Любовный квадрат

ГЛАВА 26 МОНА

Рахиль Давицки.

– Мона, ты сошла с ума?

Телефонная связь с Тель-Авивом была до отвращения ясной. Ее мать находится за девять тысяч миль, сводя с ума израильтян, но ее голос звучит, словно она дома, в пределах физической досягаемости ворчливого недовольства.

– Это возможность, которую я так долго ждала.

Зачем Мона продолжает это делать? Не было причины звонить в Израиль. Она могла бы подождать возвращения Рахиль. Все равно, осталось бы еще два месяца для различных доводов и артистических советов перед выходом спектакля.

– Такая возможность! Возможность быть заживо кремированной этим нацистским критиком! Еврейская девочка из Бруклина играет Бланш Дюбуа? Ты напрашиваешься на это, и ты это получишь!

– Мама, дорогая, я актриса. Актриса играет роль. Джессика Тэнди играла Бланш. Она англичанка, ма. Вивьен Ли? Англичанка! Если они могут играть Бланш, то и я могу. Пожалуйста, не приводи мне никаких доводов. Я позвонила рассказать тебе новости. Думала, ты будешь гордиться мной.

– Кто говорит, что я не горжусь тобой? Я абсолютно горда тобой. Твой отец тоже бы гордился, царствие ему небесное.

Разговаривать с Рахиль, все равно, что учить пингвина танцевать.

– О'кей, ма. Должна бежать. Не бери с собой какую-нибудь одервеневшую мацу.

– Подожди минутку. Поговори со мной. А что с Калифорнией? Какую роль ты собираешься играть? Я думала, ты хочешь стать кинозвездой.

– Я и хочу стать кинозвездой, – терпеливо произнесла Мона. – После «Трамвая «Желание», после того, как покажу всем, на что способна.

– Далеко-далеко от Бродвея? Ты не начинающая девочка, Мона. Кто бросит все и побежит на авеню Д?

– На премьеру Билл закажет автобусы.

– Так, когда вы поженитесь? Что мешает делу? Еще один пример добровольного самоуничтожения.

В один из редких моментов материнско-дочерней откровенности, Мона поведала свой план соединения с Биллом Нелом в качестве артистической пары, как Джулия Эндрюз и Блейк Эдварде.

Вечером того же дня, когда Билл вернулся из Австралии с Джеймсом, она написала в своем дневнике: «Жизнь проходит мимо меня. Скоро я останусь далеко позади. Я – Эмма Бовари, когда карета промчалась мимо без остановки. Я – Скарлетт О'Хара, глядящая вслед уходящему Ретту с порога Тары. Я – Эстер Прайн с веревкой на шее. Я – Бланш Дюбуа, всегда зависящая от доброты незнакомцев».

«Незнакомцами» в данном случае были австралийские богатеи Билла и американский спонсор Сидней Как-его-Там. Грандиозные планы Билла о съемках будущих фильмов потускнели по экономическим причинам. Сейчас консорциум предполагает ограничиться постановкой «Трамвая «Желание» в театре размером со шлюпку, со свободным правом гастролировать по Азии и Австралии и созданием в конце турне видеоверсии.

Если они не решат, что Мона недостаточно симпатична. Ее проблема – комплекс Венеры, а не патологическая зависть к пенису. Женщины не хотят быть мужчинами, они хотят быть великолепными. Единственный раз она испытала зависть к мужскому члену, когда была одета в облегающие джинсы, отчаянно хотела писать, но на сотни миль в округе не было туалета.

Из всей этой кутерьмы она получила, по крайней мере, одно важное преимущество – Сидней Как-его-Там, с мешком денег, романтическим желанием стоять за кулисами, когда идет «его» пьеса, и горящим взглядом при виде Моны Девидсон. Для него это была любовь с первого взгляда. Мона видела, как это случилось. Вот мужчина, который понравится любой матери: надежный, состоятельный, с милым мальчишеским шиком, чистыми ногтями, в скучных, но начищенных ботинках с нестоптанными каблуками. Застенчивая улыбка, желание услужить, готовность подать пальто и вызвать такси. Будет ли это следующий мистер Правильный Выбор? Она напомнила себе, что ко всему прочему, является матерью. С тех пор, как силы Билла были переброшены в другую сторону, нет никого, кто бы починил велосипед Мелиссы, сменил воду в аквариуме Грега или отвел детей покататься на коньках в Рокфеллер-центр.

Что касается лично ее, он ждал и был благодарен за мимолетный добрый взгляд, став прилежным льстецом, потворствующим ее величественной потребности в бумажной салфетке, или Млечном Пути. Казалось, Сидней рассматривает ее личность как нечто священное. Инвестирование постановки Билла давало ему право называть себя продюсером, но он не допускал, что это позволяет целовать в ушко и щупать руками – неотъемлемая часть традиционного театрального ритуала. Когда при переходе через дорогу Мона подавала ему руку, Сидней вел ее так, словно она сделана из стекла. Когда ему позволялось помочь надеть ей плащ, Мона ощущала затылком его теплое дыхание, но не больше, никаких, даже малейших вольностей.

Мужчина относится к ней с почтительностью, достойной звезды, которой она хотела стать. Он не был возбуждающим. Остроумным? Совершенно искренне сказал, что купил «Плейбой» ради статьи на экономическую тему. Когда начались репетиции, Мона поняла, что его представление об опасной жизни состоит в покупке мясных пирожков в кафетерии, гарантии мгновенного пищевого отравления, судя по убеждению святой Сади, то есть его матери. Где бы они ни были, он каждый вечер звонил Сади в Бока-Ратон.

Главным, что Мона имела против него, была уникальная способность Сиднея раздражать ее. Традиционные мясные пирожки, например. Если они были в меню, Мона узнавала об этом по его игривой мальчишеской улыбке, когда он, как обычно, спрашивал официанта: «Вы уверены, что с ними все в порядке?»

В первый день репетиции полным составом трупы они отправились по Великому Пирожковому Пути в кафетерий рядом с театральным залом. Мясной пирог, казалось, источал благоухание. Ведомая дьяволом, Мона замычала в предэкстазном восторге. «Лучший мясной пирог, который я когда-либо пробовала!» Извиняясь, что слишком напряжена, чтобы есть, она перевалила Сиднею свою порцию, от души желая ему смертельного приступа пищевого отравления.

Триумф быстро уступил место угрызениям совести. Остаток дня Мона наблюдала за ним, ожидая признаков коллапса. У мужчины был железный желудок. «Великолепный мясной пирог!» – услышала она его разговор с Биллом. «Мона и я ели эту вкуснятину за ланчем!»

В Сиднее воплотились худшие черты поклонника-энтузиаста. Его неустанная лесть начинала сводить с ума. Она ничего не могла обсудить с ним, позитивное или негативное. Для него было прекрасно все, что бы ни сказала Мона. Он просто любяще улыбался, хуже, чем любяще, идиотски. Если она икнула, чудесно. Если пукнула, прекрасно. Если послала на три буквы, что однажды случилось, когда ее терпение лопнуло, он еще шире улыбнулся очаровательной вульгарной возлюбленной. «Мона, только ты сможешь выйти сухой из воды».

Сидней был прямой противоположностью Брента, который из принципа не одобрял все, что она делала. Мона неверно истолковала недовольство Брента, рассматривая его как заботу о ее благополучии и дальнейшем совершенствовании в качестве актрисы. Вначале он был терпелив в своем презрении к ее одежде, волосам, уму, таланту, относительному успеху в работе и привычке к содовой и ванильному мороженому среди ночи. «Очень низкий класс. Совершеннейшее гетто».

Мона, конечно, знала, как выискивать подобных мужиков. Отвратительное поведение Брента с Грегом и Мелиссой в Вашингтоне, когда он оставил их одних в мотеле, пока развлекался со своей Козочкой-на-неделю, доказало, что что-то не в порядке.

В начале ее карьеры по озвучиванию рекламы его презрение к амбициям Моны росло прямо пропорционально ее успеху.

– Посмотри. Ты купаешься в деньгах, но не имеешь того, что нужно, чтобы стать звездой.

– Когда мы встретились, ты говорил совсем другое. Считал, что у меня все качества звезды.

Брент был высоким, мощным незнакомцем с длинными ногами, красивыми руками и великолепными зубами, и сидел рядом с ней в самолете, уносящем ее домой из Лондона. Ее сердце было искромсано Ником Элбетом, а надежды на карьеру высоки благодаря Биллу Нелу.

– Я просто старался забраться тебе под юбку.

Это именно то, чего он добился в приятной темноте ночи. Брент опустил подлокотники трех свободных в их ряду кресел и предложил расслабиться.

– Ты сказал, что я выгляжу печальной и нуждаюсь в крепких объятиях.

– Это сработало, не так ли?

– Ты сказал, что я пылаю ярким, драгоценным огнем.

– Уолтер Патер. Гарантированная заводка, срабатывает всякий раз, особенно с девицами, имеющими свободное художественное образование.

Если Бог любви покинул ее, Бог Успеха улыбался, по крайней мере, одной стороной рта. Замеченные Биллом Нелом особенности ее голоса чудесно подошли для коммерческой рекламы на радио и телевидении.

В особом мире озвучивания Мона Девидсон стала первой. Когда она, наконец, решила, что достаточно финансово независима, то сменила замки и подала на развод. Хотя она утверждала, что не нуждается в деньгах и не хочет получать алименты на детей, ее адвокат настоял на противоположном.

Говоря о детях, нужно признать, что ей чертовски повезло. Добрые ребята. Хорошие оценки. Милые характеры. Никаких наркотиков. Никакой гульбы, как у дочки бедной старушки Эми. Трудно представить Эми бабушкой. С типичной новоанглийской сдержанностью приняла Эми побег Сэнди и последующую за ним беременность. Мона так и не узнала, предлагала ли Эми своей дочери аборт. Следующей новостью из Флориды стало письмо с фотографией малышки. «Скажи привет Дакоте! С любовью, бабушка».

Оглядываясь назад, можно сказать, что Эми сделала все не так уж плохо. Она единственная из трех Мьюзкетеров вела нормальную жизнь. Профессор, конечно, из породы умников. Но Мона вспомнила, каким отвратительным он был в тот день, когда Сэнди потерялась в парке. Обвинял Эми, хотя только сам нес ответственность за свой поступок. «Не сердись на Лу, Мона. Он был до смерти напуган; – извинялась Эми, преданная, понимающая жена».

– Сидней подходит тебе, дорогая Мона. Почему ты не перестанешь мучить его? Дай ему шанс.

Билл закончил просматривать свои записи. Он обнял ее с нежностью, накопленной за все годы, проведенные вместе.

– И, Мона…

– Да, Билл?

– Помни, ты актриса. Прекрасная актриса. Пусть это станет для тебя главным.

– А разве это не так? Я знаю, что всегда ставила работу на первое место.

– Забудь о всяких там Никах Элбетах. Не трать на них драгоценную энергию. Оставь ее для искусства, для твоих зрителей.

Этим вечером она пошла в квартиру к Сиднею. Еще раз влезем в эту шкуру, дорогие друзья! Вдовец уже пять лет, он, очевидно, был ограничен в сексуальном опыте, но все еще хотел. Когда Мона устала от его неумелого обращения, то прямо сказала, чего хочет и как это сделать. «Классная дама в будуаре», в главных ролях Мона Девидсон и Сидней, Раб Любви. Он оказался одним из тех мужчин, что выглядят лучше без одежды. Всю жизнь он ждал женщину типа Моны, которая взяла бы его за руку и научила всему. Сидней страстно благодарил ее за любовь к нему и клялся в вечной преданности.

– Билл говорит, ты сможешь стать самой яркой звездой наших времен. У меня есть время и деньги, чтобы увидеть это.

Именно то, что ей нужно было услышать от мужчины, который представлял подходящую для нее партию на данном этапе жизни. Чтобы прорваться с ролью Бланш, Мона нуждалась в абсолютной и полной самопоглощенности, вере в свою способность сделать бросок от мыльных опер и коммерческих реклам к классической и современной драме. Она сделает это. Когда Бланш потрясет всех, сыграет Порцию и Селию Соплстоун, а потом, через несколько лет, королеву Гертруду, которая с мыслью о кровосмешении хватается за член собственного сына, выражающего соболезнования. Увы, мой бедный Гамлет, я хорошо это знаю!

Все пришло одновременно. Ее жизнь была в порядке. Билл записывал на видео все репетиции, поэтому они с Сиднеем могли просматривать их каждый вечер. Спустя какое-то время Мона смогла беспристрастно смотреть на актрису, играющую Бланш, и видеть свои ошибки, зная, как их исправить.

Если бы дедушка Давицки был жив! Как бы он гордился! Он мог бы еще здравствовать в свои девяносто, которые исполнились бы ему к этому времени. Дедушка умер, когда ей было пять, но Мона помнит, как он ставил ее на обеденный стол читать детские стишки, сопровождая их экстравагантными жестами. Он бы купил сухих абрикосов, они съели бы лакомство на его любимой скамейке на Риверсайд Драйв, а дедушка тем временем рассказывая бы семейные предания о своих молодых деньках, о роли Томашевского в Еврейском театре в Ист-Сайде.

Иммигрантский Ист-Сайд был теперь облагороженным районом Ист-Виллидж. Вместо роли еврейской мамаши с неблагодарными детьми или крикливой Kurveh, осужденной страдать за свои грехи, Мона сыграет трагическую героиню драмы двадцатого века.

Гардероб будет совершенно другим. Сидней сказал ей тратить, сколько нужно, неважно, сколько. Наряды, которые выпадут из убогого сундука Бланш Дюбуа, должны быть пикантны в своей поблекшей претенциозности на великолепие. В одном маленьком магазинчике Мона нашла белый костюм и блузу из органди, которые точно соответствовали описанию Уильямса. Именно в такой одежде Бланш приехала на Елисейские Поля. Костюм производил ужасающее впечатление. Пластмассовые серьги и ожерелье из искусственного жемчуга, белая соломенная шляпа, украшенная фестонами и красными вишнями, белые туфли на толстой подошве с ремешками на щиколотках. Теперь она готова к первому выходу.

Мона жила, словно солнце в собственной Вселенной, поэтому приглашение на свадьбу Джорджины стало сногсшибательным ударом. Она успешно вычеркнула Ника Элбета из своего сознания и заменила Сиднеем, сконцентрировавшись на том, что доставляло ей удовольствие, и отгородившись от остального. Ей нравилось, как Сидней массировал ей шею, пока она не засыпала, и его безоговорочное желание бежать в круглосуточный супермаркет в любое время ночи в любую погоду, чтобы только принести ей любимых сэндвичей.

Единственная проблема состояла в том, что Сидней – не Ник Элбет, и никогда не будет им. Мысль, что Джорджина заарканила Ника после стольких лет, наполнила Мону болезненной завистью и возродила воспоминания, которые, казалось, были забыты навсегда. Конечно, она не поедет на свадьбу. Зачем быть лишней в чьем-то кино? У нее есть дела и поважнее. Мона рада, что Эми чувствует то же самое. Ее голос в трубке дрожал. Она была младшей в их компании. Ее помешательство на Нике так выпирало сквозь новоанглийскую сдержанность. Они согласились друг с другом, что Джорджина просто обнаглела, предлагая им быть свидетельницами и оплачивая авиабилеты, словно бедным родственникам.

Потом договорились, что пошлют формальные поздравления и соответствующие подарки.

В тот самый день, когда репетировали большое соблазнение-изнасилование в конце десятой сцены, Мона не могла справиться с собой. Она думала о Нике. Когда Стенли нес Бланш в постель и рычал: «Мы начнем это свидание друг с другом с самого начала», спрессованная сексуальная злость Моны взорвалась и перешла в неистовство дикого конфликта, внезапно перенесенного на партнера по сцене, совершенно невольно ставшего объектом-заместителем.

Все смотрящие открыли рот от изумления. Билл Нел пронзительно закричал:

– Занавес! Отличная работа, детки!

Мона и актер, игравший Стенли Ковальского, лежали изможденные и потрепанные, его рот кровоточил в том месте, куда она ударила. Мона промокнула ранку бумажной салфеткой.

– Извини за это.

Этот удар был его первым опытом игры на сцене.

– Если такое происходит на репетиции, что ты собираешься делать на премьере?

Думать о Нике. И дать представление всей ее жизни.