Можно понять Маргарет, думала Рива, ночью возвращаясь в машине в Бон Ви. Конечно, ее сестра не пошла в полицию, чтобы не афишировать ту историю с оскорблением со стороны Эдисона, а также из страха: что могут сказать люди? Ей раньше не приходило в голову, что Маргарет просто берегла свою репутацию. Она знала, что и сама не обратилась бы к властям, если бы Эдисон добился своего. Меньше всего ей хотелось иметь дело с полицией.
Поведение Эдисона казалось непостижимым. Почему он уверен в своем праве брать женщин силой? Откуда у него эта наглая уверенность, что все можно? Может, такие женщины, как Маргарет или она сама, не желающие принимать против него мер, и поощрили его самообожание? Во всяком случае, главная причина — какое-то его собственное неумение реально мыслить.
Конечно, она не собиралась детально анализировать его психологию. Он был отвратителен ей из-за страха и боли, которые ей причинил. А об этом долго думать она не любила. Подобные вещи вызывают чувство незащищенности.
То, что он потерпел неудачу, — уже победа. Она страшно рада и благодарна Анне за помощь. И все же Риве хотелось вычеркнуть из памяти те несколько минут в кладовой. Хорошо бы также вычеркнуть и все, что связано с Эдисоном в прошлом. Но этого она сделать не могла. Если бы не было и других причин, достаточно уже того, что в результате появилась на свет Эрин. Хотя не было возможности признать ее своей дочерью, все, что можно, для нее было сделано.
Не только на теле Ривы остались синяки. Ее психика была травмирована. Это его нападение даже больше, чем то покушение, подорвало ее силы. Кажется, вернуть ей равновесие может только та или иная форма мести. Есть люди, которые нашли бы это справедливым. Не ошибка ли — личная месть ради общего блага?
Впрочем, так ли это важно? Эдисон прав: она не может ударить его, не причинив зла себе. Хорошо напускать на себя важность и грозиться. Однако она вовсе не уверена, что может осуществить свои угрозы. Некогда, может, и могла бы, еще когда Ноэль не поцеловал ее. Теперь появилось что-то вроде надежды на счастье. Казалось, они с сыном Космо могут сгладить свои противоречия, взаимонепонимание в прошлом, и, может быть, создать что-то в будущем. Но он не должен знать, что было с ней раньше. Он и так многое принимает, вряд ли проглотит и это. Хуже всего был обман в течение многих лет. Он не из тех, кто легко прощает большую ложь. Это поставило бы под сомнение вообще все, что она говорила и что говорилось о ней. Этого уже не поправишь.
Эрин, сидевшая рядом с Ривой, была неразговорчива. Она рассеянно смотрела в окно, словно встреча с Джошем подавила ее обычно живой нрав. В двадцать четыре года смерть — абстрактное понятие, и видеть ее приближение — всегда тяжелый удар.
Рива не рассказала Эрин об инциденте в кладовой. Она привела себя в порядок, прежде чем присоединиться к остальным: причесалась, проверила, чтобы синяки были прикрыты одеждой, сняла порванные колготки и выбросила в мусорный ящик. Внешних признаков не было. Раз так, не было необходимости тревожить Эрин рассказом о подлости Эдисона. У дочери и своих огорчений хватает. А раз не было обращения в полицию, то и говорить не о чем. Чем меньше людей знает, тем лучше.
— Ты ведь не любишь Джоша?
Рива вздрогнула, услышав этот неожиданный вопрос. Насколько можно было видеть в свете приборного щитка, во взгляде девушки был укор, но и что-то вроде надежды.
— Почему ты так думаешь? — спросила Рива, чтобы выиграть время.
— Ты не захотела взглянуть на него. По крайней мере, он сам так думает. Он говорил об этом перед тем путешествием с отцом.
— Джошу бы не помогло свидание со мной, тем более он и не знал, что я там. И я отношусь к нему вполне нормально.
— А все же ты не хотела, чтобы я была с ним в Колорадо.
— Не вижу особой разницы, насколько он мне нравится. Ведь не ко мне он приходит в гости.
— Пусть так, но он восхищается тобой, твоим отношением к жизни, к обществу, к бизнесу и все такое. Он не понимает, что ты имеешь против него, и это его беспокоит. Он хотел бы тебе нравиться.
Риве и в голову не приходило, что Джош настолько наблюдателен, чтобы замечать оттенки ее отношения к нему. Как легко, оказывается, задеть людей, не замечая этого. Не то чтобы она его не любила, но чувствовала неудобство от его контактов с дочерью и не поощряла этого. Но как все объяснишь, не затрагивая того, о чем никак не хочется говорить?
Осторожно подбирая слова, Рива сказала:
— Джош — достаточно приятный молодой человек, насколько я могу судить.
— Но ты, кажется, предпочитаешь Дуга Горслайна?
Это было сказано с оттенком раздражения, значит, шансы Горслайна невелики.
— Разве? Ну, и он тоже приятный молодой человек. А тебе он не нравится?
Задавать интимные вопросы неудобно тем, что тебе их тоже могут задать в свою очередь. Эрин рано это обнаружила.
— Не то чтобы не нравился, — пожала плечами девушка, — он — не супермен, но достаточно приятный и забавный и умеет выслушать.
— А Джош лучше?
— Я этого не сказала. Просто тут совсем другое. С Джошем я чувствую себя так, будто знаю его всю жизнь.
— Как с братом? — осмелилась спросить Рива.
— Похоже, хотя не совсем, — согласилась Эрин.
Рива не смогла развивать эту тему, решив ее оставить.
Было уже поздно, машин мало. Они вновь проезжали то место, где произошло нападение. Вечерняя воскресная служба давно закончилась, и все порядочные люди, не засидевшиеся в гостях, уже спали. Кондиционер в машине гудел в тон мотору. Было облачно, хотя дождь перестал, и гроза из залива ушла в глубь суши. В темноте время от времени слышались то жужжание насекомых, то кваканье лягушек с канала, то голос ночной птицы. Было так спокойно после многих тревожных ночей, что Рива начала дремать. Вдруг в зеркале она увидела яркий свет фар машины, быстро их догонявшей. И ее скорость, и то, как она ехала, почему-то испугали Риву. Слишком это напоминало событие двухдневной давности на этом же месте. Нечего бояться, убеждала она себя, это какой-нибудь Ромео после беспокойных выходных торопится вернуться до наступления тяжелого понедельника. Во всяком случае, Ноэль прав: нельзя ездить без Джорджа, нужна защита.
Приблизившись, машина уменьшила яркость света. Она все приближалась, словно стремясь их обогнать. Рива не сбавила скорости.
Вдруг фары той машины на несколько долгих секунд ярко вспыхнули, потом свет опять померк. Машина начала сбавлять скорость. Она шла за ними, держа дистанцию.
Рива то увеличивала скорость, то снижала, и та машина повторяла ее маневры. Рива сдвинула свою машину вправо, чтобы дать обогнать себя. Машина сзади не воспользовалась этой возможностью.
Наверное, совпадение. Может быть, Ромео развлекается ездой на той же скорости или живет здесь недалеко, так что обгонять ему не имеет смысла.
Рива смотрела в оба зеркала, но не могла узнать в преследующей машине ни одну из соседских. Да и разглядеть ее хорошенько трудно было из-за слепящего света фар. Как бы там ни было, милю за милей они шли рядом.
Вот уже и въезд в Бон Ви. Рива замедлила скорость перед поворотом, сбавила скорость и другая машина.
Рива резко увеличила скорость. Эрин, схватившись за ручку дверцы, изумленно повернула голову:
— Тетя Рива, что…
— Слушай, — перебила та, — когда я остановлюсь у парадной двери, выпрыгивай из машины и сразу беги в дом.
— Зачем? Там что, опять эти?
— Не знаю. Делай, как я сказала.
Эрин попыталась разглядеть ее лицо.
— А ты?
— Я сразу за тобой.
Перед домом Рива резко затормозила. Эрин, рывком распахнув дверцу, побежала в дом. Когда Рива отстегнула ремень, девушка уже бежала по ступенькам. Абрахам ждал ее в дверях. Тут Эрин оглянулась назад, рассмеялась и остановилась.
Рива обернулась и при свете люстр в галерее увидела рядом ярко-красный «альфа-ромео». Захлопнув дверцу машины, она бросилась к Данту, вылезавшему из своего спортивного автомобиля.
— Черт бы тебя побрал! Напугал до полусмерти!
— Прошу прощения, — сказал он, улыбаясь, хотя глаза были мрачные. — По крайней мере, теперь мы сможем поговорить. Я боялся, что иначе это не получится.
— Потому что ты злоупотребил моим гостеприимством и привел в домик Анну Галлант? Это только твое дело.
Он поморщился:
— Я думал, это ты звонишь. Немногие знают номер, и больше никто не знал обо мне.
— Очень умно!
— Недостаточно, раз попался. Могу я войти, чтобы защититься от идиотской идеи о моем покушении на Эдисона?
— Такой ли уж идиотский?
С минуту он молчал, хотя по глазам было видно, что ему больно это слышать.
— Я понимаю Анну, которая плохо меня знает, да еще так расстроилась из-за сына. Но не тебя, только не тебя, Рива.
Рива, вздохнув, отвернулась:
— Так она звонила тебе и рассказала об этом?
— Да. Могу я войти?
Может быть, это к лучшему. Она разрешила ему войти.
Абрахам был начеку. Дант, как и Рива, отказался от предложенных им кофе с пирожками, и Рива отпустила слугу. Эрин куда-то исчезла, видимо пошла спать. В библиотеке горел свет, наверное, там был Ноэль. В остальных комнатах было темно и тихо.
Рива проводила гостя в гостиную с противоположной стороны холла. Дант, не дожидаясь пока она повернется к нему, сказал:
— Я не делал этого. Я знаю, мои слова мало что значат, но я говорю тебе: я этого не делал.
— Я действительно хочу верить тебе. Но только кто-то ведь это сделал, а у тебя были для этого и возможности, и мотивы.
— Мотивом считается Анна, а мои предполагаемые связи с мафией — это и есть мои возможности?
— Ты можешь доказать обратное?
— Не в этом дело. Хуже всего, что я должен это доказывать тебе.
— Анна считает, у тебя мог быть и другой мотив: ты мог это сделать и для меня.
— Мог бы, если бы попросила.
— Не надо! — вскрикнула она.
— Но почему? Разве это не так?
— Эти слова не помогают мне поверить тебе.
— Но что поделаешь…
— Не надо превращать меня в то, чем я быть не могу! Ты делаешь из меня какую-то мадонну, святую, ради которой нужно приносить жертвы. Мне это не нравится! Я — это я. Мне не надо поклоняться. Я хочу, чтобы меня принимали и любили со всеми моими грехами, такой, какая я есть.
Его лицо было словно каменным.
— Я всегда чувствовал, что у нас что-то не так. Но это не значит, что я убью для тебя.
— Но если это не ты, ради Анны или ради меня — кто это сделал?
Тут дверь в столовую отворилась.
— Извините за подслушивание, — сказала входящая Констанция, — но я сегодня весь вечер страшно скучаю и слоняюсь без дела, а ваш разговор показался мне слишком волнующим, чтобы его пропустить. Кроме того, мне есть что добавить.
Рива изумленно молчала, глядя, как та приближается к Дангу в своем желтом шелковом платье, нескромно подчеркивавшем линии ее тела. Констанция протянула руку (чисто итальянский жест) как бы для объятия и в то же время — демонстрируя «полную искренность».
— Я вмешалась в вашу жизнь, Дант Ромоли, — сказала бывшая жена Ноэля, — позволила это себе. Я это сделала потому… Впрочем, об этом лучше в другой раз, если вам интересно, сейчас это неважно. Это я подсказала Риве, что вы взяли Анну Галлант с собой.
Дант нахмурился и повернулся к ней:
— Что такое?
Она подошла к нему так близко, что того гляди обнимет, остановилась, вызывающе глядя на него.
— Это был импульс. Я очень импульсивна, когда сержусь. Но чтобы как-то возместить ущерб и успокоить собственные подозрения, я навела справки внутри семьи здесь, в Новом Орлеане, в сицилийской семье, понимаете? Я могу поклясться, что это не вы организовали инцидент с самолетом Эдисона Галланта.
Несколько секунд длилось полное молчание. Дант смотрел на сицилийку, будто впервые ее видел. Констанция глядела на него с таким же откровенным вызовом. Наконец Рива спросила ее:
— А знаете вы, кто это сделал?
— Такую информацию не легко получить, — ответила та, глядя на Данта.
— Но другую вам дают?
— Да.
— Не рассказывали ли вам, случайно, кто нанял людей, напавших на меня и моего водителя?
Констанция насмешливо посмотрела на Риву:
— Это был Эдисон. Об этом мне сообщили случайно, как любопытную новость. Эдисон был знаком с сицилийцами какое-то время, по крайней мере, получал от них деньги. Потом они пересмотрели свое отношение к нему: он стал слишком жадным, стал много требовать, пытался втянуть их в подрыв «Столет корпорейшн», скупая акции через подставных лиц. Но вы и Ноэль контролируете такой объем, что это не удалось.
Попытка подрыва компании, подумала Рива, была еще одним способом поставить ее на колени. Это неплохо задумано.
Констанция обратилась к Данту:
— Кажется, Галлант также попросил своих «друзей» обратить внимание на ваше заведение
на озере в ходе операции с наркотиками. Это было сделано из мести: вы — друг Ривы, поэтому вам надо создавать неприятности. Ну, видите, сколько я беспокоюсь ради вас? Вы удовлетворены?
— Невероятно, — сказал Дант без выражения. — А ваши информаторы собираются и дальше причинять мне вред?
— Думаю, что нет, — рассердилась она, надув пухлые губы. — Я сказала им, что это глупо, но они уже сами это поняли. Бесцеремонность Галланта, особенно его требование нанять людей для нападения на Риву, заставила их разочароваться в нем. Хотят от него отказаться. И этот последний инцидент, с душком дилетантизма и сведением личных счетов, видимо, решил дело.
Рива слушала внимательно и хмуро.
— Все же непонятно, почему, если вы так много узнали, нельзя выяснить, кто организовал аварию.
Констанция покачала головой:
— Кажется, это не шло через семью. Иначе говоря, они не знают.
— А это дело с ресторанчиком на озере, — сказала Рива Данту, — ведь твои так называемые друзья могли бы сказать тебе, что за этим стоял Эдисон.
Дант пожал плечами:
— Друзьями я считаю тех, кого я знал еще подростком, когда работал в ресторанчиках в районе французского рынка. К бизнесу они отношения не имеют. Если они слышат какие-то сплетни обо мне, могут мне передать. Но их влияние не простирается на всю ново-орлеанскую мафию.
— Тогда к чему многолетнее секретничанье?
— Многие не понимают. Это совсем другие отношения, и они не сохраняются в тех случаях, о которых ты говоришь. А этих людей я знаю не меньше и не больше, чем тебя.
— Для итальянцев такие узы дружбы равнозначны братским, — заметила Констанция, положив свою руку на руку Данта и поглаживая ее.
Ее покровительственный тон раздражал Риву. А Дант словно не слышал этого. Можно только предположить, что Констанция привлекательна для него. Дант, наверное, не упустит возможности. Он знаток общения с женщинами.
— Все же, — сказала Рива ему, — ты мог бы навести справки и избавить Констанцию от хлопот.
Дант ответил, не глядя на Риву:
— Я мог бы, но опасался возможных последствий.
— Как это понять? — нетерпеливо спросила Рива.
Дант поглядел на нее:
— Я знал, что меня подставили, на это указывало все: ночное появление наркотиков, большое количество снадобий в клубе, но не в других местах поблизости, появление новых людей с дурной репутацией и большими деньгами.
— Но ты ничего не говорил об этом.
— Я не хотел никого обвинять заранее.
— Например?
Дант помрачнел и вдруг схватил за руку Констанцию, гладившую его руку.
— Кое-кого из ваших наемников.
Та, побледнев, выдернула руку, потирая запястье.
— Что вы говорите?
Тут раздался какой-то странный звук. Они обернулись и увидели в дверях аплодирующего Ноэля. Сколько он здесь пробыл, трудно было сказать, но явно достаточно, чтобы понять, что к чему. Волосы его были взъерошены, а под мышкой он держал стопку бумаг с записями приходов и расходов. Он поклонился Данту и сказал:
— Поздравляю. Не часто мужчины так разбираются в женщинах.
Констанция, бросив на бывшего мужа испепеляющий взгляд и сжав кулаки, повернулась к Данту:
— Объяснитесь немедленно!
— Пожалуй, Ромоли, и вправду стоит послушать, — согласился Ноэль.
Дант прокашлялся.
— Дело вот в чем: я, конечно, не прекрасный принц и был слегка удивлен игрой со стороны принцессы. Когда это не прекратилось, у меня возникли подозрения, особенно когда я понял, что разговор все время крутится вокруг Ривы. Я начал понимать, насколько Констанция не любит ее.
— Меня? — нахмурилась Рива. — Но почему?
— Не притворяйтесь такой невинной! — воскликнула Констанция. — Вы расстроили мой брак.
— С ума вы сошли! — возразила Рива.
— Ха!
Рива поглядела на Ноэля, но по его лицу нельзя было узнать его мысли. Она посмотрела на Данта.
— На чем вы остановились, Ромоли?
— На том, как я заметил, что Констанция имеет на меня зуб и так привержена вендетте вообще, что я поневоле задумался: а не нужен ли я ей, чтобы одержать верх над Ривой? К тому же привыкшей к посещению мест, вроде «Максима», ее слишком интересовал клуб. Старые сицилийцы похожи на то, как она сама изображает Эдисона: они распространяют месть и на друзей своего врага. Я не уверен, что у Констанции есть связи в Новом Орлеане, но это возможно. Можно также подозревать, что она имела отношение к моим неприятностям. Возможно, если бы я воспротивился ее влиянию, она подняла бы шум по поводу ситуации с наркотиками, созданной ею в клубе.
— Такая мысль никогда не приходила мне в голову! — вскричала Констанция.
— И за это мы должны быть благодарны? — спросил Ноэль.
Бывшая жена повернулась к нему:
— Действительно, я не думала так далеко заходить в вендетте. А если бы хотела, у меня бы хватило ума не делать это так явно.
Лицо Ноэля совершенно не изменилось.
— Я верю тебе в обоих пунктах.
— О, ты невыносим! — отвернулась от него Констанция.
— Когда же это кончится? — спросила Рива.
Констанция, скрестив руки на груди, заговорила, видимо желая отвлечь внимание от себя самой.
— Об этом лучше спросить у вас, Рива. Есть ведь дело этого Галланта. Насколько мне известно, вы больше других желали бы его смерти. Может, вы сами это устроили и обвиняете других, чтобы отвести от себя подозрения?
— Нет, — резко сказал Дант, — не может быть.
— Нет? — переспросила Констанция. — Но ведь есть еще Ноэль. Галлант представлял угрозу для Ривы, а поэтому и для «Столет корпорейшн». Для сына особо важно защитить компанию, созданную отцом.
— Нет! — сказала Рива. — Он и не знал о поездке Эдисона.
— Разве? — улыбнулась Констанция, хитро поглядев на мужа. — А ведь он был у него незадолго.
— Что? — не желая верить, спросила Рива.
— Странно, правда? Но это так. Я сама слышала, как Ноэль звонил и узнавал, где должен быть этот Галлант. Ведь так, дорогой?
— Я виделся с ним, — подтвердил Ноэль.
— Но зачем? — спросила Рива.
Констанция ответила за него:
— Он беспокоился, конечно, о корпорации.
— Я беспокоился обо всем и обо всех, кого могут затронуть акции Галланта. Мне надо было знать, чего от него ожидать.
Констанция ехидно посмотрела на него:
— Как это разумно!
— У меня всегда так, — ответил Ноэль и так посмотрел ей в глаза, что та отвела взгляд.
— А разумные люди, — заметила Рива, — не пытаются убить, даже если другие неразумны.
Она всего мгновение глядела в глаза Ноэлю, прежде чем повернуться к Данту. В глазах старого друга было столько симпатии, что она смущенно отвернулась. Иногда узы дружбы могут стать слишком тесными.
— Но ведь кто-то же это сделал! — нетерпеливо заметила Констанция.
— У Эдисона были и другие враги, — ответил Ноэль.
— Может быть, — согласилась Констанция, — но на него прежде не нападали, и именно здесь, в Бон Ви, он последний раз навредил.
Рива подумала, что это, пожалуй, верно, касательно Ботинок и Маргарет, а еще относительно Данта и Анны, хотя это не совсем Бон Ви.
Дант устало зевнул и помассировал затылок.
— Это все пустой разговор. Я, пожалуй, лучше пойду. Анна в больнице одна, и кому-то надо побыть с ней. — Он посмотрел на Риву. — Не поговорить ли нам наедине?
Она вышла за ним в холл. За дверью он, взяв ее за руку, сказал:
— Прости, если это расстроило тебя, я не хотел этого. Просто я не мог перенести, что ты, наверное, думаешь, будто я виноват в случившемся с Джошем.
Она нашла в себе силы улыбнуться:
— Если и подумала, то только на секунду.
— Спасибо тебе большое. — Он наклонился и быстро поцеловал ее в лоб. — Спокойной ночи.
Странное ощущение было после этого разговора. Как будто что-то между ними изменилось. Было ли дело в ее недоверчивости, в поведении Констанции, в ее вопросах к нему или в Ноэле, но только Дат словно отдалился. Или в ней самой было какое-то отчуждение. Она не могла решить. Обернувшись, она увидела за спиной Констанцию.
— Вы просили меня не причинять ему вреда, — сказала та, — но сами причинили больший, чем могла бы я.
Это была правда: те, кого мы защищаем, уязвимы для нас самих. Но это не обязательно признавать при другой женщине.
— Ну и к чему это все? — спросила Рива.
— Это очень сильный и мужественный человек. Коралия и Пьетро любят его.
— Мне он тоже очень нравится. Если это опять предупреждение, не надо беспокоиться.
Констанция криво усмехнулась:
— Понимаю, хотя это всего лишь любезность. Я не так разумна, как Ноэль, но достаточно любезна.
— Спасибо, — сказала Рива, не зная, что сказать.
— Не за что, — ответила Констанция и удалилась.
Ноэль стоял в дверях, мял свернутые трубочкой бумаги. Когда затихли шаги Констанции, дом погрузился в тишину. Он спросил:
— Давно хотел узнать: как там сын Галланта?
— Все так же. И можно считать, что это хорошая новость.
— А Эрин?
— Все нормально. Завтра опять собирается в больницу.
— Если опять соберетесь вместе с ней, скажите мне или хотя бы возьмите Джорджа. А сейчас тебе надо отдохнуть: у тебя усталый вид.
Она чуть заметно улыбнулась: вечно ему не хватает такта, и ответила:
— Пожалуй.
Они помолчали, не глядя друг на друга. Впервые за последние сутки они были наедине. Чувствовали себя напряженно. И вот Ноэль отошел от дверей и направился к своей спальне, сказав:
— Ну, спокойной ночи.
Когда она окликнула его, голос ее был как чужой:
— Ноэль!
— Да? — обернулся он.
На минуту она забыла, что хотела спросить, а когда вспомнила, то не смогла спросить о его вине так же прямо, как Данта. Она смотрела на свои руки, словно ища слова.
— Что? — спросил он.
Наконец она произнесла:
— Ты знал, что Эдисон собирается в аэропорт на самолете?
Он не сразу посмотрел на нее.
— А что, если знал?
— Я пытаюсь разобраться. — Рива хотела собраться с мыслями, чувствуя растерянность. Облизнув губы, она спросила: — А что еще он говорил?
Его глаза сузились.
— Много чего, хотя все это не так важно. Ну так что?
Она снова овладела собой. Понятно, что он должен быть осторожен, чтобы не бросить тень на своего отца и «Столет корпорейшн».
— А не было сказано ничего такого, чтобы заставило бы… думать, что лучше бы Эдисон умер?
Он усмехнулся:
— Думаю, тут можно быть спокойным. Не было ни одного случая, чтобы я собирался убить людей, которые могут причинить неприятности.
Дотронувшись до своего лица, она почувствовала дрожь, и это ее не удивило.
— Да нет, я это знаю… Просто кто-то это сделал, и жизнь Джоша под угрозой. Это не дает мне покоя. Нормальные люди не делают такого, но не всегда можно легко определить, кто нормален.
— Но ведь расспросами не выяснишь, — спокойно заметил он.
— Конечно, нет. — Рива сама что-то такое говорила Анне, но забыла об этом. Она натянуто улыбнулась, довольная, что он почему-то не сердится. Ей вовсе не хотелось сердить его.
Может быть, дело в том, что он рассеян. Он сделал неуверенный жест, словно хотел коснуться ее, но вдруг отдернул руку, словно обжегся. Другой рукой он продолжал мять бумаги.
— В чем тут дело? — спросил он. — Тут ведь не только опасения за Джоша, угрозы Эдисону или даже тебе. Кто-то расстроил тебя?
То, что он так хорошо, лучше других, понимал ее, вызывало даже беспокойство.
— Да ничего, — сказала она, — все обошлось.
— Значит, пытались. А кто? Жена Галланга?
Она покачала головой:
— Это неважно.
— Важно. Там еще были Эрин, Дуг Горслайн. И сам Галлант.
Она уже знала его безжалостную настойчивость в делах бизнеса, но сама столкнулась с этим впервые.
— Ничего особенного, мы с ним просто поспорили.
— О чем? Надо ли тебе принимать его ухаживания? Как далеко он зашел?
Ее начала раздражать эта настойчивость.
— Если тебя интересует, чего он добился, скажу сразу: ничего.
— Значит, добивался? — Не услышав ответа, он помрачнел. — Зачем ты его защищаешь? Что в нем такого, что заставляет делать это и тебя, и Маргарет, и даже его жену?
— Мы можем делать это из самозащиты, — ответила она, глядя на него, словно ища понимания.
— Дело в этом, или вы все в него влюбились?
— Конечно, нет! — сказала она с презрением.
— Может быть. Но результат тот же: иммунитет к тому, что он делает, и к нему самому.
— Это не так просто.
— Мужчины, которые делают все, что хотят, без последствий, считают, что им все можно.
— То есть я сама виновата в том, что Эдисон преследует меня?
— Нет, но есть поговорка: если враг нападает на меня, это его ошибка, если он нападает повторно — моя ошибка.
— Я не хочу мести, хочу только покоя.
— Бывает, что это одно и то же, когда надо положить конец опасности.
Она посмотрела в его глубокие серые глаза и сказала:
— Пожалуй.
В нем всегда была эта не бросающаяся в глаза жестокость, может быть, даже безжалостность. Можно было подумать, что он мог бы соблазнить ее, а потом от нее избавиться. Они молча глядели друг на друга. Взгляд его задержался на синяках у нее под глазами:
— Как ты себя чувствуешь?
Его интересует физическое или душевное состояние? Интересует ли его, насколько огорчил ее Эдисон, или ее переживания из-за того, что было прошлой ночью? Или ее реакция на эти бурные события? В любом случае ответ один.
— У меня все в порядке, — сказала она.
Он бросил мятые листки на поднос на серванте, потом обнял ее за плечи.
— Пора спать, — сказал он.
Почему-то ей взбрело в голову, что он имел в виду: спать с ним. Это было как бы утверждением их любовных отношений. Она даже надеялась, что так и есть. Больше того, его объятия казались ей чуть ли не райским блаженством. Она хотела только этого, только ласк этого человека, чтобы забыть все, что случилось на этой неделе и раньше.
Но он отпустил ее, когда они дошли до лестницы, ведущей в его спальню.
— Спокойной ночи, — повторил он.
— Спокойной ночи, — ответила она, поднимаясь к себе одна. Уже наверху она услышала, как за ним тихо закрылась дверь.
Риве не спалось. Она приняла душ, выключила свет, легла в постель, попробовала взбить подушку, поудобнее улечься. Это не помогало. Она лежала в темноте с открытыми глазами, стараясь не думать о Ноэле. Мысли не помогут. Зато все время вспоминался Эдисон.
Все, что он говорил и делал, как нарочно, всплывало в памяти. Ей казалось, что тут надо что-то понять. Она вспоминала каждое слово, каждый оттенок голоса, пока голова у нее не заболела от перенапряжения.
Одно она поняла, хотя, может быть, не до конца. Но вывод сделать можно. Эдисон с его эгоцентризмом и игрой человеческими жизнями превратил одного из окружающих в убийцу. К своему страху и гордости, она помогла этому.
Теперь оставалось только одно.