Любовники и лжецы

Глава 21

— Почему?! — Элиот заставил себя проснуться, выкрикнув это единственное слово, которое заглушил вновь зазвонивший будильник. Он шлепнул ладонью по кнопке будильника, устранив посторонний звук, и в голове его прозвучали последние слова Эдварда:

— Потому, что ты любишь ее.

Элиот рывком сел на постели. Сердце его бешено колотилось, на лбу выступил пот. Сначала он только увидел Эдварда во сне, потом Эдвард стал говорить с ним, и вот теперь он сам разговаривал с Эдвардом, со своим вторым Я. Наверное, болезнь прогрессирует.

Он потянулся к телефону, чтобы позвонить Лианне, но передумал. Она уже не его врач, у них чисто личные отношения. Его рассказ только расстроит ее, а помочь Лианна ничем не сможет.

Элиота все же одолевало желание поговорить с ней, но мысль о том, что надо будет признаться в ухудшении своего состояния, пугала Элиота так же сильно, как сон. Лианна очень много значила для него. При других обстоятельствах он бы признался ей в любви. Но сейчас это было невозможно. Хорошо еще, что Лианна пока отделяет его самого от его проблем, от ненавистного Эдварда. Однако Элиот не знал, как долго еще он сможет не вызывать у нее отвращения.

А вот Терману надо обязательно позвонить и выслушать его профессиональное объяснение последних событий.

Элиот набрал номер Термана и коротко сообщил ему, что случилось.

— Вы можете приехать прямо сейчас? — тут же спросил Терман, хотя звонок Элиота, совершенно очевидно, разбудил его. — Я хочу поговорить с вами по горячим следам.

— Буду у вас через полчаса.

Спустя тридцать минут Элиот уже сидел в напряженной позе в гостиной Термана, прихлебывал кофе и рассказывал свой сон, а также события вчерашнего вечера в доме Лианны, опустив лишь любовную сцену.

— Вы думаете, что этот день рождения — реальное воспоминание? — поинтересовался Терман.

— Да, именно так. И это означает, что Эдвард находился рядом со мной еще до катастрофы, в которой погибли мои родители.

— Но в этом сне вы испытывали только радостные чувства?

— Я был просто счастлив.

— Гм. Похоже, Эдвард уже тогда ревниво относился к вашему общению с другими людьми.

— Да, ревновал немного, но это не казалось серьезной проблемой. Я ведь тоже предпочитал общаться главным образом с ним. — Элиот криво усмехнулся. — То есть с самим собой.

— А ваша мать… настоящая мать… она не возражала против этого?

— Я был слишком маленьким, она могла не догадываться. Я вообще в детстве мало говорил. Наверное, потому, что общался в основном с Эдвардом, а при этом говорить не требовалось. Так что вполне возможно, мои настоящие родители ничего и не знали об Эдварде.

Терман медленно кивнул.

— Вполне возможно. Эдвард сказал, что ваши приемные родители не могут считаться таковыми потому, что ему они не родители, и он пользуется фамилией Далман, а не Кейн. Как по-вашему, когда вы были маленькими, он считал ваших настоящих отца и мать своими родителями?

Элиот напрягся, пытаясь вспомнить подробности сна.

— Думаю, что да. Мы оба думали о них как о маме и папе. И Эдвард был так же счастлив, как я. Похоже, в нашей жизни все было прекрасно… Я хотел сказать, в моей жизни.

— Значит, проблемы, перемена в личности Эдварда — все это появилось позже, после вашего знакомства с реальным миром и после того, как вы прекратили общаться со своим воображаемым другом.

— Точнее, после того как я начал встречаться с Кей. Да, я прекратил с ним общаться.

Несколько минут Терман сидел молча, осмысливая полученную информацию.

— Видимо, вам на некоторое время действительно удалось прекратить это общение. Но потом он вернулся. Почему? Какое событие в вашей жизни могло снова вызвать потребность в нем?

— Не знаю. Моя жизнь, карьера… все шло прекрасно, словно по расписанию. Ничего не случалось, не менялось, во всяком случае до появления Эдварда. — Элиот усмехнулся. — А теперь изменилось очень многое.

— Возможно, вы сами пожелали таких перемен.

— Я понимаю, куда вы клоните, но вы ошибаетесь. Если бы мне потребовались перемены в жизни, я бы их осуществил сам. Нет, все шло именно так, как я хотел.

Терман снова медленно кивнул, но Элиот заметил, что его слова не слишком убедили старого доктора.

— Значит, первые признаки возвращения Эдварда состояли в том, что вы начали совершать поступки, о которых ничего не помнили. Абсолютно ничего. Затем вы стали видеть сны, но только когда он хотел, чтобы вы их видели. Далее в снах он начал разговаривать с вами. Вчера вечером вы установили с ним более тесный контакт, как бы присутствовали при его встрече с Лианной, хотя он был против. А сегодня утром у вас даже произошел диалог. Терман в задумчивости погладил усы.

— И что, по-вашему, все это может означать?

— Точно не знаю. Но поскольку вы так близко подобрались к Эдварду, я хотел бы попробовать очередной сеанс гипноза, установить контакт с ним. Если нам удастся вызвать его на разговор, попробуем решить его проблемы и добиться слияния личностей в одну.

Элиот неохотно кивнул. Он продолжал испытывать отвращение при мысли о слиянии с этим психопатом. И кроме того, он до сих пор не знал точно, убил ли Эдвард Кей Палмер. Если этот факт будет установлен, то он закончит свои дни в тюрьме, как и предсказывал Эдвард.

Но с другой стороны, если он ничего не предпримет, то Эдвард может осуществить свою угрозу убить Лианну.

— Давайте займемся этим как можно скорее. Как насчет сегодняшнего вечера?

Терман кивнул.

— Жду вас около семи.

Выходя из дома Термана, Элиот не удивился, увидев на другой стороне улицы Лианну. В костюме кремового цвета и розовой блузке она направлялась через двор к своей машине. Ее темные волосы и светлая кожа поблескивали в ранних утренних лучах солнца. Это видение невольно вызвало улыбку на губах Элиота, но она тут же исчезла. Ему хотелось подойти к Лианне, запустить пальцы в ее волосы, обнять и прижать к себе. Однако он не осмелился сделать это, особенно вспомнив последнюю угрозу Эдварда.

— Доброе утро! — крикнула Лианна.

— Доброе утро, — ответил Элиот и вдруг обнаружил, что идет ей навстречу. До этого момента он не замечал, как ярко светит утреннее солнце, не чувствовал свежести прохладного осеннего воздуха, но теперь его глаза жадно вбирали все, что их окружало: красные листья клена, растущего во дворе Лианны, серую поверхность асфальта у него под ногами, уже тронутую желтизной траву на лужайке, где ждала его Лианна.

— Еще очень рано, а ты уже здесь. Что-то случилось? — поинтересовалась Лианна.

Мир перед глазами Элиота снова окутала серая пелена, словно туча закрыла солнце. Он предпочел бы ничего не рассказывать Лианне. Лучше бы ей не знать, что болезнь его усугубилась. Эдвард уличил его в том, что он любит Лианну. Да, наверное, он действительно любит ее. И если даже этой любви суждено погибнуть, Элиот не хотел, чтобы Лианна испытывала к нему презрение или — хуже того — жалость. Ей не надо знать, что его проклятая болезнь прогрессирует.

— Ничего существенного. — Элиот пожал плечами и заставил себя улыбнуться.

Лианна посмотрела на него недоверчиво и даже обиженно. Проклятие! Он совсем не хотел обидеть ее. Но она для него уже больше не врач. Она его любовница. И не может ожидать от него полнейшей откровенности.

— Что ж, — промолвила наконец Лианна, улыбаясь так же натянуто, как и он. — Поеду на работу. У меня сегодня ранний прием.

— Да, мне тоже надо на работу. — Элиот повернулся и направился к своей машине. Он услышал, как позади хлопнула дверца.

Сев за руль «мерседеса», Элиот взглядом проводил машину Лианны. А ты вежливо обошелся с ней, Кейн, с сарказмом подумал Элиот. Он не хотел рассказом о своем последнем безумии увеличивать пропасть между ними, но тем не менее сделал это, отказавшись говорить с ней. Безнадежно!.. Но как же ему теперь чувствовать себя, когда он потерял, может быть, самое важное в жизни?

После обеда Элиот закончил длительный разговор с клиентом и положил трубку телефона. Он обнаружил, что ему все труднее и труднее сосредоточиваться на делах, слушать то, что говорят другие. Чем больше Элиот боялся окончательно сойти с ума, тем больше терял ощущение реальности.

В кабинет вошла миссис Грир и протянула Элиоту розовый листок с сообщением.

— Звонили, когда вы разговаривали с клиентом.

— Спасибо. — Элиот взял листок и прочитал: «Звонил детектив Клод Стоктон из Управления полиции Далласа. Просил срочно перезвонить ему». Эти простые слова, написанные аккуратным почерком миссис Грир, заставили его содрогнуться.

— Я сказала ему, что Кей Палмер как-то раз звонила вам, — сообщила секретарша.

Элиот поднял голову и заметил в ее глазах скрытое подозрение. Что ж, он не мог винить ее за это.

— А что, Стоктон расспрашивал вас?

— Да, сэр.

Он чувствовал, что миссис Грир разбирает любопытство, но она была слишком хорошо воспитана, чтобы задавать вопросы. И поймал себя на мысли, что за годы совместной работы ему следовало бы побольше узнать о своей секретарше, о ее семье, сделать какой-нибудь более дружеский подарок, чем обычный чек на Рождество. За пять лет между ними вполне могла возникнуть определенная дружба, отношения могли стать более доверительными. Тогда бы он рассказал ей, что с ним происходит, а миссис Грир, прекрасно зная его, была бы потрясена и ни за что бы не поверила, что он мог совершить такое.

Однако она ничего не знала о нем. Возможно, миссис Грир интересовалась его личной жизнью и даже допускала, что он убийца.

— Извините, миссис Грир, что этот полицейский побеспокоил вас. Я уверен, что скоро все будет в порядке.

Секретарша кивнула, смирившись с тем, что шеф, как всегда, не допускает ее в свою личную жизнь.

В течение нескольких минут после ее ухода Элиот сидел, уставившись на розовый листок с сообщением, как будто страх парализовал его. Последний разговор со Стоктоном нельзя было назвать дружеским. Может, у полиции появились новые доказательства? А может, они хотят предложить ему явку с повинной и чистосердечное признание?

Элиоту показалось, что эта мысль буквально душит его, и он отбросил ее. Вместо звонка в полицию он набрал номер Роджера Фогеля. Роджер пообещал выяснить, что нужно полиции, а потом перезвонить.

Ожидая его звонка, Элиот понял, что не может сосредоточиться на работе. Все его мысли были заняты бесконечной чередой событий последних двух месяцев, а особенно утренним разговором с Эдвардом. Сейчас Терман помогает ему определить момент раздвоения личности, причину этого раздвоения, а потом они попытаются воссоединить эти личности в одну. И Элиот сознавал, что это правильный путь борьбы с его болезнью, однако чувствовал себя совершенно беспомощным.

Но может же он сам предпринять что-нибудь! Если все это связано с его детством, то, вероятно, надо поговорить с родителями. Ведь Эдвард изменился после того, как Элиот стал жить с ними. Родители решительно возражали против его воображаемого друга, возможно, даже более решительно, чем можно было бы ожидать. В конце концов, многие дети проходят через стадию общения с воображаемыми друзьями, братьями, сестрами и даже животными.

Через несколько лет после ухода отца на пенсию родители переехали жить в Тайлер, и, хотя до них было не более двух часов езды, Элиот иногда не виделся с ними и даже не разговаривал по телефону по два месяца, а после того, как начался весь этот кошмар, вообще почти не общался. Он не мог рассказать им правду, но, возможно, если поговорить с ними о его детстве, он сумеет выяснить что-нибудь важное. Например, почему они так сильно возражали против его общения с Эдвардом.

Зазвонил телефон, и не успел еще смолкнуть первый звонок, как Элиот схватил трубку.

— Элиот, думаю, настал момент подыскать тебе хорошего адвоката по уголовным делам, — начал Роджер без всяких предисловий. — Стоктон хочет, чтобы ты явился к ним для опознания. У них есть свидетельница, соседка, которая утверждает, что видела, как кто-то выходил из дома Кей Палмер в ночь убийства.

У Элиота внутри все оборвалось. Он попытался убедить себя, что скорее всего свидетельница не опознает его. Но существовала не меньшая вероятность, что это произойдет, и тогда его признают виновным в убийстве Кей Палмер и отправят в тюрьму, как и предсказывал Эдвард. Элиоту показалось, что стены кабинета начали надвигаться на него. Он ослабил галстук, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, чего раньше никогда не делал в своем кабинете.

Но он никогда раньше не чувствовал такого удушья.

— Когда? — спросил он надтреснутым голосом.

— В понедельник, в три часа дня.

— В понедельник, в три часа. Хорошо. Я там буду.

Времени у него оставалось мало, но если он убийца, то ему и не нужно много времени. Его упрячут за решетку. А может, и казнят. И чем скорее, тем лучше.

Он вспомнил о револьвере, который отдал Лианне. Возможно, надо вернуть его и свершить правосудие собственными руками. Это лучше, чем оказаться за решеткой. По крайней мере, он точно будет уверен, что Лианна в безопасности. Да, это самый эффективный способ остановить Эдварда.

— Так ты хочешь, чтобы я нашел тебе адвоката по уголовным делам? — спросил Роджер.

Элиоту понадобилось некоторое время, чтобы понять, о чем спрашивает Роджер, и вернуться к намерению отрицать свою вину вместо того, чтобы самому осуществить правосудие.

— Спасибо, Роджер, буду тебе очень признателен.

Хотя особого значения это уже не имело. Если свидетельница опознает его, он не станет выкручиваться. Смертный приговор предпочтительнее официального признания его безумия. Ведь тогда его поместят в психушку и с помощью лекарств превратят в зомби. Элиот положил трубку и неподвижно просидел несколько минут, устремив невидящие глаза в пространство.

Понедельник, три часа пополудни.

Трое суток.

Семьдесят два часа.

Вполне вероятно, что это все время, которое у него осталось.

Исподволь в нем нарастало желание броситься с криком на улицу, в панике бежать от всего, так быстро, чтобы никто не мог поймать его. Он тщательно планировал свою жизнь, и все в ней всегда шло строго по расписанию. Убийство, тюрьма, сумасшествие — ничего этого в расписании не было. Элиот прикусил нижнюю губу, чувствуя боль и ощущая вкус собственной крови. Боль была реальной. И кровь была реальной. И все, что не входило в его расписание, тоже было реальным.

Он выпрямился и попытался сделать глубокий вдох, чтобы уменьшить тяжесть в груди, грозившую раздавить его.

Семьдесят два часа. Он не может позволить себе зря тратить это время. Не будет сидеть и ждать, когда на шею упадет нож гильотины. Вечером у него встреча с Терманом. А в субботу он поедет в Тайлер и поговорит с родителями. Будет сражаться с Эдвардом до последней секунды. И если ему придется идти в тюрьму, в психушку, в газовую камеру, если придется ему приставить револьвер к виску, то Элиот сделает то, что должен, чтобы уничтожить этого монстра.

И еще. Нравится ему это или нет, но он обязан рассказать Лианне, что происходит. Ведь именно он втянул ее во все это, поставил под угрозу ее жизнь. Она имеет право все знать. И если после его признания чувства, которые она испытывает к нему, сменятся отвращением, что ж, похоже, развязка близка. Тогда он будет вправе решить свою проблему самым легким для него способом.

Черт побери, а на какое еще отношение к себе может надеяться доктор Джекил, в котором живет еще и мистер Хайд!.. Элиот снял трубку и набрал номер рабочего телефона Лианны.

После того как Элиот не слишком вежливо обошелся с ней утром, Лианну удивил и, непонятно почему, но обрадовал его звонок. Элиот держался так холодно, отстраненно, будто они и не любили друг друга накануне. Она была обижена, хотя понимала: чего другого не стоило ожидать. Они оба поступили глупо, допустив такую близость. Больше они на это никогда не осмелятся. И Элиот был прав, когда убежал от нее. Лучше уж небольшая боль сейчас, чем муки и страдания потом.

Все это было верно, но легче ей не становилось, и сердце болело от его холодности и отчужденности.

Получив сообщение секретарши о звонке, Лианна тут же перезвонила Элиоту.

— Нам надо поговорить, — сразу заявил Элиот.

— Через несколько минут у меня прием.

— Сегодня вечером я должен быть у Термана. Когда мы закончим наши дела, я…

Лианна затаила дыхание, ожидая, что он предложит поговорить у нее дома. Она хотела услышать эти слова и вместе с тем боялась их. Если Элиот захочет прийти к ней, она будет вынуждена отказать ему. Вчера она отдалась ему импульсивно, бездумно. Правда, это было так чудесно, что она не была уверена, сможет ли запретить ему прийти.

— Я могу зайти за тобой, — продолжал Элиот, — и мы поедем куда-нибудь поужинать. В какое-нибудь ярко освещенное людное место, где ты будешь чувствовать себя в безопасности. Честно говоря, будет еще лучше, если ты поедешь в своей машине, а не со мной. Просто на всякий случай.

— Хорошо, — согласилась Лианна.

Она положила трубку и уставилась на телефон. Элиот позвонил ей и пригласил на ужин. Казалось бы, вполне нормально, что мужчина и женщина, которые испытывают симпатию друг к другу, отправляются вместе ужинать.

Да, но им-то придется ехать в разных машинах, в людное и ярко освещенное место, где она будет в безопасности, если вдруг его второе Я проявится и набросится на нее. Не о таком свидании она мечтала. И вообще, ее отношения о Элиотом отнюдь не такие, о которых мечтает женщина.

Элиот сидел в гостиной Термана, откинувшись на спинку кресла. Он заставлял себя сосредоточиться на словах старого врача и погрузиться в транс, который, как он знал, необходим для того, чтобы добраться до Эдварда. Медленно, постепенно он терял контроль над собой, впадая в знакомое состояние, когда ему казалось, что он плывет по течению.

— Как вас зовут?

— Элиот Кейн.

— Вы знаете Эдварда Далмана?

— Да.

— Попросите Эдварда поговорить со мной.

— Эдварда здесь нет.

— А где Эдвард?

Он почти нашел ответ на этот вопрос, почти почувствовал, где сейчас Эдвард, почти, но не до конца. Эдвард находился где-то рядом, но где, Элиот не мог сказать.

— Я не знаю.

— Ладно, сейчас мы совершим экскурс в вашу прошлую жизнь. Наблюдайте внимательно, как будто смотрите кино. Вы сможете описывать все, что видите, чувствуете и знаете, но в эмоциональном плане будете отстранены от всего происходящего. Возвращаемся назад, к тому времени, когда вам было четырнадцать. Расскажите мне, что вы видите, что делаете.

— Я иду в кино с ребятами, — ответил Элиот.

— А где Эдвард?

Элиот заерзал в кресле.

— Он не может пойти с нами. Он хочет, но я не беру его с собой. Я должен прекратить общаться с воображаемым другом. Ребята смеются надо мной из-за этого, дразнят.

— А что вы чувствуете, когда не берете Эдварда с собой?

— Мне неприятно. Я сделал его несчастным.

— Но как он может быть несчастным, если это всего лишь воображаемый друг?

— Он несчастен, — твердо повторил Элиот.

— Вы когда-нибудь видели Эдварда?

— Я вижу его по ночам, когда сплю.

— А вы можете видеть его так, как видите других ребят?

— Нет.

— Как же вы можете брать его с собой, если не видите его?

Несколько секунд Элиот молчал. Ответ был ему известен, но он не знал, как выразить его словами.

— Он пользуется моими глазами, чтобы видеть, и моими ушами, чтобы слышать. Как будто мы — один человек.

— Хорошо, Элиот. Давайте отправимся в то время, когда вам пять лет, и скоро вы пойдете в школу. Расскажите мне об Эдварде.

— Он мой лучший друг. Мы все делаем вместе.

— Как к этому относятся ваши родители?

— Они не хотят, чтобы я играл с ним.

— Почему?

— Они говорят, что он не настоящий.

— Но почему вы считаете его настоящим, если можете видеть его только во сне?

— Он разговаривает со мной.

— Вы можете слышать его точно так же, как слышите меня?

— Нет, его слова у меня не в ушах, а в голове.

— Эдвард когда-нибудь злится на вас?

— Да, иногда злится, когда я слишком много времени провожу без него.

— А почему его это злит?

— Он одинок. Я единственный, с кем он может поговорить, только я могу взять его с собой, поиграть с ним.

— Но почему, Элиот? Почему он не может никуда пойти сам?

Элиот долго молчал.

— Он в каком-то месте, где не может видеть, слышать, бегать или играть без меня.

— Где же он?

— Я не знаю.

— Хорошо, Элиот. Вернемся еще немного назад, к празднику, когда вам исполнилось три года. Эдвард с вами?

— Да.

— Откуда вы знаете?

— Я могу видеть его.

— Можете видеть его? Глазами, как видите других людей? Он не только в вашей голове?

— Да.

— Как он выглядит?

— Как я. Как мое отражение в зеркале.

— Вы проводите много времени с Эдвардом?

— Мы все время вместе.

— Вам больше нравится играть с ним, а не с другими детьми?

— Да.

— Почему?

— У нас всегда одинаковые желания. И разговаривать нам легче. Нам не надо произносить слова вслух.

— Вам не надо разговаривать вслух? Вы разговариваете с ним мысленно? Вы знаете, о чем Эдвард думает?

— Да.

— А как мама относится к тому, что вы играете с Эдвардом?

— Она говорит, что только она может различать нас, и больше никто.

— Она может различать вас?

— Да.

Некоторое время Терман не задавал очередного вопроса, и Элиот продолжал видеть, как они играют с Эдвардом, наслаждаясь своим беззаботным миром.

— Элиот, вам три года, вы уже большой мальчик. Вы знаете, кто ваши мама и папа, да?

— Да.

— А Эдвард — член вашей семьи?

— Да.

— Но кто он?

— Он мой брат, мой брат-близнец.

— А где сейчас Эдвард?

— Я не знаю.

— Эдвард находился в машине во время автокатастрофы?

— Да. Эдвард не смог отстегнуть ремень безопасности. Он уснул, как мама и папа.