Любовь и ярость

Глава 21

Сложив руки на груди, Сет Пэрриш молча сидел за массивным дубовым столом, гадая про себя, с чем пожаловал к нему Джон Тревис Колтрейн. На его лице не было даже подобия улыбки. С того самого момента, когда Боуден обратился к нему с предложением приобрести ранчо Колтрейнов, у Сета возникло неприятное предчувствие, что добром это не кончится. Да, конечно, он был не прочь купить его, но при этом он ломал себе голову, почему оно вдруг продается.

Сет был знаком с Тревисом Колтрейном с тех самых пор, как тот впервые появился в Неваде. Он питал к нему искреннее уважение и любил его сына. О дочери он ничего не знал и никогда ее не видел. Сет слышал, что брак Тревиса с ее матерью был очень недолгим и завершился смертью Мэрили, что девочка много лет назад уехала к тетке и с тех пор жила с ней.

Больше он ничего не слышал о Дани. Сет относился к той категории людей, которые не суют нос в чужие дела и рады, когда другие поступают так же.

Напротив него в кожаном кресле с высокой спинкой устроился Колт. Он смотрел в окно, из которого открывался чудесный вид. Расстилавшаяся перед ним равнина тянулась до самых границ его родного ранчо. О нем-то и собирался говорить Колт.

– Вы знаете, почему я приехал, – коротко сказал он, отодвинув стакан с виски, который поставил перед ним радушный хозяин. Он не меньше Сета хотел побыстрее закончить этот разговор, а виски, видит Бог, не раз уже сыграло с ним злую шутку.

Сет медленно кивнул, откидываясь на спинку кресла. Он бросил на Колта пристальный взгляд, но лицо того было непроницаемо.

– Может быть, ты все-таки расскажешь, что у тебя на уме?

Колт заметил его испытующий взгляд. Сет Пэрриш был богат, пользовался большим уважением, но сейчас Колт не мог позволить себе идти на попятную.

– Я хочу вернуть свои земли, – коротко объяснил он.

Ни малейшего удивления не отразилось на лице Сета. Похоже, это было как раз то, чего он ожидал.

– Тогда зачем было их продавать?

Колт устало покачал головой:

– Я и не делал этого. И поверь мне, Сет, никогда не отдал бы ранчо сестре, знай я, как она собирается поступить с землей.

Уехав из города в самом подавленном настроении, Колт попытался воскресить в памяти события последних дней, как в мозаике, собирая по кусочкам обрывки воспоминаний. Он немало поломал себе голову над тем, что могло толкнуть на это Дани, додумался даже до того, что она, потрясенная всем, что случилось с ними, ужаснувшись тому, что он бросил все и уехал, сейчас может поступить так же, как и он, – махнуть рукой на ранчо и сбежать, куда глаза глядят. Да нет, этого не может быть. Даже если что-то подобное и придет ей в голову, потребуется какое-то время. Только в одном случае могла Дани уехать сразу после того, как он подписал необходимые документы, – если она с самого начала вела с ним какую-то игру.

Дьявольщина, с беспокойством подумал Колт, что же она будет делать на ранчо?! Она ведь не была одной из Колтрейнов в полном смысле этого слова, и вряд ли будет беспокоиться об этой неожиданно свалившейся на нее земле больше, чем в свое время об отце. Возможно, они с Мейсоном заранее задумали завладеть ранчо. Но об этом Колт решил пока помалкивать, не зная, как в дальнейшем будут разворачиваться события.

– Я не знаю, почему Дани решила продать землю, – резко сказал он. – Сейчас я хочу выяснить, сколько вы заплатили ей за мое ранчо и сколько будет стоить вернуть его назад. – Он, не дрогнув, выдержал взгляд Сета.

Тот глубоко вздохнул, не сводя задумчивых глаз с молодого человека. Вряд ли парню понравится то, что он услышит, подумал Сет и как можно мягче произнес;

– Послушай, сынок, я не меньше твоего хочу, чтобы эта земля снова стала твоей. Я не жадный человек и, уж конечно, не грабитель с большой дороги. У меня и в мыслях никогда не было стать самым крупным землевладельцем в здешних краях. Единственная причина, по которой я решил приобрести ваше семейное ранчо, – это то, что оно напрямую примыкает к моему. Да и цена подошла. Ты ведь знаешь, у меня три сына, вот я и подумал, прикуплю еще земли, чтобы им было, где хозяйничать. – Он замолчал и вдруг грустно покачал головой. – Никогда не думал, что до этого дойдет. Конечно, лучше всего было бы связаться с Тревисом и узнать у него, что происходит. Но ведь на это ушло бы чертовски много времени, а мне страшно не хотелось, чтобы земля попала в другие руки.

– Сколько вы заплатили? – сквозь зубы процедил Колт.

– Чарлтон Боуден сказал мне, что твоя сестра хотела бы получить всю сумму в золоте, поскольку уезжает из страны.

Столько золота у меня не нашлось.

Колт наклонился вперед, в его голосе послышалось еле сдерживаемое нетерпение.

– Скажите, сколько вы возьмете с меня, чтобы вернуть обратно эту землю. Пожалуйста, Сет!

– Ровно столько, сколько сам заплатил за нее. – Сет посмотрел ему прямо в глаза. – Мне пришлось залезть в долги, и я не хочу вылететь в трубу и потерять собственное ранчо. Так что ты должен вернуть мне этот миллион до последнего пенни.

Джон Тревис Колтрейн вскочил на ноги, и Сет перепугался не на шутку, увидев, как страшно исказилось от ярости его лицо. В наступившей гробовой тишине было слышно только его тяжелое дыхание, с трудом вырывавшееся из груди.

– Миллион долларов?!

Сет вышел из-за стола и подошел к Колту вплотную:

– Речь ведь идет о серебряном руднике, который по-прежнему приносит немалый доход. Не забудь и прекрасный дом, служебные постройки, конюшни, лошадей, породистый скот.

Сейчас все на этой земле принадлежит мне. Если хочешь вернуть это, заплати мне все до последнего гроша. Я честный человек, Колт. И твой отец всегда был моим другом.

Любой другой на моем месте просто послал бы тебя к дьяволу, – продолжал Сет. – В конце концов, сделка есть сделка. Но ты для меня не чужой, к тому же я прекрасно знаю, как ты привязан к своему ранчо, поэтому я продам его тебе. – Сет искоса взглянул на Колта. – Похоже, Тревису пока еще ничего не известно.

Колт покачал головой. Лгать не имело смысла. Подойдя к окну, чтобы немного успокоиться, он посмотрел в ту сторону, где когда-то был его дом. Измученное сердце отозвалось острой болью, и он поспешил отойти от окна. Умоляюще взглянув на Сета, Колт прошептал:

– Я верну тебе деньги. До последнего пенни. Обещаю, Сет. Просто дай мне немного времени.

Сет кивнул.

– Пообещай, что не продашь ранчо никому, кроме меня, – попросил Колт.

– Об этом можешь не волноваться, я не стану тебя торопить. И не думай о процентах, – успокоил его старик. Конечно, он был деловым человеком и гордился этим, но при этом всегда считал, что и в делах существует некий кодекс чести, и неизменно его придерживался. И даже не потому, что был очень верующим, просто слово «честь» не было для него пустым звуком.

Колт сдернул с вешалки шляпу и повернулся к Сету:

– Постараюсь все уладить и как можно скорее вернуться с деньгами. И спасибо тебе, Сет, – с глубокой признательностью в голосе добавил он.

Старик протянул ему руку на прощание. Потом, поднявшись из-за стола, проводил Колта к выходу. Сета терзало любопытство. Стоя на верхней ступеньке лестницы, ведущей к террасе, которая окружала огромный дом, он нетерпеливо наблюдал, как Колт седлает своего Педро. И только когда тот обернулся, чтобы попрощаться, Сет задал ему вопрос, уже давным-давно висевший на кончике языка:

– Послушай, парень, и где же ты надеешься добыть такую сумму?

Колт недобро усмехнулся, и Сет невольно поежился, таким ледяным холодом повеяло от этой усмешки. Глаза его потемнели и стали похожи на колючие льдинки.

– Верну свои деньги, сэр, – произнес он будничным тоном. – Я еду во Францию.

Колт вонзил шпоры в бока Педро, с места послав коня в галоп.

Уже осела поднятая копытами коня пыль, а Сет Пэрриш все стоял на крыльце и задумчиво смотрел ему вслед, пока Джон Тревис Колтрейн не скрылся за горизонтом. Тогда старик повернулся и, лукаво усмехнувшись, вошел в дом. Ну что ж, он получит назад миллион долларов и вдобавок сделает доброе дело. Так тому и быть, тем более что парень – сын Тревиса.

Скупив, казалось, все золото, которое только можно было найти в Неваде, Гевин и его люди двинулись в направлении Сан-Франциско.

Всю дорогу Мейсон не уставал напоминать, что во Франции они должны быть очень осторожны. Нельзя даже намеком дать кому-то понять о том богатстве, которое они везут, тем более что тогда не избежать ненужных вопросов. По железной дороге они поедут вторым классом, решил Гевин, а где возможно, будут нанимать обычные фургоны. Самое важное – не привлечь к себе излишнего внимания в Монако, где его хорошо знают.

Поэтому Гевину очень хотелось насладиться обретенным богатством, пока они еще в Штатах. Кому какое дело, если они, скажем, появятся в Сан-Франциско в шикарном экипаже?!

Не помня себя от радости после стольких лет унизительного безденежья, Гевин нанял великолепную, белую, как снег, коляску для себя, Брианы и Делии и несколько экипажей попроще для охраны и следовавшего за ним каравана повозок с вещами и золотом. Добравшись до Сан-Франциско, он пополнит свой запас золотых слитков, тогда нанятые им головорезы будут на ночь оставаться в повозках.

Великолепный экипаж, в котором ехал Гевин, наполнил счастьем его тщеславную душу. Он ликовал, как ребенок, и болтал не переставая. Снизошел даже до того, что поведал Делии и Бриане душераздирающую историю о своем нищем детстве в Кентукки. Лицо его потемнело от горестных воспоминаний, когда он дошел до трагической смерти отца и той зловещей роли, которую сыграл в этом Тревис Колтрейн. Теперь Бриане стала понятна и жгучая ненависть, с которой он преследовал и мучил молодого Колтрейна, и почти животная радость, охватившая его при известии, что ей наконец удалось совратить Колта. Выходит, им двигала не просто алчность.

Гевин люто ненавидел всю семью с тех пор, как Тревис убил его отца. Бриана ужаснулась, заметив безумный блеск в его глазах, когда он рассказывал об убийстве отца. Ей впервые пришло в голову, что душевная болезнь и распад личности начались у Гевина еще в детстве. А его детство, похоже, действительно было не из легких, призналась она себе. Правда, ее жизнь тоже не баловала, но Бриана не могла даже представить себе, что когда-нибудь озлобится подобно Гевину. Что-то превратило его в настоящего маньяка, но что?! Неужели Элейн приложила к этому свою руку?!

Гевин все говорил и говорил, его даже не заботило, слушают ли его обе женщины. Он наслаждался ролью богатого американца, недавно вернувшегося из Европы, где у него в Монако собственный замок, и не за горами тот день, когда он купит себе что-то более роскошное, чем маленькое шато.

Пока он болтал без умолку, восхищался Америкой и радостно хохотал при мысли о том, как удивились бы знавшие его еще в Кентукки, если бы он вдруг сейчас почтил визитом свои родные места. Бриана тем временем целиком погрузилась в собственные мысли и почти перестала слышать его голос.

Подняв голову, она обвела восхищенным взглядом роскошную отделку экипажа. Стены его были обиты мягкой темно-коричневой кожей, а пол устлан бархатным ковром. Везде, и внутри, и снаружи, блестела позолота, а сам экипаж легко тянула шестерка черных, как вороново крыло, коней.

Бриана жалко улыбнулась: как высоко она залетела с тех пор, как предала Дани, своего единственного настоящего друга, и разбила сердце человека, которого искренне полюбила.

Как высоко она поднялась и одновременно как низко пала! Ее приятельница Мариса хохотала бы до упаду! Ведь всего пару месяцев назад Бриана ужасалась при мысли о том, что Мариса приняла платье и браслет в уплату за услуги. Но то, что совершила она сама, гораздо больше достойно презрения. Ах, Шарль, мысленно взмолилась она, пообещай, что будешь жить! Одна мысль о том, что все пережитые унижения и горе последних дней на самом деле были напрасной жертвой и Шарлю, может быть, уже не помочь, полоснула острой болью по сердцу, и Бриана похолодела. Лучше даже не думать об этом, или она сойдет с ума!

Однажды они остановились пообедать в гостинице неподалеку от Сакраменто – Мейсон старался сделать их путешествие как можно более комфортным, – и Бриана нечаянно стала невольной свидетельницей, как Гевин кокетливо охорашивался перед большим зеркалом, стоявшим в холле. Старательно взбив свои золотистые кудри, он провел расческой по усам, затем одернул темно-синий бархатный сюртук, с обожанием глядя на собственное отражение.

Может быть, с первого взгляда он кажется просто глупым и тщеславным человеком, подумала Бриана, но на самом деле, когда в нем вспыхнет ярость, он способен на самую отвратительную жестокость.

Они заказали роскошный обед со свежей форелью, которую, впрочем, Гевин с недовольным видом вернул на кухню, заявив, что она недостаточно изысканно приготовлена. Вина в гостинице не было, только пиво, и Гевин с презрительной миной глянул на своих спутниц, словно говоря: «Ну и провинция!» С каждым днем они все больше удалялись от Силвер-Бьют, штат Невада. И Бриана заметила, что, приближаясь к Сан-Франциско, Гевин становился все высокомернее.

В Сан-Франциско они узнали, что с отплытием в Англию проблем не будет, и Гевин, напыщенный и высокомерный, как павлин, заказал для них каюты первого класса на «Пасифике», самом роскошном и самом быстроходном американском пароходе.

Он был оснащен по последнему слову техники, здесь было все, вплоть до электричества. Внутренняя отделка радовала глаз: огромные гостиные, обставленные итальянской и французской мебелью в стиле ренессанс, элегантные каюты с уютными креслами чиппендейл и шератон.

Гевин оставил лучший номер для себя и Делии, а Бриане заказал каюту напротив, так, чтобы ни на минуту не выпускать ее из виду. Дирк и пятеро наемников разместились в недорогих каютах второго класса на нижней палубе.

Всю дорогу от Силвер-Бьют с Брианы не спускали глаз ни днем, ни ночью. Она уже привыкла к этому, так что меры предосторожности, предпринятые Гевином даже посреди океана, не произвели на нее никакого впечатления. Когда бы она ни открыла дверь своей каюты, за ней всегда дежурил один из головорезов Холлистера. Еду ей приносили прямо в каюту, и только однажды, да и то в сопровождении охранника, выпустили прогуляться на палубу, подышать свежим воздухом. Кроме того, Гевин строго предупредил, чтобы она не смела ни с кем разговаривать.

Положение пленницы ее в какой-то мере даже устраивало, никто не мешал ей потихоньку оплакивать свою разбитую любовь и навеки потерянное счастье. Бриана была счастлива, что избавилась от общества глупой и бесцеремонной Делии.

Она с тоской вспоминала Колта и пыталась утешить сама себя, строя картины счастливой будущей жизни в Париже вдвоем с Шарлем. Бриана истосковалась по нему, ее тревожило, как прошла операция. Она надеялась, что все уже позади, раз Гевин перевел деньги в больницу.

Днем девушка часами простаивала возле маленького иллюминатора в своей каюте, задумчиво глядя на белые барашки волн. Бриане казалось, что она по-прежнему в ловушке.

Хуже всего было ночью. Даже во сне ее мучило чувство вины, и, просыпаясь в слезах, Бриана снова видела перед собой мужественное, ставшее родным лицо Колта. У нее сердце кровью обливалось при мысли, что никогда больше не придется увидеть эти смеющиеся серые глаза, ласковую улыбку, от которой в углах рта появляются две лукавые ямочки. Иногда ей представлялось, что он сжимает ее в железных объятиях и она прижимается к нему, ощущая мощь и тепло его мускулистой груди. Рыдания душили Бриану, и по утрам подушка была мокрой от слез.

Она безумно хотела его. Яростно, неистово, безнадежно.

Наверное, это и есть любовь.

Она знала, что эти сны всю жизнь будут преследовать ее, ведь пока бьется сердце, любовь к Колту будет жить в нем.

Наконец пароход доставил их в Англию, и очень скоро они уже мчались в поезде в сторону Дувра. Переплыв через Ла-Манш, Гевин и его спутницы оказались во Франции и прямиком направились в Париж.

Подъезжая к городу поздно ночью, Бриана жадно вглядывалась в море огней над Парижем, не помня себя от радости и нетерпения. Все позади.

Все в прошлом.

Она выполнила требования Гевина, и теперь ее ждет другая, новая жизнь – в Париже, вдвоем с Шарлем.

Сильные пальцы, словно железным обручем, сдавили ее запястье, и Бриана испуганно оглянулась. Это был Том, один из охранников.

– Мейсон велел отвезти тебя в гостиницу, – заявил он, не в силах оторвать масленый взгляд от ее груди. – Поехали.

Бриана задрожала, в душе называя себя трусихой. Ну конечно, сейчас ночь, она сможет поехать в больницу только утром. Хорошо, она потерпит несколько часов, отдохнет, примет горячую ароматную ванну – блаженная улыбка осветила ее лицо. Том принял это на свой счет и заговорщически ухмыльнулся в ответ, как обычно делал, поймав лукавую усмешку Делии, которая чертовски возбуждала всех без исключения охранников Дирка.

Приехав в гостиницу и проводив в номер смертельно уставшую Бриану, Том занял привычную позицию возле ее дверей. Приняв после утомительной дороги ванну, девушка легла в постель и погрузилась в глубокий сон. Прошло, казалось, всего несколько мгновений, и вот уже кто-то окликнул ее.

Бриана открыла глаза и испуганно отпрянула, увидев Гевина.

– Быстро одевайся! Через час мы должны быть на вокзале. Твой брат будет ждать нас там.

– На вокзале?! – изумилась девушка, ничего не понимая. – Почему? Как? Разве его уже выписали из больницы? Почему же ты ничего не сказал мне? – испуганно бормотала она, хватаясь за одежду.

– Хватит болтать, одевайся, – грубо оборвал он. – У меня нет времени отвечать на глупые вопросы.

Через полчаса Бриана негромко стукнула в дверь, давая знак охраннику, что готова к отъезду. На ней было одно из самых нарядных платьев, которое особенно нравилось Дани, – роскошного желтого бархата, с высоким воротничком. Поверх был наброшен жакет из той же ткани с длинными рукавами. В середине ноября в Париже бывает довольно прохладно.

За дверью ее ждал Дирк Холлистер, заступивший место Тома. Подойдя к ней вплотную, он похотливо улыбнулся и, окинув девушку восхищенным взглядом, пробормотал что-то одобрительное. Впрочем, как это бывало всегда, Бриана скользнула мимо, притворившись, что ничего не заметила. «Ну это тебе так не пройдет, – мрачно чертыхнулся оскорбленный Дирк. – Как только Гевин устанет от тебя, я уж своего не упущу, попомнишь меня, высокомерная дрянь!»

Утро было раннее, и они ехали в молчании по пока еще тихим и безлюдным улицам Парижа. Приехав на вокзал, снедаемая нетерпением Бриана даже не стала дожидаться, чтобы Дирк подал ей руку. Изящно подобрав юбку, она распахнула дверцу и выскочила из экипажа.

Девушка испуганно оглядывалась кругом и вот наконец увидела брата, по пояс завернутого в теплое шерстяное одеяло и по-прежнему сидящего в знакомом ей кресле с большими колесами. Рядом с ним застыла высокая чопорная женщина с суховатым выражением лица профессиональной сиделки, одетая в туго накрахмаленный белый халат. Бриана оцепенела, но тут Шарль заметил ее, и худенькое личико засветилось любовью. Он протянул к сестре руки, и Бриана, едва успев пролепетать «Шарль!», стремглав бросилась к нему. Высоко подобрав пышный подол юбки и не слыша летевшую ей вслед брань Дирка, она бежала по перрону к горячо любимому брату, по которому так отчаянно тосковала все эти долгие месяцы.

Упав перед ним на колени, Бриана что было сил прижала Шарля к груди, и слезы их смешались. Прошло несколько минут, но ни один не мог вымолвить ни слова, наконец Бриана выпустила брата из рук, и они оба заговорили одновременно, смеясь и перебивая друг друга.

Они даже не заметили, как бесшумно появился Гевин и отстранил сиделку, объяснив Бриане, что с этой минуты она сама должна ухаживать за братом.

Сиделка повернулась, чтобы уйти, и девушка взволнованно спросила ее, что сказали врачи, может быть, Шарлю нужен какой-то особый режим.

Бросив на Гевина быстрый взгляд исподлобья, та покачала головой и скрылась в толпе.

Бриана недоуменно оглянулась на Гевина, ожидая объяснений, но тот коротко кивнул Холлистеру:

– Отнеси мальчишку в вагон да не забудь его кресло.

Дирк направился к Шарлю, но у него на пути встала Бриана.

– Для чего ты привез нас на вокзал? – воскликнула она, обращаясь к Гевину. – Я же предупредила: мы остаемся в Париже. Мне здесь будет легче найти работу, да и Шарль будет рядом…

– Вы едете с нами, – оборвал ее Гевин, – и будь добра, Бриана, не устраивай сцен.

Снова обернувшись к застывшему Холлистеру, он рявкнул:

– А ты что стоишь? Живо в поезд!

– Нет!

Бриана, как разъяренная пантера, ринулась к Гевину.

Он получил то, о чем мечтал: состояние Колтрейна. А ей вернули единственного брата. Теперь наконец они пойдут каждый своей дорогой. И чем скорее это произойдет, тем лучше – Бриана чувствовала, что сыта по горло обществом Гевина. Если он нарушит свое обещание и не даст ей ни су, что ж, так тому и быть. Она найдет способ заработать на жизнь себе и брату, но ни одного лишнего дня не останется в компании мерзкого Мейсона и его приятелей.

Услышав эту пламенную речь, Гевин обменялся с Дирком взглядом и подошел к Бриане так близко, что та отшатнулась.

Он тихо шепнул, что либо она послушается его, либо тут же, на перроне, Холлистер по первому его знаку прикончит Шарля.

– И не думай, что я шучу, милочка. – Усмешка искривила тонкие губы. – Ты не поверишь, до чего это легко. Холлистер закатит коляску в кусты и свернет ему шею, будто цыпленку, он даже пикнуть не успеет.

Бриана подумала, что кто-то из них двоих сошел с ума.

Все поплыло у нее перед глазами.

– Но почему? – пролепетала она побелевшими губами. – Я же сделала все, как ты хотел! Почему ты не даешь мне уйти?

Что тебе еще от меня нужно?

– Мне нужно, чтобы ты вернулась домой вместе с нами.

Домой, в Монако. Не волнуйся, это ненадолго. Просто я немного нервничаю, ведь Тревис Колтрейн все еще в Париже.

Вдруг ему придет в голову кинуться на поиски дочери, когда до него дойдут слухи о том, что произошло в Силвер-Бьют. Не могу же я допустить, чтобы все выплыло наружу из-за твоих глупых терзаний. Поэтому пока что ты побудешь со мной. Когда шум утихнет, получишь свободу да еще и кругленькую сумму в придачу. Думаю, и Шарлю деньги не помешают, а?

Бриана не сводила с него жесткого взгляда, не веря ни единому слову Гевина.

– Обещаю, что ни слова никому не скажу, – твердо произнесла она. – Только оставь нас в покое.

Он издевательски ухмыльнулся:

– Ничего не выйдет, дорогая! Слишком многое поставлено на карту. Пошли, хватит ломаться. Судя по тому, что сказали врачи, Шарль сейчас неплохо себя чувствует, а о дальнейшем лечении можно поговорить и позже. Вот увидишь, несколько дней на берегу моря ему не повредят.

Она бросила настороженный взгляд на Холлистера, потом на Гевина. Они опять загнали ее в угол. Делать нечего, оставалось только одно – повиноваться. Бриана не могла рисковать.

Ведь жизнь Шарля – не игрушка. Может быть, позже ей представится шанс ускользнуть от них и увезти Шарля, но пока она беспомощна.

Выдавив дрожащую улыбку, Бриана повернулась к Шарлю и попыталась успокоить встревоженного мальчика:

– Все в порядке. Мы ненадолго поедем в Монако. Ведь ты же соскучился по дому, не так ли?

Шарль не успел даже открыть рот, как Дирк Холлистер, подхватив на руки его тщедушное тельце, направился к поезду. Бриана кинулась за ним. Дирк с Шарлем на руках легко шагнул внутрь вагона, а кондуктор в черной униформе вежливо подхватил под локоть Бриану, чтобы помочь ей войти. Помедлив немного, она повернулась и, не дрогнув, встретила яростный взгляд Гевина.

– Ты немного перегнул палку. С этой минуты можешь считать, что больше я тебе ничего не должна.

Бриана шагнула в поезд.

Гевин молча проводил ее бешеным взглядом. Ну что ж, если девчонка вообразила, что может вертеть им как хочет, придется преподать ей хороший урок.

Но было что-то такое в ее голосе и в выражении лица, что Гевин, несмотря на свою обычную наглость и презрение к девушке, почувствовал, как по спине у него пробежал неприятный холодок.