— По-видимому, у вас есть кое-какие вопросы ко мне, милорд?
— Несколько, если быть точным. — Маркус уселся на свое место. Все это время он не сводил глаз с Ифигинии, которая проворно выпрямилась и, поправив белое перо, выбившееся из элегантной прически, принялась разглаживать юбки.
— Я ждала их и с удовольствием отвечу, — заверила она. — Но сначала позвольте поблагодарить вас за то, что не стали разоблачать мою игру. Я прекрасно понимаю, весь маскарад должен был показаться вам нелепым.
— Отнюдь нет, миссис Брайт. Уверяю вас, я нашел его просто очаровательным.
Ифигиния одарила его восхитительной улыбкой. Маркус почувствовал себя пронзенным в самое сердце. Только теперь он понял, как удалось этой женщине покорить большинство его знакомых.
— Уверена, вы бы подыгрывали мне до тех пор, пока не поняли бы до конца моей игры. — Во взгляде Ифигинии светилось теперь нечто гораздо большее, чем простая благодарность. — Я ни секунды не сомневалась в этом. Ведь вы слишком умны, слишком пытливы, слишком хладнокровны и слишком хорошо воспитаны, чтобы совершить опрометчивый поступок.
— Я оценил вашу уверенность. Однако смею вас заверить, у меня вполне хватит ума и на то, чтобы не поддаться вашей обворожительной лести.
Ифигиния изумленно захлопала ресницами:
— Но я совсем не льстила вам, сэр. Я готова отвечать за каждое свое слово. Тщательно изучив вашу личность, я сделала вывод, что вы обладаете незаурядным умом.
Маркус озадаченно взглянул ей в лицо, не в силах подобрать нужных слов:
— Так, значит, вы восхищаетесь моим умом?
— Конечно! — горячо воскликнула Ифигиния, и трудно было усомниться в ее искренности. — Я прочла все ваши статьи в «Вестнике науки и техники», они произвели на меня неизгладимое впечатление. Одна же из них, посвященная возможностям паровых двигателей, показалась мне просто гениальной. Это, разумеется, не значит, что ваши мысли по поводу создания механической молотилки показались мне менее восхитительными.
— Черт возьми!
Ифигиния покраснела:
— Признаюсь, я не слишком сведуща в вопросах механики и техники… Сама я изучаю классическое искусство и посвящаю ему большую часть своего времени.
— Понятно.
— И тем большее удовольствие доставляет мне сказать вам, милорд, что я поняла большинство принципов механики, изложенных в ваших статьях. Вы пишете очень ясно.
— Благодарю вас.
«Кажется, я слишком поторопился, сказав, что у меня хватит ума противостоять ее лести», — мрачно подумал Маркус. Он был совершенно очарован. Еще ни одна женщина никогда не восхищалась его научными трудами и уж тем более мыслями…
— Вы также написали прелюбопытнейшую статью о технике строительства зданий. Этот вопрос имеет для меня особый интерес. — И Ифигиния пустилась в изложение наиболее важных моментов статьи графа.
Маркус изумленно слушал ее. Откинувшись на черные бархатные подушки, скрестив руки на груди, он изучал лицо Ифигинии, освещенное слабым светом фонаря.
…Что бы он ни ожидал увидеть, окончательно приперев к стенке свою новоиспеченную «любовницу», — он ошибся. Ифигиния Брайт оказалась совсем не такой, какой он представлял ее себе.
Чарльз Трэскотт был не прав, когда метал громы и молнии в адрес разбитной вдовушки, чьи девственно-белые платья воспринимаются как циничная насмешка над чистотой и целомудрием. Каким-то непостижимым образом Ифигинии удавалось выглядеть именно такой — девственно-чистой, ангельски непорочной… Просто поразительно!
Еще более поражало то, что миссис Брайт производила такое впечатление не только своим беленьким платьицем, туфельками и перчатками. Казалось, женщина сама излучает чистоту и невинность.
Было нечто особенное в ее открытом умном взгляде, в мягких нежных губах — нечто, говорившее о достоинстве и добродетели. Ее волосы были цвета гречишного меда… В чем-то Ифигиния казалась яркой и резкой, в чем-то пленительно нежной. Ее никак нельзя было назвать красавицей, но, вне всякого сомнения, Маркус не встречал в своей жизни женщины более интересной.
Волнующая аура женственности окружала Ифигинию Брайт — и ей не нужно было подчеркивать это своим нарядом. Покрой ее платья был на удивление скромен. Еще один мудрый шаг, мысленно одобрил Маркус. Мужское воображение — слишком совершенный инструмент, и, похоже, миссис Брайт прекрасно знала, как с ним обращаться.
Ее небольшие, высокие, изящно-округлые груди не только не выглядывали за корсаж платья, но были почти полностью скрыты белым шелком оборки. Такие груди боятся грубой ласки, подумал Маркус. Они созданы для тонкого ценителя прекрасного, для нежного любовника с хрупкими чувственными пальцами.
Он невольно стиснул в кулак свои сильные грубые пальцы. Природа подарила ему руки крестьянина, но это вовсе не означало, что Маркус не любил касаться прекрасных нежных творений.
Ифигиния была невысокой и хрупкой. Юбки ее белого с высоким поясом платья пышно ниспадали вниз, обрисовывая, несомненно, одну из самых тонких женских талий в Лондоне. Легкий шелк не скрывал волнующей округлости женственных бедер.
Стоит ли удивляться, что она легко покорила лондонское общество. Маркус был очарован. Он не мог вспомнить, интересовала ли его когда-нибудь другая женщина так же, как Ифигиния Брайт.
…Внезапно он почувствовал, что почти возбужден. Он чувствовал сладкую боль проснувшегося желания. Чему удивляться? Прошло уже целых четыре месяца с тех пор, как он последний раз был с женщиной, а предыдущие два дня Ифигиния не шла у него из головы.
Всю дорогу в Лондон Маркус не мог думать ни о чем, кроме как о своей неизвестной любовнице.
В конце концов он должен был признать, что даже если бы занимался поисками новой интересной любовницы, то не нашел бы ничего более подходящего, чем миссис Брайт.
— Прошу прощения, милорд! — спохватилась Ифигиния, очевидно, смущенная тем, что ее пересказ журнальной статьи слишком затянулся. — Я, наверное, наскучила вам. Как будто вы не знаете собственных идей об использовании деревянных опор в фундаментах!
— Пожалуй, нам пора вернуться к основной теме, — спокойно ответил Маркус. — Но сначала скажите мне свой адрес, чтобы я отдал распоряжения кучеру.
Ифигиния поперхнулась:
— Мой адрес?!
— Он был бы весьма полезен, учитывая то обстоятельство, что я собираюсь отвезти вас домой.
— Вы?
— Миссис Брайт, разве вы не заставили общество поверить в наши с вами интимные отношения? Поэтому будет вполне естественным, если я отвезу вас домой после бала.
— Но…
— Все ждут этого, — заверил граф. — И очень удивятся, если я не воспользуюсь своим правом.
— Вы в самом деле уверены, что это будет выглядеть естественно?
— Более чем.
— О! — Ифигиния в задумчивости прикусила нижнюю губу своими ослепительно белыми зубками. Но в конце концов решилась. — Отлично. Я живу в особняке на площади Утренней Розы, номер пять.
Маркус, казалось, живо заинтересовался ее словами.
— Строительство площади Утренней Розы закончено совсем недавно, не правда ли? Архитектор проделал огромную работу, и ему удалось великолепно соединить классический архитектурный стиль с привычным дизайном, одновременно практичным и как нельзя более соответствующим нашему английскому климату. Особняки в этом районе были построены и распроданы очень быстро, если я не ошибаюсь.
Ифигиния казалась удивленной.
— Вы превосходно осведомлены, милорд.
— Этот проект заинтересовал меня прежде всего тем, что оказался весьма прибыльным. — Маркус приподнялся и постучал в слуховое окошко на крыше экипажа. — Огромное число инвестиций в такого рода предприятия неизменно убыточны. Я знавал очень многих людей, полностью разорившихся на таких проектах.
Окошко приоткрылось.
— Да, милорд, — отозвался кучер.
— Площадь Утренней Розы, Динкс. Номер пять.
— Отлично, милорд. — Динкс отпустил раму, и она со стуком закрылась.
Маркус вернулся на свое место.
— Пожалуй, пришло время выслушать ваши объяснения, миссис Брайт.
— Да, разумеется. — Ифигиния расправила плечи. — С чего же мне начать? Наверное, прежде всего я должна сказать вам, какое огромное облегчение испытала, увидев вас живым и невредимым, милорд.
Маркус изучал ее лицо сквозь полуопущенные веки.
— Вы произнесли нечто подобное в зале Фенвиков. Разве у вас имелись какие-то сомнения на сей счет?
— О, безусловно! Даже больше чем сомнения! Понимаете, милорд, мы были уверены, что вы убиты.
— Убит?! — На какое-то мгновение Маркус подумал, что имеет дело с сумасшедшей.
— Вот именно, милорд, убиты. Поэтому-то я и отважилась на сей дерзкий шаг и притворилась вашей любовницей.
— И кто же, по вашему мнению, виновен в моем убийстве? — холодно поинтересовался Маркус. — Еще кто-нибудь из ваших «близких» друзей?
Ифигиния испуганно округлила глаза:
— Нет, конечно же, нет, милорд! О Господи, как все запутано! Уверяю вас, у меня нет друзей, которым может прийти в голову сама мысль об убийстве!
— Вы меня очень успокоили.
— Тетушка Зоя по натуре склонна к мелодраматическим эффектам, а кузина Амелия временами бывает очень мрачной, но я могу поручиться в том, что они никогда никого не убивали!
— Поверю вам на слово, миссис Брайт.
Она вздохнула:
— Видимо, сейчас вы совершенно сбиты с толку, милорд.
— Постараюсь разобраться. Надеюсь, мой мощный ум не подведет меня и на этот раз.
Ифигиния подарила ему сияющую одобрительную улыбку:
— Вы отлично держитесь в столь необычных обстоятельствах, милорд.
— Я прихожу к такому же выводу.
Она вздрогнула от его ледяного сарказма.
— Да… Да, конечно… Так вот, чтобы покончить с этим… Мы были уверены, что вымогатель убил вас, понимаете?
— Вымогатель? Это звучит еще более абсурдно. Какой вымогатель?
Ифигиния не сразу нашлась что ответить.
— Вы хотите сказать, вас никто не шантажировал?
Маркус почувствовал легкое раздражение.
— Неужели я похож на человека, который способен заплатить вымогателю, миссис Брайт?!
— Нет, милорд. Именно поэтому-то мы и были уверены, что вы убиты — за то, что отказались платить…
— Продолжайте, миссис Брайт, — спокойно произнес Маркус. — Вам придется еще очень многое рассказать мне, прежде чем все встанет на свои места.
— Моя тетя получила письмо от злоумышленника, который сообщал, что вы убиты и ваша смерть должна послужить хорошим уроком всем, кто посмеет отказаться платить. В письме говорилось, что пройдет какое-то время и все узнают — граф Мастерс вовсе не гостит в одном из своих поместий, а исчез, бесследно исчез.
— Милосердный Боже!
— Да, но примите же во внимание то обстоятельство, что вы уехали из Лондона в самый разгар сезона, сэр. Весьма необычный поступок.
— Я был в Йоркшире, — резко оборвал ее Маркус. — В своем имении, а не в мрачной безымянной могиле. Мадам, вы несете несусветную чушь. Я устал от вашей игры и намерен добиться правды. Заметьте, я хотел бы услышать ее, прежде чем мы доберемся до площади Утренней Розы.
— Я пытаюсь объяснить вам всю правду, милорд, — нахмурилась Ифигиния. — И я ничем не заслужила грубости. Будьте так добры, постарайтесь не перебивать меня. Как я вам уже сказала, моя тетя получила письмо и имела все основания поверить как в то, что вы убиты, так и в то, что она будет следующей жертвой, если откажется платить.
— Она заплатила? — требовательно спросил Маркус.
— Естественно. Она была до смерти напугана. Я же узнала обо всем только на следующий день после расплаты. Мы с кузиной Амелией в тот день как раз вернулись в Лондон после года, проведенного на континенте. Мы приехали с визитом к тете и нашли ее в ужасном состоянии. Тогда я немедленно приступила к разработке плана по разоблачению вымогателя.
На этот раз Маркус был далек от того, чтобы изумляться.
— Если я правильно вас понял, вы пытались поймать его, притворившись моей любовницей?
— Совершенно верно. — Ифигиния сочла, что пришло время наградить графа еще одной ослепительно-одобрительной улыбкой. — Ведь тогда я была уверена, что выслеживаю не просто вымогателя, но хладнокровного злодея, способного на убийство. Можете себе представить мое беспокойство!
— Но я не мертв, миссис Брайт.
— Да, я вижу, — терпеливо согласилась Ифигиния. — Это все очень усложняет, не правда ли?
— Надеюсь, не слишком.
— Я предстала в глазах света вашей любовницей, чтобы войти в круг ваших друзей и деловых партнеров. Мой план состоял в том, чтобы провести тщательное расследование и выяснить, кто из них мог убить вас.
— Очень мило с вашей стороны — приложить столько усилий, чтобы поймать негодяя, лишившего меня жизни!
— Должна признаться, что решилась на обман вовсе не для того, чтобы отомстить за вас…
— Я уничтожен.
Ифигиния испуганно захлопала ресницами:
— Не сочтите меня жестокой, сэр, но вы должны принять во внимание, что, когда я впервые услышала об этом злодеянии, я совершенно не знала вас. У меня тогда даже не было возможности изучить ваш характер.
— В таком случае это несколько извиняет вашу бесчувственность.
— Но я вовсе не бесчувственна, сэр! — быстро возразила Ифигиния. — Как раз напротив. Уверяю вас, я была чрезвычайно огорчена вашей ужасной кончиной. — Она секунду поколебалась и добавила, поддавшись внезапному порыву откровенности:
— В самых общих чертах, если вы понимаете, что я имею в виду.
Маркус едва сдержал улыбку:
— И на том спасибо. Слава Богу, хоть кто-то еще способен на толику сострадания. Большинство людей ничуть не опечалит моя ужасная кончина — даже в самых общих чертах.
— Какие глупости! Все общество, узнав о вашей смерти, пришло бы в ужас.
— Я не советовал бы вам держать пари… И все же что, черт возьми, вы собирались выяснить в качестве моей любовницы?
Ифигиния склонилась к нему, едва сдерживая восторженное оживление:
— Я предположила, что вымогателем мог быть только очень близкий вам человек, милорд. Тот, кто мог знать что-то о вас, какую-то ужасную тайну, и рассчитывал, что вы скорее согласитесь заплатить, чем предать ее огласке.
Маркус изумленно приподнял брови:
— И тот же самый человек должен быть в курсе зловещих секретов вашей тетушки? Я верно уловил нить ваших рассуждений?
— Вы очень проницательны, сэр. Именно так я и рассуждала. Но я пошла еще дальше. Я догадалась, что кто-то был прекрасно осведомлен о ваших планах, поскольку знал о вашем намерении провести месяц в деревне. — Ифигиния многозначительно помолчала. — Последнее письмо с угрозами пришло в тот самый день, когда вы уехали, милорд, понимаете?
Маркус почувствовал старый, давно знакомый зуд любопытства. На какое-то мгновение любопытство заглушило голос здравого смысла, чего еще никогда не удавалось даже чувственной страсти.
— И вы предположили, что круг людей, связанных одновременно со мной и вашей тетей, должен оказаться не слишком широк, я вас правильно понимаю?
— Именно. — Ифигиния с нескрываемым восхищением посмотрела на графа. — Вы действительно сразу схватываете самую суть вопроса. Я так и предполагала.
На сей раз Маркус не позволил себе попасться на соблазнительную приманку вкрадчивых комплиментов своему уму. Сейчас его интересовал только предмет обсуждения.
— Значит, вы притворились моей любовницей для того, чтобы втереться в круг моих ближайших знакомых?
— Это казалось мне единственной возможностью… Хотя, честно признаться, я была несколько напугана взятой на себя ролью.
— Верится с трудом, миссис Брайт, — сухо заметил Маркус. — Сомневаюсь, что вас можно хоть чем-нибудь напугать.
— Здесь вы правы, — тут же согласилась Ифигиния безо всякой готовности к самоуничижению. — Но в этом конкретном случае я прекрасно понимала, что не смогу полностью соответствовать тем ожиданиям, которые свет вынашивает в отношении любовницы графа Мастерса.
— Ожиданиям?
— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. По моим сведениям, ваши предыдущие пассии были обворожительными вдовушками, обладавшими, если можно так выразиться, особым шармом. — Мечтательное выражение появилось в глазах Ифигинии. — Молва единодушна в том, что все эти женщины слыли весьма искушенными особами.
— Неужели все?
— Тетя Зоя в курсе всех последних сплетен. Мне было несложно выудить из нее основные сведения о ваших любовницах.
— Да, такие сплетни вполне способны заставить забыть о сне любого мужчину.
Ифигиния бросила смущенный взгляд на Маркуса:
— Я не была уверена, что смогу оказаться на уровне… если вы понимаете…
Маркус скользнул взглядом по ее скромному белому платью. Не было никакого смысла убеждать ее в том, что молва вечно преувеличивает как число его связей, так и экзотические качества его любовниц.
— Итак, вы решили создать образ, который поразил бы наше общество и тем самым пробудил бы в нем определенные ожидания?
— Я сознательно стремилась к созданию вызывающего образа. Ведь в случае удачи воображение ваших знакомых само дорисует остальное и превратит меня в особу куда более загадочную, чем я есть на самом деле.
— Мои поздравления, миссис Брайт. Вы добились грандиозного успеха.
— До сих пор мой маленький обман работал безотказно, — с нескрываемой гордостью подтвердила Ифигиния.
Если она и прилагает какие-то усилия для того, чтобы выглядеть искренней, подумал Маркус, ей не откажешь в определенном шарме.
— Я восхищен. Более того — объят благоговейным ужасом.
Должно быть, Ифигиния расслышала наконец холодную насмешку в тоне графа. От ее гордости не осталось и следа. Ифигиния сердито посмотрела на Маркуса:
— Так, значит, вы считаете, что я полностью провалилась?!
— Я этого не говорил.
Она опустила глаза на свое простое белое платье. Краска смущения залила ее изящно очерченные скулы.
— Разумеется, я оказалась совсем не такой женщиной, с какими вы обычно имели дело.
— Моя милая миссис Брайт, каждый скажет вам, что меня никогда не привлекало обыденное. Я предпочитаю необычное.
— А вы уверены, что должны отвозить меня домой? — снова спросила она, бросив неуверенный взгляд в окно кареты.
— Вы не хуже меня знаете, что джентльмен должен провожать свою любовницу после всех балов и вечерних раутов. А в нашем с вами конкретном случае это просто необходимо — все были бы несказанно удивлены, если бы я поступил иначе.
— Думаю, вы правы.
— Естественно, все это не относится к юным леди, которых впервые вывезли в свет на поиски жениха. — Маркус пристально всмотрелся в лицо Ифигинии. — Но вы ведь свободная вдова, не правда ли?
— Что за глупые вопросы, сэр! — Ифигиния отвела глаза и сосредоточилась на созерцании проносящихся мимо ночных улиц. — Кем же еще я могу быть?
— Отлично. — Ни одна невинная девушка или порядочная женщина, дорожащая своей репутацией, ни за что не осмелилась бы на подобный маскарад, усмехнулся про себя Маркус. — Даже если бы вы и не назвались самовольно моей любовницей, ничто не помешало бы мне отвезти вас домой.
— Да, но…
— Вдовы относятся к категории самых привилегированных дам светского общества, разве не так? Они финансово независимы, им не грозят неприятности со стороны ревнивого супруга, они могут заводить любые романы, сообразуясь лишь с собственным благоразумием.
— Я прекрасно понимаю, что вдовы во всех отношениях гораздо более свободны, чем замужние женщины. Было бы по меньшей мере глупо оспаривать эту точку зрения, милорд. Но дело в том, что…
— Вот как? И в чем же дело?
Ифигиния снова обратила к нему лицо, на этот раз оно светилось решимостью.
— Дело в том, что я потратила слишком много сил на создание своего образа. И неотъемлемой его частью является аура таинственности.
— Вы уже упоминали об этом.
— Милорд, вплоть до сегодняшнего вечера ни один мужчина не посещал мой дом.
— Ах вот оно что… — Маркус и сам не мог ответить, почему его так обрадовал этот маленький нюанс. — Хороший ход.
— Этого правила я строго придерживалась последнее время.
— Леди Звездный Свет…
Ифигиния нахмурилась:
— Прошу прощения?
— Я слышал, вас прозвали неприступной и недоступной леди Звездный Свет. В вас видят сверкающую полночную звезду, которая чарует и волнует, но остается вне досягаемости… И при этом сосредоточенно ищет подходящую кандидатуру на мое место в своей постели.
Ифигиния открыла рот, потом закрыла его — и тут же снова открыла. Когда же она наконец обрела дар речи, голос ее зазвучал слабо и прерывисто, словно после долгого бега.
— Вы же знаете… что такое общество… и его способность цеплять ярлыки на всех и каждого. Назвать меня леди Звездный Свет… это… это, я вам скажу, уже чересчур. И все же…
— И все же вам дали вполне подходящее прозвище.
Ифигиния неуверенно подняла глаза:
— Правда?
Маркус был очень доволен собой. Кошки-мышки — одна из самых увлекательных игр на свете, особенно если играешь роль коварного кота.
— Правда. И даже более того, вам очень повезло. Так случилось, что последнее время я как раз занимался изучением восхитительных недоступных звезд. Существуют способы поймать их свет. И если мужчина очень умен, он сумеет удержать его в своей ладони.
— Я не понимаю вас, сэр.
— Я так и предполагал. Но очень скоро вы все поймете. А пока позвольте мне до поры сохранить мой секрет, миссис Брайт. Вы убедитесь, я знаю, что делаю.
Ифигиния задумчиво посмотрела на него:
— С вами будет совсем непросто, не правда ли?
— Поживем — увидим.
— Этого-то я и опасаюсь. Скажите откровенно, вы очень сердитесь на меня, милорд?
— А сами вы не в состоянии ответить на свой вопрос?
— Конечно же, нет! Говорят, вы человек-загадка, но только теперь я начала понимать, что имелось в виду. Даже после пристального изучения вашей личности для меня осталось слишком много непонятного.
— Думаю, я должен быть благодарен вам за это.
— Не вижу причин для сарказма, — обиделась Ифигиния.
В золотистом свете фонаря, заливавшем карету, от взгляда Мастерса не могло укрыться состояние миссис Брайт — он ясно видел, что она очень встревожена, хотя всеми силами пытается сохранить выдержку и хладнокровие.
Она сидела неестественно прямо. Взгляд ее огромных ярко-зеленых глаз то и дело нервно скользил по окну кареты. Маркус подозревал, что Ифигиния пытается определить, где они проезжают, дабы удостовериться в том, что ее везут именно домой. Ее побелевшие пальцы судорожно сжимали белый кружевной веер.
Маркусу было приятно сознавать, что Ифигиния оказалась вовсе не такой холодной и невозмутимой, какой хотела бы предстать. Он не испытывал к ней никакого сочувствия. Принимая во внимание спектакль, устроенный ею сегодня на балу, а также последствия его, Маркус искренне считал, что Ифигинии будет полезно немного помучиться. Она это заслужила. Она сделала все, чтобы завтра за утренним чаем весь свет с воодушевлением перемывал им косточки, а вечером их будут уже обсуждать во всех ночных клубах Сент-Джеймса.
— Еще раз поздравляю вас, миссис Брайт. — Маркус с насмешливым почтением склонил голову. — Не каждой женщине удалось бы провести наше общество, представившись моей последней любовницей.
Ифигиния прикусила губу:
— Благодарю.
— Вот уж поистине прелестное достижение…
Маркус не мог забыть своего первого впечатления от этой женщины, одиноко стоявшей посреди огромной бальной залы Фенвиков. Рядом с ней все остальные дамы казались одетыми слишком пестро, слишком крикливо, слишком безвкусно… Он уже долго вращался в высшем обществе, но все равно не сумел бы объяснить, в чем загадка естественности Ифигинии. Дело было не в ее нарядах и украшениях. Дело было в том, как она их носила.
— Выбор девственно-белого цвета в нарядах также можно признать блестящим ходом, — продолжал он. — Вызывающим, но блестящим.
Ифигиния на секунду заколебалась, не понимая, насмехается он или говорит серьезно. Потом робко улыбнулась.
— Одной из причин, по которой я остановилась на белом цвете, было ваше пристрастие к черному в одежде и во всем остальном. — Изящной рукой в перчатке Ифигиния обвела черное убранство кареты.
— А с чего вы взяли, что меня могла привлечь полная противоположность?
Она ненадолго задумалась.
— Это не моя теория. Сама я как раз считаю, что притягиваются друг к другу люди похожие, а вовсе не полные противоположности. Но общество обычно готово разделять самые вздорные идеи. Большинство людей твердо уверены, будто крайности сходятся.
— И вы предоставили свету еще раз убедиться в этом.
— Тетя Зоя боялась, что мой план не сработает, но я сумела объяснить ей, что у нас нет другого выхода.
— Ах да… Ваш очаровательный маленький план по разоблачению вымогателя. Чуть было не забыл о нем.
— Вы не верите ни единому моему слову, да, сэр? Я знала, что вы очень умны, слышала, что вы весьма высокомерны, но даже не представляла, насколько вы упрямы.
Маркус предпочел оставить без внимания ее выпад.
— Не расскажете ли о вашей тете?..
— Что именно?
— В нашем обществе несколько дам с таким именем. Которая из них ваша тетя?
Ифигиния в недоумении подняла брови:
— Леди Гатри. Должна сразу предупредить вас, сэр, что мы держим наше родство в тайне. В противном случае меня будет слишком легко разоблачить. Если все узнают, что я племянница леди Гатри, у них появится слишком много вопросов.
— Действительно, — пробормотал Маркус. — А вашей задачей было оставаться загадочной и таинственной.
— Главной задачей, сэр. За первым вопросом всегда неизбежно следует второй — и в результате я оказалась бы разоблаченной гораздо раньше, чем успела бы достичь своей цели.
— Понимаю.
— В свете считают, что мы с тетей очень близкие подруги, не более. Поэтому никто не удивляется, часто видя нас вместе.
Маркус мысленно перебирал всех знакомых дам, вращавшихся в обществе. У него была превосходная память. Он никогда не встречал никакой Зои, леди Гатри.
— Я как будто припоминаю некоего лорда Гатри, который был членом одного из моих клубов, но он скончался год назад.
— Тетя Зоя его вдова.
— Кажется, я не имел удовольствия встречаться с ней.
— Совершенно верно. И это самое удивительное, — поспешно ответила Ифигиния. — Тетя Зоя говорила мне, что вы никогда не были представлены друг другу. Она видела вас издалека на балах, лорд Гатри несколько раз упоминал ваше имя — вот, собственно, и все.
— А ваш вымогатель уверял, что мы оба в списке его жертв?
— Да. Довольно странно, вы не находите?
— Я нахожу всю вашу историю довольно странной.
— Милорд, клянусь вам, это не шутка и не игра! Моя тетя, в самом деле стала жертвой шантажа. И я действительно решила, что должна существовать какая-то связь между вашим кругом и ее знакомыми.
— Вы забываете лишь об одном, — спокойно заметил Маркус. — Меня никто не шантажировал.
Ифигиния снова нахмурилась:
— Вы уверены, милорд?
— В таком не ошибаются.
Нежные губы Ифигинии сжались в тонкую полоску.
— Конечно же, нет, милорд… Но, с другой стороны, зачем шантажисту ссылаться на вас, чтобы запугать тетю Зою?
Маркус бросил взгляд на людную ночную улицу.
— Если он и вправду ссылался на меня, то, очевидно, просто хотел запугать вашу тетю и принудить ее к расплате.
— Он в самом деле ссылался, — настойчиво повторила Ифигиния.
— Скажите мне, как далеко вы продвинулись в своем расследовании?
— Я добилась значительных результатов, — с готовностью ответила она. — Я уже обыскала кабинеты мистера Дэрроу и лорда Джадсона.
— Что вы сделали?!
Она вскинула голову и насмешливо посмотрела на Маркуса:
— Я же вам ясно сказала: обыскала кабинеты Джадсона и Дэрроу. Все очень просто — на балах я получаю приглашение, приезжаю с визитом и во время приема тихонько проскальзываю в кабинет и тщательно обыскиваю бюро.
А ведь она говорит абсолютно серьезно, подумал Маркус.
— Черт вас возьми, миссис Брайт, вы с ума сошли? Я не верю вам. С какой стати вы стали бы рыться в кабинетах? Что вы хотели там обнаружить?
— Черный воск и печать с изображением феникса, — просто ответила Ифигиния. — В своих письмах вымогатель пользовался этими атрибутами.
— Черт побери! — Ошеломленный ее дерзостью, Маркус не мог собраться с мыслями. Наконец он пробормотал:
— Черный воск не такая уж редкость. Я сам запечатываю им свои письма.
— Знаю, вы вообще знамениты своей экстравагантностью. Вы запечатываете черным воском самые обычные письма, тогда как большинство людей пользуются им лишь в траурной переписке. Но уж печать с птицей феникс совершенно уникальна, надеюсь, вы не станете оспаривать это. Использование печати само по себе примечательно. Обычный вымогатель просто заклеил бы письмо…
— Вы считаете, что существует и такая разновидность — «обычный вымогатель»?
— Я говорю серьезно, сэр. Черный воск и печать с фениксом послужат неопровержимой уликой против злоумышленника.
— Итак, вы уже обыскали двоих?
Это слишком возмутительно, чтобы оказаться правдой, решил Маркус. Мадам, безусловно, лжет — как он и предполагал с самого начала. Другие объяснения просто невозможны… А он-то еще считал себя непревзойденным талантом по части вдохновенного вранья! Похоже, миссис Брайт даст ему сто очков вперед.
— К сожалению, пока я еще не успела осмотреть библиотеки и рабочие столы остальных.
— Остальных?
— Людей, с которыми вы часто встречаетесь за карточным столом, разумеется.
— Вы решили обыскать всех моих карточных партнеров? — Ему было просто любопытно, насколько искусна ее ложь.
— Нет, только тех, которые играли и с вами, и с лордом Гатри, — сухо пояснила Ифигиния. Она подняла руку и принялась загибать пальцы:
— Лартмор, Дэрроу, Петтигрю и Джадсон. Эти четверо имеют отношение и к вам, и к кружку моей тети.
— Потому что резались в карты и со мной, и с покойным Гатри?
Ифигиния вздохнула:
— Это единственная ниточка, которая связывает вас с тетей Зоей. Я пришла к выводу, что некто, хорошо знавший лорда Гатри, каким-то образом выведал тайну тети Зои. Возможно, у кого-нибудь из слуг. И этот человек прекрасно осведомлен о вашей жизни, милорд.
— Но не знает ничего, что послужило бы поводом к вымогательству, — вставил Маркус. — Повторяю, меня никто не шантажировал.
— Допускаю, милорд, но все же злоумышленник должен быть близок вам, поскольку он был в курсе ваших планов провести долгое время за городом.
— Я не делал из этого тайны.
— Вот как? — Ифигиния дерзко взглянула ему прямо в глаза. — Да будет вам известно, сэр, — никто и никогда ничего не знает о вас. Припомните лучше, сколько человек действительно могли знать о вашем намерении уехать на месяц в Йоркшир?
— Сколько угодно, — с раздражением ответил Маркус. — Мой поверенный, например. Мои слуги…
— И те, с кем вы играли в вист накануне отъезда, — напомнила Ифигиния.
— Гром и молния!
Маркус почувствовал укол зависти. Он был в восхищении — женщина оказалась действительно очень умна…
— Вы очень тщательно изучили мой образ жизни.
— Да, сэр, именно так. Я вообще склонна к анализу. И в самом начале своего расследования выяснила, что накануне отъезда вы играли в одном из клубов с Лартмором, Дэрроу, Петтигрю и Джадсоном.
— А ваша тетушка леди Гатри подтвердила, что эти джентльмены когда-то сыграли несколько партий с ее почившим в бозе супругом.
— Более того, — с удовольствием поправила его Ифигиния, — они регулярно играли с ним в течение почти двадцати лет, до самой его смерти. Заметьте, этот срок очень важен, поскольку тайна моей тети восходит как раз к событиям двадцатилетней давности.
Маркус медленно улыбнулся:
— Блестяще, миссис Брайт. Просто блестяще. Вы сочинили поистине очаровательную историю, чтобы объяснить мне свой поступок. Я буквально восхищен вашей оригинальностью и изобретательностью.
Ее лицо мгновенно угасло.
— По-вашему, я все выдумала?
— Да, мадам, я абсолютно уверен в этом. — Маркус поднял руку. — Но пусть это вас не останавливает. Поверьте, я в полном восторге от вашей игры. У вас несомненный талант, моя пленительная актриса. Я весьма польщен тем, что и мне нашлась скромная роль в вашем спектакле.
В глазах Ифигинии отразились смущение и робкая надежда.
— Вы не верите мне, но все же не сердитесь, милорд?
— Если быть до конца откровенным, то я еще не вполне разобрался в своих чувствах. Я продолжаю обдумывать ситуацию.
— Понимаю, — тихо прошептала Ифигиния. — Вы всегда долго думаете, прежде чем решить, что чувствовать?
Он только улыбнулся раздраженным ноткам в ее голосе.
— Вы говорите как гувернантка, требующая правильного ответа от нерадивого ученика. Дело в том, что одно из моих правил не позволяет мне изменять однажды принятого решения. Поэтому я должен собрать все факты, прежде чем сделать какой бы то ни было вывод.
Лицо Ифигинии просветлело.
— Я прекрасно осведомлена о ваших знаменитых правилах, милорд. Должна ли я понимать это так, что вы до сих пор обдумываете мои слова?
— Почему бы и нет?
— Как я рада слышать это! — Она ослепительно улыбнулась. — Я твердо верю в ваш ум. Уверена: очень скоро вы поймете, что я говорю чистую правду, и будете счастливы помочь мне в поисках вымогателя.
Маркус почувствовал, что громыхавший по мостовой экипаж останавливается.
— В свою очередь, хочу заверить вас, миссис Брайт, что я с удовольствием буду следить за дальнейшим развитием событий.
— Конечно! — Теперь Ифигиния снова казалась беспечной и легкомысленной. — Это в вашем стиле.
— Знаете ли вы, — Маркус не сводил глаз с лакея, распахнувшего черную дверь экипажа, — что никто до вас, кажется, не брал на себя труд по изучению моего характера? Вам эта задача показалась интересной?
— О да, конечно, милорд! — Поблескивая глазами, она подала руку лакею и сошла на тротуар. — Это было почти так же захватывающе, как руины Помпеи.
— Как приятно удостоиться сравнения с классическими развалинами. — Маркус вышел из экипажа и взял Ифигинию под руку. Потом бросил быстрый взгляд на Динкса:
— Я скоро вернусь.
Динкс, привыкший за долгие годы к образу жизни своего хозяина, понимающе кивнул с оттенком веселой снисходительности.
Ифигиния резко взглянула на Мастерса, который с невозмутимым видом вел ее вверх по ступеням к дверям пятого особняка по площади Утренней Розы.
— Что все это значит?
— Смелее, моя дорогая! — Маркус одобрительно посмотрел на новые газовые фонари, горевшие над подъездом каждого особняка. — Очевидно, вы хотели бы пригласить меня к себе в дом на бокал бренди?
— В дом?! — Ифигиния возмущенно повысила голос. — Что за глупости, сэр?! Я вовсе не собираюсь пускать вас в свой дом в столь поздний час!
— Нам с вами нужно еще многое обсудить, миссис Брайт, и вряд ли удастся найти более подходящее время и место для беседы. — Маркус решительно протянул руку к дверному молотку.
— Нет-нет, постойте, не стучите! — испуганно вскрикнула Ифигиния. — Я просила экономку не дожидаться меня. У меня свой ключ в ридикюле.
Маркус протянул руку. Поколебавшись, Ифигиния протянула ему ключ. Он молча взял его и отпер дверь.
Ифигиния быстро шагнула в темный холл. Схватила свечу, стоявшую на ближайшем столике, торопливо зажгла ее и повернулась лицом к графу:
— Сэр, я думаю, вам не следует заходить сюда.
Маркус лениво перенес ногу в изящном ботинке через порог и улыбнулся.
— Если вы и в дальнейшем собираетесь поддерживать любопытство света, — вкрадчиво произнес он, — то, боюсь, вам придется позволить мне зайти на минутку. Поймите, все ожидают от нас с вами именно этого.
— Ожидают? — Она неуверенно подняла глаза. — То есть вы позволите мне и дальше притворяться вашей любовницей?
— Почему бы и нет? — Маркус шагнул за порог и с глухим стуком захлопнул за собой дверь. — Во-первых, если ваша тайна будет раскрыта, вы не сможете довести до конца свое расследование. А во-вторых, вы будете с позором изгнаны из общества безо всякой надежды когда-нибудь туда вернуться.
— Вы правы, сэр. Не могу выразить, как я вам благодарна. Понимаю, вы мне не верите, но ваша откровенность достойна самого искреннего восхищения. Вы подтвердили все самое лучшее, что я узнала о вас.
— Согласен с вами, миссис Брайт. Я хотел бы еще ненадолго продлить ваш спектакль — по крайней мере до тех пор, пока не получу ответы на все свои вопросы… Это ваша библиотека? — Маркус прошел в левое крыло холла.
— Да. — Подобрав юбки, она бросилась за ним. — Милорд, вы столь великодушны!
— Знаю. — В густой темноте Маркус видел лишь смутные очертания предметов. Он решительно направился в ту сторону, где, как ему показалось, стоял камин.
— В конце концов, теперь выяснилось, что вы не были жертвой шантажа, а значит, никакой долг не заставляет вас помогать мне в расследовании.
— Вот уже много лет никакой долг не мог заставить меня пошевелить и пальцем. Я давно считаю абсолютно бессмысленными подобные стимулы. Однако время от времени я совершаю кое-какие поступки, повинуясь любопытству и… Проклятие! — Маркус сморщился, ударившись ногой обо что-то большое и твердое.
— Осторожно, милорд! — Ифигиния выше подняла свечу. — Эта комната сейчас несколько загромождена.
— Я уже понял.
Пламя свечи бросало пляшущие тени на стены комнаты, заваленной фрагментами скульптур, погребальными масками, урнами со странными рисунками и огромными амфорами. Еще более причудливой выглядела мебель. Возле окон стояли кресла на когтистых звериных лапах, головы грифонов украшали подлокотники. Массивный греческий диван, обитый зеленым бархатом с ниспадающей зеленой бахромой, красовался перед камином. Столики, размещавшиеся по обе стороны дивана, были богато декорированы мраморными головами львов и сфинксами.
В неверном свете свечи комната казалась чувственной и языческой.
— Я уже говорила вам, что мы с кузиной недавно возвратились из путешествия, — пояснила Ифигиния. — Я привезла оттуда немало подлинников.
Маркус опустил глаза на обломок мрамора, который безнадежно испортил узкий нос его изящного лакированного ботинка. Свет тонкой свечи в руках Ифигинии позволял разглядеть в этом куске фрагмент скульптуры, изображавшей какое-то крылатое мифическое существо.
— А это что за дьявол?
— Я купила его в одном римском магазинчике. — Ифигиния поставила свечу на столик. Раздался слабый скрежет. Маркус понял, что она зажигает лампу. — Просто прелесть, не находите? В том же магазине я приобрела еще несколько не менее интересных вещиц. Особенно я люблю этого римского центуриона.
Римский центурион был полностью обнажен, если не брать во внимание шлем, щит и меч, отметил про себя Маркус.
— Похоже, вы перевезли в свою библиотеку целый археологический раскоп, — произнес он вслух.
— Признаюсь, мне очень приятно, что моя коллекция производит такое впечатление. — Ифигиния с гордостью оглядела свои сокровища. Ее тонкие пальчики в белой перчатке любовно скользнули по руке обнаженного центуриона. — Такие произведения одновременно будят чувства и стимулируют работу мысли. Вы не находите?
Маркус не мог отвести глаз от изящных пальчиков, нежно обрисовывавших мраморные мускулы статуи. Он, в отличие от центуриона, не был изваян из камня…
— Что вы собираетесь делать со всем этим, миссис Брайт?
Ифигиния задумчиво прислонилась к статуе, облокотившись на мраморное плечо центуриона и подперев рукой подбородок.
— Я пока точно не знаю. Сейчас я просто изучаю эти фрагменты и делаю эскизы.
— Вы изучаете их?
Он не отрываясь смотрел на белые юбки Ифигинии, ниспадавшие вдоль обнаженного бедра мраморного центуриона, и почти физически ощущал прикосновение легкого шелка к своей коже.
— Вообще-то я хочу издать фундаментальный каталог, где будут представлены основные темы и архитектурные образцы античности. Моя книга станет наглядным пособием для воссоздания античного интерьера дома и соответствующего украшения его фасада, — с увлечением говорила Ифигиния. Ее зеленые глаза сияли воодушевлением. Не отдавая себе отчета в том, какое впечатление производит, она теснее прижалась бедром к статуе.
— Понимаю.
Возбуждение становилось почти невыносимым. В отчаянной попытке успокоиться Маркус распустил галстук и глубоко вздохнул… Голову туманил аромат розовых духов Ифигинии.
— Большинство проектов, выдаваемых за точные копии классических образцов, являются грубейшим искажением оригинала или же вообще не имеют с ним ничего общего.
— Я замечал.
— Неужели? — Она признательно взглянула на своего собеседника.
— Да.
Его взгляд скользил по нежной округлости ее бедра, там, где ее горячее тело касалось холодного мрамора. Кажется, много лет Маркус не был так близок к тому, чтобы окончательно потерять власть над собой.
— Моя книга будет содержать подлинные изображения и эскизы оригинальных античных образцов — вроде тех, какие вы видите здесь. — Ифигиния грациозно указала на заполнявшие комнату экспонаты. — Тогда люди, стремящиеся следовать моде и оформить свой дом в классическом стиле, будут твердо уверены, что архитекторы и декораторы точно следуют заказанному ими классическому образцу — греческому, римскому, египетскому или этрусскому.
— У вас весьма честолюбивые планы, миссис Брайт.
— Я знаю. Не могу дождаться их осуществления! Весь прошлый год я посвятила сбору и изучению материала, так что представьте, с каким нетерпением я жду начала работы над каталогом!
— Несомненно. — Он смотрел на нежную молочно-белую при свете лампы кожу Ифигинии… Ему захотелось погладить ее.
Маркус шагнул навстречу Ифигинии.
— Но прежде всего дело. — Ифигиния решительно отстранилась от центуриона. — Прежде чем заняться книгой, я должна покончить с негодяем, шантажировавшим тетю. Вы в самом деле уверены, что у вас не будет неприятностей из-за моей игры?
— Как раз напротив. Я абсолютно уверен, что у меня будут сплошные неприятности. — Маркус приблизился и положил свои грубые руки на обнаженные плечи Ифигинии. Ее кожа была сказочно мягкой и теплой.
Ифигиния не попыталась отстраниться. Более того, она казалась загипнотизированной этим прикосновением.
— Маркус?.. Я хотела сказать — милорд! — Она коснулась нижней губы кончиком своего маленького розового язычка. — Я не хочу, чтобы у вас были неприятности из-за меня, милорд. — Ее голос взволнованно сорвался. Темными бездонными омутами смотрели на него огромные зеленые глаза.
— Я весь в вашем распоряжении, миссис Брайт.
— Вы очень добры ко мне, сэр. Могу я поинтересоваться причиной такой любезности — ведь вы не верите ни единому моему слову?
— Так случилось, что сейчас мне как раз нужна любовница.
Он приблизил свои губы к губам Ифигинии и приник к ним долгим поцелуем, о котором мечтал с той самой минуты, когда впервые увидел эту женщину в бальной зале Фенвиков.