Любовный квадрат

ГЛАВА 23 МОНА

Теперь ее очередь. Билл Нел был рядом в течение долгих и пугающих месяцев болезни, терпеливый во время вспышек раздражения, не считающийся со своим временем, заботливый и ласковый, когда позволял ей наслаждаться жалостью к себе. И фигурально, и буквально, он держал Мону за руку и шаг за шагом провел через весь путь выздоровления, был готов спасти при первых признаках ее капитуляции перед несчастьями.

Теперь Мона должна стать стабилизирующей силой в его постоянных колебаниях между приступами гнева и вины. Все больше убеждаясь в неизбежности самоубийства, она несколько утешалась тем, что находилась рядом с Биллом, когда он увидел тело. Мона пережила вместе с ним кошмар вызова полиции, скорой, поездку в морг, вскрытие и кремацию Ричарда, который, во время своих постоянных депрессий часто упоминал эти этапы, сопутствующие смерти.

В ту первую ужасную ночь Мона настояла, чтобы Билл поехал к ней домой.

– Ты не можешь остаться один в той квартире. Будешь спать в комнате Мелиссы, а она устроится со мной.

Его состояние зомби заставило Мону собраться и быть сильной. В такси Билл прислонился к ней в полном изнеможении. Она гладила его по волосам, как ребенка.

– Я так сожалею, Билл. Так сожалею, дорогой.

– Он не должен был делать это. Новое лекарство помогало. Врач сказал мне.

Благородная ярость росла в ней.

– Эти подонки в Вашингтоне. Они могут отправить человека на Луну, но не могут тратить деньги на исследования по СПИДу!

– СПИД? – Билл выпрямился и, взяв Мону за плечи, повернул к себе. – Ты такая же, как все остальные! Почему ты автоматически решила, что у него был СПИД? Только из-за того, что Ричард – голубой? Что, если бы он был обыкновенным? Что, если бы он был таким же, как твой друг Ник Элбет или экс-муженек? Что, если бы они выпрыгнули из окна? Ты бы подумала: «Бедняги, они, наверное, заразились СПИДом, поэтому и прыгнули?»

Мона была подавлена. Она думала, что у нее нет предубеждений, но первое, что пришло ей в голову – у Ричарда СПИД.

– Я извиняюсь, Билл. Я очень сожалею. Ты прав. Прости меня. Пожалуйста…

Он вжался в угол заднего сиденья и закрыл глаза.

– Прости меня. Я знаю, ты не участвуешь в травле гомосексуалистов, ты была и так достаточно солидарна со мной. Просто у Ричарда начался довольно плохой период и без осуждения людей, думающих, что он вирусоноситель.

Билл встретил красивого молодого дизайнера в первую неделю после приезда в Нью-Йорк из Лондона. С тех пор они жили вместе и годы были счастливы, пока Ричард не стал подвергаться приступам депрессии. Лекарственная терапия помогала лишь на время, но потом он возвращался в еще более ужасное, мрачное, почти коматозное состояние. Ситуация усложнялась тем, что Ричард страдал боязнью толпы и мучился даже от необходимости встречаться с врачом или психотерапевтом.

По иронии судьбы Билл совсем недавно нашел психотерапевта, который согласился приходить к ним в квартиру.

– Это уже начинало помогать. Ричард, определенно, выходил из кризиса. Только вчера он сказал, что хочет снова видеть людей. «Мону», – попросил он. Ричард молился за тебя, ты знаешь. Он любил слушать о прежних деньках в Лондоне, любил, когда во время телепередачи на экране появлялась реклама, а я объяснял, что ты – говорящая булочка.

– Или говорящий унитаз!

– Он немного ревновал к тебе, ты знаешь. «Мона то, Мона се»!

– О, Билл. Это все моя вина. Он мгновенно раскаялся.

– Не будь такой дурочкой. Конечно, нет. Я не имел это ввиду. Нет. Действительно, он несколько раз просил пригласить тебя. Первого гостя за пять лет. Психотерапевт предупреждал меня, что это слишком быстро. Мне надо было послушаться, но Ричард был так счастлив, так переполнен планами о чаепитии на террасе. Я не мог разочаровать его, верно?

– Конечно, не мог.

– А потом… Когда я позвонил и сказал: «Ставь чайник, мы идем», его голос был таким приподнятым. Казалось, он готов. Я не должен был позволить ему заговорить меня. Он не был готов.

В последующие недели, помогая Биллу, Мона помогла сама себе. Для каждого из них работа оказалась Великим Целителем. День Билла начинался с завтрака в семь утра и пролетал с сумасшедшей скоростью через встречи с киноагентами, телевизионщиками и бродвейскими продюсерами. У него вошло в привычку ужинать с Моной и детьми у нее в квартире. Они обсуждали дневные события, даже, если провели почти весь день вместе. Случайное предложение Билла помочь детям с домашними заданиями стало частью вечернего ритуала. Иногда вечером у него бывали деловые встречи, но чаще они с Моной устраивались перед телевизором уютно и по-домашнему.

Прямо, как давно женатая пара, так, по крайней мере, представлялись Моне семейные пары. Смотреть телевизор в удобстве и согласии. Никаких подколок. Никакого сарказма или укоряющего молчания. Ее брак с Брентом длился недостаточно долго, чтобы узнать, как, в конечном счете, все бывает. Билл предпочитал не говорить о Ричарде. Прошло несколько месяцев, а Моне казалось, будто они с Биллом живут вместе уже многие годы.

Не совсем вместе. Она иногда напоминала это себе.

Существовала еще одна маленькая загвоздка – секс. До поры до времени Мона может жить без этого. До поры до времени она даже более счастлива без этого. До поры до времени приятное присутствие Билла было всем тем, в чем она нуждалась и чего хотела. Неудачная операция и месяцы медленного выздоровления заставили ее защищать свое тело, и особенно, лицо. Проще говоря, Мона боялась повредить нос. В такси она держала руку у лица, готовая прикрыть его в случае опасности. Невозможно заниматься любовью, ежесекундно пугаясь, что твой нос отвалится. Она так и представляла себя вопящей в самый ответственный момент: «Осторожней с моим носом!»

Но природа берет свое. Ее сексометр становился все теплее, хотя и не такой бешено горячий, как в последнюю ночь с Ником. Пока ее устраивал «статус кво», крепкая основа для строительства следующего этапа жизни.

Как и предсказывал доктор Минков, нос медленно приходил в приемлемую форму. Ничего такого, что вызвало бы зависть Мишель Прайфер или Кэндис Берген, но сносно. Врач отменил мазь: опухоль спала. Неохотно она согласилась забыть о дальнейших пластических операциях. Мону убедили, что риск слишком велик, а возможный выигрыш слишком мал. Она могла не пройти через эту пытку снова. Чтобы увериться, что никогда не согласится передумать, Мона раздобыла где-то иллюстрированную брошюру с фотографией женщины, чей нос был ужасающе разъеден раком. Взгляда на этот страшный снимок будет достаточно для отказа от дальнейших попыток.

Когда Мона купила видеокамеру, чтобы снять день рождения Грега, Билл сказал:

– Почему мы не подумали об этом раньше?

В душе все еще актер и режиссер, он провел всю неделю, снимая Мону с разнообразными прическами, макияжем и нарядами. В доме, на улице, на шумных проспектах Манхэттена и в Центральном парке. Даже катались на пароме, где он снимал ее на верхней палубе, с летящими по ветру волосами на фоне Статуи Свободы.

Позже, в своем офисе, Билл сказал:

– Это военная операция. Мы просмотрим эти пленки, словно Мона, которую ты увидишь, незнакомка. Мы будем изучать ее со всех сторон, пока решим, как лучше всего оформить для съемок на кинокамеру.

– Я не могу смотреть! – Мона повернулась спиной, дрожа от волнения, как в начале своей работы на телевидении, когда пробы были кошмаром. Смущенные режиссеры восхищались ее голосом, а в несоответствии визуального образа обвиняли неправильное освещение или плохой макияж. Она притворялась, что с профессиональной точки зрения это неважно. Спасибо Господу Богу за голос. На свете ведь миллионы голодающих актрис, верно?

Хотя они находились в конференц-зале офиса Билла только вдвоем, Мона не могла перенести унижение увидеть себя на экране и заранее знать, как Билл будет разочарован. Он схватил ее за плечи, как в тот день в такси, когда она думала, что Ричард покончил с собой из-за СПИДа. В его глазах не было теплоты.

– Хватит, Мона. Я потратил недели, снимая тебя, а сейчас ты ведешь себя, как испорченный ребенок. Если ты не можешь работать со мной, чтобы сделать себя продаваемой, тогда…

– Продаваемой? Я что, товар?

– Да, совершенно верно, ты товар.

– Пошел ты к черту! Я актриса!

– Правильно, дорогая мисс Редгрейв. Я видел все фильмы с вашим участием.

– Ублюдок! Я брошу эту работу! И получу место в универмаге Блюмингдейла!

– Они не возьмут тебя. Ты не умеешь считать.

– Я ни минуты больше не хочу этого переносить!

– Нет, ты можешь! Ты должна! А если ты не можешь, я бросаю тебя! И тогда ты распрекрасно можешь найти себе другого менеджера!

– У тебя куча договоров на рекламную работу с моим участием, не так ли?

– Засунь себе эту кучу знаешь куда!

Вчера они взяли напрокат кассету с фильмом «Мужчина, который пришел к обеду» с Монти Вулли в роли Шеридана Уайтсайда. Чтобы показать перемену своего настроения и пойти на примирение, Мона схватилась за воображаемую бороду и произнесла его любимую фразу:

– Меня сейчас стошнит.

– Хорошая девочка! Все образуется. Вот увидишь, – Билл включил кассету. – Я сделаю из тебя звезду.

После первого потрясения, испытанного ею, при виде своего лица крупным планом, она не смогла взглянуть на себя критически. Силы и химикаты, использованные на выпрямление ее черных волос были затрачены впустую. Парик, похожий на естественно вьющиеся волосы Моны, смотрелся лучше.

– Ты видишь, дорогая? Можешь забыть о своих химических выпрямителях. Я знаю, ты в тайне хочешь походить на Джейн Сеймус с прямыми патлами до задницы, но у тебя ничего не получится.

– Да, – ответила Мона с сожалением.

– Идиотка! Я имею ввиду, что ты выглядишь, как Мона Девидсон. Ты похожа на себя! Верь мне, увидишь, что я прав.

Так и вышло, он был прав. Ее вьющиеся от природы волосы удивительно подчеркивали глаза и чудесно улучшали форму носа. Более темный, абрикосовый тон грима и пудры и яркий, клюквенный цвет помады скрадывали скулы и линию подбородка.

– Абрикос и клюква? Я ощущаю себя фруктовым салатом.

Он поцеловал ее пальцы.

– Ты выглядишь абсолютно съедобной.

– Я постараюсь не разочаровывать тебя.

– И не разочаруешь.

Она и не подвела. Билл Нел руководил каждым ее шагом на пути к новому этапу карьеры. Мона перешла от озвучивания к съемкам в рекламных сериалах о низкокалорийных салатах, в которых играла различных женщин, требующих секретный рецепт. После этого играла среднестатистическую путешественницу, которая искала случай почувствовать себя миллиардершей, пытающейся приготовить обед во время забастовки слуг, и мать невесты, старающейся припрятать для себя свадебные подарки из серебра.

К следующему году, благодаря искусному управлению делами, Билл устроил для Моны маленькие, но колоритные роли в популярных телевизионных драмах. Перед каждым появлением на экране Билл заставлял ее писать личные записки лучшим критикам с просьбой посмотреть. Он нанял сотрудников наиболее престижного агентства по созданию общественного мнения, чтобы писать газетные заметки и брать интервью.

Дети наслаждались растущей известностью матери. Одноклассники смотрели ее сериалы и просили автографы. Успеваемость детей в школе улучшилась, а сами они стали ласковее и послушнее, чем когда-либо. Эми позвонила поздравить подругу, у нее оказались и собственные новости. Лу перевозил их в Джейнсвил, Флорида, где он стал главой новой кафедры университета. Все это звучало как-то невесело.

– В чем дело, Эми? Скажи мне, я твоя подруга, помнишь?

– Ничего. Просто я должна все упаковать, продать дом. Я ощущаю себя женой военного.

– Я думала, ты любишь Джорджтаун.

– Я действительно люблю Джорджтаун.

– И увлечена его культурной жизнью, правильно? Что же будет с твоими экскурсиями? «Тур Джеки», не так ли? Как он шел?

– Прекрасно. Как я предполагаю, – голос Эми звучал ужасно глухо и забито.

– Почему ты «предполагаешь»? Эми, что-то угнетает тебя? Ради Бога, расскажи?

– Лу заявил, что все это смешно, кучка глупых женщин ведет других глупых женщин на экскурсию по домам богачей с целью собрать деньги для людей, у которых вообще нет домов.

Лу Хамфриз – напыщенный осел. Джорджина отозвалась точно так же после визита Хамфризов в Лондон. Она позвонила Моне сказать пару приветственных слов и поделиться беспокойством насчет подруги.

– Эми – запуганный кролик, муж поманит, и она прыгает. Эми до сих пор – самый лучший человечек на всем свете, Мона. Но она сломлена. Потеряла интерес к своей внешности. Она спокойно позволяет волосам седеть, но я прекратила это. Отвела Эми и ее дочку с повадками Лолиты в салон Сассуна. Два часа спустя – сногсшибательная блондинка. Такая, какой мы ее встретили впервые! А эта свинья, ее муж, даже ничего не заметил. Она дала мне слово, что будет поддерживать цвет волос и прическу. О да, чуть не забыла. Угадай, на кого она наткнулась на юге Франции?

Мона догадалась, о ком идет речь по тону Джорджины. Легкомыслие, прикрывающее старую незатянувшуюся рану по имени Ник Элбет.

– Не могу представить. Кого?

– Ника Элбета и его мадам жену!

– Вот дерьмо! Это имя из прошлого. Как он?

– Не могу сказать. Эми прислала открытку из Монако и написала только, что они случайно встретились с Ником и Роксаной.

– Ах, так…

Мона отбросила новость в сторону, словно не представляющую особого интереса. Прошло больше года с ее последней встречи с Ником вечером перед роковой операцией. Позже Билл сообщил ей о частых телефонных звонках Ника, пока она была в опасности, и его радости после сообщения, что все нормально. С тех пор Мона не слышала о нем и решила больше не страдать по этому поводу.

– Что ты думаешь о Сэнди?

– Малышка приводит в шок. Не завидую Эми.

Мона тоже. Но она не могла заставить себя поговорить откровенно со старой подругой. Она так и не рассказала Эми всего, что произошло в тот уик-энд, когда Сэнди приехала в Нью-Йорк. Побега из квартиры среди ночи вполне достаточно. Она могла быть ограблена, изнасилована или убита. Мона предпочла не обращать внимания на эффект, который произвел на ее дочь рассказ Сэнди об оральном сексе. Мелисса была до того расстроена, что отказалась посещать танцы или подходить к телефонной будке, если кто-нибудь из мальчиков из школы находился там. Только совсем недавно, устроившись с Мелиссой в закусочной Кларка с гамбургерами и перцем чили, Мона оказалась в состоянии вызвать дочь на откровенную беседу об этом. Казалось, разговор снял большую тяжесть с плеч ее девочки.

– Когда я выйду замуж, мне надо будет делать это?

– Нет, если не хочешь, – заверила Мона. Мелисса все еще слишком мала.

– Ты поэтому прогнала папу?

Мона решила уклониться от этой темы.

– Я не прогоняла папу. Это было взаимное решение расстаться.

– А он говорит не так. Он сказал, что ты получала слишком много за свою работу, начала зазнаваться и дала ему от ворот поворот, а потом стала жить со своим ублюдским менеджером.

– Мелисса! Как ты смеешь так говорить о Билле!

– Это не я говорю. Так сказал папа. Я просто передаю, что он говорил. Я люблю Билла.

– И я тоже.

По правде говоря, Мона никогда не была более счастлива. Она вспомнила о последнем субботнем вечере с удовольствием, настоящим удовольствием. Детей не было дома. Они с Биллом заказали кучу японской еды из хорошего ресторана и по коробке ванильного и шоколадного мороженого.

Билл слышал разговоры о повторной съемке фильма «Касабланка» и взял напрокат кассету с классическим оригиналом.

– Я хочу просмотреть его, прежде чем предлагать тебя на роль.

– Какую роль? Рика?

Не мог же он думать о роли Илзы. Ингрид Бергман восстанет из гроба и сделает из нее котлету.

– Если ты настаиваешь на очернении себя, давай, вообще, оставим эту тему.

– Прав, как всегда. Я прошу прощения. Ты, действительно, думаешь, что я смогу играть мисс Илзу?

– Не мисс Илзу Ингрида Бергмана. Более современную Илзу. Американку, захваченную в ловушку в Париже нацистским нашествием. Женщину с неприятным прошлым, такую же грубую, или, даже еще хуже, чем Рик, до тех пор… та-та!

– Пока не влюбляется в него, правильно?

– Именно так говорит продюсер.

– Но кому нужна я? Почему они не возьмут звезду с именем?

– Потому что, моя сладкая, главное – история Рика. Они делают ставку на Рика и пригласят кого-нибудь типа Майкла Дугласа или Гаррисона Форда. Это значит, роль Илзы должна обойтись дешевле.

– Дешевле? Это для меня, парень, – Мона покачала перед собой воображаемой сумкой в стиле уличного бродяги. – Все говорят это – Мона Девидсон дешевая.

У них вошло в привычку смотреть телевизор, набросав огромных подушек на гигантскую кровать Моны и устроившись между ними со всеми удобствами, поставив перед собой миски с едой. Мона, как всегда, плакала во время речи Рика, когда тот отсылает Илзу с Лолом Хенридом. Повернувшись к Биллу, она увидела, что он уснул.

Бедный малыш, он так устал. Мона осторожно убрала поднос и приглушила свет. Пусть поспит. Немного. При взгляде на Билла волна нежности затопила ее. Она легла рядом, прикасаясь к нему спиной. Пока дрема обволакивала Мону, ей подумалось, как они совместимы, как глубоко связаны их жизни и карьеры, партнеры в лучшем смысле слова.

Неплохая картина, за исключением секса. Любовь без секса – новый тип отношений, в заглавных ролях Мона Девидсон и Вильям Нел. Интересно, могли уничтожить ее либидо все эти медицинские препараты, которые она принимала последние два года? Для проверки она обратила свою память к Нику Элбету, воспроизводя свои ощущения в наиболее эротичные моменты их близости. Мона была наполовину разочарована и наполовину успокоена, обнаружив, что мысли о нем не вызывают больше головокружения.

Последнее, что она почувствовала, было прикосновение Билла, прижавшегося к ней. Именно так Мелисса нашла их утром, когда ворвалась в спальню Моны с воскресными газетами: – двое взрослых людей, совершенно одетых, спящих, как младенцы.

Могла ли Мелисса быть источником информации для Брента с его отвратительными замечаниями? Мона знала свою дочь, в ней не было подлости, но она все еще маленькая болтушка, и встретив отца в прошлое воскресенье, возможно, проговорилась, сама того не желая. Не то, чтобы Мону беспокоило то, что подумает или скажет Брент. У них с Биллом все хорошо, настолько хорошо, что она, пока Билл гостит в Австралии, всерьез размышляла о совместном будущем.

Билл много лет не был дома, с тех пор, как уехал из Мельбурна, чтобы стать актером в Лондоне. Его отец умер, мать болела. Кроме семейных дел выявились возможности театральных постановок. Необходимо все разузнать, так как австралийские продюсеры имели средства для финансирования. Он ведь австралиец. Нет причины, по которой Билл не смог бы тоже стать продюсером.

В течение шести недель его отсутствия Мона очень серьезно думала об их будущем и возможности товарищеского брака. Ричард был единственной настоящей любовью Билла, и тот поклялся никогда больше не заводить нового любовника. В среде шоу-бизнеса было полно браков между гетеросексуальными актрисами и гомосексуальными или бисексуальными мужчинами. Они долго профессионально работали вместе, сохраняя взаимную привязанность и уважение к личной жизни друг друга. Билл сказал, что недавнее открытие любовной связи Лоуренса Оливье и Денни Кайе было шокирующим, но совсем не удивительным.

Когда вечером, накануне возвращения Билла, позвонил Ник Элбет, отчаянно мечтающий встретиться с ней, у Моны не возникло ни малейшего желания видеть его. Голос по телефону и появившееся в воображении тело Ника не заставили ее сходить с ума или, вернее, даже не взволновали. Более того, Мона хотела избежать любой возможности встретиться с ним. Ник не должен мутить ей воду. Завтра вечером она планировала привезти домой Билла Нела и сделать ему предложение формально узаконить их отношения, совершив бракосочетание.

Когда-то ее восхитил тот факт, что Ник, находясь в Вашингтоне, хотел примчаться в Нью-Йорк на ужин с ней. Но не сейчас. Не после этих двух лет. Она уже не та, прежняя Мона, а новая усовершенствованная, и у нее нет времени на забавы и игры. В нетерпении поскорее увидеть Билла, она решила встретить его самолет на арендованном лимузине.

– Билл! Сюда!

– Мона, дорогая! Как мило! – рядом с ним стоял коренастый молодой человек в широкополой шляпе и с гитарой за спиной. – Иди познакомься с Джеймсом! Я уговорил его остаться со мной на следующие сто пятьдесят лет!

На обратном пути в Манхэттен Билл рассказал другие хорошие новости. Синдикат австралийских и американских импрессарио расширяет сеть гастролирующих театров на огромных территориях Австралии и Соединенных Штатов. Идея состоит в создании постановок знаменитых пьес небольшими сборными труппами.

– Они просят меня поставить «Трамвай «Желание», и если премьера пройдет успешно, привезти спектакль в Австралию. И знаешь, кто будет играть Бланш?

Сидя между Биллом и его новой любовью, потягивая ледяное шампанское, которым собиралась отпраздновать свой предстоящий брак, Мона едва смогла понять триумфальное восклицание Билла.

– Мона Девидсон!

Когда она отвезла их с Джеймсом в Гринвич-Виллидж, Билл сказал:

– Почти забыл. Сегодня вечером мы ужинаем с одним из спонсоров. Американец по имени Сидней, или что-то в этом роде. Мы заберем тебя через час, любимая, – он бросил застенчивый взгляд на Джеймса. – Не давай нам больше времени. Мона, дорогая, одень что-нибудь черное и облегающее, этот Сидней – нормальный мужик и при деньгах.

Лимузин уже тронулся, когда Билл постучал в стекло. Она нажала кнопку и оно плавно опустилось.

– Да, Билл.

Пожалуйста, Господи, не дай ему спросить, что я думаю о его новом любовнике.

– Мона, любимая, я просто хочу, чтобы ты знала, как восхитительно выглядишь. Доверься мне, твоя Бланш Бюбуа покорит Нью-Йорк и весь мир!