?

—

Дальше мне остается опять довериться твоему...

э-э... богатому воображению и изобретательности.

—

Покорнейше благодарен, — сухо сказал Эндрю.

— Твои комплименты начинают выводить меня из себя.

—

Не беспокойся, в качестве слуги лорда Мак-

Леода ты не будешь избалован похвалой.

—

Мне от этого легче не будет. Как я могу стать

слугой?

— Прояви толику смирения, Эндрю, — засмеялся

Джеффри. — Может статься, это пойдет на пользу

твоей бессмертной душе.

—

О моей душе предоставьте заботиться мне, —

пробормотал Эндрю.

—

В тебя, Эндрю, я верю больше, чем в любого

другого рыцаря при дворе. — Голос Джеффри стал

предельно серьезным, взгляд его не отрывался от лица

Эндрю. — Мы хотим избежать столкновения с этой

страной, кто бы ей ни правил. Там должен быть человек,

на которого мы могли бы положиться. Король

спрашивал, есть ли у меня такой на примете, и я еще раз

подтвердил свое полное доверие к тебе. Его величество

полностью со мной согласился.

—

Негодяй, — сказал Эндрю ворчливо. —

Умеешь подластиться. Стоит ли удивляться после этого,

что ты — правая рука короля.

—

Так ты выполнишь наше пожелание?

—

Я сделаю все, что смогу. Если же ничего не

получится...

8

— У тебя не может не получиться. Ты слишком умен,

чтобы дать обвести себя вокруг пальца какому-то там

шотландцу.

Губы Джеффри вновь сложились в улыбку.

—

Боже, остановись! Еще один комплимент, и

меня разорвет от самодовольства, — рассмеялся Эндрю.

—

Король и его подданные будут в неоплатном

долгу перед тобой, если ты сумеешь с этим управиться.

Будут спасены многие и многие жизни, Эндрю. А там...

Там можешь не сомневаться, король продемонстрирует

публичное благоволение к тебе более материальным

путем.

Лицо Эндрю побагровело.

—

Святой Господь, ты что же, думаешь, я пойду на

это ради платы?

— Нет, Эндрю, и в голове не держал ничего

подобного. Слишком уж хорошо я тебя знаю. Я всего

лишь повторяю слова его величества, и — он шагнул к

другому длинному столу у самой стены, — я должен

предложить тебе это.

Он сдернул со стола покрывало, под которым лежал

меч — и какой меч! Лезвие его мерцало в бледном

свете. Лежавшие чуть поодаль ножны не были

украшены обычными в таких случаях драгоценными

камнями, рукоять была сделана все из той же гладкой

стали, но у всякого знатока при одном взгляде на

оружие захватило бы дух.

—

Король крайне сожалел, что не может

преподнести тебе меч в той великолепной отделке,

какой ты, по его мнению, заслуживаешь. Драгоценные

камни украсят ножны и рукоять меча сразу по твоему

возвращению. Он велел передать его тебе как знак

9

милости, восхищения твоим мужеством, с пожеланиями

успеха.

Эндрю какое-то время не мог ничего выговорить. Ему

не нужны были пояснения, чтобы убедиться: перед ним

истинный шедевр оружейного искусства. Он подошел к

Джеффри

и

благоговейно

поднял

громадный

обоюдоострый меч. Тот оказался настолько удобным,

что казался продолжением его руки.

—

Потрясающе! — выдохнул Эндрю.

—

Я знал, что ты сумеешь оценить его.

—

Когда я должен выехать?

—

Чем скорее, тем лучше. События движутся к

кровавой развязке, и каждая минута на счету. У тебя

слишком мало времени на прощание, и я боюсь, что

многие леди останутся неутешными по случаю твоего

отъезда. Сочту за честь выразить им твои глубочайшие

сожаления.

Эндрю ответил широкой ухмылкой, мгновенно

преобразившей его лицо, добавившей в него тепла,

которое, как солнце, осветило изнутри его суровую

красоту.

—

Я отправлюсь с рассветом. Это тебя устроит

мой любезный, хотя и не в меру навязчивый друг?

—

Вполне.

—

Ну, полагаю, ты предложишь мне еще вина, и

мы присядем, чтобы обсудить детали.

—

Обсуждать нечего. — Джеффри засунул руку в

карман камзола и вытащил небольшую связку бумаг. —

Здесь все, что требуется. Внимательно прочитав все эти

бумаги, ты, твердо запомнив их содержание, тут же их

уничтожишь.

10

—

Это надо понимать так, что существуют люди,

которые... не разделяют твоих целей.

—

Существуют... по ту и по эту сторону.

Достаточно сильные для того, чтобы ты имел основания

серьезно опасаться за свою жизнь. Скажу прямо, без

околичностей: с некоторыми из наших связных

произошли э-э... дорожные происшествия. И там, и здесь

хватает посторонних ушей, и меньше всего я желал бы,

чтобы сведения о твоем задании перестали быть

секретом. Будь предельно осторожен, друг мой,

осторожен и бдителен. Следи за каждой тенью и

каждым шорохом и никогда не оставляй свою спину

неприкрытой.

— Не беспокойся.

Эндрю сунул бумаги под рубаху, поближе к телу,

затем взял меч, подержал, любуясь им, и вложил лезвие

в ножны.

Джеффри протянул руку, и Эндрю пожал ее; так

друзья выразили уважение и привязанность друг к

другу, преданность стране и королю.

Погруженный в свои мысли, Эндрю скакал по темным

и гулким улицам ночного города. Он не испытывал

страха, но ощущение громадной ответственности,

возложенной на него, тяготило. Привязав лошадь у

дверей

дома,

он

отправился

наверх,

чтобы

приготовиться в дорогу.

Он не стал будить слуг, кроме старого верного

Чарлза, состоявшего при нем со времен отрочества.

—

Сэр, что значит вся эта спешка? Что-нибудь

приготовить? Может быть, я должен вас сопровождать?

11

—

Нет, Чарлз. Ты остаешься. Эту поездку мне

придется предпринять в одиночестве. Приготовь лишь

немного провизии. Я предполагаю, по возможности,

скакать без остановок. Чем меньше людей меня увидят,

тем лучше.

—

Вы отправляетесь один?!

Чарлз был озадачен и обеспокоен. Он так долго

служил сэру Эндрю, что у него в голове не

укладывалось, как это хозяин может отправиться куда-

то без него.

—

Увы, да.

Эндрю сдержал улыбку, не желая обидеть преданного

слугу.

—

Когда ждать вас обратно?

—

Это зависит от... от стольких обстоятельств, что

лучше об этом не говорить. Позаботься обо всем здесь,

Чарлз. Хозяйство и все мои дела оставляю в твоих

надежных руках. — Наклонившись к слуге, он

прошептал ему на ухо: — Я еду по поручению короля.

Что бы ни произошло, Эндрю мог быть твердо уверен

в одном: о его делах от Чарлза никто и ничего не узнает,

верный слуга скорее умрет, чем проговорится.

Чарлз стоял и смотрел, как Эндрю облачается в

темно-коричневое поношенное платье, которое он

надевал только в тех случаях, когда ему приходило в

голову заняться физическим трудом или пофехтовать.

Закрепив меч на перевязи, Эндрю обернулся и чуть не

расхохотался: такое недоумение и любопытство было

написано на лице Чарлза.

Тот кивнул и застыл, прислушиваясь к удаляющемуся

звону хозяйских шпор в прихожей и длинном коридоре,

ведущем к двери. Подойдя к окну, Чарлз поглядел

12

сверху, как Эндрю затягивает подпругу и вскакивает в

седло.

Он отправился в дорогу, снаряженный лишь

совершенно необходимыми вещами, так что определить

его

принадлежность

к

высшему

английскому

дворянству было абсолютно невозможно, и, если бы с

ним произошло что-то плохое, вероятнее всего, никто

никогда не узнал бы, что с ним стряслось.

Копыта коня застучали по дороге, и скоро цокот их

растворился в ночи. Чарлз стоял и смотрел в темноту,

пока она не поглотила хозяина.

Пять недель спустя

Когда утром две армии с грохотом сошлись, солнце

горело в голубизне небес как драгоценный камень.

Теперь день клонился к вечеру, и верхушки холмов

касались нижней части ослепительного диска. Клейкая

листва переливалась в лучах заходящего светила,

провозглашая приход поздней шотландской весны;

изнурительная схватка близилась к завершению.

Немного в стороне, к северу от поля битвы, одинокий

всадник, Яков III Шотландский, сухими, воспаленными

глазами смотрел, как армия мятежников, возглавляемая

его сыном, медленно, но верно идет к полной победе.

Прозрачная вода речки окрасилась кровью бойцов,

сохранивших верность своему королю. Рыцари и

горожане стояли плечом к плечу и жертвовали своими

жизнями во имя верности трону.

Яков III и поныне мог бы жить в мире и

благоденствии, прояви он большую государственную

мудрость или хотя бы способность удерживать в каких-

13

то рамках свою скупость, но безудержная жадность

ввергла его в столкновение с могущественным

семейством, живущих в приграничье, Хоумов, а

союзниками последних стали не менее могущественные

Хепберны и Мак-Адамы. Первым делом мятежники

захватили Данбар и Стерлинг.

Король послал на битву самых близких своих друзей,

готовых пойти ради него на смерть. Но час назад все

стало ясно, и он почувствовал вкус поражения,

подобный вкусу пепла. Он велел своим сторонникам

покинуть поле боя, а сам в одиночестве взирал на ужас

финальных аккордов проигранной битвы.

Конь, на котором он восседал, был крепок и вынослив

и вполне мог доставить его в безопасное место, хотя сам

всадник был в старых, потускневших от времени

доспехах, одетых для маскировки.

Яков III понимал: битва окончена и, узнай его кто-то

из врагов, никто и гроша не даст за жизнь венценосной

особы. Его несколько утешало то обстоятельство, что он

найдет убежище в Англии и, более того, сможет заново

собрать там свои силы, чтобы вновь сразиться с

противником... Да, именно так, хотя врагом являлся его

собственный сын, изменивший отцу и домогавшийся

короны... На глазах короля выступили слезы, и

вчерашний владыка, скрипнув зубами, пробормотал

страшное проклятье в адрес сына.

Спустя мгновение он расправил плечи и, развернув

коня, с места пустил его в галоп; сильное животное

несло его навстречу надежде, что с новыми силами и

армией он сможет нанести сыну поражение и

рассчитаться за ужас и унижение этого дня.

14

Узкая и грязная дорога, по которой скакал всадник,

шла вдоль реки. Еще немного — и он добрался до

брода. Отыскав переправу, король пустил лошадь прямо

в реку, взметнув столб брызг; конь, чувствуя, как

неуверенно всадник держит поводья, встревоженно

захрапел. На другой стороне реки располагалось

несколько домов, и он предполагал миновать их, не

останавливаясь, но судьба рассудила иначе. За

ближайшим поворотом ему попались две женщины,

несущие воду из колодца. Когда перед ними возник

всадник на бешено несущемся коне, обе они взвизгнули,

испуганная лошадь встала на дыбы, суча передними

ногами по воздуху, и седок с тяжелым стуком рухнул на

землю. Испуганная лошадь поскакала дальше, а две

невольные

виновницы

происшедшего

боязливо

приблизились к лежащему на земле человеку.

—

Мама! — воскликнула та, что помоложе.

—

Тсс! — осекла ее женщина постарше и

опустилась на колени перед лежащим.

Яков с величайшим трудом открыл веки; он

попытался заговорить, но не смог.

—

Беги за отцом, — приказала пожилая женщина.

Через минуту-другую девушка вернулась с отцом, и

они втроем с величайшим трудом перенесли незнакомца

на траву. Когда удалось стащить с его головы шлем,

крестьянин остолбенел.

—

Король! Нужно помочь ему.

Но

сразу

же

после

его

слов

раздался

приближающийся топот. Женщины бросились на

дорогу, чтобы задержать всадников. С облегчением они

разглядели, что один из них одет в длинные одежды и

рясу и, судя по всему, является служителем церкви.

15

—

Отец! — закричала она. — Святой отец!

Тот свесился с седла.

—

Что ты хочешь сказать мне, женщина?

—

Это прямо-таки благословение Господне, что вы

оказались здесь, святой отец. Тут один рыцарь упал с

лошади и разбился. Муж опасается, что он при смерти и

ему нужен священник.

Незнакомцы обменялись взглядами, в которых

сквозил азарт погони. Лжепастырь направился за

женщиной к лежащему на земле королю.

—

Оставь нас! Если он захочет исповедаться,

чтобы получить отпущение, нам необходимо побыть с

ним наедине.

Глава семейства поднялся с колен, оставив короля

лежать. Прищурившись, он смотрел на того, кто отдал

ему приказ, и тут же, с выступившей на лбу испариной,

заторопился к жене и дочке и, ухватив их за руки,

поволок прочь.

—

Живо, — хрипло шептал он. — Нам здесь

нечего делать.

«Священник» стал на колено, не удержавшись от

торжествующей улыбки. Вот тот, кого они ловили и

неожиданно быстро и легко заполучили в свои руки!

Голова короля была свободна от шлема, его густые

волосы смялись, на лбу мерцали капельки пота, глаза —

полуоткрыты. Но преследователь узнал его с первого

взгляда, даже в неверном свете угасающего дня.

«Священник» склонил голову и вытащил из-под рясы

длинный и тонкий кинжал. Старые доспехи были

расстегнуты на груди, и именно туда сильная и жестокая

рука нанесла короткий удар. Глаза короля раскрылись, и

он узнал убийцу, с его именем на устах он умер.

16

«Священник» завернул короля в плащ и оставил

мертвое тело, приблизившись к маленькому семейству,

безмолвно стоявшему в отдалении.

—

Он скончался, но успел очистить душу на

исповеди. Мои люди позаботятся о нем, так что можете

идти по своим делам, дети мои.

Те кивнули, глядя, как закутанные в плащи люди

уносят труп.

Когда

замолк

стук

копыт,

глаза

девушки

вопросительно устремились на отца, но тот лишь смог

выдохнуть:

—

Это был никакой не священник... И нужно как

можно скорее сообщить о том, что произошло Доновану

Мак-Адаму.

2

Тело короля спрятали в лесу неподалеку от

Саучиберна. Его убийца поскакал дальше, а его

сообщники под покровом темноты вернулись в лагерь

нового короля — Якова IV. Все трое обязались хранить

молчание о преступлении, ибо сын покойного монарха

надеялся, что отца вот-вот найдут и доставят к нему; он

должен, был, как можно дольше оставаться в неведении.

Смежив веки, Яков лежал в палатке, над которой

развевался королевский флаг. Он спал прямо в одежде,

изможденный и обессиленный, и сон его был сладок.

Рядом, свернувшись калачиком, спал как убитый

молоденький паж.

Шевельнувшись, Яков открыл глаза. Он уснул каких-

нибудь двадцать минут назад, и когда приподнялся,

чтобы сесть, тело и сознание запротестовали против

такого насилия над плотью. Новый король был

17

озадачен, не понимая, что могло пробудить его.

Оглядевшись, он мельком посмотрел на сладко

дремлющего пажа и улыбнулся, пусть поспит еще пару

минут. В эти блаженные мгновения он сможет побыть

наедине с собой и своими мыслями.

Он встал, и любому непосвященному стало бы сейчас

ясно, что перед ним король: он глядел, двигался и вел

себя как человек, рожденный царствовать над другими

людьми. Теперь, ко всему прочему, ему предоставлялась

возможность во всем блеске проявить свою энергию,

силу и государственную мудрость. Он обладал

бесценным даром завоевывать популярность, а

монархия была для него всем — осью, вокруг которой

вращается жизнь целого народа.

Яков обладал крепким, сильным телом и живым,

пытливым умом, но над всем главенствовала его

решимость

править

и

властвовать,

добиваться

исполнения закона и быть королем не только

номинально.

Единственное, что терзало его сознание и мешало

уснуть, — мысль о том, где сейчас отец и что с ним.

Больше всего на свете его страшила мысль, что отец

может погибнуть раньше, чем его отыщут и доставят к

нему. Он не хотел брать грех отцеубийства на свою

душу, а потому разослал по всем направлениям своих

людей с категорическим приказом найти смещенного

монарха и доставить его в лагерь целым и невредимым.

И вновь он попытался вспомнить, что разбудило его

ото сна. Он заметил, что стопка бумаг на столе

разворошена. У кого-то хватило наглости зайти в его

шатер, пока он спал. Король невольно ухмыльнулся.

Либо это отчаянная храбрость, либо отчаянная глупость;

18

определить, что именно имело место, не представлялось

возможным. Странно, ведь в бумагах не содержалось

ровным счетом ничего, о чем незваный гость не мог

узнать, прямо спросив об этом их хозяина. Яков держал

за правило всячески поощрять преданность и верность,

и мало кто не был об этом наслышан. Слабейшие

хватались за это его качество как за спасательный круг,

сильнейшие могли вкушать его благоволение и любовь,

немало гордясь этим. Итак, это был кто-то, кому он

всецело доверял, — никто другой не осмелился бы

войти в королевскую палатку. Придя к такому выводу,

Яков вздохнул и расправил плечи. Под его знаменами

служили и люди, оказавшиеся изменниками, и при их

представлениях о чести они могли предать и его самого,

подвернись для этого благоприятный случай.

Он подошел к столу, взял лежавшие на нем бумаги и,

вернувшись к кровати, решил заново перечитать их.

Подложив под спину несколько подушек, он стал

смотреть бумаги в том порядке, как они лежали. Ему

доставило глубокое удовлетворение сопоставление того,

что он планировал, с тем, чего уже удалось добиться.

Яков вспомнил о самом верном и самом надежнейшем

из своих подданных — Доноване Мак-Адаме. Ему он

поручил самую важную задачу, питая к нему особое

доверие, которое тот не раз оправдал.

Как на ладони он увидел перед собой долины

Шотландии и гористый край, за которым лежала

Англия. Подумал он о Данбаре и Хейлсе, двух городах,

из которых Данбар, укрепленный порт, являлся ключом

ко всей Шотландии. Верное чутье подсказывало ему,

что Патрик Хепберн уже взял эти города, и ему самое

время идти на столицу — Эдинбург. Овладев в

19

кровавой войне этими ключевыми пунктами, далее он

сможет распространить свою власть и на Глазго. Не

сомневался он и в том, что Донован Мак-Адам сумеет в

полной мере оценить ущерб, нанесенный стране

мятежом,

поможет

ему

восстановить

прежнее

благополучие и создаст надежный фундамент для его

царствования.

Нужны были люди вроде Донована, чтобы удержать

под властью короля пограничье. Вне всякого сомнения,

в Англию уже во весь опор неслись всадники с вестью,

что мятежники под предводительством молодого

принца одержали сегодня победу, и теперь Англии,

хочет она или нет, придется иметь дело с человеком,

занявшим трон прочно и надолго. Вместо пугливого и

боязливого союзника Генриху Тюдору придется иметь

дело с владыкой, которого нельзя ни купить, ни запугать

и которому придется отдавать королевские почести.

Яков был отлично сложен и красив: волосы отливали

каштановым цветом, в глазах таились сила и

уверенность.

Неожиданно в палатку короля вошли двое.

Один был рослым, мускулистым человеком с густой

бородой — лорд Дуглас, второй — Джон Флеминг,

человек с глазами, шныряющими по всей комнате: по

столу, по постели, где Яков оставил бумаги, пока

наконец они не остановились на короле.

Молчание пришедших раздражало Якова. Он послал

их на поиски отца сразу же после сражения и теперь с

нетерпением ждал новостей.

— Ну, господа? — Его голос звучал обманчиво тихо.

— Вы отправились несколько часов назад, что же вы

имеете мне сообщить?

20

Лорд Дуглас покачал головой.

— Пока никаких известий, сир.

Флеминг улыбнулся, чтобы привлечь к себе внимание

короля, и негромко добавил:

— Ваш отец бежал, ваша милость. Он, сломя голову,

помчался в поисках укрытия, вероятнее всего, в

направлении границы с Англией, как какой-нибудь

трусливый...

Голос его застыл, а улыбка сошла с губ при виде того,

как окаменело и наполнилось яростью лицо Якова.

Король не мог перенести, чтобы кто-то позволил себе

говорить об его отце в таком тоне. Яков-старший от

природы отличался милосердием, но его сын вовсе не

собирался быть таким же снисходительным.

— Вы дали указание разыскать вашего отца, сир, и мы

приложили все усилия. Его обязательно найдут. Вы

приказали, чтобы он был доставлен живым и

невредимым, и едва ли среди ваших подданных

найдется хоть один, который осмелится нарушить вашу

волю. Мы его отыщем.

— Так, — тихо сказал Яков. — Вы перекрыли все

дороги, по которым можно ускользнуть?

— Да, ваша милость.

Король ничего не ответил: его обуревали самые

противоречивые чувства. Он был до предела уязвлен,

вскользь высказанным, упреком отцу в трусости и

малодушии, но сейчас его пьянило ощущение победы.

Действительно, в ожесточенной борьбе он отвоевал у

своего отца престол; теперь перед ним стояла задача не

в пример более трудная — любой ценой удержать

власть. И он понимал, что люди, изменившие отцу, при

случае не погнушаются изменить и сыну! Что ж, он

21

заставит их плясать под свою дудку, преподнесет урок

суровый и решительный. Он будет королем, знающим,

как надо править.

— Патрик и Донован в Эдинбурге, чтобы приготовить

мне королевский замок. Пора вступать в права владения,

господа.

— Мы отправляемся прямо сейчас, сир?

— Да.

— И даже не станем ждать известий о вашем отце?

— Эти известия в любом случае дойдут до меня. Не

вы ли заверяли, что найдете его во что бы то ни стало?

Готовьтесь к отъезду, через час мы выступаем.

Это был приказ короля, и присутствующие не

осмелились выказать колебание или нерешительность;

они

лишь

обменялись

короткими

взглядами,

поклонились и вышли.

Яков вновь остался один. Он так надеялся получить

известия об отце, точнее, одно известие — что тот жив и

невредим. Он собирался овладеть троном, но не

совершать преступление, которое камнем лежало бы на

его душе всю жизнь. Он расправил плечи, шагнул к

выходу из шатра и взглянул на лагерь, похожий после

команды к сборам на разворошенный муравейник. И

вновь он вспомнил о Патрике и Доноване Мак-Адаме,

которые должны были захватить Эдинбург и

дожидаться там его прибытия. Отчего им овладело

внезапное чувство, что, кроме этих двух людей, ему,

возможно, не на кого положиться?

Яков скакал во главе войска к Эдинбургу, не

подозревая

о

незначительных,

казалось

бы,

происшествиях, случившихся в различных местах

королевства, — происшествиях, которым суждено было

22

оказать самое серьезное влияние на весь ход его

царствования.

Городской центр Эдинбурга казался обезлюдевшим.

Лавки и мастерские закрыты и забаррикадированы,

жители, способные носить меч, ушли, чтобы сражаться

за своего короля, Якова III. Дома наглухо затворены, и

свет не пробивался сквозь закрытые ставни. Зловещая

тишина, словно глубокой ночью, нависла над городом.

Замок был тоже пуст, воины ушли вслед за королем, и

многих из них уже не было в живых. Улицы безлюдны,

одни духи и приведения бродят по ним.

Большие, нарядные дома в богатом квартале, где

жили аристократы, заперты на засовы. Внутри

молчаливые женщины ждали весточки от близких: ведь

исход битвы был еще не известен.

В одном из домов, в комнате с обшитыми дубовыми

панелями стенами оставались две девушки. Вот уже

какое-то время они не проронили ни слова, будучи

поглощены мыслями о брате и представляя себе, как он

с мечом в руках сражается в водовороте свирепой

схватки.

Одна из них напоминала нежный цветок: бледная, с

кремовой кожей и вьющимися черными волосами,

заплетенными вокруг головы в тяжелую косу. При

первом же взгляде на нее возникало ощущение

хрупкости. Широко раскрытыми фиалковыми глазами

она следила за движениями второй девушки — та, не

находя себе места, мерила из угла в угол комнату

широкими, нервными шагами.

23

— Метаться по комнате, как тигрица по клетке —

толку мало, — сказала брюнетка. — Новости от этого

быстрее не придут.

Кэтрин Мак-Леод резко остановилась и обернулась.

Если

первая

девушка

казалась

воплощением

утонченности и нежности, то Кэтрин была само пламя и

порыв. Ее темно-каштановые волосы переливались в

отсветах слабо горящего камина, а на решительном,

украшенном румянцем лице блестели зеленые глаза.

— Боже, как бы мне хотелось быть мужчиной! Тогда

бы я поскакала с ними.

— Но ты же не мужчина.

— Проклятье! Хоть бы кто-нибудь принес одно

словечко! Вдруг он сейчас лежит раненый на поле?

— Кэтрин, все, что мы можем сделать, — это ждать.

— Прошло уже столько часов с того момента, когда

сообщили, что вот-вот начнется схватка. Наверняка она

уже закончилась!

— О Боже, Кэтрин! Я так боюсь!

Кэтрин взглянула на младшую сестру, и лицо ее

смягчилось:

— Ты нездорова, Энн: так полностью и не оправилась

от лихорадки. Почему бы тебе не спуститься вниз и не

лечь в постель?

— Я все не могу поверить, Кэтрин. У нас ведь тоже

семья, и мы все любим друг друга. Как это возможно —

сыну восстать против отца... против своего короля?!

— Для меня это тоже за гранью понимания. Ему,

конечно, отчаянно хочется стать королем, но этому не

бывать.

— Кэтрин, ну а если...

— Не надо об этом!

24

— Но вдруг король и вправду будет разбит? Что...

что тогда должно произойти?

— Не тревожься, Энн. От плохих мыслей ты только

еще больше расхвораешься. В конце концов вряд ли сын

короля будет воевать с женщинами.

— Но он здесь так или иначе объявится!

— Разумеется, если он хочет быть королем. Эдинбург

слишком важный город, чтобы не побывать в нем. Но он

здесь встретит совсем не тот прием, на который

рассчитывает.

— Но если Эрик... Что с нами сделает новый король?

— Энн, успокойся, ляг и отдохни. Эрик страшно

расстроится, когда, вернувшись, найдет тебя такой.

— Пожалуй, я и в самом деле прилягу, — сказала

Энн и с трудом встала.

Кэтрин хотела было проводить ее, но в голове у нее

мелькнула мысль: если новости не приходят, нужно

отправиться им навстречу и разузнать, чем кончилось

сражение и что с братом.

Как только дверь за сестрой закрылась, девушка

подбежала к окну, распахнула ставни и глянула вниз па

булыжную мостовую. Пусто. Она вихрем выбежала из

комнаты, второпях оставив дверь открытой.

Внизу царила угрюмая тишина. Распахивая настежь

все попадающиеся на пути двери, Кэтрин домчалась до

кухни, где располагались люди, оставленные для их

охраны. Когда она внезапно влетела в помещение, те

вопросительно подняли головы.

— Оседлайте для меня лошадь. Если новостей нет,

будем охотиться за ними сами.

25

Странная это была армия защитничков: конюхи,

домашние слуги, цирюльник, портной и три воина при

оружии.

— Госпожа, сейчас опасно куда-либо выезжать, а

женщине тем паче. На дороге ничего не стоит

наткнуться на воров и разбойников, поэтому лучше бы

подождать...

— Я не спрашивала твоего мнения, Энгус. Седлай мне

лошадь! Если ты намерен следовать приказу брата и

заботиться о моей безопасности, можешь ехать со мной,

— бросила она в лицо вскочившему конюху и,

развернувшись, собралась было удалиться.

— Госпожа Кэтрин, госпожа Кэтрин! — бросился ей

вслед слуга.

— Мой брат, может быть, ранен, а может быть, мертв!

А ты хочешь, чтобы мы сидели тут?

— Да. Именно это и приказывал перед отъездом наш

брат. Вы остаетесь в доме, а мы охраняем вас и вашу

сестру, — обиженно ответил тот.

— Тогда оставайся и охраняй сестру. Мне хватит

одного сопровождающего, остальные вольны оставаться

здесь. Ну а если никто не хочет со мной ехать, я поскачу

одна.

В глазах ее сверкнула решимость.

Энгус знал, насколько опасна эта затея. Но он знал

также, что невозможно переубедить Кэтрин, если та что-

нибудь решила. Она одна могла переупрямить дюжину.

Он невольно улыбнулся, та тоже улыбнулась в ответ;

застегнув перевязь меча, он неохотно отправился за ней.

В конюшне лошади стояли под седлами. Энгус помог

Кэтрин сесть верхом, затем сам вскочил на лошадь. Они

промчались по городу, и Кэтрин почувствовала, как

26

томление неизвестности отступает. Она скакала, высоко

подняв голову, свободно держась в седле; сквозь

запертые ставни за ней наблюдали люди. Она им

покажет, что такое смелость и достоинство Мак-Леодов!

Она докажет, что ничего не боится!

С грохотом всадники проскакали по булыжной

мостовой к городским воротам; те были открыты и

оставлены

без

присмотра.

Только

при

виде

неохраняемых, распахнутых настежь ворот, Кэтрин

осознала, на какой безрассудный поступок она

отважилась, но решительно поскакала на юг. Дорога

лежала перед ней, прямая, как стрела.

Они отъехали от города на три мили и одолели

длинный, крутой подъем, когда зрелище, открывшееся

перед ними, заставило их дернуть за поводья так резко,

что лошади испуганно захрапели и встали на дыбы: на

горизонте показался большой отряд всадников; знамена

веяли на ветру, на солнце сверкали начищенные

доспехи.

— Тысячи две войска, — угрюмо сказал Энгус. —

Даже с учетом того, что нас двое, а вы во главе,

соотношение сил не вполне в нашу пользу.

— Тише, Энгус! — огрызнулась Кэтрин. — Чьи это

знамена?

— Госпожа, опасное это место для молоденькой

девушки. Следовало бы все-таки дождаться сообщений

об исходе битвы, прежде чем выезжать в путь, —

вместо ответа недовольно пробурчал слуга.

Даже отсюда Кэтрин могла видеть, как быстро и

уверенно скачут всадники. Далекий топот, похожий на

шум моря, наполнял прозрачный воздух, но, по расчетам

Кэтрин, у них была в запасе еще куча времени, так что

27

они сто раз успеют повернуть и укрыться и безопасном

месте.

— Это не войска его величества, — заключил в

конце концов Энгус.

— Откуда ты знаешь?

— У него не было такого количества кавалерии. Это

люди с пограничья. Я слышал о них: не тот это народ, с

которым стоит шутки шутить.

Кэтрин ни разу не доводилось видеть Энгуса до такой

степени встревоженным; сама она, однако, не

испытывала никакого страха. Ее одолевало лишь

беспокойство за брата, и, кроме того, она надеялась, что

женщина с ее положением и именем будет чувствовать

себя в безопасности, даже оказавшись в руках

противника.

— Слишком уж густой лес рядом с нами, — нервно

продолжил Энгус, не разделявший хладнокровия своей

госпожи.

— Лес? — переспросила Кэтрин.

Действительно, но правую руку от них и вдоль дороги

разрослась роща молодых, но густых деревьев.

В какой-нибудь миле от них на вершине холма

неожиданно показалась группа всадников. Теперь уже

не могла не встревожиться и Кэтрин. Она дернула за

поводья, развернула лошадь, и тут слева, из рощи,

последовало неожиданное нападение, которого и боялся

Энгус. То были пехотинцы разгромленного войска,

беспорядочно отступающие к городу.

Решив, что перед ней обыкновенные мародеры,

нападающие лишь на тех, кто слабее, она попыталась

прибегнуть к кнуту, чтобы отбиться, но безуспешно: не

прошло и минуты, как она уже стояла на земле. Кэтрин

28

продолжала бы сопротивляться до конца, как вдруг

узнала среди «грабителей» нескольких друзей своего

брата. Эти люди шли на поле боя, и у Кэтрин сжалось

сердце: она поняла, что армия короля разбита. Страх за

судьбу брата пронзил ее, и ей пришлось прикусить губу,

чтобы не закричать.

Но тут она увидела, что небольшой отряд, напавший

на нее и Энгуса, окружили вооруженные всадники.

— Как вы смели напасть на нас из засады, как

разбойники? — спросила она приятеля брата,

оказавшегося рядом.

Краска стыда выступила на его лице.

— Мы проиграли, леди Кэтрин, — сказал тот

вполголоса. — Нам нужны были лошади, чтобы

прорваться!

Взгляды всех устремились в сторону человека,

который, несомненно, был предводителем окружившего

их отряда. Сосед Кэтрин, поколебавшись, шагнул

вперед и объявил:

— Это леди Кэтрин Мак-Леод, а я — сэр Роберт

Кемпбелл.

С этими словами он вытащил свой меч и протянул его

победителям ручкой вперед. Всадник наклонился, чтобы

забрать меч. Затем он какое-то время хранил молчание,

рассматривая Кэтрин и Роберта, потом холодно

объявил:

— Вы арестованы, сэр, за участие в мятеже против

шотландского престола.

— Я сражался за моего короля, как вы за своего.

Едва ли это можно назвать мятежом, — парировал

Роберт, но без сопротивления позволил двоим воинам

увести себя.

29

Кэтрин проследила за ним, затем перевела глаза на

незнакомца. Она не могла рассмотреть его толком —

на нем были блестящие стальные доспехи, а через

прорези шлема видны были лишь серые глаза и

небольшая часть загорелого лица. Никто не называл его

по имени, и, хотя Кэтрин не привыкла прибегать к

услугам незнакомых людей, сейчас ей пришлось

усмирить свою гордыню.

—

Мой брат — лорд Эрик Мак-Леод. Не могли бы

вы сообщить мне, сэр, жив ли он и что с ним?

Серые глаза остановились на ней, и словно ток

пробежал по ее телу, пугая и возбуждая. Это был не

страх, а скорее странное и острое волнение.

— Он ускользнул от нас... пока.

Неторопливо спешившись, незнакомец подошел к ней

вплотную. Когда рука его потянулась вверх, чтобы

стащить с головы шлем, Кэтрин чуть не задохнулась —

от него веяло такой силой и мощью, как от костра веет

жаром. И вновь серые глаза застыли на девушке.

Он стоял, высокий и стройный, на целый фут выше ее,

с рыжевато-золотистыми волосами, в ореоле солнечных

лучей, с широко посаженными глазами и тонко

очерченным ртом; от ширины его плеч захватывало дух.

Кэтрин не могла не заметить, что он красив суровой

мужской красотой... и очень, очень устал. Она

разглядела густую щетину на его лице и глубокие

складки у рта.

— Вы изменник! — сорвалось с губ Кэтрин.

— Да?! Потому что предпочел служить иному

королю, нежели вы?

— Якову-младшему, возможно, и удастся захватить

трон, но ему никогда его не удержать.

30

— Увидим, — сказал тот. — Как ваше имя?

— Леди Кэтрин Мак-Леод, если у вас слабая память.

Девушка надменно подняла подбородок.

— Странное место для встречи с благородной леди.

— Незнакомец насмешливо улыбнулся. — Вы что же,

собирались с мечом в руках сражаться в одном ряду с

вашими мужчинами?

Его манера разговора привела Кэтрин в бешенство.

— Кто вы? — требовательно спросила она.

— Донован Мак-Адам, — ответил тот, затем коротко

и властно скомандовал: — Помогите леди Кэтрин сесть

в седло.

— Я не поеду с вами! Я не поведу ваших бандитов в

наш город.

— Отныне этот город не ваш, а короля, и вам

придется повиноваться.

Кэтрин буквально трясло от гнева; во что бы то ни

стало, следовало доказать этим мужланам, с кем они

имеют дело. Она взмахнула хлыстом, и, прежде чем

Мак-Адам успел что-либо понять и защититься, удар

кожаной плетью наискосок лег на его лицо, задев

краешек рта и оставив рубец, вероятно, на всю жизнь.

Два воина в ту же секунду бросились к ней, вырывая

хлыст. Сверкая глазами, Кэтрин взглянула на него,

восхитительная в своем неудержимом гневе; на лице

Донована отразилась смесь бешенства и восхищения:

девушка была не просто красива, она была неотразима в

своем порыве. И тут его озарило: он понял, как ему

расквитаться за этот удар...

— Что же вы не зовете своих псов-изменников, чтобы

они защитили вас от меня? — иронически спросила

она.

31

Глаза Донована угрожающе сверкнули, и он медленно

поднял руку, ощупывая набухающий шрам.

— Хватит двоих, чтобы защитить вас от меня. Ну,

прошу вас подняться в седло. Мы едем в Эдинбург.

Кэтрин оттолкнула руку, которую он предложил ей, и,

ухватившись за верхнюю луку седла, грациозно уселась

на лошадь. Донован крепко ухватил поводья, сел сам на

коня и поскакал рядом с ней.

— Даже если сегодня мы проиграли, — голос

девушки срывался от горя и слез, которые она пыталась

сдержать, — все равно мы никогда не прекратим

борьбу. Вам не удержать власть. Слишком много людей

вас ненавидят.

— Может быть, меньше, чем вы полагаете, —

небрежно парировал Донован.

— Сейчас вы завоеватели, но много тех, кто не

сдастся никогда и ни при каких обстоятельствах.

— Вы говорите про себя, сударыня?

Лицо его оставалось невозмутимым, только губы

искривились в сдержанной улыбке.

— Вам никогда не подчинить меня.

— М-м-м, как я вижу, нам предстоит восхитительное

состязание, — рассмеялся он.

Кэтрин повернулась, чтобы еще раз взглянуть на

человека, гордо восседающего на коне рядом с ней. В

его глазах она уловила странное выражение, смысла

которого не поняла.

— Со временем все переменится, — продолжил он.

— И произойдет это независимо от того, захотите вы

этого или нет.

— Я под арестом?

32

— Я пока еще не решил, как поступить с вами. Но

при следующей встрече, разумеется, позабочусь, чтобы

вы не имели при себе предмет, который мог бы

послужить оружием.

— Я не собираюсь когда-либо впредь встречаться с

вами.

— И, тем не менее, вам придется это сделать, Кэтрин

Мак-Леод, придется, ничего не поделаешь.

В

его

голосе

сквозила

убежденность

и

безапелляционность, как у судьи, выносящего смертный

приговор. Он пустил лошадь в галоп, и ей поневоле

пришлось скакать рядом, — не усмиренный дух

справедливости в воротах усмиренного города в

сопровождении завоевателя.

3

Крайне измученный, контуженный, Эндрю, тем не

менее, имел все основания быть довольным началом

своей миссии — до сих пор все шло как по маслу.

Он отыскал Эрика Мак-Леода и под видом рыцаря

удачи бок о бок сражался с ним в двух битвах. После

них, к своему удивлению, он проникся уважением к

юному лорду, и трудно было сказать, что впечатляло его

больше: воинское мастерство или непоколебимое

чувство чести шотландца. Тот в каждой схватке

сражался, как следует бойцу, и если отступал, то лишь

перед лицом явного перевеса сил. Заслужив доверие

Эрика, Эндрю вместе с ним прибыл на поле третьей —

и решающей — битвы. В горячке схватки он потерял

из виду юного Мак-Леода, а через пару минут сам был

контужен палашом шотландского горца.

33

Отъехав миль на пять в сторону, Эндрю из последних

сил укрылся в густой чаще, где в беспамятстве рухнул с

коня. Придя в себя, он почувствовал, что лежит,

уткнувшись лицом в сырую землю. Он медленно

приоткрыл глаза, но прошло еще несколько минут,

прежде чем к нему начало возвращаться ощущение

реальности: никак не удавалось сообразить, что это за

место и давно ли он тут находится. Сосредоточившись,

он прикинул, что прошло, по всей видимости, не

меньше суток, а, стало быть, сегодня семнадцатое июня,

со времени битвы при Саучиберне минул день, и он по-

прежнему жив. Покорнейше благодарен Джеффри

Спэрроу: по возвращении надо будет расквитаться с ним

как следует за это поручение, если вообще оно

состоится, возвращение домой.

Ощутив тупую боль в голове, Эндрю поднял руку —

пальцы нащупали заскорузлые от засохшей крови

волосы; сесть не удалось — при первой же попытке все

вокруг закружилось. Тщательно исследовав рваную

рану, он понял, что она не смертельна. Постепенно

Эндрю удалось сесть и оглядеться. Лошади рядом не

оказалось: наверняка ее увели, так что о поисках можно

было не заботиться.

Отчетливо слышалось пение птиц, свежий ветерок

овевал кожу. С острой радостью и облегчением Эндрю

услышал журчание бегущей неподалеку воды и, с

усилием встав на четвереньки, пополз к маленькому

чистому

ручейку,

вода

которого

оказалась

восхитительно прохладной. Зачерпнув еще одну

пригоршню, он плеснул в лицо и на голову, затем с

величайшей осторожностью попытался обмыть рану.

Стиснув зубы и напрягшись, чтобы не закричать от

34

боли, он на какое-то время отключился от внешнего

мира; к реальности его вернул неожиданно раздавшийся

сзади голос:

— Не двигайся, если хочешь остаться целым!

Эндрю замер; голос показался ему знакомым, и,

подумав секунду, он медленно повернул голову к

человеку с обнаженным мечом. Узнав его, тот просиял

от радости и спрятал лезвие в ножны.

— Эндрю! Боже, дружище, а я-то уже решил, что ты

мертв!

Эндрю не проронил ни слова, говорил Мак-Леод,

который был безумно рад, что встретил человека,

которому можно доверять.

— Слушай, Эндрю. Это просто подарок судьбы, что

мы сможем вместе отправиться домой. Мне нужно

оказаться там до того, как меня обнаружат и заставят

сдать свой меч.

— Почему, сэр?

— Сестры, в них все дело. Меня обязательно схватят,

но ты, как слуга, останешься на свободе и сможешь хоть

как-то защитить их. Им нужен сильный и верный

защитник, в совершенстве владеющий мечом. Две

одинокие женщины, дружище! Мне нужна твоя помощь.

Эндрю кивнул, преодолевая приступ головокружения.

Что может быть лучше для английского дворянина, чем

находиться в центре событий? Он улыбнулся:

— Насколько понимаю, я взят на службу. Но для того,

чтобы приступить к ее исполнению, мы должны сперва

отыскать хоть какую-то пищу. Куда мы двинемся,

милорд?

Боже, до чего же Эндрю ненавистно было ощущать

себя столь слабым и беззащитным!

35

— Домой. Мои сестры, вероятно, уже в их власти, и я

вне себя от тревоги.

— Но вас сразу же арестуют, — заметил Эндрю.

— Понимаю.

Эндрю не мог не восхититься храбростью юноши,

которому только-только исполнилось двадцать. Пожав

плечами, он указал дрожащей рукой направление:

— Тогда сюда.

Через двадцать минут они вышли из леса на дорогу, с

которой Эндрю в полубеспамятстве съехал накануне, и

озадаченно застыли на месте.

— Нам повезло, сэр, — сказал Эндрю. — В той

стороне — город.

Не имея сил отвечать на вопросы Эрика, он,

прихрамывая, направился вперед, а тот двинулся вслед

за ним.

Дорога была пыльной и каменистой, и шагать по ней

было сущим мучением для людей, привыкших ездить

верхом.

У Эндрю имелись причины для раздражения. Во-

первых, приходилось внимательно следить за тем, чтобы

говорить на английском диалекте пограничья; во-

вторых, его выводила из себя мысль, что с ним будут и

впредь обращаться как со слугой. Это с ним-то, богатым

образованным дворянином, придворным английского

короля! Когда он обговаривал задание с Джеффри, ему и

в голову не приходило, что изображать угодливость —

адская пытка для него.

—

Милорд! — сказал он.

—

Да?

36

—

Вас труднее будет изобличить, если вы

избавитесь

от

шлема

и

прочих

вещей,

свидетельствующих о вашем высоком происхождении.

Гордость Эрика взбунтовалась, но он признал

справедливость совета и последовал ему, стащив в себя

дорогие доспехи и знаки отличия. Эндрю понимал, что

это мало поможет: Мак-Леод двигался, говорил,

жестикулировал, как особа королевской крови. Да и

сверкающие драгоценные камни, украшавшие меч,

лучше всяких слов говорили об общественном

положении его владельца. Но Эндрю надеялся, что они

успеют пробраться в дом, подкрепить силы и получить

медицинскую помощь прежде, чем будут схвачены.

Идти

становилось

все

тяжелее:

сказывалось

утомление, все ощутимее давала знать о себе рана на

голове Эндрю.

—

Откуда ты? — полюбопытствовал Эрик.

—

Из Дорсетшира, — солгал Эндрю, а перед

глазами у него всплыло видение мягких зеленых холмов

отчего края.

—

Полагаю,

ты

сожалеешь,

что

выбрал

проигравшую сторону, — пошутил Эрик.

—

Временами — да, — пытаясь улыбнуться,

ответил Эндрю.

—

Сейчас я отдал бы все мое состояние, чтобы

увидеть дом и родных, — сказал Эрик со вздохом.

В отдалении показались башни Эдинбурга, и это

заставило Эрика перейти на просительный тон: Эндрю

не

был

связан

никакими

обещаниями

или

обязательствами, и Эрик понимал, что он имеет полное

право оставить его и отправиться своей дорогой.

37

— Эндрю! — сказал Эрик, останавливаясь. Его

спутник вопросительно посмотрел на него. Эрик

поколебался, борясь с гордостью, не позволявшей ему

унижаться перед простолюдином. Взглянув еще раз на

город, он продолжил: — Эндрю, мы оба понимаем, что

мой арест — лишь вопрос времени. У тебя сильная рука

и острый ум, и мне нужна твоя помощь.

Эндрю по-прежнему не произнес ни слова, и Эрик

заподозрил в его молчании затаенную корысть.

— Я буду платить тебе десять золотых в месяц.

— За что? — поинтересовался Эндрю, хотя обо

всем уже догадался сам.

Эрик понимал, жизнь его в опасности, а значит, под

угрозой судьба его сестер. Вполне возможно, что на

карту поставлено нечто большее, чем жизнь. Ему надо,

было, во что бы то ни стало найти им надежную опеку.

— В случае моего ареста я бы хотел оставить леди

Энн и леди Кэтрин под твоей защитой. Ты бы занял

место домоправителя. Я видел, как ты сражаешься, и

знаю — тебе можно доверять.

Эндрю невольно улыбнулся его мальчишеской

наивности, но ответил серьезно и торжественно:

— Благодарю, милорд. Я сделаю все, что в моих

силах. Отныне благополучие ваших сестер для меня

превыше всего на свете, — убедительно солгал он.

Эрик облегченно вздохнул.

Они достигли городских ворот, где стража

внимательно рассматривала каждого, кто возвращался с

битвы. Сразу же за воротами за ними по пятам

последовал какой-то невзрачный человечек. Через

какое-то время Эрик будет схвачен, но Эндрю, с Божьей

помощью, доберется до дома Мак-Леодов, и его план

38

склонить Якова к заключению мира с Англией вступит в

следующий этап.

Эндрю беспокоило, что усталость и боль в голове

дают знать о себе все ощутимее. Мысли путались, и он,

спотыкаясь, брел вслед за Мак-Леодом по улицам

незнакомого ему города. Король или один из его

приближенных должны вскоре объявиться здесь, а это

как раз то, что нужно, подумал он.

Эрик хранил молчание, быть может, потому что

Эндрю ни о чем и не спрашивал. Внезапно он

остановился, и Эндрю чуть не наткнулся на него.

— Проклятье! — прошептал Мак-Леод.

— В чем дело? — тихо поинтересовался Эндрю.

— Похоже, солдаты уже в доме, а я должен

поговорить с сестрами прежде, чем меня обнаружат.

Эндрю пришлось несколько раз сморгнуть, прежде

чем мутная действительность вокруг снова обрела

четкость.

— Вы совершенно правы, милорд. Но нет ли в доме

окна, через которое можно было бы проникнуть внутрь

незаметно?

— На заднем дворе есть одно такое. Иди за мной.

Они незаметно по траве пробрались на задний двор;

действительно, в темном углу, там, где сходились две

стены, имелось небольшое окошко.

Эндрю вытащил меч и по возможности тихо выставил

стекла. Предупредив Эрика, чтобы тот не наступил на

осколки, он повел его вглубь темной комнаты, как и

полагается преданному слуге. Но там им пришлось

поменяться: Эндрю почувствовал, что голова у него вот-

вот взорвется, и, стиснув зубы, он предоставил хозяину

самому находить дорогу в собственном доме.

39

Эрик поднялся по ступенькам и скрылся за дверью, а

на Эндрю нахлынула непреодолимая слабость; он рукой

попытался нащупать хоть какую-то опору и нашел ее —

стул с высокой спинкой, на который Крейтон опустился

в изнеможении, на короткое время впав в беспамятство;

когда он очнулся, в камине уже пылал огонь, а на

столике стояло вино. Подняв голову, он увидел двух

девушек и Эрика, который, стоя рядом, протягивал ему

кубок с вином; окружающее его покачивалось,

расплывалось, затем снова становилось четким. Приняв

кубок, Эндрю обхватил его обеими руками, какое-то

время подождал, унимая дрожь, а затем осушил единым

духом. Эрик, улыбаясь, налил еще вина — ему и себе.

Затем Эндрю помогли перебраться поближе к огню:

видимо, из-за раны его бил озноб; он смотрел на камин

и на девушку, склонившуюся над огнем. В какой-то

момент она повернула голову и взглянула на него.

Эндрю, знавший толк в женской красоте, ощутил, как у

него сердце замерло, а затем часто-часто заколотилось в

груди. Более очаровательного создания он в жизни не

видел. Девушка показалась ему похожей на хрупкую

белую розу. Переведя дух, он поспешил развеять страхи,

которые могло принести с собой их внезапное

вторжение.

— Госпожа, все в порядке, ничего страшного, —

сказал он тихо, надеясь вернуть румянец на ее бледные

щеки.

— Энн вовсе не испугана, — надменно сказала

вторая. — Просто она еще не вполне здорова.

— А-а, — кивнул Эндрю, и глаза его перебежали от

старшей сестры вновь к младшей, чтобы еще раз

40

насладиться ее необычайной красотой. — Примите мое

глубокое сочувствие.

Энн, подумал он. Имя у нее такое же нежное и

красивое, как она сама. Он вновь и вновь повторял его

про себя, словно строку из песни. Девушка

встрепенулась, ощутив его пристальное внимание к

своей персоне.

— Кто вы? — спросила Энн.

Она пристально смотрела на гостя, и Эндрю

почувствовал, что тонет в озерах ее глаз.

— Эрик, — обратилась Кэтрин к брату. — Ради всего

святого, что этот человек делает здесь? Ты с ума сошел?

Привести постороннего в дом!

— Потише, Кэтрин. Эндрю не раз спасал мне жизнь

вчера, — сказал Эрик, внимательно разглядывая

младшую сестру. — Тебе следовало бы оставаться в

постели, Энн. У тебя ужасный вид. Стоило мне уехать

на пару дней...

— Вспомни, что это были за дни, — перебила его

Кэтрин.

— Эрик, пожалуйста, не надо мне ни в какую

постель. Я в полном порядке и хочу тоже побыть здесь.

Но и этот бедный человек нуждается в помощи. — Она

умоляюще поглядела на брата с сестрой. — И вообще,

вам сейчас нужна...

Пошатнувшись, она вдруг замолчала; Эндрю видел,

как ее бьет озноб. Первым порывом Эндрю было

броситься к ней и подхватить ее, однако он не смог:

невзирая на болезнь, у нее сейчас было больше сил, чем

у него. Кроме того, она принадлежит стану врага. Глаза

его остановились на ней. Господи, и как он только мог

употребить такое слово к Энн Мак-Леод! И все же

41

следует быть осторожнее и сдержаннее, сэр Эндрю

Крейтон, если ты не хочешь погубить себя и дело, от

которого, возможно, зависят судьбы двух королевств.

— Позвольте представиться, — сказал Эндрю. —

Меня зовут Эндрю, и лорд Эрик нанял меня для службы

в доме на случай, если сам он окажется в темнице. Я

буду солдатом, домоправителем, всем, кем вы

пожелаете.

— Ты спятил, Эрик! — воскликнула Кэтрин.

— Попридержи язык, сестра! Не обращай на нее

внимания,

Эндрю,

она

с

детства

отличалась

своенравием, — попытался отшутиться Эрик, но Эндрю

ничего не слышал.

Он смотрел на Энн, на каждую линию ее лица, чтобы

удержать этот образ в памяти.

— Кэтрин, — сказал брат, — прояви гостеприимство,

принеси поесть и еще вина. Полагаю, нам обоим не грех

отдохнуть.

Но прежде, чем та успела ответить, дом затрясся от

громовых ударов в парадную дверь и прозвучал приказ:

«Открыть именем короля!» Кэтрин немедленно узнала

голос Донована Мак-Адама; как разъяренная богиня

мести, она бросилась к двери и распахнула ее,

оказавшись с ним лицом к лицу, так, что можно было

разглядеть свежий рубец, оставленный на лице

Донована ее хлыстом.

Эндрю пристально изучал лицо нежданного гостя,

подумав, что таких острых пронизывающих глаз ему

еще не доводилось видеть. Осознание опасности

заставило его подобраться. Перед ним был враг, и враг

беспощадный, с которым всегда нужно оставаться

начеку, ни на секунду не расслабляясь. Все эти мысли

42

вихрем пронеслись в его мозгу; кроме того, его

поразило, как глядели друг на друга незнакомец и

Кэтрин.

— Знакомьтесь, Донован Мак-Адам, — дрогнувшим

голосом сказала она.

В комнате воцарилось напряженное ожидание.

Словно стряхнув с себя оцепенение, Донован перевел

взгляд с Кэтрин на ее брата.

— Лорд Эрик Мак-Леод, вы арестованы.

Эрик медленно поднялся на ноги, вновь наполнил

вином чашу и, провозгласив тост за Донована, с

холодной надменностью выпил ее. Затем вынул меч из

ножен и протянул его Мак-Адаму.

— Но имейте в виду — ваша победа временная. Мы

никогда не отступим и не предадим нашего короля, —

сказала Кэтрин.

— Хорошо, сударыня, — негромко сказал Донован.

— Всегда буду помнить о том, что вы только что

сказали. — Заметив Эндрю, он спросил: — Кто это?

— Эндрю, наш домоправитель, — холодно ответила

Кэтрин.

Эндрю был изумлен: женщина, еще минуту назад не

желавшая видеть его в своем доме, теперь его

защищала.

— Прошу вас встать, сэр, — сказал Донован.

Кэтрин рассмеялась, наблюдая, как Эндрю с трудом

поднимается со стула.

— Эндрю всего лишь слуга, — пояснила она,

забавляясь пикантностью ситуации.

Лицо Донована залилось краской: девушка явно

намеревалась выставить его круглым дураком, и Мак-

Адам заявил:

43

— Он англичанин.

— Да, — согласилась та, — англичанин. А также мой

домоправитель. Куда вы собираетесь увести брата?

Последние слова прозвучали так, словно вопрос о

личности Эндрю был исчерпан.

— Он будет содержаться под стражей, пока король не

решит вопрос о его участи, — резко ответил Донован.

Стража окружила Эрика, и тот неторопливо

попрощался с сестрами столь непринужденно, будто

собирался на небольшую прогулку и не понимал, что

она могла оказаться для него последней.

Донован повернулся, собираясь уходить, и тут

услышал, что Кэтрин быстро назвала его по имени. Он

остановился в дверях, не поворачиваясь.

— Я смогу вечером отнести брату провизию?

— Да, — последовал ответ.

— И вина?

— Да.

Она играла ва-банк, словно стремясь проверить, где

кончается граница его терпения. Донован повернулся;

лицо его не сулило ничего хорошего. Впрочем, только

Эндрю успел заметить в его глазах нечто помимо злобы,

— сама Кэтрин была слишком ошеломлена

происходящим. Да, ей по силам вывести из себя самого

хладнокровного человека, подумал Эндрю. Очень

полезное качество. Всякий имеет свои слабости, и,

кажется, Эндрю начал догадываться, где можно найти

трещину в круговой обороне Донована Мак-Адама.

— Не думайте, что нас легко разбить, — выпалила

напоследок Кэтрин.

44

— Да, это было нелегко, сударыня. Но, хотите вы это

признать или нет, вы разбиты. Теперь я буду решать, что

с вами делать.

— Негодяй! — выкрикнула Кэтрин.

Ее сестра онемела, и даже Эндрю не мог сейчас

поручиться за жизнь девушки: за меньшие оскорбления

в адрес этого человека люди попадали в могилу. Но тот

лишь зловеще усмехнулся.

— Нет, мисс. Я из семейства, может быть, и не столь

знатного, как ваше, но уж, во всяком случае, не менее

благородного. А что касается положения при дворе и

титулов... В наше время все так быстро меняется.

Вспомните мои слова, когда вам придется просить

прощения за свою невоспитанность и несдержанность.

— Прощения? Уж не полагаете ли вы, что я когда-

либо стану о чем-то просить вашу милость?

— Между прочим, именно это вы сделали минуту

назад, или уже забыли? — вкрадчиво заметил тот.

Кэтрин лишь бессильно опустила руки; в глазах ее

горела нескрываемая ненависть.

— Так вы мне отказываете?

— Должен ли я понимать это как просьбу? —

небрежно бросил тот.

Будь у Кэтрин в руках палаш, Донован уже лежал бы

на полу с раскроенным черепом. Эндрю с интересом

следил, как девушка старается взять себя в руки. А

девица-то с толком, подумал он, и уверена, что впереди

новое сражение, а в таких случаях, уступив сегодня,

можно выиграть завтра.

— Да, — сказала она, стиснув зубы.

45

— О, леди не подобает в такой манере просить

джентльмена об услуге. Уверен, вы способны быть

гораздо вежливее.

Эндрю с трудом удержался от того, чтобы не

расхохотаться: леди Кэтрин не осталась в долгу. Она

шагнула к Доновану, и, к величайшему изумлению

последнего (впрочем, это заметил один только Эндрю),

упала на колени перед незваным гостем, умоляюще

заломив руки.

— Милорд, умоляю вас о великодушии и прошу

вашего соизволения отнести моему брату немного

съестного!

Донован не был лордом, и прекрасно знал, что

девушке это хорошо известно. Он сдержал бешенство, и

рука, которой он попытался поднять ее с колен,

дрожала, — редкий, почти невероятный для него

случай: Донован ясно прочел издевательский смех в

глазах девушки у своих ног.

— Можете принести своему брату все, что сочтете

нужным, но не потому, что ваша мольба меня тронула:

просто я не питаю к нему никакой личной вражды. Он

предстанет перед парламентом, и там уже ответит за все

свои преступления.

—Преступления? Сражаться на стороне своего короля

теперь называется преступлением?!

— Вы сражались на стороне не того короля, а

проигравший, как известно, платит.

Кэтрин вдруг поняла со всей отчетливостью, что

угроза в его голосе обращена не к кому-нибудь, а

именно к ней. Ей безудержно захотелось вывести его из

себя до такой степени, чтобы он проговорился о той

участи, которая ей предуготована.

46

— Мы будем сражаться до конца, пока на престоле

вновь не воцарится законный король! — заявила она.

— Сударыня, Яков III убит. Два часа назад его тело

нашли у Битонз-Милл.

Лицо Кэтрин посерело, и даже Эндрю невольно

привстал; его ум работал вовсю: он послан сюда, чтобы

выяснить, есть ли хоть малейшая возможность для

заключения мира между Англией и Шотландией, и вот

теперь он знает, кому в Шотландии принадлежит

реальная власть. Теперь он должен найти людей, через

которых можно было бы прощупать почву для

переговоров. Тот человек, что стоял в дверях, судя по

всему, решительно не подходил для этой роли: игра с

ним могла иметь самые печальные последствия.

Кэтрин молчала. Зато Донован, которого она все же

сумела вывести из себя, бросал ей в лицо все новые и

новые слова:

— Уже обещана награда за поимку убийцы: пять

тысяч крон за любые сведения, которые помогли бы его

найти. Вы еще не поняли, в чьем королевстве вы теперь

проживаете, сударыня? Или вас что-то не устраивает, не

таких вестей вы хотели? Соберется парламент, и те, кто

был верен королю, получат заслуженные почести.

Земли, титулы... жен! Вам все понятно, или мне

выразиться более ясно?

Кэтрин побледнела, ибо слишком хорошо понимала, о

чем идет речь. Но ошеломление прошло так же быстро,

как наступило, и ярость в ее душе сменилась ледяным

спокойствием.

— Вы рассчитываете заполучить меня в качестве

трофея. Напрасно. Я скорее умру.

47

Донован широко усмехнулся, довольный тем, что

наконец сумел задеть за живое эту не в меру языкастую

красавицу.

— Успокойтесь, сударыня. Пока еще ничего не

решено и никто не обрекает вас на такую почетную

участь. Спокойной ночи.

С этими словами он, поклонившись, удалился; вслед

за ним вывели Эрика.

— Будь ты проклят! Будь ты проклят! — в отчаянии

проговорила девушка.

Затем, вспомнив, что она не одна в комнате, Кэтрин

повернулась к Эндрю и сестре.

Ни у кого из них больше не оставалось сомнений:

Джеми-младший, он же Яков IV, отныне король

Шотландии, но каждому из присутствующих эта

новость сулила совершенно разное.

4

Эндрю начал привыкать к неспокойной тишине,

оставшегося без хозяина, дома. Ему выделили комнату,

примыкавшую к спальням Энн и Кэтрин; впрочем,

смежные двери были предусмотрительно заколочены. И

первую ночь, проведенную под кровом Мак-Леодов, он

на удивление себе даже поспал — вещь непростая,

когда знаешь, что она в двух шагах, за стеной. Энн,

красавица Энн! Как хотелось ему утешить и успокоить

се! Он сам себя не понимал; ни одна женщина не

производила на него такого впечатления.

Ночь напролет он слышал ее шаги за дверью;

впрочем, точно такие же звуки доносились из комнаты

Кэтрин.

48

Все, что он мог сделать в создавшейся ситуации, —

позаботиться о их безопасности, и сестры прекрасно

осознавали это.

«Король умер, да здравствует король!» — этим

возгласом из века в век поминали старого и восславляли

нового монарха. Зная обычай, горожане ждали дня,

когда на носилках пронесут накрытый черным

балдахином гроб Якова III и бывший монарх проделает

свой последний путь в Кэмбускеннетское аббатство,

место захоронения шотландских королей.

В тон общему настроению небо в этот день

разразилось нескончаемым проливным дождем. Капли

воды били по стеклам и стенам, стекали с подоконников

и крыш, сливались в бурные ручьи и растекались

гигантскими лужами на грязных улицах. Над

сумрачным городом разносился неумолчный звон

колоколов.

Под приглушенную дробь барабанов кортеж с телом

мертвого короля проследовал через город. Гроб верхом

сопровождал король Шотландии, Яков IV, за которым

следовали его приближенные, и среди них — Донован

Мак-Адам.

Кэтрин стояла у окна вместе с Энн и Эндрю и

смотрела на траурную процессию, проходившую мимо

их дома. Донован глянул вверх, словно рассчитывая

увидеть ее. Он не мог видеть ни ее саму, ни слез на ее

щеках, но знал, что она сейчас плачет.

Страх охватил город, когда одного лорда за другим

начали уводить в Эдинбургский замок на суд и

расправу. В ожидании приговора они томились в стенах

49

крепости, где воссел на престол некоронованный

король, начавший свое правление с кровопролития.

В этот ранний рассветный час к охраняемому стражей

гробу, стоявшему в центре зала аббатства, проследовал

человек, чиркая шпорами по каменному полу.

Стражники не пошевелились. Не отрывая глаз от гроба,

он приблизился к нему и, только оказавшись в трех

шагах от постамента, заметил, что в зале стража.

— Оставьте нас наедине! — приказал он

безжизненно-ровным

голосом;

люди

бесшумно

удалились.

Упав на колени перед гробом, он уронил голову на

крышку и застыл, такой же неподвижный и безмолвный,

как колонны вокруг него.

За одной из них стоял Донован Мак-Адам. Слишком

хорошо зная короля, он чувствовал, что эти смутные

часы перед рассветом могут оказаться непереносимыми

для нового монарха, и тогда тот придет сюда. Он знал

также, что гнетет Якова, но не было на земле силы,

которая могла помочь отчаявшемуся, ибо мертвым не

дано воскреснуть. И все же присутствие друга,

способного понять силу тщеславия и жажду власти,

подвигшие Якова к действиям, итогом которых стала

смерть отца, могло хоть в какой-то мере облегчить его

страдания.

Яков не слышал, как Донован подошел и опустился на

колени за его спиной, но ему и не надо было слышать,

чтобы знать: друг — рядом. В зале царили сумрак и

тишина, и в течение долгих, длинных минут никто не

проронил ни слова. Потом Яков повернул голову,

пытаясь разглядеть в темноте глаза Донована.

50

—

Мне нужно твое слово, — тихо промолвил

король.

—

Боюсь, оно здесь не поможет, милорд, —

последовал такой же тихий ответ, но в голосе не было

осуждения.

Яков нахмурился.

—

По-твоему, я могу жить со спокойной

совестью... — Яков поколебался, — после того, как по

моей вине отец лишился жизни?

—

В том нет вашей вины. Я свидетель, что вы во

всеуслышание отдали приказ доставить к вам отца

живым и невредимым.

—

Я виновен, потому что я, и никто другой,

положил начало этой цепи смертей, последним звеном

которой стало это подлое, вероломное, кровавое

убийство. Мне еще предстоит научиться жить с

отягощенной страшным грехом душой.

—

Но вы мучаетесь, томитесь, страждете, а когда

человек страждет, он ищет прощения и искупления.

—

Прощения! Но кто же может простить меня?

— Наш Господь, — последовал твердый ответ. —

Он единственный, кто понимает нас до конца и ведает

все, что творится в человеческих сердцах.

Яков на несколько мгновений закрыл глаза, затем

вновь повернулся к Доновану. В его глазах светилось

понимание бренности и греховности человеческой

сущности, суетности всех усилий.

—

Может быть, ты и прав, Донован. Во всяком

случае, сегодня я сделал шаг в направлении того, о чем

ты говоришь.

Донован ждал. Ему было известно, что король выехал

ни свет, ни заря в сильный ливень, запретив кому-либо

51

сопровождать его. Должно быть, в этом заключалось

своеобразное наслаждение — скакать сквозь непогоду,

подставляя лицо дождю и ветру, заглушая голос

совести. Сейчас Донован чувствовал, что Яков хочет

рассказать ему, куда и с какой целью он ездил.

—

Теперь до конца жизни я буду носить

напоминание о моем грехе.

Донован продолжал тихо стоять на коленях, пока

Яков расстегивал камзол и приподнимал рубашку. Под

ней, уже успев натереть кожу до крови, были одеты

железные вериги в добрую половину дюйма толщиной.

Донован хмуро свел брови.

—

Сир!

—

Нет, Донован, это до конца жизни останется со

мной как напоминание о преступлении, совершенном по

моей вине, и будет во время молитвы напоминать о

моем грехе. Я не должен, не должен, не должен

забывать об этом ни на минуту...

Мак-Адам ощутил глубокую жалость, но не проронил

ни слова. Яков вновь обернулся к гробу и погрузился в

раздумья. Донован оставался с королем еще два часа; со

звоном колоколов к Якову, казалось, вновь вернулось

ощущение реальности. Оба поднялись с колен и

покинули аббатство.

Две недели спустя Кэтрин вызвала к себе Эндрю.

Войдя, он обнаружил ее стоящей у гигантского камина и

читающей записку. При его появлении она смяла бумагу

и швырнула в огонь, проследив, чтобы она полностью

сгорела.

Эндрю стоял сзади. Он много дал бы, чтобы узнать

содержание сожженного послания: он по крупице

52

собирал сведения, которые могли быть ему полезны, и

сгоревшая записка, возможно, много могла бы ему дать.

Поднявшись с колен, Кэтрин начала ходить по комнате,

о чем-то сосредоточенно думая.

— Что-нибудь стряслось, госпожа? Вести от брата?

— Нет, Эндрю, нет. — Она остановилась и

взглянула на него. — Мне нужно получить разрешение

от короля или этого... проклятого Мак-Адама на выезд

из города.

—

Исключено.

—

Почему же?

— С какой целью? — спросят вас. Ваше семейство

отнюдь не на добром счету у Якова или Донована Мак-

Адама.

— Тем не менее, я должна ехать.

— Куда?

— В Дайрлтон.

Эндрю был в курсе того, что происходило после

смерти короля. Ему было известно, что небольшие

отряды до сих пор ведут в горах вооруженную борьбу,

что во многих местах вспыхивали бунты, а потому

заподозрил, что Кэтрин узнала об одном из заговоров и,

чего доброго, является его участницей. От этой мысли

он похолодел. У Кэтрин достанет мужества и сил для

борьбы, но как быть с Энн? Если Кэтрин схватят,

девушка останется совсем одна. А потом — что сделает

с Кэтрин Донован Мак-Адам, если уличит ее в заговоре?

Эндрю был свидетелем нескольких визитов, которые

Мак-Адам нанес в дом Мак-Леодов. Всякий раз Кэтрин

отказывалась видеться с ним, и роль хозяйки

приходилось исполнять Энн; большую часть времени

53

Донован, вскользь и походя, задавал вопросы о нем, о ее

брате, о Кэтрин.

—

Но отчего в Дайрлтон? — спросил Кэтрин

вполголоса Эндрю.

—

Я решила по дороге заехать в Скон и

присутствовать на коронации Якова IV.

—

Так вы предпринимаете поездку с единственной

целью посмотреть на венчание нового короля?

Вопрос прозвучал тихо, еле слышно.

Кэтрин внимательно посмотрела на Эндрю и, кажется,

решилась довериться ему. Эндрю ощутил легкое

угрызение совести от этого, но ничем не выдал своих

чувств.

—

Эрик доверяет тебе, почему же не довериться и

мне? Дело в том, что в Дарлтоне назревает мятеж.

—

И вы — одна из его участниц?

—

Нет, я не настолько глупа! Но те, кто все это

затевает, похожи на слепцов. Я уверена, что король уже

обо всем предупрежден, и хочу их предостеречь, а,

может

быть,

если

получится,

предотвратить

кровопролитие.

—

Если дело обстоит так, как вы его описали, то

своей встречей с заговорщиками, о которой тоже станет

известно королю, вы дадите Мак-Адаму прекрасный

шанс покончить с вами. Он волен будет сделать все, что

посчитает нужным.

—

Я не могу пренебречь хотя бы малейшей

надеждой спасти людей.

—

Это слишком опасно.

—

Эндрю, — голос Кэтрин на этот раз звучал

холодно, — сегодня ты отправишься к Доновану Мак-

Адаму и скажешь ему, что я покорнейше прошу его

54

разрешения для поездки на север для участия в

коронации. А также его соизволения после церемонии

совершить поездку в Дайрлтон, навестить друзей.

—

Но он же не настолько глуп...

—

Меня

не

интересуют

его

умственные

способности! Ты должен сделать то, что сказано,

Эндрю; прочее меня не интересует.

—

Хорошо, госпожа, — неохотно сказал Эндрю и

вышел.

Едва Эндрю доскакал до замка, как вновь зарядил

дождь. Там его, после изложения просьбы Кэтрин,

препроводили в угловую комнату, из окна которой

открывался восхитительный вид на город. Он простоял

несколько минут, не понимая, что его смущает в этом

пейзаже, и наконец догадался: из окна как на ладони

виден был дом Мак-Леодов. Комнаты в замке Донован

Мак-Адам подбирал для себя сам, и Эндрю стало

интересно, насколько случайно жилище его хозяйки

оказалось в поле зрения персоны, столь близкой королю.

Из следующей огромной комнаты из-за занавеса до

него донесся голос Донована Мак-Адама, предлагавший

войти. Эндрю отошел от окна и, отодвинув занавес,

оказался лицом к лицу с Донованом, за вежливой

улыбкой которого читалась обостренная бдительность и

скрытая подозрительность.

—

Доброе утро, сэр, — самым смиренным тоном

сказал Эндрю.

—

Утро доброе. — Приглашения присесть не

последовало; подобное предложение в его устах могло

бы означать только то, что Эндрю раскрыт. С первого

визита Мак-Адама в дом Эрика Эндрю уверился, что тот

55

заподозрил его, а сейчас, глядя в умные и жестокие

глаза Донована, он в этом уже не сомневался.

—

Моя госпожа шлет вам свои наилучшие

пожелания, сэр.

Мак-Адам промолчал, казалось, слегка озадаченный,

но его буравящий взгляд ни на секунду не оставлял

собеседника, от чего тот чувствовал себя достаточно

неуютно.

—

Леди Мак-Леод просила передать вам, что, как и

прочие подданные его величества, она узнала от

герольдов о предстоящей двадцать четвертого числа

сего месяца, то есть через три дня, церемонии помазания

в Сконе его величества на престол. Моя госпожа

смиренно просит о разрешении посетить это торжество.

Донован неотрывно смотрел на Эндрю, и тот

почувствовал себя не в своей тарелке; но, взявшись за

гуж, не говори, что не дюж, и он продолжал

разыгрывать смирение, насколько это возможно для

человека с его манерами.

—

Это все, чего она желает? — спросил,

уклоняясь от прямого ответа, Донован.

—

Да, сэр... э-э, не считая того, что после

церемонии она хотела бы с вашего соизволения съездить

на север и навестить некоторых своих друзей.

—

Где?

—

В Дайрлтоне.

Эндрю гипнотизировал металлический блеск глаз

Донована, пытавшегося, казалось, проникнуть вглубь

его души через все заграждения. Воцарилось тягостное

молчание. Донован пытался за невинной голубизной

глаз человека напротив, разглядеть его истинные

намерения. В том, что они, эти намерения, должны были

56

существовать, он почти не сомневался. Кэтрин Мак-

Леод не из тех, кто опускается до смиренных просьб и

безропотно капитулирует, — в такую возможность он

не поверил бы даже на минуту... Но можно, по крайней

мере, выслушать доводы.

—

Полагаю, поездка в Дайрлтон — первая и

основная просьба вашей госпожи. Почему же вы

приберегли ее напоследок? Для чего ей понадобилась

эта поездка на север?

Эндрю

пришлось

мобилизовать

всю

свою

изворотливость. Он невинно переспросил:

—

Для чего моя госпожа хочет на север? Известное

дело, сэр, чтобы на коронации присутствовать.

Донован чуть было не вспылил, но тут же осекся и

прищурил глаза. Нет, этот человек далеко не так прост.

Поднявшись из кресла, он прошелся по комнате. Эндрю

стоял неподвижно, прислушиваясь к шагам за спиной,

— крайне неприятное положение для воина. Когда

Донован заговорил вновь, Эндрю, пользуясь поводом,

повернулся к нему лицом. К его удивлению, в комнате

уже находился еще один человек. Поскольку он хранил

молчание, Эндрю не сразу определил, с кем он имеет

дело, но когда Донован в высшей степени почтительно

поклонился незнакомцу, Эндрю понял, что он стоит

лицом к лицу с королем Яковом IV.

На какой-то момент он смешался: не каждый день

оказываешься в обществе монарха, и не просто монарха,

а короля, занимающего совершенно особое место в

твоих планах!

—

Сэр, — заговорил тем временем Донован, —

леди

Кэтрин

Мак-Леод

просит

разрешения

57

присутствовать на коронации, а по ее завершении

посетить Дайрлтон.

Эндрю закивал.

—

Если мисс Энн понравится, она также хотела бы

присоединиться к сестре и посмотреть на торжество.

—

А в Дайрлтон она, значит, не собирается? —

негромко поинтересовался Яков.

Эндрю с притворным смущением опустил глаза долу,

успев заметить, как Яков и Донован обменялись

многозначительными взглядами. Руки у него вспотели.

Неужели оба уже обо всем знают? Уж не ловушка ли это

для скрытых противников короля? Ему стало страшно за

Кэтрин, которая могла угодить в западню.

—

Леди Кэтрин может ехать куда считает нужным,

— небрежно ответил Яков.

Эндрю вопросительно взглянул на Донована в

поисках подтверждения и услышал слова, которых

ждал:

—

Разве вы не слышали, что изволил сказать вам

его величество?

До этой минуты Эндрю делал вид, что пребывает в

неведении относительно того, что имеет честь говорить

с самим королем, так что разыгранное им изумление

внешне казалось вполне естественным, но Донован

смотрел на него так пристально, что англичанину стало

ясно: бдительность, по крайней мере, одного из своих

собеседников он не сумел усыпить.

—

О-о... ваша милость!..

Он поспешно опустился на одно колено.

Яков какое-то время внимательно изучал Эндрю,

затем перевел взгляд на помрачневшего Донована.

58

—

Можешь удалиться, — сказал король, и Эндрю

со всей поспешностью, на которую был способен,

повиновался.

Стоять под прицелом глаз Мак-Адама — занятие не

из приятных, но когда к нему прибавляется

испытующий взгляд короля, — это выше всяких сил!

Едва дверь за Эндрю затворилась, Донован нарушил

тишину:

—

Если это игра, то игра плохая.

—

Это говор англичан с границы, не так ли?

—

Именно так, ваша милость. Этого человека

зовут Эндрю Крейтон, и он всем говорит, что родом из

Дорсетшира, — даже тем, кто об этом не спрашивает.

По его словам, он служил Ричарду III и бежал из Англии

после поражения короля. Он воевал под знаменем Мак-

Леода в сражении при Саучиберне, а сейчас носит

костюм с его гербом. На данный момент он опекает

сестер Мак-Леода и ведет их хозяйство. Я не располагаю

ни одним свидетельством, хоть в какой-то мере

опровергающим его утверждения, но прошу разрешения

вашего величества на какое-то время установить за ним

непрерывную слежку.

—

Выходит, ты ни на дюйм не доверяешь ему,

если обращаешься с такой просьбой.

—

Именно так, ваше величество, — подтвердил

Донован. — Не могу позволить себе такой роскоши.

Яков почувствовал себя бесконечно уставшим. В

комнате стояло кресло, он уселся в него и прикрыл

глаза. Случайная встреча с беглым чужестранцем

вызвала в его сознании образ Англии, — страны, более

других

заинтересованной

в

ослаблении

власти

шотландского короля. Так хотелось хотя бы на время

59

отрешиться от угрозы с этой стороны... Что ж, Донован

предложил установить наблюдение за Крейтоном; это

разумно, отчего бы не согласиться...

Яков откинулся в кресле и вздохнул:

—

Какого ты мнения о лорде Драммонде?

Неожиданно для Донована король сменил тему

разговора.

—

Он вам предан, это первое и основное. Кроме

того, — добавил он, надеясь разогнать мрачность

короля, — у него прелестные дочки.

—

И ты, — засмеялся Яков, — как старый

противник брака, решил, что мне нужно развлечься?

Улыбка Донована стала натянутой. Изменившись в

лице, он подошел к окну и поглядел в него.

—

Мне кажется, ваше величество, я созрел для

новой попытки.

Яков изумленно взглянул на своего любимца и

доверенного друга. Вот это новость, так новость!

Донован, который охотнее пошел бы на дыбу, чем под

венец, говорит о женщине и о браке! От тяжелых

мыслей короля не осталось и следа.

После жестокой неудачи с красавицей Дженни Мак-

Адам гнал от себя всякую мысль о браке и поклялся, что

вступит в него нескоро, и то лишь для того, чтобы

оставить наследника своему имени и владениям. И вот

он вновь желает женщину... Не любит, — это,

разумеется, исключено, — просто желает ее, хочет ее.

Доновану хотелось взглянуть в глаза этой гордячке

после того, как сообщит ей о своем решении жениться

на ней... Ему хотелось унизить ее, заставить склониться

перед своей волей... Ему хотелось... Переведя дух, он

обернулся к королю и осторожно заговорил:

60

—

Думаю, теперь... пора подумать и о браке.

Яков прекрасно понимал, что имеет в виду Донован.

Оказав королю неоценимые услуги, теперь он мог

ожидать от него щедрость и великодушие. Подданные

монарха могли рассчитывать на новые земли, титулы...

и, разумеется, на выгодный брак, только заслужив все

это.

—

И на ком же, — тихо спросил Яков, — ты

просишь моего разрешения жениться?

—

На леди Мак-Леод, — ответил Донован.

Яков молчал, и Донован удивленно приподнял брови.

—

На какой из двух? — ответил наконец король

вопросом на вопрос и получил ожидаемый ответ:

—

На леди Кэтрин.

—

Ага... Понятно.

—

Я в курсе всего, что с ней связано, — понизил

голос Донован.

—

Ага, в курсе, — все так же тихо повторил за ним

король. — Почему же тогда ты выбрал леди, которая

является моим заклятым врагом, чей брат заключен в

тюрьму и чье пребывание на свободе едва ли окажется

долговременным?

—

Она — храбрая и сильная женщина. Если я

вновь задумался о будущем, то надо выбирать самое

лучшее.

—

Можно подумать, речь идет о выборе

племенной кобылы для жеребца во имя достойного

продолжения потомства.

В голосе короля появилась веселость.

—

Где-то и так, — попытался улыбнуться

Донован.

61

Он сознавал, что солгал сейчас: но по сути он сам не

знал ответа... Не существовало никакого логического

объяснения для его стремления, кроме одного: он желал

Кэтрин Мак-Леод каждой клеточкой своего тела. Он

пытался забыть ее, но, несмотря на все его усилия,

Кэтрин все время стояла у него перед глазами —

холодная и недоступная. Всякий раз, когда под тем или

иным предлогом он приходил к ним в дом, она избегала

его... Черт возьми, имея на руках согласие короля, он

быстро ее вразумит, покажет ей, что он... Кто? Ее

хозяин? Нет, не этого хотел Донован; он сам не мог

уловить сути своих желаний. Может быть, лишив ее

свободы, подавив в ней бунтарский дух, он лучше

сумеет разобраться в самом себе?

Рука его невольно коснулась шрама на щеке, которым

она словно заклеймила его. О, он видел, каким огнем

пылали ее глаза в тот день, когда он пришел арестовать

ее брата. Этот огонь обжигал, и Доновану нестерпимо

хотелось удержать это пламя рядом с собой. Даже если

для этого самому придется сгореть.

—

Тебе следует нечто узнать, прежде чем ты

официально обратишься ко мне со своей просьбой,

Донован.

— Что именно, ваше величество?

— Я тебе говорил про курьеров с высокогорья?

—

Да.

— Они принесли известие о новом заговоре.

— Еще один?

— Да. Мятеж должен начаться неподалеку от Скона.

Я не желаю, чтобы моя коронация прерывалась бунтами.

Это было бы плохое начало для царствования.

62

Как будто оно и без того недостаточно кровавое,

подумал король про себя.

— Это

надежные сведения? С подробным

изложением плана, именами участников?

— Да.

— Тогда мы раздавим бунт в зародыше. Где все

это должно произойти?

Яков поднялся и подошел к занавесям. Приоткрыв их

и оглядев соседнюю комнату, он повернул голову и

внимательно поглядел на Донована. На его лице вновь

появилось утомление — ему не хотелось причинить

боль другу.

—

В Дайрлтоне, — сказал он еле слышно и ушел,

оставив Донована обдумывать его слова.

Неужели Кэтрин замешана в заговоре? Он оглядел

помещение,

в

котором

расположился.

Через

приоткрытую дверь была видна вторая, примерно такая

же по размерам, комната, обе — часть занимаемых им

апартаментов. Выйти из них можно, было, только

пройдя через другие комнаты. Он подошел к окну —

высокому и узкому, взрослому человеку в него не

пролезть. Звонком Донован вызвал слугу.

— Приготовь эти комнаты, — он указал на оба

помещения, — здесь разместится заключенный. Я

желаю, чтобы он не испытывал никаких неудобств.

—

Да, сэр.

Слуга удалился, немедленно приступив к исполнению

приказа.

Донован представил Кэтрин, запертую в этих двух

комнатах, как мышь в мышеловке. Он будет держать ее

здесь до тех пор, пока девушка не осознает, что выйти

на волю сможет только с его позволения. Ему сейчас за

63

тридцать, и до сих пор в жизни он практически никогда

не проигрывал. И менее всего он допускал, что

поражение ему способна нанести женщина.

Эндрю вернулся домой потрясенный. Вне всякого

сомнения, и Донован, и король знают о назревающем

мятеже, и попытка Кэтрин в последнюю минуту

остановить его будет воспринята ими как соучастие в

заговоре.

Кэтрин предостерегла Эндрю, чтобы после поездки он

запутал следы и, потянув время, поднялся к ней по

черному ходу. Слишком многие завидовали Мак-

Леодам и боялись Якова, а потому частная жизнь сестер

должна

была

оставаться

вне

поля

зрения

любопытствующих.

Для

Эндрю,

выполняющего

собственную миссию, осторожность была важна

вдвойне.

Он взобрался по узкой винтовой лестнице и нашел на

верхней площадке дверь. Распахнув ее, он оказался

лицом к лицу с молоденькой хорошенькой служанкой,

переносившей стопку белья. Памятуя, что никто не

знает о жизни хозяев лучше слуг, он улыбнулся и в

ответ тоже получил улыбку, в которой сквозило

неприкрытое приглашение: девушка давно положила

глаз на сурового, волнующе красивого домоправителя.

— Что вы тут делаете? — кокетливо улыбнулась

она.

— Разумеется, ищу тебя, — ни секунды не

задумываясь, ответил Эндрю и плотно прикрыл за собой

дверь. Кто знает, какой кладезь сведений о хозяйках она

могла из себя представлять? Положив руки ей на плечи,

Эндрю привлек девушку к себе.

64

— Вы действительно уверены, что хотите этого? —

со смехом спросила она.

— А то как же? Тебе достаточно поглядеться в

зеркало хозяйки, чтобы понять, отчего всякого мужчину

так и тянет к тебе.

— Всякого, да не вас.

— То есть?

— Не знаю. Вы кажетесь другим, чем все остальные.

Наверное, дело в том, что вы...

Она пожала плечами, не в силах подобрать нужные

слова для описания разницы между Эндрю и

остальными слугами.

Он прижал ее к себе и увидел, как глаза у нее

разгорелись от удовольствия и нерешительности.

Девушку влекло к этому мужчине с момента его

появления в доме, и она была не прочь испытать, на что

он способен при более близком общении, поэтому

приготовилась к небольшому, чисто символическому

сопротивлению. Эндрю уже собирался поцеловать

служанку, когда дверь напротив распахнулась и в

комнату зашла Энн Мак-Леод. Если Эндрю кого-то не

желал увидеть в этот момент, то именно Энн —

единственную девушку, которая сумела затронуть в нем

потаенный уголок души, наглухо закрытый для всех

остальных.

Взгляд ее фиалковых глаз замер на представшей перед

ней сцене; на щеках Энн вспыхнул румянец, а пальцы

сжались в кулачки. Кто знает, может быть, Энн

испытывала к Эндрю нечто гораздо больше того, что

могла

позволить

себе

выразить

в

словах?

Предположение это взволновало Эндрю. Он выпустил

65

служанку из своих объятий, и та поспешно удалилась,

затем, улыбнувшись, поклонился.

— Леди Энн? — сказал он негромко и с

удовольствием увидел, как взгляд ее устремился на него,

а щеки заалели еще сильнее.

5

Мгновение молчания, когда они с Энн неотрывно

смотрели в глаза друг другу, затягивалось, шли секунда

за секундой. Энн была в ярко-синем платье, цвет

которого подчеркивал особую глубину ее синих глаз,

Эндрю не знал, что сейчас ей приходится собирать по

крупицам все свое мужество. В первый же вечер, когда

он, раненый и еле стоящий на ногах, вместе с ее братом

появился в доме, она почувствовала, что теряет покой, и,

оказывая ему помощь, Энн молила, чтобы никто не

заметил, как дрожат ее руки.

В Эндрю было что-то, что оставалось для девушки

загадкой. Он сразу произвел на нее странное действие, и

если его энергия и плещущая через край мужественная

сила сначала пугали ее, то потом начали возбуждать.

Эндрю ничего не позволял себе, но само его

присутствие вызывало румянец на щеках Энн. Он был

чуток, великодушен и сдержан, но Энн этого казалось

недостаточно, и она едва ли смогла бы объяснить, что ей

еще от него надо.

Больше всего на свете она боялась признаться себе

самой, что ее (Боже, какой скандал!) тянет к слуге. Для

леди Энн Мак-Леод чувства такого сорта категорически

исключались. И все же, все же... он такой... такой

притягательный!

66

Эндрю тоже был поглощен переживаниями. Как ему

хотелось сейчас, чтобы она увидела его при дворе

благородным рыцарем, стоящим на одной с ней

ступеньке общественной лестницы. Может быть, тогда

бы она смотрела на него другим взглядом? Может быть,

она даже?..

— Леди Энн? — повторил он вопрос, сделав шаг к

ней.

Это была ошибка — его сразу обволок аромат ее

духов, ослабляя волю и путая мысли. Эндрю замер, но

Энн уже успела взять себя в руки. Губы ее дрогнули, она

попыталась улыбнуться.

— Когда был жив мой отец, флирт со служанками

находился под строжайшим запретом. Между прочим,

он даже штрафовал тех, кто позволял себе амурничать с

девушками.

—

Но тут была всего лишь одна девушка! — с

усмешкой заметил Эндрю; он с удовольствием увидел,

как Энн рассмеялась.

—

Боюсь, что это не меняет сути дела.

—

Тогда... тогда мне придется заплатить штраф.

Сколько он составлял при вашем отце?

—

Шесть пенсов.

Эндрю шагнул к ней, и Энн пришлось задрать голову,

чтобы видеть его глаза. Пошарив в кармане, он отыскал

несколько монеток, затем поймал ее руку и вложил

деньги в ладонь, загнув пальцы. Энн судорожно

сглотнула — монеты показались ей раскаленными.

Подержав секунду ее руку в своей, Эндрю неохотно

отпустил ее, ошеломленный и слегка испуганный тем

волнением, которое произвело на него прикосновение к

67

ней. Медленно, не отводя глаз, Энн опустила сжатую

руку. Она не знала, о чем говорить дальше.

—

У вас так много денег? — нашлась она.

—

Очень мало. Мне вовсе не нужно много денег, а

вот вам потребуется.

—

Почему же, Эндрю?

—

Сейчас... сейчас не могу объяснить. Просто... в

общем, ваш брат доверил мне безопасность вашу...

—

...И моей сестры Кэтрин, — досказала она.

—

Да, и это две разные вещи.

—

То есть?

—

Кэтрин...

как

бы

сказать...

временами

непредсказуема, а то и вовсе...

—

...Неуправляема, — с улыбкой подобрала Энн

нужное слово.

Но его лицо говорило об озабоченности. Эндрю

боялся за нее, поскольку сердцем понимал, что Энн

неизменно останется на стороне семьи, и ему

понадобится

вся

его

изобретательность,

чтобы

обезопасить ее и при этом сослужить службу своему

королю. И он всячески гнал от себя мысли о том, что,

возможно, ему придется делать жесткий выбор: либо

одно, либо другое.

—

Энн... леди Энн, пожалуйста, выслушайте меня.

Ему хотелось потянуться к ней, привлечь в свои

объятия... Она тоже дрогнула, почувствовав странный

жар, исходящий от него, и впала в легкую панику,

поняв, что, если он дотронется до нее, она окажется в

кольце его сильных рук... Это было бы пренебрежением

всеми запретами и представлениями о достойном и

недостойном, но она бы поступила именно так, и это

было страшно.

68

Энн попыталась отвести взгляд, но потом вновь

подняла глаза и неожиданно для себя взяла его за руку.

Он ощутил теплые от ее пальцев монетки у себя в

ладони.

—

Отчего же вы не берете деньги?

—

Во-первых, у вас и без того их очень мало, во-

вторых... Вам доверено заботиться обо мне, и я не

сомневаюсь, что вы будете и дальше делать это по мере

своих сил.

—

Тогда знайте, — сказал он тихо, — что, если

вам что-либо понадобится, можете всегда мною

располагать. Возможно, вам понадобятся деньги, и

поэтому, пожалуйста, возьмите их просто так, на всякий

случай. Наше благополучие слишком важно для... для

стольких людей.

Спич получился слишком галантным для человека из

народа. Контраст между тем, что Энн видела, слышала,

чувствовала, и тем, что ей полагалось считать за

данность, поразил девушку.

—

Хорошо, я сделаю, как вы сказали, —

прошептала она.

Боги! Как хотелось ему обнять ее и поцеловать со

всей страстностью и пылом, на который он был

способен! В узком коридоре царила полутьма. Он

чувствовал ее взгляд на себе и слышал чуть учащенное

дыхание.

—

Надеюсь, я не напугал вас, Энн, — сказал

Эндрю мягко.

—

Нет, — ответила она, совершенно пропустив

мимо ушей то обстоятельство, что он пренебрег ее

титулом и так нежно позволил себе произнести ее имя.

69

—

Тогда выслушайте меня. Ваше благополучие

для меня важно не меньше благополучия ваших сестры

и брата. Но на этот раз... Вам, пожалуй, стоило бы

поступить им наперекор.

—

Никогда! Их судьба — моя судьба. Я их

люблю, Эндрю, и мне просто непонятно, как вы можете

говорить такое.

«Могу, потому что я люблю вас», — хотелось

ответить ему, но это было невозможно. Он вздохнул,

понимая, что, при всей своей миловидности и мягкости,

Энн была не меньшей упрямицей и гордячкой, чем ее

сестра. Эндрю не мог погубить ее, посвятив в планы

Кэтрин,

попытки

отговорить

которую

от

ее

самоубийственного намерения не достигли цели.

—

Могу, потому что времена сейчас очень и очень

опасные.

—

И вы желаете защитить меня?

—

Насколько это в моих силах, — от всего, что

может угрожать вам, вашему будущему.

—

Вы говорите загадками, Эндрю.

—

Я? Но что же здесь непонятно, Энн? Ваш брат

нанял меня именно для этого. Это мой долг, вот и все.

—

Долг... — повторила девушка, и легкая улыбка

тронула ее губы. — А мне видится здесь нечто

выходящее за рамки долга. Может быть, дело в том, что

я вам доверяю и чувствую себя такой защищенной...

Мне кажется, что вы больше, чем просто слуга.

—

Я тот, кем вы хотите меня видеть, только и

всего. Я — ваш защитник, вы — моя госпожа. Не

сомневайтесь во мне, Энн. Я хотел бы сделать все

возможное для вашего семейства. У меня есть свое

70

представление о чести, и я предпочитаю жить в

соответствии с ним.

—

Понятно.

Энн была разочарована тем, что Эндрю не сказал о

ней как о главной причине его поступков. И вновь у нее

побежали мурашки по телу при мысли, что она стоит на

грани запретного.

Эндрю почувствовал, что девушка уязвлена, и

отступил, утешая себя мыслью, что, когда у него

появится возможность предстать перед ней на равных,

он убедит Энн в своей искренности и очистит ее душу

от угрызений совести и сомнений.

— Вы позволите поговорить с вами обо всем не

сейчас, а при более подходящем случае? Может быть,

тогда я смогу открыто и ясно объяснить сказанное

сегодня.

—

Да, конечно...

Он хотел уже повернуться и отправиться к старшей

сестре. Менее всего на свете он желал, чтобы Энн стала

свидетельницей его объяснений с Кэтрин. Но оказалось,

что он недооценил твердость характера такой мягкой,

слабой на вид леди Энн.

— Вы что, идете сейчас к Кэтрин?

—

А?.. Ну да!.. Я иду к ней. Так, ерунда.

Маленький отчет за прошедший день.

Но Энн ни на секунду не поверила ему. Она гордо

приподняла голову, глаза ее сверкнули, и она надменно

заявила:

—

Я иду с вами!

Прежде чем Эндрю успел возразить, девушка уже

шагала к двери. Ему оставалось только последовать за

ней.

71

Кэтрин резко обернулась на звук открывающейся

двери. На ней был наряд для верховой езды, она явно

рассчитывала увидеть Эндрю наедине, и уж, во всяком

случае, без сестры, которая гордо вела за собой

сконфуженного донельзя домоправителя.

—

Что ты здесь делаешь, Энн?

Эндрю прикрыл дверь и с полуулыбкой приготовился

выслушать объяснения Энн. Несмотря на некоторые

сложности, которые создавало ее присутствие, теперь он

находил в нем и положительные стороны.

—

Кэтрин, я не меньше тебя имею право знать о

том, что происходит. Куда ты собралась ехать?

Кэтрин нахмурилась, и когда ее взгляд обратился к

Эндрю, тот почувствовал себя не в своей тарелке.

—

Кэтрин, — требовательно объявила Энн, — я не

меньше тебя озабочена всем происходящим.

—

Знаю, Энн. Но зачем, скажи, тебе знать все,

когда, узнав хотя бы часть, ты смертельно рискуешь?

Зачем тебе ввязываться в мое дело?

—

Я не ввязываюсь. Но я имею право знать, что

происходит. Мы обе заинтересованы в благополучии

семьи.

—

Все правильно. Но ты не собираешься ни во что

вмешиваться?

—

Нет. Я просто хочу знать правду.