Любовь и месть

Глава 8

К середине сентября Пэм уже отдыхала на Родосе, где за ней ухаживала сестра.

— Я не позволю тебе так носиться вокруг меня, — запротестовала она было, когда Тони принесла ей завтрак.

Пэм сидела на большой белой кровати с сатиновыми покрывалами, наброшенными сверху; на ее плечах красовалась очаровательная накидка. Балконная дверь была распахнута настежь, и сквозь дверной проем струились солнечные лучи.

— Дарос настаивает, что сейчас тебе необходим абсолютный покой. — Девушка придвинула маленький столик и налила сестре кофе. — И мистер Латимер рассчитывает, что его инструкции будут выполняться. Вот, полстакана молока и один кусок сахара. Все так, как ты любишь!

Пэм подняла повлажневшие глаза:

— Тебе повезло, Тони, — он такой милый…

Антония пристроилась на краешке кровати и задумчиво взглянула на акрополь; на древние стены с башенками, казавшиеся коричневыми и подрумяненными в розовых лучах низкого утреннего солнца. У нее вырвался вздох. Отношения с Даросом, о которых девушка прежде страстно мечтала, развивались не так, как она надеялась. Правда, на прошлой неделе ее муж на несколько дней уезжал по делам, так что Антония не слишком часто виделась с ним с момента ее возвращения в Линдос. Однако в те редкие минуты, которые супруг проводил с Тони, он вел себя ни теплее, ни холоднее, чем в тот день, когда поцеловал ее, как ей тогда показалось, с некоторой нежностью.

— Ты права, он милый. — Собственное признание вызвало у миссис Латимер улыбку. Странно было соглашаться с сестрой, если учесть, что только недавно она считала своего мужа самым жестоким, скупым и высокомерным человеком во вселенной.

Две недели спустя, когда доктор разрешил Пэм плавать, они с сестрой отправились на пляж. Искупавшись в прохладной освежающей воде, девушки вылезли погреться на солнышке. Дети были в школе, а Дарос работал дома. Но через какое-то время мужчина присоединился к жене и Пэм. Он переоделся в яркие голубые шорты и белую рубашку с открытым воротом, а его глаза скрывали темные очки. Грек принес с собой книгу, но вскоре отложил ее и сел, подтянув к себе колени, созерцая причал крохотной бухты Святого Павла. Та была похожа на небесно-голубое озеро, окруженное темной каймой голой неровной вулканической породы.

Антония подняла голову и заметила, что ее сестра с задумчивым выражением лица наблюдает за Даросом. Она ему очень симпатизировала, это было очевидно. Однако сегодня Пэм выглядела озадаченной и встревоженной. Ведь недавно судовладельца видели с «другой женщиной».

Об этом эпизоде Пэм стало известно утром. Леонти упомянул о нем в разговоре с Тони, думая, что та одна. Девушки отправились в Линдос за покупками. Пока сестра выбирала что-то в книжном магазинчике, а миссис Латимер ждала ее снаружи, подошел Чаритос. Поприветствовав девушку дружеским «kalimera», он затем серьезно спросил:

— Кто та женщина, с которой я видел твоего мужа в Родосе?

Вспыхнув, Антония пролепетала неожиданно тоскливым голосом:

— Я не знаю.

Но она знала, потому что слышала, как ее муж назначает свидание своей бывшей невесте по телефону. Оливия несколько раз звонила ему до отъезда Тони в Англию к сестре. После возвращения в Грецию миссис Латимер часто гадала, виделись они или нет, пока она отсутствовала.

Ей хотелось встретиться с этой Оливией и оценить ее. Девушка считала соперницу потенциальной разрушительницей их с Даросом брака и, естественно, чувствовала, что сможет лучше сражаться, если будет понимать, какими силами обладает противница.

— Как она выглядела?

— Темноволосая, высокая и очень привлекательная, — описал парень. — Ты ее знаешь?

— Я… — Антония осеклась, потому что Пэм вышла из магазина. Лицо сестры побледнело, а взгляд был вопросительным и обеспокоенным. — Пэм, познакомься с моим другом, Чаритосом Леонти. Он живет в том великолепном особняке на склоне холма. В том самом, которым ты так восхищалась, когда мы на днях катались на машине.

— Да, я помню. — Девушка протянула руку, и Чаритос пожал ее.

— Могу я угостить вас кофе? — спросил он, указывая на таверну через дорогу. — Они готовят его с молоком, в том случае, если вам не нравится турецкий.

— Не думаю, что у нас есть время, — извинилась миссис Латимер, взглянув на часы. — Дети и так придут домой раньше нас. Они заканчивают в половине двенадцатого по средам.

— Конечно. У них длинная перемена в середине дня, — кивнул грек. — Ну что же, значит, в другой раз.

— Тони, — начала Пэм, когда девушки остались одни. — Я случайно услышала, о чем говорил этот молодой человек.

— Об Оливии, ты имеешь в виду? — уточнила Антония.

— Так, значит, ты ее знаешь?

— Я незнакома с ней, но мне известно, что она старая пассия моего мужа.

— И он встречается с ней… — мрачно заключила сестра. Ее широкий лоб нахмурился. — Ты никогда не рассказывала, как познакомилась с Даросом, — наконец отважилась спросить она. — Я интересовалась у тебя однажды, но ты ушла от ответа.

— Это длинная история, Пэм, и не слишком приятная, — неуверенно ответила девушка. — Я расскажу ее тебе как-нибудь в другой раз.

— Неприятная? — Сестра продолжала расспросы, несмотря на явное нежелание Антонии на них отвечать.

— Да, Пэм. Даже, скорее, очень неприятная. — Миссис Латимер ускорила шаги, направляясь к машине, припаркованной на площади. — Мне нужно подумать, — добавила Тони, когда они сели в автомобиль. — Я не уверена, что мне следует посвящать кого-либо в детали.

— Но ты должна! — горячо возразила сестра. — Ты только сильнее заинтриговала меня. Я же умру от любопытства!

У Антонии вырвался слабый смешок.

— Я расскажу тебе, Пэм, когда соберусь с духом.

— Эта Оливия, она замешана в твоей истории?

— Никоим образом. Она появилась позже.

— Ты к ней ревнуешь, Тони. — Пэм замолчала, подождав, пока машина минует опасный поворот. — Я вижу, что ты ревнуешь, а значит, беспокоишься. Я думала, ты так счастлива, — добавила она расстроенно. — Дарос такой замечательный. О, Тони, я думаю, тебе не о чем волноваться! — воскликнула сестра, принимая желаемое за действительное. За тот небольшой промежуток времени, который миновал со дня ее приезда на Родос, мистер Латимер начал еще больше восхищать ее.

Сейчас Пэм пристально наблюдала за ним, сидя на пляже. Грек, похоже, ощутил беспокойство девушки; повернувшись к ней лицом и одарив нежной улыбкой, он поинтересовался:

— Что случилось, Пэм? Мне кажется, ты чем-то встревожена.

— Нет… Действительно, нет. — Свояченица сумела весело улыбнуться ему в ответ. — Пожалуй, скоро нам с детьми надо будет думать об отъезде, — произнесла англичанка, меняя тему разговора. — Мы замечательно отдохнули, и я очень тебе благодарна. Я только не знаю, когда смогу вернуть тебе долг.

— Вернуть долг? — Дарос поднял брови. — Ты ничего мне не должна, Пэм. Мы наслаждались твоим присутствием. А что касается возвращения домой, то пока тебе нет нужды беспокоиться об отъезде. Дети привыкли к школе, и я не вижу необходимости увозить их из Греции.

— Но необходимость есть, — возразила девушка. — Я не могу сидеть у тебя на шее, Дарос.

— Это выражение мне не нравится, — нахмурился он. — Мы одна семья. Если у моих сестер появляется желание навестить меня, они так и делают. И ты тоже должна чувствовать себя моей родственницей. Считай этот дом своим, Пэм, и оставайся в нем столько, сколько захочешь.

Сестра посмотрела на Тони, и по выражению глаз не составляло труда прочитать ее мысли. Как столь благородный человек мог завести интрижку за спиной у жены? Это казалось невозможным.

— Дарос прав, Пэм. Не уезжай домой пока, — начала убеждать ее Антония. — Да и к чему тебе возвращаться? У тебя сейчас нет работы… По крайней мере, ты сказала, что твой босс написал тебе, будто не может оставить за тобой место. Он не изменил своего решения?

Мать семейства покачала головой:

— Нет. Мне в Линдос пересылают все письма, и с тех пор, как начальник сообщил, что ему придется заполнить вакантную должность, никаких известий от него не было. — Уголки ее губ опустились, и Пэм вдруг показалась несчастной и беззащитной. Миссис Латимер поглядела на своего мужа. Она чувствовала, что Дарос с радостью помог бы ее сестре финансово, но он, как и Тони, знал — гордость Пэм не позволит ей принять от зятя деньги. Ей придется разрешить судовладельцу заплатить за перелет в Англию ее самой и детей, но она была намерена вернуть долг, сколько бы на это не потребовалось времени. Конечно, Пэм ждет спор с Даросом. Антония понимала, что супруг наотрез откажется брать деньги у женщины, которая еле-еле сводит концы с концами. Но так как в ближайшее время подобного спора не предвиделось, девушка выкинула мысли о нем из головы. Тони очень тревожилась за сестру, и чем больше она думала о возвращении Пэм в Англию, тем меньше ей нравилась эта идея.

— Вот было бы здорово, если бы Пэм могла остаться здесь навсегда, — сказала она мужу вечером, после того как ее сестра легла спать.

— Я думал об этом, — последовал неожиданный ответ. Они стояли на веранде, потягивая напитки, прохладный морской ветерок обдувал их лица. — У нее нет на родине работы, так что ей, по сути, незачем возвращаться, верно?

— Да. Дом она снимала, — кивнула Антония. — У Фрэнка была не слишком большая зарплата, и у них не было времени встать на ноги, ведь дети родились вскоре после свадьбы.

— Я мог бы найти ей работу в Родосе. — Дарос свел брови, задумавшись. — Жаль, у меня нет ничего здесь, в Линдосе, потому что моей маме принадлежит очаровательный особнячок прямо на том холме…

— Твоей маме? — удивилась девушка. — Ты никогда не говорил мне об этом.

Ее муж улыбнулся.

— Помнится, я уже однажды заметил, что мы очень мало знаем друг о друге, — произнес он. — Тебе почти ничего не известно о моей семье, а я, за исключением Пэм и ее детей, абсолютно ничего не знаю о твоей. — Он осушил свой бокал и, пройдя в гостиную, налил себе еще. Бокал Тони стоял на маленьком столике в углу веранды, поэтому Дарос захватил бутылку с собой. — Скажешь мне, когда будешь готова, — сказал он, ставя бутылку на стол. — А теперь насчет дома. Мама собирается продать его, и мы можем сделать так, чтобы его цена была невелика.

— Но сестра не может позволить себе купить его, Дарос, — возразила Антония. — Твоя мама не сдаст ей дом? Нет, это бесполезно. У Пэм нет работы, а если она найдет себе место в Родосе, то не сможет жить здесь. Слишком далеко придется ездить. Что нам делать?

Мужчина вздохнул, и когда Тони посмотрела на него, то заметила на его лице раздраженное выражение.

— Я пытаюсь найти решение, — ответил ее муж тихо. — Если бы ты помолчала пару минут…

— Прости, — каясь, пробормотала Антония. — У тебя есть какая-то идея?

В его глазах что-то промелькнуло, когда он услышал кроткое извинение жены.

— Я говорил, что ты меня озадачиваешь, но на самом деле ты даже не озадачиваешь меня, а совершенно сбиваешь с толку. — Дарос глядел на нее, нахмурившись. — Ты не та девушка, на которой я женился. — Он помолчал немного, чтобы подчеркнуть важность своих слов. — Или та? Я никак не могу взять в толк, являются ли изменения в твоем характере результатом моих воспитательных действий, или, в сущности, перемен и не было.

Вопрос… Тупостью Тони не отличалась, но тем не менее она повторила, слегка покраснев:

— Не было изменений? — Ее длинные темные ресницы затрепетали. Мужчина не знал, смеяться ему или сердиться, даже до того, как она прибавила: — Я не понимаю…

— Нет? — Карие глаза сощурились. — Я тоже. Но не имеет значения. Думаю, ты сама все расскажешь, когда придет время. — И на этой многообещающей ноте он, закрыв исчерпавшую себя тему, переключился на проблему будущего свояченицы.

За дом, заверил девушку супруг, можно назначить такую низкую цену, что Пэм, нисколько себя не ограничивая, сумеет выкупить его в рассрочку.

— Я бы с удовольствием купил дом у мамы и подарил его Пэм, но с твоей сестрой благотворительность исключается.

— Она не примет подобный подарок, — кивнула Антония.

Неужели это был тот же самый человек, который не так давно презрительно осмеивал всех англичанок? Богач, который наотрез отказался дать жене какие-то сто фунтов для поездки в Англию? В конце концов мужчина, конечно, заплатил, но его ярость и угрозы в адрес влезшей в долги супруги совершенно не сочетались с нежной заботой о Пэм и готовностью потерять деньги на продаже дома ради того, чтобы небогатая мать семейства могла позволить себе его купить.

— Ты очень добр, Дарос, — сказала девушка благодарно. — Не знаю, почему ты принимаешь такое участие в судьбе моей сестры.

Грек взял свой бокал и задумчиво покрутил его между большим и указательным пальцами.

— Во-первых, Тони, я очень привязался к ее детям. Они многого лишились. Им необходима стабильность… И мужчина рядом, чтобы держать их в узде. Ребятишки на редкость резвые, и это замечательно, но только если приучены к дисциплине. Ситуация очень быстро может стать такой, какой была до их приезда сюда: Пэм на работе, дети сами по себе. — Муж категорично покачал головой: — Это не должно произойти.

Он улыбнулся Антонии и добавил, что если бы он был крестным детей, то обязан был бы содержать их в случае нужды и заботиться об их благополучии. Дарос считал себя их крестным и, следовательно, обязанным позаботиться о сорванцах. Тони прекрасно понимала, что он чувствует. В Греции семейные узы были сильны; каждый член семьи считал себя ответственным за благополучие любого из родственников, столкнувшегося с трудностями. А крестные несли еще большую ответственность. Крестный обязан, как говорил ее муж, обеспечивать своих крестников всем необходимым, если возникнет нужда. В свою очередь, к крестным здесь относились с глубоким почтением. Существовал религиозный праздник, когда каждый крестник обязан был пойти в дом своего крестного, встать перед ним на колени и поцеловать его руку.

— Во-вторых, — продолжил судовладелец, — я очень симпатизирую твоей сестре и восхищаюсь ею. И хочу облегчить ее бремя, которое она несет не по своей вине.

Хотя мужчина говорил подчеркнуто сдержанно и сухо, Тони подозревала, что им двигало не только развитое чувство долга, но и великодушие. Грекам вообще присуще стремление к неуклонному выполнению своего долга. Дарос был наполовину англичанином, но он следовал нормам поведения соотечественников его матери и говорил о Греции как о своей стране. Пэм получит помощь, в этом Антония не сомневалась.

— Работа, Дарос? — напомнила ему жена. — Ты сказал, что у тебя нет ничего в Линдосе?

— Да, у меня нет. Жаль… Подожди-ка! — Супруг щелкнул пальцами и спросил: — Пэм говорила мне, что занималась фотографией, верно?

Тони кивнула.

— Тогда я нашел ей работу!

— Да? Здесь?

— У меня есть друг, он профессиональный фотограф. От него через несколько недель уйдет ассистентка, которая выходит замуж, — пояснил мужчина. — Он много путешествует и, кстати, сейчас отсутствует, но его студия находится в саду его дома, здесь, в Линдосе. И именно там будет работать Пэм.

У Антонии словно гора упала с плеч.

— Я не знаю, как благодарить тебя, — начала она нетвердым голосом. — Никогда не думала, что ты можешь быть таким добрым.

Муж одарил ее долгим и тяжелым взглядом:

— А я не знал, что ты можешь быть такой чувствительной.

Но Дарос все еще не доверял супруге, и его манеры ничуть не смягчились. Более того, его губы сжались в привычную жесткую линию, и девушка, которая уже готова была заговорить, быстро прикусила язык. Что ей даст чистосердечное признание? Мужчина немного изменил отношение к ней, но на любовь или даже привязанность не было и намека. Признание в обмане с ее стороны лишь спровоцирует очередную ссору, а к этому Антония вовсе не стремилась.

— Надеюсь, Пэм согласится с твоими планами, — сказала Тони, пытаясь сменить тему разговора. — Она не должна догадаться, что ей оказывают благотворительную помощь.

— А никакой благотворительности и нет.

— Но ты же, по сути, даришь ей часть суммы, в которую оценивается дом?

— Это ерунда. Пэм ничего не заметит, потому что не имеет представления о местных ценах на недвижимость, — заверил ее супруг. — В любом случае, жилье тут гораздо дешевле, чем в Англии.

У Антонии не было причин для беспокойства. Сестра с энтузиазмом отнеслась к мысли о жизни на острове. А дети, которые в последнее время пребывали в несколько подавленном настроении из-за скорого возвращения домой, выразили свой восторг так шумно и буйно, что были отправлены Даросом на улицу. Их благоприобретенное послушание все еще изумляло Пэм, и она пробормотала признательно:

— Мне слов не хватит, чтобы отблагодарить тебя за такое количество добрых дел, Дарос!

— Тогда не надо пытаться ими воспользоваться, — мягко перебил ее хозяин дома. — Тони счастлива, что ты будешь жить поблизости, и я тоже. Ребятишкам здесь нравится, и они привыкли к школе. — Мужчина выразительно пожал плечами. — Зачем тратить слова, когда все и так счастливы?

Она рассмеялась:

— Ладно. Я больше не буду пытаться благодарить тебя! Но, — добавила англичанка уже более серьезным тоном, — я всегда буду чувствовать признательность глубоко в сердце.

Проигнорировав ее слова, Дарос произнес, поднимаясь, чтобы уйти:

— Кстати, Тони. Джулия приезжает в выходные. Она будет жить в комнате, где останавливался дедушка.

— Мы заняли все лучшие помещения? — спросила Пэм виноватым тоном, когда за ее зятем закрылась дверь. — Если я в комнате Джулии…

— Ты не в ней, — заверила ее Антония. — Золовка спала в комнате под башней, когда в прошлый раз гостила здесь.

Башня давным-давно исчезла, но комната под ней до сих пор сохраняла свое первоначальное название.

«Следует ли расспрашивать Джулию об Оливии?» — размышляла девушка все чаще по мере приближения пятничного вечера. Сестра Дароса, наверное, все равно уклонится от ответа и, наверное, смутится. А поскольку Тони знала, что и сама будет чувствовать неловкость, она решила не пытаться получить информацию о сопернице таким способом.

Не успела Джулия приехать, Антония уже догадалась, что та виделась с Костасом. Как только миссис Латимер осталась наедине со своей золовкой, та ей во всем призналась.

— Значит, вы поженитесь? — Хотя Тони была слегка шокирована, она обрадовалась за гречанку. Дарос будет недоволен, но, как уверяла его сестра, прежде всего он будет заботиться о ее счастье.

— Нет… — Джулия отвернулась, густо покраснев. — Я думала, когда мы были вместе, что Костас все-таки решил предложить мне руку и сердце, но все закончилось очередным прощанием.

— О! — Антония потрясенно уставилась на студентку. — Ты хочешь сказать, он просто использовал тебя? — Вопрос был не слишком тактичным, и к щекам Тони тоже прилила кровь. — Что именно произошло? Этот парень говорил о своем желании жениться на тебе?

Джулия покачала головой.

— Я приняла желаемое за действительное, — горько произнесла она. — Видишь ли, любимый позвонил мне и сообщил о своем намерении приехать отдыхать на Порос. Он попросил меня встретиться с ним там в отеле. Я сказала маме, что буду с подругой, и… поехала на Порос, чтобы встретиться с Костасом. Он был таким добрым и заботливым… А когда он попросил меня провести с ним ночь, я, естественно, подумала, что мы потом сыграем свадьбу.

За ее словами последовало долгое тяжелое молчание. Англичанке, упрямой и всегда осторожной, подобная наивность казалась невероятной. Доверчивость Джулии, второй раз поверившей Костасу, была выше ее понимания.

— Как ты собираешься поступить? — поинтересовалась наконец девушка. — Ты ведь теперь не можешь выйти замуж за Стефаноса.

— Ситуация не изменилась, — сказала студентка, и Тони недоуменно посмотрела на нее:

— Но ты же не любишь его.

— Я его не любила и прежде, когда Дарос посоветовал мне обручиться с ним.

— Послушай, Джулия: я знаю, что это не мое дело, и мне также известно, что у тебя на родине сватовство — норма, но если ты не любишь Стефаноса, не выходи за него, — посоветовала миссис Латимер. — Ты никогда не будешь счастлива.

— Я все равно не буду счастлива без Костаса.

— Он мерзавец, Джулия. Ты же понимаешь это.

— Я не первая девушка, которая влюбляется в мерзавца, — ответила студентка, криво улыбнувшись. А затем добавила: — Как бы мне хотелось, чтобы ты увидела его, Тони. Ты бы согласилась, что он самый привлекательный мужчина на земле.

— Он отвратительный внутри. Значение имеет лишь то, что спрятано внутри, Джулия, — поучительно сказала Антония. — Внешность может быть обманчива.

— Верно подмечено. — Дарос вошел в комнату и сел на диван рядом с сестрой, однако его взгляд был прикован к раскрасневшемуся лицу жены. — Я не слышал первую часть беседы, — обратился он к Тони. — О чем, моя дорогая, шла речь?

— Это не для твоих ушей! — Чуть не попались! Приди муж на несколько секунд раньше и услышь то, что говорила Джулия… — У нас женский разговор.

— Мне уйти? — сухо спросил мужчина.

— Конечно нет! — вставила его сестра. — Я не видела тебя много недель, а сюда приехала всего на пять дней. Чем ты занимался? Я виделась с дедушкой, когда была на Крите, и он сказал, что замечательно провел время в твоем доме.

— Он спокойно отдохнул, но мне показалось, он не очень хорошо себя чувствовал, — отозвался брат. — А что касается меня — я то работал, то развлекался.

— Тебе везет, Дарос. Ты можешь развлекаться тогда, когда захочешь, — завистливо вздохнула студентка. — Мне вот приходится вкалывать весь учебный год, а предаваться веселью я могу только на каникулах.

— Ты сможешь развлекаться, когда выйдешь замуж, — заметил мужчина. — Твой муж достаточно богат, чтобы нанять тебе кучу служанок, которые будут работать.

— Он мне еще не муж.

Сощурив глаза, грек посмотрел на сестру.

— Вы обручены, Джулия, — мягко напомнил он ей.

В ответ послышался дрожащий вздох. Антония поглядела на супруга. Тот повернулся и внимательно наблюдал за Джулией.

— Да, Дарос, я помолвлена. — Слова были произнесены почти шепотом. Судовладелец никак не мог не заметить отчаяния, прозвучавшего в них.

— Стефанос — хороший человек, и он будет добр к тебе, — попытался он утешить девушку. — Он обеспечен и происходит из прекрасной семьи…

— Я знаю! — Джулия вскинула руки в жесте смирения. — Я не собираюсь отказываться от своего слова.

— Искренне надеюсь, что это так. Я назначил свадьбу на июнь, когда ты сдашь последние экзамены, — сообщил ей брат.

Гречанка посмотрела на свои стиснутые ладони. Тони всем сердцем сочувствовала ей. Столько девушек, подобно ей, шли к алтарю, разодетые в пух и прах и ведущие за собой веселую толпу. И все ради того, чтобы выйти замуж за мужчин, которых выбрали их родители или другие люди, считавшие, что знают жизнь гораздо лучше. Самой поразительной деталью, по мнению Антонии, была неспособность этих людей учиться на собственном опыте. Когда их дочери подрастут, Джулия и Стефанос будут действовать согласно традициям и выдадут тех замуж за молодых людей, которых девушки, наверное, никогда не видели. А если жениха и невесту представят друг другу до свадьбы, то их знакомство этой встречей и ограничится, пока нареченные не станут мужем и женой.

— Я думаю, — сказала Тони супругу на следующий день, когда они сидели вдвоем после обеда, — преступление — заставлять девушку выходить замуж за нелюбимого человека.

— Ты имеешь в виду Джулию? — Губы Дароса сжались в жесткую линию.

— Она не любит своего жениха, которого ты для нее выбрал.

— Очевидно, она доверилась тебе, — заметил мужчина. — Она намекнула, что ее вынудили обручиться?

— Нет, — быстро ответила девушка. — Джулия сказала, ты посоветовал ей выйти за Стефаноса. — После недолгой паузы Антония спросила: — Какой он?

— Очаровательный молодой человек без вредных привычек, умный и богатый. Чего еще может желать женщина?

— Она может желать любви, — резко парировала жена. — Женщины стремятся к ней, знаешь ли!

Супруг приподнял брови:

— Для тебя, похоже, это слово не пустой звук. — Его вниманием завладели дети, которые возились в песке. С ними были Пэм и Джулия. — Если мне не изменяет память, — продолжил судовладелец своим самым сухим тоном, — ты считала, что ради денег жертвовать можно всем.

Девушка прикусила губу и подняла глаза.

— Мое положение было другим.

— Полагаю, тут ты права. — Внимание Дароса теперь привлекли две изящные белые яхты, плывущие к бухте Святого Павла. Скалы над бухтой потемнели, когда солнце скрылось за тучей. Перемена была поразительной, и игравшие на пляже дети посмотрели на небо, словно ожидая, не пойдет ли дождь. — Сколько рассказала тебе Джулия? — неожиданно спросил муж, вновь повернувшись к Тони. — Я так понимаю, ты знаешь о Костасе?

Девушка насторожилась.

— Джулия упомянула о нем, да. — Выдавать тайну золовки Антония не собиралась.

— Упомянула? — Казалось, супруг не поверил ее словам. — Она думает, что любит его.

— Я уверена, что любит.

— Но он не любит ее, Тони. — Голос Дароса стал вдруг печальным. — Если бы этот молодой бездельник хотел обручиться с Джулией, он бы давно уже обратился или ко мне, или к маме.

— Ты доволен предстоящим браком сестры и Стефаноса? — не удержалась от вопроса Антония и пристально посмотрела на мужа.

— Ты осуждаешь меня? — задал он встречный вопрос, высокомерно подняв бровь.

Девушка склонила голову. Чувствуя себя неуютно, она пробормотала:

— Я не вправе осуждать тебя, Дарос. Но Джулия несчастна, и… и мне кажется, ей надо позволить разорвать помолвку. Если она захочет, конечно.

— Значит, она не утверждала, будто хочет разорвать помолвку? — уточнил грек.

Тони отрицательно покачала головой. Она лезла не в свое дело.

— Она только сказала мне, что не любит своего жениха. Я же не выдала ее секрет, — добавила Антония, всматриваясь в лицо супруга. — Ты знал, что она не любит Стефаноса.

— Гречанки выходят замуж не ради любви, — напомнил судовладелец.

— Поэтому здесь столько несчастливых браков.

Дарос тихо выругался.

— Я не принуждал Джулию, — рявкнул он.

— Ты позволишь ей разорвать помолвку, если она захочет? — настаивала девушка.

Брови ее мужа сошлись у переносицы. Возникло такое впечатление, что он пытается разрешить запутанную проблему.

— Я должен попросить тебя не вмешиваться в судьбу моей сестры, Тони, — произнес Дарос наконец. — Видишь ли, в ее жизни произошли некие события, о которых тебе неизвестно.

Ее глаза встретились с его, и пульс Антонии участился. Знал ли он тайну Джулии? Нет, он наверняка не догадывался о ней, иначе он не был бы так спокоен.

— Извини, — прошептала девушка. — Это действительно не мое дело.

— В каком-то смысле это твое дело, — вздохнул мужчина. — Я помогаю твоей сестре, и в обычных обстоятельствах твоим долгом было бы поддержать мою сестру. Но к несчастью, сложившиеся обстоятельства нельзя назвать обычными, — произнес он с сожалением. Даросу все известно, теперь Тони была в этом уверена. Почему же тогда он не выбранил Джулию? — Будет лучше, если девочка выйдет за Стефаноса, — произнес грек тихо. В его голосе звучали доверительные нотки, словно он на самом деле не был против вмешательства жены в эту семейную проблему.

«Лучше, если девочка выйдет за Стефаноса». Глаза Антонии засияли, когда ее осенила гениальная догадка, и девушка совершила непоправимую ошибку.

— Стефанос влюблен в Джулию? — предположила она.

Мужчина бросил на нее пронзительный взгляд:

— Почему ты так решила?

Девушка покраснела и принялась смущенно барабанить пальцами по столу.

— Я н-не знаю. Просто м-мысль в голову пришла.

— Основанная на чем?

Тони помотала головой и стала нервно оглядываться по сторонам, словно отыскивая путь к бегству.

— Похоже, сестра во всем тебе призналась, — прозвучало утверждение. Жене оставалось лишь кивнуть, потому что врать было бесполезно. — Мне она, понятное дело, не говорила, — продолжил судовладелец бесстрастным тоном. — Я узнал о ее… проступке от своего друга, чей сын учится в Афинском университете. Естественно, я предпочел бы, чтобы Джулия стала супругой Костаса, и я намекнул, что ее счастье для меня драгоценно, хотя ее избранник беден, а Стефанос богат. Однако этот самый Костас, очевидно, не хочет просить руки моей сестры, и ни один другой мужчина не возьмет ее в жены, поэтому у Джулии выбор невелик.

— Ты вынужден был сообщить Стефаносу о… о… — Тони осеклась, пытаясь подобрать подходящее слово. — Я догадалась, поэтому и решила, что мужчина влюблен в нее. Ведь Стефанос, очевидно, примирился с этим.

Дарос кивнул.

— Он обратился ко мне, желая жениться на Джулии, и мне пришлось рассказать ему правду, — подтвердил он. — Естественно, молодой человек был потрясен и расстроен, но не отказался от намерения обвенчаться с ней. Сестре очень повезло, потому что в этой стране подобный неблагоразумный поступок обычно полностью лишает девушку шансов выйти замуж.

— Повезло ли ей, Дарос? — засомневалась Антония. — Будет ли она счастлива с человеком, которого не любит?

— Либо она будет супругой Стефаноса, либо останется старой девой, — сухо отметил хозяин дома. — Главная цель гречанки — выйти замуж и нарожать детей.

После непродолжительного молчания Тони вслух выразила свое удивление его спокойным восприятием случившегося.

— Ты кажешься таким чутким, Дарос. Разве ты не сердишься на Джулию?

Губы мужчины сурово сжались.

— Сначала сердился, — признался он, подумав. — Но потом моя английская половина победила. Я с удивлением обнаружил, что отношусь к безрассудному поступку сестры терпимо и реалистично. Жизнь юных девушек в большом мире, в университете, сильно отличается от их прежнего замкнутого существования в родительском доме. Они вдруг оказываются свободными, свободными увлечься мужчинами, чего в обычных обстоятельствах никогда бы не случилось. Если бы только им не повезло влюбиться уже после свадьбы. Эти девочки, которых до сих пор охраняли отцы и братья, остаются без защиты. Они невинны и неопытны. — Грек говорил мягко, его голос был наполнен теплом и сочувствием.

Антония уставилась на мужа, лишившись дара речи и чувствуя стыд. Среди вызывающих чувство вины воспоминаний были его забота о благополучии детей, его щедрость к Пэм и даже его недоумение, вызванное поведением жены, которая почему-то из кожи вон лезет, пытаясь сделать его жизнь невыносимой. Сколько нового девушка узнала о супруге! Если бы только она встретила Дароса до того, как он познакомился с Оливией. Она знала теперь, что у него были причины осуждать англичанок. Возможно, в то время рана, нанесенная Оливией, была свежа и болела. Оливия… Как далеко зашло их воссоединение? Тони не хотелось забивать голову этими мыслями, и она отбросила их.

— Ты утверждаешь, что ни один другой мужчина не женится на Джулии, — с сомнением в голосе произнесла она. — Но предположим, какой-нибудь молодой человек воспылает к ней страстью и она ответит взаимностью?

— Он не захочет жениться на сестре, узнав правду, — отозвался супруг. — А он узнает ее, потому что будет катастрофой для девушки, потерявшей невинность, выйти замуж, не признавшись жениху во всем. Ее муж может сразу же развестись с ней, и, скорее всего, так и сделает.

— Нет, если будет любить ее! — воскликнула Антония страдальческим голосом.

— Требование сохранять целомудрие до свадьбы непререкаемо, и поэтому Джулии по-настоящему повезло, что такой просвещенный человек, как Стефанос, влюбился в нее, — объяснил грек. — Я, честно говоря, не верю в возможность повторения подобного. Сестра правильно сделает, согласившись на его предложение.

Тони раздраженно встряхнула головой, выдав тем самым свои чувства. Она постаралась направить беседу в нужное ей русло, желая получить ответ на вопрос, мучавший золовку.

— Будет ли Стефанос ждать признания от самой Джулии?

— Я уже говорил, он хороший человек, и, думаю, ты согласишься со мной, — начал мужчина. — Если Джулия признается, он простит ее. А если сестра промолчит, муж не будет винить ее, и она никогда не узнает, что я выдал ее тайну.

— Да, похоже, он хороший человек, — вынуждена была признать Антония. А затем с любопытством добавила: — Почему ты не сказал Джулии, что тебе все известно?

— Я не понимал, какой в этом смысл, — отозвался Дарос. — Сестра бы потом всю жизнь чувствовала неловкость в моем присутствии. Я очень люблю ее, Тони, и, если наши отношения станут натянутыми, это не принесет пользы ни ей, ни мне.

Довольно долго после ухода мужа миссис Латимер размышляла об их разговоре и о терпимости и чуткости, проявленной греком в отношении неблагоразумного поступка его сестры. Она никогда бы не поверила, что такое возможно. Суровое осуждение и презрение гораздо больше соответствовали образу того мужчины, за которого Антония вышла замуж. Мужчина, за которого она вышла замуж… Судовладелец утверждал, что она не та женщина, на которой он женился, но и этот новый Дарос был не тем человеком, с которым она заключала супружеский союз.

Мысли Тони вернулись к Джулии. Девушка чувствовала облегчение при мысли, что, если ей снова будет задан мучивший студентку вопрос, она сможет дать своей золовке совет.

И вопрос был задан страдальческим голосом, сопровождаясь горькими слезами.

— Ты должна открыться ему, без сомнения, — ответила Антония, не колеблясь ни секунды. — Я уверена, он простит тебя.

— Ты… — Плач прекратился, и Джулия уставилась на свою невестку. — Почему ты так решила? Ты даже не встречалась со Стефаносом.

— Он хочет жениться на тебе, Джулия. Вероятно, потому, что любит тебя.

— Он никогда не говорил мне этого, — робко возразила гречанка.

— А у него была возможность? — спросила Тони, и золовка отрицательно покачала головой.

— Не было, потому что мы никогда не оставались наедине.

Миссис Латимер улыбнулась:

— Тогда почему бы тебе не подождать, пока вы останетесь одни, и тогда ты, может быть, узнаешь, что он хочет обвенчаться с тобой по любви. — Она увидела, как последние капли слез исчезли с очаровательного личика гречанки и как на нем появилась робкая улыбка.

— Я никогда об этом не думала, — призналась Джулия, в голосе которой смешались неуверенность и надежда. — Ты и вправду веришь, Тони, что если Стефанос любит меня, то простит мою ошибку?

— Я уверена, он простит, — кивнула Антония и тут же добавила: — Но, Джулия, ты не должна никогда больше встречаться с Костасом.

Студентка энергично замотала головой. В ее глазах светилось раскаяние.

— Никогда! О, Тони, интересно, права ли ты! Каким же для меня будет облегчением, если Стефанос все-таки захочет жениться на мне после… после того, как узнает. — Она подняла глаза, которые снова заблестели от слез. — Понимаешь, я очень боюсь, что Дарос узнает о моем грехе. Он добрый, но этого он мне не простит. Он вычеркнет меня из своей жизни навсегда!

Значит, даже Джулия на самом деле не знала своего брата.

— Ты сможешь полюбить Стефаноса? — полюбопытствовала невестка.

Воцарилось недолгое молчание перед тем, как девушка ответила:

— Наверное, когда забуду Костаса. — Она задумчиво кивнула. — Да, я думаю, что смогу полюбить своего супруга. — Джулия улыбнулась. — Я постараюсь, ведь, по словам моего брата, он хороший человек.

Вполне вероятно, у этой истории все-таки будет счастливый конец. Антония страстно надеялась на это. «А у моей собственной истории?» — уныло думала девушка. Ее жажда абсолютной гармонии в отношениях с мужем могла быть порождена лишь любовью. С осознанием этой истины пришел страх. Полюбит ли ее когда-нибудь Дарос? Тони не могла вообразить себе подобного, и ее будущее представлялось ей тоскливым и одиноким, полным несбывшихся мечтаний.