Любовь и ярость

Глава 26

Бранч встретил Колта и Бриану на дороге, и взгляд, которым он окинул девушку, заставил тоскливо сжаться ее сердце.

В его глазах были грусть и презрение, как будто он до сих пор не мог поверить в ее предательство, и это было тяжелее всего.

– Я не по своей воле пошла на это, – упавшим голосом прошептала она. – У меня просто не было выхода, Бранч.

Он молча посмотрел на нее и отвернулся.

Колт вскочил на лошадь, которую Бранч держал под уздцы, и рывком усадил Бриану позади себя.

– Нам следует как можно быстрее убраться отсюда, – кинул он Бранчу. – У нас еще будет время все обсудить.

Он в двух словах сообщил, что Дани действительно ушла в монастырь, а женщина, сидящая в седле за ним, – самозванка.

– Это был сплошной обман, – голосом, полным отчаяния, произнес он.

Бриана не выдержала:

– Я все объясню по дороге.

Колт обернулся и взглянул ей в глаза. С каким бы удовольствием он сейчас ударил эту лживую особу, заставив ее заплатить за все, что пришлось ему пережить.

– Успеете еще все выложить.

Некоторое время они молча гнали лошадей, но вскоре Колт обернулся, он хотел знать, в каком монастыре Дани.

– Я должен повидаться с сестрой и поговорить с ней.

– Она ни о чем не подозревала, – тихо сказала Бриана.

И тут не выдержал Бранч:

– Черт побери, кто ты такая?! И каким образом оказалась замешана в это дерьмо?

– Меня зовут Бриана де Пол, – мягко сказала девушка, благодарная даже тому, что хоть кто-то спросил об этом. – Я всю жизнь была прислугой у графини де Бонне. Отец тоже служил в замке до самой смерти. – Она торопливо рассказала, что Элейн вдруг оказалась в полной нищете. Дани неожиданно для всех ушла в монастырь, а у Гевина родился план завладеть состоянием Колтрейнов.

– Письмо от вашего отца, – добавила она, – пришло в тот самый момент, когда Дани собиралась навсегда покинуть замок. Ей его даже не показали, так что, сами понимаете, она и не подозревала о дьявольском замысле Гевина.

Обрадовавшись, что никто из мужчин не прервал ее, Бриана допыталась смягчить их:

– Я пошла на это только для того, чтобы спасти брата. Он калека… – Слезы градом покатились у нее из глаз, хотя она и не надеялась, что кто-то из них поверит ей.

Колт по-прежнему настаивал на том, чтобы немедленно ехать в монастырь, и Бриана объяснила, что он стоит на вершине горы под названием Желтая, на самой границе с Италией. Девушка не стала рассказывать, что название горы возникло из-за несметного количества диких цветов, которые всю весну и лето покрывали ее склоны сплошным нежно-желтым ковром.

– Мы понапрасну потеряем время, – предупредила она. – Это монастырь с очень суровым уставом. В нем находят убежище все те, кто хочет навсегда порвать с внешним миром и прежней жизнью. Послушниц нельзя посещать. Об этом говорила сама Дани. Орден очень строгий, и скорее всего вам не позволят увидеться с ней. А кроме того, она все равно ничего не знает о том, что произошло, поверьте мне!

Но Колт был неумолим.

– Единственное, что от вас требуется, – это показывать дорогу.

Ничто на свете не помешает ему увидеть Дани, мрачно поклялся он про себя. Он должен собственными ушами услышать, что она не имеет ни малейшего отношения к этой шайке, более того, ему понадобится ее помощь, чтобы вернуть свои деньги. И тогда держись, Гевин!

– Надо ехать на восток, – сказала Бриана, – это не меньше четырех часов езды. Как-то раз я отправилась туда, чтобы помолиться у источника, его вода считается чудотворной. Я взяла с собой Шарля, мы так надеялись, что это ему поможет.

– И что, помогло? – сухо спросил Колт.

– Нет, – коротко ответила она. Помолчав немного, Бриана добавила:

– Если бы я отказалась помочь Гевину, у меня не было бы ни единого шанса оплатить операцию для Шарля.

Он ведь с детства калека…

Колт покачал головой. Все врет, конечно. Скорее всего ей просто пообещали часть денег, и уж, конечно, долго уговаривать ее не пришлось. И когда девушка попыталась еще что-то сказать, он приказал ей замолчать. У него было над чем поломать голову и без ее жалких попыток оправдаться.

Больше часа они скакали вперед в кромешной тьме. Дорога постепенно сужалась, потом стала неровной и каменистой и резко пошла в гору. Посовещавшись, Колт с Бранчем решили немного отдохнуть и двинуться в путь с первыми лучами солнца.

Бранч, взяв лошадей под уздцы, отправился искать себе место для ночлега, оставив их наедине.

Бриана молча уселась на валун и с восхищением подняла глаза к небу, где все оттенки темно-синего и пурпурно-розового сплетались в причудливый узор. Вдруг откуда-то до нее донеслось журчание бегущей воды, и девушка радостно встрепенулась. Конечно, вода в горном ручье ледяная, но соблазн хоть немного помыться был слишком велик, чтобы она могла устоять.

Бриана двинулась на звук бегущей воды, ощупью выбирая дорогу среди камней.

– Куда это ты собралась?

Девушка резко остановилась, но головы не повернула.

– Мне нужно хоть немного вымыться. Ведь я провела в этом проклятом погребе связанная не меньше двух недель. А может, даже и больше, не знаю.

– Я пойду с тобой.

Она не на шутку перепугалась:

– Нет, я… лучше я одна!

Колт издал короткий неприятный смешок:

– Если мне не изменяет память, ты ничего не имела против моего общества в те ночи, когда бесстыдно соблазнила меня?! И у меня было достаточно времени рассмотреть тебя нагую!

Бриана испуганно ахнула. Надо как можно скорее сказать ему правду, лучше всего прямо сейчас.

– Ах да, я же забыл! – издевательски усмехнулся Колт, подходя вплотную. – Ведь тебе надо заплатить, так? Должна же быть какая-то разница между продажной женщиной и обычной шлюхой, не так ли? Думаю, ты берешь недешево.

Ну, скажи, – язвительно продолжал он, – сколько предложил тебе Мейсон? Мне безумно хочется знать, во сколько мне обойдется удовольствие затащить тебя в постель. Жаль, конечно, что я не могу припомнить, как это было тогда…

Звук пощечины прозвучал, как выстрел.

Колт даже не пошевелился. Он продолжал ухмыляться, глядя ей прямо в лицо, но когда она снова занесла руку для удара, он подхватил ее и как пушинку перекинул через плечо. Не обращая внимания на пронзительные крики, Колт быстро пробрался сквозь заросли кустарника и, оказавшись на берегу горного ручья, без лишних слов швырнул ее в воду прямо в одежде.

Бриана барахталась в ледяном потоке, изо всех сил стараясь удержаться на скользких камнях, устилавших дно речушки. Вода доходила ей почти до талии, но течение было быстрым и ей никак не удавалось встать на ноги. Подняв фонтан брызг, Бриана упала навзничь, и стремительный горный ручей накрыл ее с головой. Просто чудо, что она все-таки ухитрилась выбраться на берег.

– Мерзкий ублюдок! – бросила Бриана в сторону весело наблюдающего за ней Колта.

– Может, оно и к лучшему, что я ничего не помню. Подумаешь, самая обычная шлюха! – рассмеялся он.

Бриана застыла как вкопанная, дрожь куда-то пропала. Сыпавшиеся на нее жестокие, оскорбительные слова жалили, как укусы ядовитой змеи, разжигая безумную ярость, которая огнем заполыхала в груди. Да, конечно, она обманула его. Но как убедить Колта, что между ними ничего не было? Он, конечно, не поверит в это, но она-то ведь знала! Мысль, что ей удалось перехитрить Гевина и уберечь себя и Колта от этого последнего унижения, была для Брианы единственным утешением. И она действительно гордилась этим.

Девушка полюбила Колта, но сейчас ее любовь превратилась в жгучую ненависть. Ведь он даже не пожелал выслушать ее до конца! И он не единственный, кто пострадал. Бог свидетель, сколько горя пришлось перенести ей!

И Бриана решила молчать – до поры, до времени, конечно.

Когда первые робкие лучи утренней зари прогнали прочь ночные тени, трое путешественников покинули гостеприимный приют в лесу и тронулись в путь. Бриана не открывала рта, лишь только спросила, не может ли она ехать вместе с Бранчем. Колт пробормотал что-то в знак согласия, меньше всего ему хотелось терпеть ее присутствие рядом.

Они долго ехали, погрузившись в мрачное молчание. Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, Колт принялся рассматривать окружавший его ландшафт.

Вскоре перед его глазами возникла почти отвесная скала высотой не менее десяти футов. На ее плоской вершине возвышалось мрачного вида здание. По всей вероятности, это и был тот самый женский монастырь, куда ушла сестра. Как Дани могла? Впрочем, сейчас было не время об этом думать.

Ведущая к монастырю узкая тропа, петляя и извиваясь, казалось, круто поднималась к самому небу. Кое-где перила отсутствовали, и малейшая оплошность грозила падением с огромной высоты и мучительной смертью на острых, как копья, обломках скал.

Наконец они достигли окованных железом тяжелых ворот, и Колт спешился, направляясь во внутренний двор обители. Копыта лошадей застучали по вымощенной камнями дороге, а взгляды путешественников растерянно перебегали по разбросанным тут и там низеньким мраморным скамьям, статуям святых и мучеников. Холодом и суровым аскетизмом веяло от этой картины: одни голые камни, даже самого крохотного деревца не мог отыскать их взгляд.

По другую сторону двора находился вход в саму обитель.

Построенная из грубо обтесанных камней, она была прямоугольной формы и занимала площадь не меньше половины акра. Высокая остроконечная крыша венчала угрюмое двухэтажное здание, а дюжина узких сводчатых окон выходила во внутренний двор.

Слева от него припало к земле низкое, приземистое здание, от него к монастырю вела крытая галерея. На крыше дома высилась узкая колокольня, и чахлые побеги плюща цеплялись за холодные каменные стены в последней отчаянной попытке выжить. Откуда-то изнутри до Колта и его спутников донеслись неясные звуки нежных женских голосов, поющих псалом. Если бы не это пение, монастырь казался бы вымершим.

Старый запор на железных воротах не выдержал удара прикладом винчестера, и дверь с резким, пронзительным скрежетом отворилась. Колт с некоторой опаской вошел внутрь, махнув рукой Бриане и Бранчу, чтобы не отставали.

Как будто в ожидании их прихода, из-за утла церкви вынырнула кругленькая приземистая женщина и заторопилась им навстречу. Из-под жестко накрахмаленного белоснежного чепца не выбивалось ни единого волоса, плотная ткань туго обтягивала скулы и подбородок, а на плечи монашки спускалась короткая белая пелерина.

Когда женщина подошла ближе, путешественники убедились, что в ее неприветливом лице нет и намека на гостеприимство. За толстыми стеклами очков прятались холодные, острые, как буравчики, глаза, а тонкие губы были плотно сжаты. Широко, по-мужски шагая, женщина направлялась прямо к ним.

– Что вам здесь нужно? – резко спросила она по-французски.

Как можно мягче Колт объяснил, что он разыскивает Даниэллу Колтрейн, свою сестру, которая не так давно стала монахиней в здешней обители.

– Послушницей, – быстро поправила Бриана.

Глаза пожилой монахини остановились на лице молодой девушки, удивление во взгляде быстро уступило место презрению. Бриана опустила глаза и ахнула: на ней по-прежнему были одолженные у Бранча брюки, и она, невольно съежившись, почувствовала себя на редкость неуютно.

– Моя сестра, – напомнил Колт, – я бы хотел поговорить с ней.

Монахиня смерила его негодующим взглядом:

– Мне ничего не известно об этом. А вы спрашивали разрешения у матери-настоятельницы?

За спиной Колта послышался тихий шепот Брианы: «Она, возможно, не имеет права признаться, что Дани здесь. Или сама не знает об этом. Вступая в монастырь, девушка отказывается от всего земного, даже от своего имени, и получает взамен другое.

Прежнее ее имя вряд ли кому-нибудь известно».

Колт с сомнением покачал головой и снова повернулся к монахине:

– Послушайте, во что бы то ни стало мне нужно увидеть сестру, и я добьюсь этого!

Монахиня, в испуге вытаращив глаза, отшатнулась: за сорок два года, проведенные в обители Пресвятой Богородицы, ей ни разу не приходилось сталкиваться с непокорностью. По освященным столетиями монастырским правилам, любого странника, постучавшего в двери святой обители, впускали и досыта кормили, но затем как можно быстрее отсылали прочь из монастыря. Никто не мог рассчитывать на большее и, насколько ей было известно, так было всегда, с того момента, как пятьсот лет назад на суровых неприступных скалах выросли стены этой женской обители.

Не колеблясь ни минуты, сестра Мария направилась к воротам и указала на узенькую тропинку, сбегающую круто вниз с Желтой горы.

– Ступай с миром, сын мой. Что сделано, то сделано, – как можно мягче произнесла она. – Здесь больше нет той, которую ты мог бы назвать своей сестрой.

Глухой стон вырвался у Колта сквозь стиснутые зубы. Ну что ж, пусть будет так! Он решительно направился к церкви.

За ним по пятам семенила сестра Мария, жалобно причитая:

– Нет, нет! Немедленно уезжайте! Сюда нельзя!

Голос ее пресекся. Ну почему он не слушает?! Все вступившие в монастырь давали обет отказаться от мира, забыть о своих семьях и всех, кого они любили. Господь становился их семьей – их единственной семьей! И те, кого сестры навсегда оставляли, приходя сюда, должны были смириться с этим обстоятельством, каким бы жестоким оно ни казалось.

Спеша за широко шагающим Колтом, сестра Мария в отчаянии ломала пухлые руки.

– Послушайте же! – безнадежно взывала она. Наконец он повернулся и с высоты своего роста уставился на нее. – Она не сможет даже поговорить с вами, ведь пойти на это – значит нарушить свой обет! Это строжайше запрещено. Вы только принесете ей горе, если…

Колт резко отвернулся от задыхающейся женщины и ринулся вперед. Остановившись перед тяжелыми двойными дверями церкви, он одним движением резко распахнул их.

Пение смолкло, и сорок пар глаз в замешательстве уставились на него. Колт никогда, даже в глубине души не смог бы признаться себе, какое на него действие оказала атмосфера, царившая в церкви, куда сквозь высокие стрельчатые витражи робко проникали солнечные лучи, бросая разноцветные отблески на вереницу коленопреклоненных женщин в белых одеяниях со склоненными головами и покорно сложенными руками.

Напротив входа стояла статуя Девы Марии и трех других святых, а над алтарем – большое распятие красного дерева с серебряной фигурой Спасителя. Легкий шепот пролетел по церкви над склоненными головами монахинь, и у ног Колта заколыхались белые волны чепцов.

Под этими удивленными и встревоженными взглядами незнакомых женщин, казавшихся ему похожими друг на Друга, как сестры, Колт похолодел от страха, чувствуя, что никогда в жизни не сможет узнать, которая из них Дани. Он вышел на середину церкви и глухо пробормотал:

– Прошу прощения, что нарушил ваш покой. Но я ищу свою сестру, Даниэллу Колтрейн. – Он пробежался взглядом по обращенным к нему женским лицам, стараясь увидеть лицо своей сестры, но так и не найдя его, тихо спросил:

– Где же ты, Дани? Ты так нужна мне!

Наступила тишина. Все затаили дыхание.

Стоявшая в дверях сестра Мария испуганно заголосила:

– Она не сможет ответить вам! Она дала обет, и ей не позволено разговаривать с вами.

– Она кое-чем обязана мне, – коротко ответил Колт. – Я ее брат, и она нужна мне. И я уверен, Что это не менее важно, чем данный ею обет.

Сестры склонили головы, и вновь по церкви пронесся тихий взволнованный шепот. Вдруг краем глаза Колт заметил какое-то движение и резко повернулся: одна из монахинь тихо, но решительно направлялась прямо к нему.

Белое озеро монашеских чепцов заколыхалось, будто подернутое рябью.

На Колта не мигая смотрели глаза цвета темного янтаря, которые он помнил с детства, и тихий, словно летний ветерок, голос произнес:

– Да, Джон Тревис, это я. Чем я могу помочь тебе?

Широко раскрыв глаза, оцепеневший Колт смотрел на сестру.