Любовь и война

Глава 17

Тревис приказал Сэму Бачеру ехать вперед и как можно скорее отыскать генерала Гранта. Правда, в его отряде было нет так уж много солдат, но все они, черт побери, были лихими воинами, располагали отличными лошадьми и оружием. Кроме того, всех их можно было назвать и снайперами, редко допускавшими промахи, тогда как обычные стрелки, манкировавшие упражнениями на мишенях, не могли похвастаться подобной меткостью.

Тревису следовало присоединиться к Гранту, прежде чем генерал Альберт Сидней Джонстон успеет перегруппировать свои силы и бросить их в атаку. Джефферсон Дэвис, президент Конфедерации, отдал в подчинение Джонстону все войска на западе. О Джонстоне отзывались как о самом способном из всех профессиональных военных, примкнувших к южанам. Он окончил в свое время Вест-Пойнт[9] с высшим баллом, и Тревис не сомневался: даже после разгрома, учиненного ему в форте Генри, этот полководец сумеет оправиться чрезвычайно быстро. Про него говорили, что он может отступить, но не сдаться полностью.

Наступил вечер 6 апреля 1862 года. И прежде чем к ним вернулся на взмыленной лошади Бачер с сообщением, что Джонстону удалось-таки набрать достаточно войска, чтобы начать атаку возле города Шайло, земля под их ногами загудела, сотрясаясь от отдаленной канонады.

Китти вздрогнула, что было сил вцепившись в поводья. Где-то на горизонте садилось солнце, знаменуя конец этого дня. Станет ли он также концом ее жизни? До сих пор она знала об ужасах войны лишь понаслышке, и вот теперь с каждым шагом приближалась к этому ужасу наяву. Китти подняла глаза на Колтрейна, ехавшего впереди. Капитан почти не разговаривал с ней после эпизода на поляне, когда он застрелил раненого мальчишку. Означало ли это, что Колтрейн страдает оттого, что оборвал чью-то жизнь? Китти сильно сомневалась. Такие, как он – самоуверенные, наглые типы, – считают своим правом вертеть окружающими по своему усмотрению и даже распоряжаться чужой жизнью. Нет, он не страдает. Его настроение объясняется тем, что ему не терпится оказаться в гуще боя, где он дал бы волю своим кровожадным инстинктам.

Она слушала, как Бачер, захлебываясь от нетерпения, рассказывал о том, что сумел разузнать.

– Мне пришлось укрыться в большом дупле, поджидая наших солдат. Господи, мимо меня столько прошло этих Джонни Ребов, словно колонна кочующих муравьев! Вся округа так и кишит ими, капитан…

– Ты выяснил, где расположился капитан Грант? – нетерпеливо прервал его Тревис.

– Так точно, сэр. Его армия стоит на западном берегу реки Теннесси, возле местечка Питсбург-Лэндинг. Тот солдат, с которым я разговаривал, объяснил, что их лагерь разбит вокруг небольшой сельской церкви – местные зовут ее церковью Шайло – и она находится примерно в двадцати милях от Коринфа. Джонстон атаковал их нынче на рассвете.

Тревис выругался, стукнув себя кулаком по ладони:

– Так я и знал, что Джонстон пронюхает о наших отрядах, идущих на помощь Гранту! И он захлопнул ловушку. Да, этот Джонстон – малый не промах! – И он снова обратился к заметно расстроенному Бачеру: – А что, наши солдаты не говорили, что Грант побеждает?

С трудом переводя дух, Сэм ответил, сильно побледнев:

– Нет, сэр, он не побеждает. Его прижали вплотную к реке Теннесси. И если из Нэшвилла сюда не пробьется генерал Булль со своими двадцатью пятью тысячами пехоты – всем нашим будет крышка, и самому генералу Гранту тоже.

– Ну ладно. – И Тревис воскликнул, обращаясь к Китти и примерно десятку своих солдат, стоявших рядом: – Мы направляемся на помощь нашим войскам! Реку можно будет пересечь немного ниже по течению. Местность наводнена Ребами, и нам не удастся пробиться незамеченными. Поэтому придется ждать темноты. Когда мы выступим, я требую, чтобы все до одного соблюдали тишину и осторожность и не отставали, следуя за мной!

Его взгляд остановился на Китти, тут же спросившей:

– Почему бы не отпустить меня сейчас? Я стану только обузой на марше!

– Вы понадобитесь нам, если войскам генерала действительно пришлось так туго, как мы слышали. А пока будете тише воды ниже травы!

Солдаты с серьезными лицами стали проверять оружие и седла, началась подготовка к трудному и опасному рейду. Где-то совсем рядом кипел бой, и им вскоре предстояло очутиться в самой его гуще. Не было ни сил, ни желания думать в такую минуту о чем-то ином.

Стемнело. Колтрейн дал сигнал выступать. Сначала отряд ехал в полной тишине, не было заметно никаких признаков военных действий. Но уже подъезжая к реке, они почувствовали запах пороха, а через некоторое время до них стал долетать другой запах, от которого многих замутило. Этот отвратительный сладковатый запах был слишком хорошо знаком Китти – так пахла свежая кровь.

Речная гладь сверкала в ночи, как огромное черное зеркало. Неподвижность темных вод была нарушена конным отрядом, бесшумно вступившим в течение реки. Тревис держался бок о бок с Китти: не выпуская из рук поводья ее лошади, он увлекал пленницу за собой. Она молчала. Обратить на себя внимание своих соотечественников означало верную гибель как для нее самой, так и для ненавистных янки.

Наконец отряд ступил на топкий западный берег Теннесси. Бачер поскакал вперед на условленное место встречи с человеком, который должен был их провести в ставку генерала Гранта. Раздалось уханье совы – причем даже Китти было ясно, что оно фальшивое, – и молчаливая цепочка вступила под густую сень прибрежного леса. Солдаты тихо перешептывались о том, что разведчикам удалось выследить, где укрываются ударные силы генерала Булля. И на рассвете мятежникам был приготовлен неприятный сюрприз.

Неподалеку раздался чей-то предсмертный хрип, и Китти поняла, что они проникли в расположение войск генерала Гранта и в непосредственной гибели от нее прощаются с жизнью многие сотни раненых солдат. В отблесках бивуачных костров были видны полевые хирурги, собиравшие свою кровавую жатву; осколки костей там и сям торчали из кровавого месива ран.

Озираясь с расширенными от ужаса глазами, Китти чуть не свалилась с лошади, тогда Тревис легонько подтолкнул ее, предлагая спешиться. Подхватив девушку за талию, он отвел ее к ближайшей палатке.

– Ради Бога, леди, прошу вас, помогите! – закричал кто-то. – У меня больше нет ног… Я не хочу жить… пожалуйста, кто-нибудь, прикончите меня!..

– Ну как, тебе по-прежнему так важно, какой мундир на них надет? – язвительно спросил Тревис, заглядывая ей в глаза. – Когда они вот так кричат и молят – это все еще важно?

– Пожалуй… пожалуй, нет… – испуганно покосилась на него Китти. – Все они люди, и среди них может оказаться мой отец. – Ее голос прерывался, и капитан ободряюще сжал ее локоть, словно и вправду сочувствовал. «Но разве ему доступно это чувство? – подумала про себя Китти. – Разве он может сострадать чужому горю?»

Они переступили порог палатки, и темноволосый длиннобородый человек, меривший шагами тесное пространство, остановился и сердито воззрился на них пронзительными глазами.

– Капитан Колтрейн, сэр, – лихо отсалютовал Тревис, – я явился на помощь…

– Но после того как я потерял в сегодняшнем сражении тысячи бойцов, – рявкнул генерал, но тут же замахал руками и закивал: – Извини. Я не виню тебя ни в чем, капитан. Дюжина твоих молодцов вряд ли смогла бы предотвратить то, что творилось тут на протяжении всего дня.

Он подошел к столу, где стояла бутылка виски, налил янтарную жидкость в два бокала, один протянул Тревису, а другой пригубил сам.

– Им все же удалось застать нас врасплох, к счастью, ни один федерал не был убит во сне. Но мы сумели быстро перегруппироваться под прикрытием ночи и знаем, где находится ставка генерала Булля, и завтра с первыми лучами солнца нанесем по ней удар. – Тут его взгляд обратился к Китти, как будто он только сейчас ее заметил. Вопросительно подняв бровь, он посмотрел на Тревиса, ожидая разъяснений.

– Мы настигли тех, за кем вы нас посылали, сэр, – негромко рапортовал Тревис почтительным тоном. – Их главарю по имени Люк Тейт удалось скрыться. Эту молодую особу мы обнаружили в их логове. Она – южанка…

Во взгляде генерала возникло нечто, заставившее Китти обиженно воскликнуть:

– Да как вы смеете на меня так смотреть? Очевидно, вы думаете, что я увязалась за ними в поисках приключений! Как я все время пыталась втолковать этому… этому капитану. – Китти метнула сердитый взгляд на Колтрейна: – Люк Тейт похитил меня и держал в плену. Я просила, я умоляла отпустить меня домой, в Северную Каролину, но он отказался, и вот я здесь! – В запальчивости она подалась вперед, и Тревис сделал движение следом за ней как будто из страха, что его пленница набросится с кулаками на генерала. – Кто бы вы ни были, вы явно считаетесь здесь важной персоной, – продолжала она. – Может, хоть вы отпустите меня, или же это в обычае у янки – похищать ни в чем не повинных женщин?!

– По-моему, это в обычае у джентльменов с Юга, – парировал Грант, теребя бороду, – если только вы рассказали правду. Ну так зачем ты привел ее сюда? – снова спросил он у Тревиса.

– Один из убитых нами бандитов оказался с ампутированной рукой. Операция была сделана по всем правилам вот этой юной леди.

– Неужели? – удивился генерал. – В это даже трудно поверить! Да ведь вы можете принести огромную пользу! После боя я приглашаю вас отобедать со мной и рассказать поподробнее, как вам удалось выучиться на доктора. – И он повелительно кивнул Тревису: – Проводи ее до полевого госпиталя, а потом с докладом явишься ко мне. Надо обсудить план размещения тяжелой артиллерии вдоль речного русла.

Найти дорогу до ближайшего госпиталя не составило труда – нужно было просто выбрать тропинку, вдоль которой валялись груды мертвых и полумертвых солдат.

Китти увидела страдания, о существовании которых и не догадывалась: люди, у которых была снесена часть лица, или такие, которым снаряд угодил в живот, и они лежали, дожидаясь смерти, а их внутренности валялись рядом, смешанные с грязью. Один, совсем еще молоденький, свернулся, как ребенок, на рваном одеяле и баюкал свою оторванную ногу, истекая кровью.

Войдя в освещенную лампой палатку, Китти увидела скользкий от крови стол и груду отрезанных рук и ног по одну его сторону. Перепачканный кровью хирург сердито уставился на непрошеных гостей:

– Черт побери, только женщин здесь не хватало. Что ей нужно?

– Она может заниматься вот этим ничуть не хуже вас, док, – рявкнул Тревис. – А теперь потрудитесь дать ей стол и нож и обеспечьте работой.

– Я… я не думаю, что справлюсь… – испуганно запротестовала Китти. Единственная операция на единственном пациенте – это одно, а вот такое массовое отсечение людских конечностей может привидеться только в страшном сне. – Нет… Пожалуйста, уведите меня отсюда…

– Вот видите? – сердито взмахнул в ее сторону окровавленной пилой хирург. – Мне вовсе ни к чему здесь визг и обмороки. А теперь убирайтесь.

– Послушайте! – Тревис с силой тряхнул ее за плечи. – Если бы ваш отец лежал вот так, полумертвый, вы бы хотели, чтобы нашелся человек, который спас его? А теперь подумайте обо всех этих людях – не важно, федералы они или нет, – каждого из них тоже кто-то любит не меньше, чем вы любите своего отца! И все они хотели бы, чтобы вы помогли их любимым!

Китти подняла лицо и заглянула в холодные серые глаза. Его тонкие ноздри трепетали от ярости. Она не в силах была двигаться и даже говорить. Звук упавшей на пол очередной отрезанной конечности заставил Китти нервно вздрогнуть.

– Я должен был догадаться, – презрительно бросил Тревис, отпуская ее плечи. – Я должен был догадаться с самого начала, что все это лишь пустая бравада! А как только дойдет до дела, вы превратитесь в самую заурядную хнычущую бабу. Убирайтесь на все четыре стороны! Смотреть на вас тошно!..

И он толкнул ее к выходу из палатки, но Китти развернулась и с силой отбросила его руку.

– Не смейте прикасаться ко мне! – угрожающе прошипела она. – И не смейте говорить со мной в таком тоне! Если дойдет до дела, то я справлюсь с этим не хуже любого доктора!

– Так докажите это!

Их яростные взоры пересеклись. Вызов был брошен. Оттолкнув Тревиса с дороги, Китти подошла к столу хирурга и нарочито вежливо проговорила:

– Я приступаю к работе. Что бы вы могли мне поручить?

Довольно ухмыляясь, Колтрейн выскользнул из палатки, а Китти уже распоряжалась санитарами, показывая, где поставить еще один стол и куда нести следующего раненого.

Очень скоро ее одежда, как и у хирурга, насквозь промокла от крови. Лечить раненых было тяжким трудом. Как только она заканчивала обрабатывать рану одному солдату, его торопливо уносили прочь, а место на столе занимал другой. Бесконечная череда ужасных увечий!

О Господи, неужели ей суждено длиться вечно – этой веренице растерзанных, изувеченных тел, вливавшихся с одной стороны в духоту палатки и исчезавших с другой? «Парад полутрупов, – устало подумала Китти. – Боже, только бы он кончился поскорее. Только бы он кончился до того, как я сойду с ума и выскочу из палатки с дикими воплями. У меня больше нет сил продолжать!»

А раненых все несли и несли. Кто-то сунул Китти в руки чашку кофе, и она осушила ее одним глотком. Затем ей дали глоток крепчайшего самогона, и она почувствовала, как огонь разливается по ее телу. Но, по крайней мере, это дало Китти силы снова взяться за работу.

С первыми лучами, как и обещал генерал Грант, расположившаяся вдоль речного берега артиллерия начала обстреливать конфедератов. Из разговоров санитаров Китти поняла, что генерал Грант дождался подкрепления. К нему пробился генерал Булль. И все как один твердили, что федералы выиграют этот бой. Они с успехом пустили в дело картечь – небольшие снаряды размером с апельсин, убивающие наповал в радиусе семисот ярдов. Они стреляли также снарядами Канистера, начиненными металлическими шариками размером со сливу, разлетающимися на триста ярдов от места взрыва. А еще у них на вооружении есть «наполеоны» – так назывались гладкоствольные гаубицы, с которыми ничто не могло сравниться по мощи. Они косят мятежников сотнями – направо и налево!

Среди солдат царило ликование оттого, что гибло столько конфедератов. Но разве они ослепли, разве не замечали, что и сами купаются в крови? Разве их не трогала картина мук и увечий, от которых страдали обе стороны? Неужели гибель врага столь ценная вещь, что за нее не жалко отдать жизнь своего товарища?! Нет, этого она не могла понять.

На окровавленный стол уложили юношу не старше девятнадцати лет с оторванной нижней челюстью. Китти, осторожно стирая кровь с его лица, прикидывала, сможет ли хоть чем-то облегчить предсмертные страдания солдата. Снаружи кто-то крикнул, что конфедераты дрогнули и бегут. И в ответ раздался радостный клич из глоток сотен лежащих на земле раненых – кричали все, кто еще мог дышать.

Китти почувствовала себя предательницей. Ее земляки отступают, истекая кровью, в то время как она торчит в этой вонючей палатке и пытается помочь их врагам. А что, если там, в гуще боя, оказался и ее Натан? Что, если он ранен? Вот этот мальчик, который даже стонать больше не может, мог послать роковой заряд в грудь любимого человека. И ей предлагают спасать его? Господь свидетель, она не в силах! Она не в силах шевельнуть пальцем, чтобы спасти жизнь еще одному янки…

Хлороформ. Она может воспользоваться хлороформом, якобы для того, чтобы усыпить раненого на время, пока будет обрабатывать рану, но даст ему смертельную дозу. Док отлично обучил ее пользоваться хлороформом, и к тому же она перечитала по этому вопросу все книжки в его скудной библиотеке. Она может облегчить солдату уход из жизни, а потом, пока его будут уносить, выйдет из палатки и скажет, что хочет немного подышать свежим воздухом. А на самом деле постарается уйти, она доберется до самой реки и, если повезет, догонит отступающих конфедератов. Вряд ли кому-то взбредет в голову стрелять по женщине!

Внезапно Китти ощутила рядом чье-то присутствие. Она обернулась и увидела грязное, искаженное мукой лицо доктора. Его губы беспомощно дрожали, а глаза заволокло туманом.

– Это… это выше моих сил… – прохрипел он. – Такая бойня…

Китти не устояла перед искушением выплеснуть все отчаяние, накопившееся за эту ужасную ночь, на первого человека, заговорившего с ней о том, что волновало и ее.

– Но ведь вы, янки, именно этого и добивались, не так ли?! – закричала она. – Вот этой бойни, этой крови, этого ужаса и страданий? Именно этого вы хотели, когда принялись диктовать Югу, что он должен и чего не должен делать! А вот теперь, когда война идет полным ходом и ваши люди гибнут и страдают так же, как и наши, вам это не нравится. Ну, что до меня, то хватит – больше я не помогу ни одному янки!

Доктор опустил глаза на еле слышно стонавшего мальчика на ее столе и прошептал:

– Мисс, я не янки. Я тоже южанин, как и вы, и попал в плен возле Булл-Рана, и меня силой заставили лечить федералов…

Китти изумленно посмотрела на него. Вот уж неожиданное открытие!

– Но как же вы можете? Как вы можете простаивать тут часами и подстегивать себя кофе и виски, чтобы простоять еще, заштопывая одного янки за другим? А они вернутся в строй и снова будут убивать наш народ?!

Раненый мальчик громко застонал и вдруг затих. Китти поняла, что он был мертв.

Доктор трясущейся рукой погладил его по лбу.

– Я уговаривал себя, что однажды смогу помочь кому-нибудь из дорогих мне людей, если они угодят ко мне на стол… что я обязательно спасу их… но я ничего не смог поделать…

Китти изумленно смотрела, как он, обливаясь слезами, ласково гладил по голове мертвого янки.

– Это был мой сын… – рыдая, вымолвил он. – Не янки, а мой сын!!!

Китти не могла больше вынести этого! Она опрометью выскочила из палатки. В общей суматохе никто ее не заметил. Спотыкаясь, Китти побежала в лес. Где эта проклятая река? По какой дороге наступают янки? По какой отступают конфедераты?

Забравшись в самую чащу леса, Китти продолжала мчаться во весь дух, не разбирая дороги, раздирая в клочья платье. Неожиданно она остановилась: перед ней лежал труп человека, одетого в форму федерала. Значит, она уже приближается к задним рядам отступающих южан. Если хватит сил пробежать еще немного, то она вполне сможет догнать уцелевших конфедератов. Китти в тоске огляделась. Боже праведный, да здесь и шагу ступить нельзя – кругом одни трупы! Как будто сама смерть расстелила под ногами этот отвратительный, кощунственный ковер!

Скоро стемнеет. Но утром обе стороны почем зря начнут стрелять по всему, что движется. Кроме того, одержавшие победу янки ринутся вперед, окружая и захватывая в плен всех, кто попадется. Так что в ее распоряжении ночь. Если до утра она не догонит основные силы конфедератов, ее схватят снова.

Значит, надо двигаться вперед во что бы то ни стало. Внезапно Китти услышала шепот – едва различимый, он все же достиг ее ушей:

– Пожалуйста… помогите… пожалуйста…

«Ну уж нет! – с ужасом подумала она. – Я больше не в состоянии помогать никому, только самой себе. Я должна идти. Я не имею права останавливаться!»

– Пожалуйста… Боже, неужели правда… мисс Китти…

Китти остолбенела. Ее назвали по имени. Кто-то назвал ее по имени! Нет, не может быть. Она бредит. Она так измотана, так убита горем, что у нее начались галлюцинации. Док ведь говорил, что такое часто бывает! Надо поскорее выбраться из этого царства смерти, иначе она лишится рассудка!

– Мисс… Китти… – опять донеслось до нее.

Китти замерла на месте. Что-то заставило ее обернуться. Девушка в волнении стала переводить взгляд с одного трупа на другой – здесь они лежали буквально плечом к плечу.

– Мисс Китти… умоляю…

И тогда она увидела его – солдата в окровавленном сером мундире, чуть приподнявшего голову. Натан?.. Возможно ли это?.. Осторожно, затаив дыхание, она подошла поближе. Нет, это не Натан – кто-то совсем молоденький, гораздо меньше ростом.

А в следующий миг горестный крик вырвался из ее груди – Китти узнала Энди Шоу, беспомощно тянувшего к ней руки.

Она ринулась было, чтобы обнять его, но вовремя спохватилась – мальчик ранен, и неосторожное движение может стоить ему жизни. Огромное кровавое пятно на груди юноши подтверждало ее опасения.

– На нас налетела кавалерия… – с трудом проговорил он. – Они порубили почти всех на этой поляне. Вот и мне досталось шашкой. По-моему, он попал в бок, но болит вся грудь…

Китти дрожащими пальцами расстегнула рубашку. Вытерев кровь подолом юбки, она увидела, что на боку у Энди действительно зияет открытая рана. Однако она не была смертельна, при надлежащем уходе и лечении он поправится. Его нельзя было оставлять здесь.

– Ты смог бы двигаться?

– Нет… – шепнул он. – Даже говорить… больно… Я глазам не верю… неужели это вы…

– Да, слава Богу, это я! Я пыталась сбежать от этих проклятых янки, чтобы догнать отступающих южан. Может, то, что я выбрала эту дорогу, оказалось к счастью, Энди, не то вряд ли бы я нашла тебя.

– Нет… лучше вам уходить… – Несчастный попытался качнуть головой, но и на это у него не хватило сил. – Бегите… догоняйте…

– А ну помолчи, – строго сказала Китти. – Я ни за что тебя не брошу, Энди!

Он бессильно прикрыл глаза, а Китти стала лихорадочно думать. Если остаться здесь, путь к спасению окажется отрезан: вот-вот сюда явятся янки и ее найдут. А она непременно должна спасти Энди. Интересно, далеко ли успели уйти конфедераты? И как скоро окончательно стемнеет?

Внезапно раздался глухой стук копыт – лошади скакали по трупам, словно по мягкой неровной пашне… Янки! Они наверняка заметили ее и спешат сюда. Кто-то крикнул:

– Разрази меня гром, какого черта делает баба в этой кровавой каше?

Ну вот, все пропало. Бегство не удалось. И пожалуй, лучше всего будет сказать им правду.

– Меня привез сюда прошлой ночью капитан Колтрейн, чтобы я помогала вашим врачам. И здесь я присматриваю за ранеными.

Солдаты обменялись недоуменными взглядами. Тот, кто окликнул ее, растерянно пожал плечами и пробормотал:

– Ничего не понимаю. Госпитальные палатки далеко отсюда, а здесь если и есть раненые, так это сплошь проклятые Ребы, а на них и времени тратить не стоит! Поехали лучше отсюда! Вы вернетесь с нами, садитесь рядом со мной!

И он протянул Китти руку, но та и не подумала подчиниться.

– Ну же, не тяните. Я знаю, что война – настоящая преисподняя, особенно для таких молоденьких красивых леди, как вы, но все же и вам следует не терять головы. Уверяю вас, что здесь жалеть некого. Говорят, мы потеряли не меньше тысячи человек, вот их и оплакивайте, а не этих ублюдков, затеявших такую бойню!

– Я не оставлю этого мальчика. – Китти не спеша выпрямилась, держа спрятанный в складках юбки револьвер, который подобрала возле Энди. – И я обязательно доставлю его в госпиталь. Он истекает кровью от раны в груди. И непременно погибнет, если не получит медицинскую помощь.

– Вы никуда не потащите этого чертова Реба…

Китти навела на упрямого солдата револьвер и пригрозила:

– Если вы вздумаете стрелять, я успею прикончить по крайней мере одного из вас! – Ее голос прозвучал на удивление отважно. – Но этого мальчика я не брошу!

– Ты что, рехнулась? – Удивленный янки вытаращил глаза. – Он же конфедерат! Он же стрелял в наших ребят, а может, даже и убил кого-нибудь! Брось-ка поскорее эту игрушку, пока никто не пострадал!

– Кое-кто уже пострадал, и я обязательно ему помогу. Ну как, вы согласны помочь мне доставить его в госпиталь, или я сама поволоку его на спине?

Кавалерист соскочил с лошади и махнул товарищу, чтобы тот помог погрузить на круп раненого Энди. Качая головой, янки пробурчал:

– Вот вам и объяснение, почему женщинам не следует совать свой нос туда, где идет драка. У них отшибает последние мозги!

Конечно, Китти могла бы объяснить этим людям, что для нее значит встреча с Энди, но не стала тратить слов. Ведь обуревавшие ее сейчас чувства принадлежали ей, ей одной, и она не собиралась ни с кем ими делиться. Китти помнила малыша с детства, она частенько лечила его, когда у доктора Масгрейва не оставалось времени. Мальчик являлся как бы живым олицетворением прошлого, особенно драгоценного для нее после всего, что ей пришлось перенести. Вполне возможно, ей вообще не суждено вернуться на родину, повидаться с матерью, отцом… и Натаном. От этой мысли сердце болезненно сжалось. Ведь Энди наверняка сможет рассказать ей про Натана – жив ли он, где сейчас воюет, приезжал ли домой и пытался ли ее разыскать, когда узнал, что они с доком пропали. А вдруг он знает что-то про отца? Не погиб ли он? Или воюет по-прежнему на стороне янки? Да, у Энди могут быть ответы на многие мучительные вопросы.

После того как Китти перевязала рану обрывками своей юбки, чтобы унять кровотечение, солдаты погрузили Энди на лошадь. Она погладила влажные рыжие завитки и поцеловала мальчика в лоб:

– Энди, не волнуйся, все будет хорошо.

Но тот уже провалился в беспамятство, милосердно избавившее его от лишних страданий.

Один из солдат протянул ей руку, чтобы посадить на круп коня за собой. Китти шагнула было к нему и замерла, скованная ужасом: в луже крови, где только что лежал Энди, она увидела знамя – поруганное, забытое, никому более не напоминавшее о боевой чести и славе. С трудом различались крылья орла – орла, вышитого когда-то ею на знамени «Уэйнского добровольческого» отряда.