Любовные колокола

9

Чувствуя под рубашкой животворное мужское тепло, которое согревало ее застывшую кровь, Мадж дрожащими пальцами стала расстегивать пуговицы. Девичьи пальцы скользнули под плотную ткань и ощутили шелковистые волосы на мощной груди. Коснувшись его плеча дрожащими губами, она почувствовала, как жар окутал ее с головы до ног, и застонала.

— Мадж? — прохрипел Олджи.

— П-пожалуйста… — взмолилась она, запинаясь. — О, пожалуйста…

Уткнувшись лицом в волосы жены, Олджи стал целовать их. Небритый подбородок царапал ее кожу. С жадностью Мадж подняла к нему лицо, глазами прося прощение за… за что? Их тела были прижаты друг к другу, и она почувствовала, как горячие волны перекатываются от его тела к ее. Какие-то звуки рвались из нее, но пересохшее горло не могло выпустить их наружу. Крепко прижимаясь к Олджи, она мечтала только об одном — слиться с ним в единое целое. Он целовал ее глаза, щеки, лоб. Поцелуи обжигали, вызывая сладостное томление. Его твердые губы нашли ее мягкий дрожащий рот и покрыли страстными поцелуями. Язык Мадж вошел в его рот, как корабль в тихие безбрежные воды, и ей показалось, что она куда-то поплыла.

Совершенно неуправляемая, девушка все глубже и глубже погружалась в водоворот чувств, вовлекаемая в него ощущением сильного мужского тела. Ее руки, двигаясь под рубашкой, гладили спину и плечи, ласкали и царапали шелковистую кожу, которая до этого так дразнила взор. Она почувствовала, как от ее прикосновений кожа Олджи покрывалась мурашками, а крепкие мышцы превращались в сталь. Пальцами Мадж стала массировать его спину вдоль позвоночника, пока он не вздрогнул.

Все тело Олджи вдруг натянулось как струна. Его ноги обхватили девичьи бедра, он уперся коленями в пол и приподнялся на ней. Оторвав свои губы от рта Мадж, он стал целовать ее шею, плечи и почти с дикой страстью начал покусывать упругий сосок, напрягшийся под мягкой хлопковой тканью футболки. С губ Мадж слетел восторженный крик.

Дыхание девушки стало прерывистым, она протяжно застонала, неуемное желание охватило ее целиком. Когда он сорвал с нее футболку и сладострастница почувствовала его теплый, влажный рот на своем теле, она затрепетала от вожделения. Язык Олджи касался девичьих сосков, и Мадж стремилась навстречу ему, и только ему.

Ее уносило все дальше и дальше, туда, где уже не было места разуму. Мадж инстинктивно прижималась к искусителю своими бедрами. На мгновение он остановился, нетерпеливо стянул с нее джинсы и трусики и замер, ослепленный красотой обнаженного тела. Мадж зачарованно увидела, как живой огонь переливается под его смуглой кожей, голубые глаза были застланы влажным туманом, зрачки расширены, рот приоткрыт, а лицо, такое знакомое и красивое, выглядело еще прекрасней. Сердце Мадж сжалось от переполнявших чувств, и на ее глазах выступили непрошеные слезы.

Сорвав с себя рубашку и брюки, Олджи обрушился на нее всем телом. Сгорая от желания, она раскрылась ему навстречу. Властно и сильно он окунулся в нее. На мгновение все замерло, как будто мир перестал существовать. Острая боль пронзила ее, но Мадж тут же об этом забыла. Он начал быстро двигаться, и она почувствовала силу и мощь его плоти. Со всей страстью в такт ему она вторила равномерным движениям. Хотелось, чтобы его плоть входила в нее все глубже И глубже. Олджи стал двигаться еще быстрее, и Мадж показалось, что она теряет сознание, дыхание ее прерывалось, с каждым движением она все сильнее чувствовала приближение извержения вулкана. Наконец он застонал, и дрожь прошла по его телу. Она прижалась губами к сильному мужскому плечу, и из их уст вырвался крик, знаменующий союз любовников, крик, пронзивший мертвую тишину дома.

Несколько минут они лежали молча, неподвижно, пока пламя страсти, охватившее их, не вспыхнуло в очередной раз, чтобы погаснуть наконец на какое-то время. Голова Мадж была наполнена образами Олджи — задыхающегося от страсти, извергающего огненную лаву, стонущего. Она долго ощущала вкус соли на губах от его кожи. Было сущим волшебством просто лежать сейчас вот так. Как он ей нужен, защитник, спасший ее жизнь и закрывший от холода своим телом. Какое счастье, что любимый рядом!

Любовь… это слово вспыхнуло в мозгу Мадж и сразу потускнело, как последний огонек еще недавно бушевавшего пламени. Она представила, что всего несколько часов назад он точно так же лежал в объятиях Нади.

— Я! — прошептала Мадж с мольбой. — Я и только я!

— Что? — мягко спросил Олджи, приподнявшись на локтях.

— Ничего, — ответила она с фальшивой улыбкой.

Вдруг все происшедшее показалось Мадж просто ужасным. Что он с ней сделал? Ей хотелось закричать на него, но она сдержалась. В конце концов, ведь сама этого желала. И знала, что он хотел ее, о чем и говорил время от времени. Но еще сказал ей, что у них это может произойти только тогда, когда она сама захочет его.

Олджи отодвинулся от нее и молча вгляделся в ее лицо. Избегая его взгляда, Мадж отвернулась.

Он сел и, согнувшись, стал натягивать джинсы. Она посматривала на его мышцы сквозь полуприкрытые веки, потом снова широко раскрыла потемневшие зеленые глаза. Мадж не могла отвести взгляд от его бедер, чувствуя себя ужасно повзрослевшей.

— Мадж!

— Что?

Олджи смотрел на нее, безвольно распластавшуюся на ковре. Но уже не глядел ей в глаза, не шептал приятного вздора на ухо. Он смотрел на ее обнаженное тело, растерянно хмурясь и натянуто улыбаясь. Так смотрят на тарелку, после того, как съели пудинг, подумала Мадж. Что же он сейчас испытывает, закончив трапезу?

Когда их глаза наконец встретились, искуситель выглядел почти испуганным.

— Кровь… — сказал он хрипло. — Я думал, что ты… Это в первый раз?

Она стеснительно кивнула.

— Да. Извини. Я не так опытна, как другие твои женщины. — И вдруг яростные, обильные детские слезы брызнули у нее из глаз и потекли по щекам. — Не знаю, зачем все это, что на меня нашло. — Мадж тупо лепетала, пытаясь взять себя в руки. — Я так испугалась и так рада, что осталась в живых. Спасибо тебе. — Она шмыгнула носом. Ее подбородок дрожал. — О Господи! Я себя так глупо чувствую из-за того, что плачу.

Она села на колючий ковер, поджав ноги и скромно сведя бедра. Одной рукой она прикрыла грудь, а другой попыталась достать свою скомканную футболку. Олджи поднял одежду и бросил ей. Его лицо абсолютно ничего не выражало, но Мадж была уверена, что он осуждал ее.

У нее возникло ощущение, что он выглядел не как человек, попробовавший вкусный десерт, а как вегетарианец, который по ошибке съел мясо.

— Прости, — повторила она дрожащим голосом. — Я действительно не знаю, зачем сделала это. Пожалуйста, пойми… Мне было так страшно. Ничего не поделаешь, правда? Просто так случилось. Это была… непредвиденная ситуация. Мы оба могли погибнуть.

Олджи отвернулся, словно не мог больше на нее смотреть. Стоя к ней спиной, он застегнул брюки. На его плече виднелся синяк, по-видимому, результат отважного прыжка на кровать, со следами ее ногтей поверх него. Мадж отчаянно захотелось вскочить на ноги и погладить плечо. Но сейчас об этом уже нечего было и думать.

Возможно, Олджи почувствовал ее взгляд, потому что внезапно обернулся, выхватил футболку из ее дрожащих пальцев и, скомкав, швырнул на пол.

— Поздновато скромничать, Мадж. — Он резко подхватил ее на руки, выпрямился и, быстро выйдя из комнаты, стал подниматься по ступеням. Прижатая к груди, она еще чувствовала где-то внутри безрассудное и трепетное возбуждение. Он собирается отнести ее в кровать? Снова захотел быть с ней? Мадж покосилась на поблескивающие глаза любимого и ощутила новый прилив любви.

— Олджи! — прошептала она.

— Не сейчас, — выдохнул он хрипло. — Поговорим потом.

Его слова задели ее, и она закрыла глаза. Он отнес жену в свою комнату, положил на большую кровать и внезапно покинул комнату, но через пару минут вернулся со стаканом воды и парой таблеток.

— Что это? — спросила она, садясь. Спутанные волосы упали ей на лицо.

— Антибиотик, — сказал Олджи. — Он действует и как снотворное. У тебя серьезный стресс. Тебе лучше хорошенько выспаться.

— Я не думаю, что…

— Прими, — сказал он твердо.

Больше не противясь, Мадж проглотила таблетки. Олджи вышел, и из ванной послышался шум льющейся воды. Вернувшись в комнату, он увидел, что трясущимися руками она пытается попасть в рукава халата, и помог надеть его, робко взяв ее за плечо.

— Я хочу помочь тебе принять ванну. Нет, не отнекивайся. Ты в слишком плохом состоянии, чтобы справиться без посторонней помощи. — Он умело собрал в пучок ее волосы на затылке. — Не намочи волосы. Слишком долго придется сушить. Тем более что фен можно включить только на кухне. Остальные розетки во всем доме не работают.

Мадж прикусила губу. То, что он сказал, только подтвердило, что у него бывают встречи с женщинами. Иначе откуда ему знать, сколько времени нужно сушить волосы? Конечно, он уже не раз ждал, когда же приведут в порядок свои прически многие и многие его любовницы. Их он ждал, им смотрел в глаза и шептал приятный вздор. Видно, думал и с ней переспать и провести вечерок с приятностью, но у него получилось совсем не так.

Большой губкой Олджи стал намыливать ей спину. Мадж посмотрела на свое бледное тело: на нем было несколько синяков. Ее грудь в воде выглядела больше, чем обычно, а соски все еще были красными и набухшими. Мадж вопросительно посмотрела на него и попыталась криво улыбнуться, но тот в ответ на ее взгляд слегка посуровел и отвернулся. Почему он не захотел посмотреть на нее? Боясь, что опять может заплакать, она с трудом сдерживала слезы.

— Думаю, таблетки уже начали действовать, — сказала она хрипло. — Я сама вылезу из ванны и вытрусь.

Олджи протянул ей полотенце и выпрямился.

— Хорошо. Я оставлю тебе что-нибудь из одежды на кровати.

Она неуверенно улыбнулась.

— Со мной уже все в порядке. Я могу пойти в свою комнату.

Муж устало покачал головой.

— Спи в моей кровати. Она удобней, и, если понадобится, рядом будет работающая ванная.

Мадж только безвольно кивнула в ответ. Свернувшись в его огромной постели в полном одиночестве, освещенная пробивающимися сквозь щелку в занавесях лучами вечернего солнца, она разрыдалась оттого, что уже не девственница. Конечно, было необычайно прекрасно — слиться с Олджи в одно целое. Но теперь, всего лишь час спустя, ее выкинули за ненадобностью, как рваный пакет. Слезы текли у нее из глаз, пока она наконец не заснула.

Воскресным утром, когда Мадж проснулась, в воздухе стоял перезвон церковных колоколов. Услышав их, она вздохнула, тяжело поднялась и побрела в ванную. От вчерашних слез глаза отекли, а нос покраснел. Из ванной она решительно направилась в свою комнату и там опять чуть не разревелась. На ее смятой, но теперь пустой уже кровати ночью спал Олджи! Зарывшись лицом в подушку, Мадж стала вдыхать этот неповторимый запах любимого человека, но, случайно взглянув на свое отражение в зеркале, сгребла подушку и с силой запустила ее через всю комнату. Натянув футболку и джинсы и проведя пару раз расческой по волосам, она умылась холодной водой и храбро направилась на кухню Олджи.

Он сидел, нахмуренный, за белым столом и потягивал кофе. На жену даже не посмотрел.

— Олджи!

Муж коротко взглянул на нее и отвернулся.

— Понятно. Ты еще не позавтракал! — Она настроилась по-боевому. — Ну что ж, прекрасно. В таком случае не буду бояться, что меня перебьют. Сразу заявляю, что буду пользоваться твоими кухней и ванной. Никогда не видела смысла в твоей дурацкой идее жить как крестьянская девушка восемнадцатого века. В конце концов, Розаманда так же привыкла к жизни своего века и сословия, как я — к своей современной жизни. И если я не выбита из седла твоими быстрыми машинами и дорогими подарками, то и Розаманда не была искушена фарфором и шелком.

— А как насчет моего тела? Им ты тоже не была выбита из седла? — спросил Олджи с сарказмом.

— Нет. — Она взглянула на него. — Я уже говорила вчера, это была непредвиденная ситуация.

— Значит, это не изменило твоих взглядов на что-либо?

— Нет. Во всяком случае с Розамандой этого бы не произошло.

— Даже если бы ее муж спас ей жизнь?

— Нет, — ответила она решительно. — Розаманда была бы в костюме своего времени, который очень трудно снять, и успела бы прийти в себя, прежде чем могло произойти что-либо подобное. И потом, у нее могли быть средневековые взгляды на жизнь, которых у меня нет.

— У тебя нет? Тогда откуда ты знаешь, как бы она себя повела?

Лицо Мадж вспыхнуло от негодования.

— Просто у меня есть мои собственные принципы, — пробормотала она зло.

— Правда? Больше похоже на то, что ты запуталась в своих принципах, закостенела и зачерствела.

— Нет! — выкрикнула она. — Это ты решил, будто пользование кухней и ванной не соответствует моим принципам. Не я!

Олджи вздохнул.

— Ты делаешь поспешные выводы. Если честно, то я спровадил тебя с моей кухни и дал тебе другую, потому что ты меня раздражала, и, должен признать, увидел в этом рациональное зерно. А твое передвижение по дому я ограничил только из-за того, что кое-где перекрытия прогнили. Меня заботила лишь твоя безопасность. Свидетельство тому — оранжерея.

— Ты знал, что там опасно?

— Конечно, как я мог не знать? Я в строительном деле с шестнадцати лет.

— Тогда почему ты меня не предупредил?

— Мне и в голову не могло прийти, что ты туда пойдешь. Дверь была перегорожена кроватью, а потом я ведь запретил тебе заходить в мои комнаты. Я не рассчитал, что ты такая… беспринципная.

— Беспринципная? — Мадж вспыхнула. — Я? А как ты обращаешься с женщинами? У тебя, должно быть, стальные нервы. Меня, по крайней мере, извиняет то, что я была перепугана насмерть и переполнена благодарностью за то, что ты меня спас. А твое место в кровати Нади еще не остыло, не говоря уже о том, что ты обманул Крис два раза за двадцать четыре часа.

Олджи бросил на нее взгляд, полный презрения, и быстро встал на ноги.

— С меня хватит! — сказал он раздраженно и вышел из кухни, даже не обернувшись.

Мадж высунула язык ему вслед, но помимо воли волна любви вновь захлестнула ее. Волна любви — волна обмана. Ничего подобного, она совсем не любит его. Он просто чрезвычайно привлекателен физически — и все. Обманывая себя, она переживала, что предала свои принципы. Теперь всегда будет контролировать собственные поступки и не позволит больше унизить…

Когда она вошла в гостиную, то увидела на столе свою работу, спасенную Олджи. В ней сразу шевельнулись угрызения совести и вспыхнуло к нему новое чувство благодарности, которое так близко к любви.

Бороться с любовью к Олджи было невыносимо. Мадж прислушивалась к каждому еле слышному звуку, к скрипу старых половиц, которые могли бы известить о его приближении. Она хотела быть с ним и ничего не могла с этим поделать.

Наконец Мадж поддалась искушению и вновь пошла на кухню — вдруг муж там. Не найдя его, включила электрический чайник и попыталась насыпать кофе в чашку его способом, но не сумела. Как у него получалось насыпать ровно столько, сколько нужно? Она открыла ящик и с отсутствующим видом стала рыться там в поисках чайной ложечки и вдруг нахмурилась, уставившись в него. Яростно копаясь в ложках, вилках и ножах, Мадж поняла, что туда не заглядывали уже много месяцев — на дне ящика слой пыли четко указывал прежнее расположение вилок и ложек. Это значит…

Электрический чайник отключался сам, и можно было зайти наверх — в ванную Олджи. Там она внимательно осмотрела цемент вокруг кафельных плиток, полки и потускневшие медные трубы раковины. Никаких сомнений — и кухней, и ванной постоянно пользуются уже несколько лет, не недель… Мадж схватилась за голову. Не стоило ей обвинять Олджи в разрушении исторического памятника, поскольку перестройка дома, оказывается, началась давным-давно — задолго до того, как он его купил. Надо немедленно извиниться перед этим человеком, в которого она, кажется, действительно влюблена!

Машина хозяина стояла на месте, но самого его нигде не было видно. Терзаемая угрызениями совести, Мадж вышла в сад. Мысли ее кружились вокруг Олджи. Она вспомнила, как это было чудесно — заниматься с ним любовью! Слезы затуманили ей глаза, и женщина плюхнулась в стоявший рядом с ней шезлонг.

— А, вот тыг де… — вздрогнув, услышала Мадж.

Перед ней стоял Олджи в белом теннисном костюме с ракеткой в руке. Беззаботно бросив ее на траву, он подошел и сел в соседний шезлонг.

— Олджи, — сказала Мадж, нервно теребя низ футболки, — я хочу извиниться перед тобой.

— Не надо, — ответил он так яростно, что даже ошарашил ее.

— Но…

— Без всяких «но». Может, хватит ворошить прошлое, а?

— Но я случайно узнала, что это не ты передел кухню.

— Я уже сказал тебе — не беспокойся.

— Хорошо. — Она отвернулась, чтобы он не заметил недавние слезы в ее глазах, и встала.

— Сядь.

— У меня есть дела.

— У тебя нет более серьезного дела, чем выслушать меня. Поэтому сядь.

Мадж нехотя выполнила его просьбу.

— Неужели ты не можешь оставить меня в покое вместе с моей работой?

Олджи откинулся в шезлонге и холодно произнес:

— Если бы вчера днем я оставил тебя в покое вместе с твоей работой, один Бог знает, чем бы о закончилось.

— Да. Конечно. — Мадж покраснела. Потом заговорила со слезами в голосе: — Это ты виноват в первую очередь! Если бы сразу предупредил, что в доме не везде безопасно, я и не подумала бы пойти в оранжерею. Ты нарочно ввел меня в заблуждение насчет дома, сказал, что сам переделал кухню и ванную. А ведь это сделали Стентоны.

— Я тебе ничего такого не говорил, Мадж. Этот вывод ты сама сделала, причем опять-таки поспешно.

— Но ты не попытался разубедить меня. Тебе хотелось, чтобы я думала, что ты…

— Уничтожил исторический памятник?

— Да, наверное, так. Но ты сам подвел меня к этому всеми твоими разговорами про ломы и отбойные молотки. Я и подумать не могла, что в доме так опасно. Ты рисковал моей жизнью.

— Я бесконечно виноват.

— Ох.

— Этого достаточно? Могу заверить тебя, я совсем не рад тому, как повернулись дела.

Ну что ж, потрясающе! Как раз этого и должна ждать женщина от мужчины, который в первый раз занимался с ней любовью двадцать четыре часа назад.

— Ты должен был сказать мне правду, — пробурчала сердито Мадж.

— В таком случае, — сказал Олджи, — ты тоже, моя милая, должна была мне сказать, что ты девственница.

— Тебя это не касалось.

— Касалось. Ты понимала, что произойдет, и могла бы не скрывать…

С колотящимся сердцем Мадж уставилась в пол. Он бы не дотронулся до нее, если бы знал.

— Мне очень жаль, — соврала она.

— А теперь давай перестанем ссориться. Мы ведем себя как дети. Должен тебе напомнить, что я хотел провести тебя по дому и показать, какие с ним проблемы, как только ты приехала. Чтобы избежать опасных неожиданностей. Правда, только оранжерея должна была вот-вот рухнуть, а все остальное более или менее безопасно.

Заниматься с ней любовью — для него опасная неожиданность… Сердце Мадж сжалось от обиды и боли.

— Это что, должно меня утешить? Думаешь, я поверю всему этому?

— Мадж, ты веришь только в то, во что хочешь верить. Если ты действительно думаешь, что я мог бы позволить тебе разгуливать по полу, который может провалиться под твоими ногами, то ты глупее, чем я думал.

О, какая же она идиотка, что связалась с ним! Даже сейчас ее сердце таяло, сейчас, когда он так надменно говорил с ней. Она практически выпросила у него любовь, а все, что он когда-либо делал, — так это унижал. Как ее угораздило попасть в такое положение?

— И что же дальше? — спросила Мадж серьезно.

Олджи пожал плечами.

— Если бы я был на твоем месте и не поверил этим словам, я бы уехал.

— Это что, намек? Ты хочешь, чтобы я уехала? — спросила она с укором.

— Нет, — сказал он и встал. — Ну, так ты идешь со мной или уходишь?

— С тобой, — еле слышно ответила она.