Любовь на плахе (Невеста)

ГЛАВА 8

У Джоли перехватило дыхание.

— Полагаю, нам надо поговорить об этом наедине, — ответила Джоли, нервно оглядываясь на детей. Хватка Даниеля не ослабела, он бесцеремонно повернул Джоли и подтолкнул к походной кухне, внутри которой царила темнота. Когда глаза Джоли привыкли к ней, она различила довольно большую печь, ряды ящичков и ларей и детскую кроватку, укрытую стеганым одеялом.

Только что, совсем недавно, Джоли осознала, что бурное чувство, которое она испытывает к Даниелю Бекэму, — не что иное, как настоящая любовь. И вот теперь она может потерять Даниеля.

Отчаяние обрушилось на бедную Джоли, словно металлический молот ударил в большой гонг, отчего задрожало, загудело все ее существо. Но она вздернула подбородок, распрямила плечи и прямо взглянула в обвиняющие глаза Даниеля.

А он держал этот чертов кисет у нее под носом; должно быть, нашел его в конюшне или рядом с ней.

— Я все собиралась тебе рассказать… — начала было Джоли, но слова замерли у нее на устах. — Просто не было подходящего момента.

Даниель ждал, глядя на нее, а не шее у него пульсировала жилка. Джоли облизала кончиком языка внезапно пересохшие губы, затем выдохнула:

— Здесь были Блейк и Роуди. Они переночевали в конюшне.

Даниель запустил широкую пятерню в свои пшеничные волосы и прищурился. Он был страшно раздражен, но Джоли знала, что это только прелюдия к настоящему шторму. Поэтому то, что он сказал, ошеломило ее.

— Они тебя не обидели? — требовательно спросил Даниель.

Джоли потрясенно уставилась на него, дыхание ее пресеклось, когда его руки крепко сжали ее плечи.

— Нет, — удалось ей наконец выдавить из себя. — Я очень испугалась, но… главным образом за тебя и Джо Калли.

Торопясь и сбиваясь, Джоли рассказала, как Блейк и Роуди ворвались в дом, хотя она забаррикадировала креслами входные двери. Джоли закрыла глаза, вновь переживая тот страшный момент, когда Джо приближался к сараю, весело насвистывая, не подозревая, что от смерти его отделяет пара шагов. Джоли честно все рассказала, а под конец, набрав побольше воздуха в грудь, добавила:

— Блейк пригрозил убить тебя. Он сказал, что тогда я стану богатой вдовой.

В темноте походной кухни загорелое лицо Дани-еля показалось ей смертельно бледным.

— Так почему же, черт побери, ты мне все это не рассказала раньше? Тогда бы у нас был шанс поймать этих ублюдков! — тихим от ярости голосом сказал он.

Джоли отвела глаза, потом заставила себя взглянуть на Даниеля.

— Я очень боялась, — призналась она. — И не только за тебя, но и за себя. Я знала, что ты разозлишься.

Даниель оттолкнул ее и пригнулся, чтобы вылезти из давящей темноты походной кухни, но Джоли вцепилась в его рукав. Даниель остановился, но не повернулся, чтобы посмотреть на нее.

— Блейк что-то задумал, — сказала Джоли, с трудом выдавливая из себя слова. — Он убьет тебя, если посчитает, что из твоей смерти можно извлечь выгоду. А Роуди просто пришьет тебя из спортивного интереса, совсем как того старика из банка. Так что береги спину, Даниель!

Даниель выскочил из походной кухни так стремительно, словно выпущенный невидимой катапультой. Джоли осталась в полумраке, вытирая набежавшие слезы, всхлипнула пару раз, переступила через порог походной кухни и замерла, ослепленная ярким солнечным светом. Оглянулась на дом и пристройки, на сад и огород, на играющих детей, на спелую пшеницу, колышущуюся в знойном мареве. Все здесь было хорошо, на этой ферме! Почти так, как она себе представляла райский уголок, куда она все-таки надеялась попасть, прежде чем Творец призовет ее к себе. Ей так хотелось насладиться жизнью на этой ферме, но это было для нее вряд ли осуществимо. По простой причине: из-за нее жизнь Даниеля оказалась в опасности.

Джоли услышала серебристый смех Джеммы, и ее разбитое сердце затрепыхалось где-то в горле, когда она увидела, как Хэнк гоняется в высокой зеленой траве за сестренкой, играя в догонялки. И если Блейк был неподалеку, а инстинкт подсказывал Джоли, что это именно так, он быстренько поймет, что не только Даниель был уязвимым местом Джоли.

Она вышла из походной кухни и медленно побрела к дому. Зашла на кухню, развела огонь и принялась готовить весьма плотный обед. Приготовила и поджарила цыплят, намяла картошки, развела соус и подливу, нарезала горох и лук, поставила ломти ветчины, затем громко позвала всех к столу. На зов примчались Хэнк и Джемма, появился Дотер, и только Даниеля нигде не было видно.

— Он в конюшне, — ответил на ее невысказанный вопрос Дотер, когда Джоли выкладывала жареных цыплят на поднос, стоявший посреди стола. Джоли поправила прическу и расправила складки фартука, затем вышла во двор и пошла в конюшню.

Даниель вытаскивал камень, застрявший в копыте серой кобылы, той самой, на которой Джоли и дети ездили в Просперити.

— Не для того я готовила эту еду, чтобы ты ее даже не попробовал, Даниель Бекэм, — решительно заявила она.

Ее муж обернулся через плечо и посмотрел на нее таким ледяным взглядом, что Джоли показалось, будто на нее вылили ушат родниковой воды.

— Я пообедаю в городе, — бросил Даниель. — Мне нужно сказать пару слов судебному исполнителю и послать уведомление священнику, который присматривал за Джеммой и Хэнком в Спокане.

Джоли сделала шаг вперед, хотя вовсе не собиралась этого делать.

— Ты думаешь, что я ничего не сказала о Блей-ке и Роуди, потому что хотела спасти их, ведь так?

Даниель вздохнул, рывком выдернул из копыта лошади застрявший камешек и пошел к стене, на которой висела конская упряжь.

— Не имеет никакого значения то, что я думаю, Джоли.

— Нет, имеет! — возразила Джоли. Услышав свое имя на его устах, Джоли ощутила в душе такой сладостный трепет, что у нее защипало глаза.

Даниель тем временем запрягал большого серого мерина. Он или не слышал, что сказала Джоли, или не хотел слышать.

— Я скоро уйду отсюда, — отчеканила Джоли, но голос ее при этом слегка дрожал. — Это единственный способ уберечь тебя и детей от того, что он хочет сделать.

Наконец-то Даниель оторвался от своего занятия и, прищурившись, уставился на Джоли.

— Ты никуда не пойдешь, — зловеще проскрежетал Даниель. — Я заплатил за тебя пятьсот долларов, и, Бог свидетель, ты останешься здесь, на этой ферме, пока не отработаешь все до цента.

Никому, кроме Даниеля, Джоли не стала бы возражать, что ее первой реакцией на эти слова в тот момент было облегчение. Тем не менее это, конечно же, не комплимент. Он смотрит на нее, как на свою покупку, нечто вроде породистой лошади или новой молотилки.

— Рабство отменено, мистер Бекэм, или вы, быть может, об этом позабыли? — подчеркнула Джоли, отстаивая, хотя и робко, свое достоинство. — Вы не можете покупать людей!

Даниель подошел к ней вплотную.

— Я купил тебя, — отчетливо выговаривая каждое слово, ядовито и коротко заявил Даниель.

Бессильная ярость всколыхнулась в Джоли.

— Ты, проклятый дурак! — выкрикнула она. — Разве не видишь, что я пытаюсь спасти тебя от пули?!

В следующий миг правая рука Даниеля обвилась вокруг талии Джоли, он притянул ее к себе, приподняв в воздух.

— Я сам могу позаботиться о себе, — выдохнул Даниель, и его губы были настолько близки к ее устам, что она даже почувствовала их мягкую теплоту. — И о тебе тоже.

На его мощном теле было лишь одно место, которому подходило определение «мягкий», — его губы. Джоли поняла это, когда висела в воздухе, в стальных руках мужа. Все ее чувства вдруг забурлили в ней, и, не издавая ни звука, она пронзительно завизжала с такой же силой, как новая паровая пила на лесопилке мистера Дженьюэри. Все мысли вылетели у Джоли из головы, она ощущала только его железные бедра и грудь, но, самое главное, крепкую твердость его мужского естества.

Когда он поцеловал ее, сперва легко, потом все настойчивее и страстнее, кровь бросилась в голову Джоли, потом отхлынула к ногам одной темно-красной волной. Даниель до конца овладел ею с помощью только языка, потом опустил ее на землю, но так, чтобы она скользила вдоль его тела.

— Даниель! — прошептала Джоли, но когда она положила свои дрожащие, жаркие ладони на его крепкую грудь, чтобы придать себе устойчивость, Даниель отвернулся и снова принялся запрягать серого мерина. Его движения были точны и выверены.

— Не жди меня к ужину, — бросил он, снова глядя на нее. — Могу вернуться поздно.

В городе была женщина, та самая, которая была бы только счастлива выполнить все прихоти и желания Даниеля. Эта мысль больно кольнула Джоли.

— А что мне сказать наемным работникам, когда они начнут приезжать? — спросила она.

Крепкие мускулы на спине и плечах Даниеля рельефно перекатывались, когда он закончил запрягать коня и повел его, тащившего фургон, к открытым воротам конюшни.

— Они придут и, как обычно, лягут отдохнуть. Им ничего не надо, тюфяки они принесут с собой, от тебя только потребуется их накормить.

У Джоли снова взыграл характер. Она проводила мужа до ворот, где остановилась и смотрела, упершись руками в бока, как Даниель устраивается на козлах и отвязывает вожжи.

— А сколько стоит моя стряпня для ваших наемных работников, мистер Бекэм? Я спрашиваю, чтобы знать, сколько это составит в счет моего долга вам.

— Десять центов, — язвительно ответил Даниель, тронул поводья, и фургон медленно покатился.

Джоли проводила Даниеля взглядом, вспоминая его поцелуй и ненавидя себя за то, какую власть он имел над ней. Но, к ее великому тайному огорчению, больше всего на свете она бы желала, чтобы он вернулся и занялся с ней любовью.

Но, к счастью для Джоли, обязанности жен фермеров были обширны, и потому ей просто некогда было тосковать. Джоли уложила Джемму подремать немного, затем усадила Хэнка за столом на кухне и дала ему букварь, который обнаружила на книжной полке в кабинете Даниеля. Она сидела и слушала, как малыш сражается с простейшими предложениями. Хэнку было всего неполных шесть лет, но он уже проучился несколько месяцев. К тому же он оказался очень сообразительным.

— А ведь, — заметила Джоли, стоя у раковины и чистя картошку для наемных работников, которые вот-вот должны были прибыть, — ты так и не сказал мне свою фамилию.

Хэнк поднял на нее голубые глазенки. Они были совсем как у Даниеля, и Джоли приняла это за добрый знак.

— Я и не думал, что это важно, — ответил Хэнк, закрывая букварь.

Джоли разрезала очищенные картофелины и бросила их в большую кастрюлю с холодной водой, потом посолила.

— Даниель, то есть мистер Бекэм, отправился в город, чтобы послать весточку священнику в Спокан о том, что с вами все в порядке.

Хэнк с отсутствующим видом уставился на ящик с дровами, стоявший рядом с печью.

— Мы там никому не нужны, — глухо сказал он. — Так же, как и нашему дяде.

Гомон во дворе сообщил Джоли, что прибыли первые работники, нанятые Даниелем на уборку урожая. Решив, что поздоровается с ними попозже, Джоли села за стол напротив Хэнка.

— Расскажи мне о твоем отце, — мягко попросила она, положив руки на скатерть. — Ты его помнишь?

Было видно, как Хэнк проглотил комок в горле, потом пожал тонкими плечами.

— Па любил выпить и поиграть в карты. Когда ма умерла, он пытался присматривать за нами, но, думаю, это оказалось слишком тяжело для него. Последнее, что мы слышали — что он убил себя.

Рассказ маленького Хэнка потряс Джоли, и не просто потому, что он был душераздирающим, но и потому еще, что ее собственный отец во многом напоминал отца Хэнка. Деннис Маккиббен был слабым человеком и выпивохой. Он гораздо больше заботился о собственных удобствах, чем о нуждах подрастающей дочери. Он сбагрил ее на попечение тетки и дяди и благополучно отбыл в другие края, а когда Джоли успела полюбить тетю Ниссу и дядю Франклина и почувствовала их дом наконец-то своим, ее папочка вдруг вновь объявился, чтобы забрать ее с собой и превратить в служанку своей новой жены.

Джоли протянула руку и накрыла ею ладошку Хэнка. Как же ей хотелось дать этому малышу надежную крышу над головой, оставить на ферме Даниеля, до она не могла. Во-первых, потому что этот подарок был бы не ее, а, во-вторых, горький опыт уже научил ее, что все в этом мире преходяще — и плохое, и хорошее.

— Но мне бы все равно хотелось услышать твою фамилию, — тихо напомнила Джоли.

— Вагнер, — признался Хэнк.

Джоли протянула ему руку, и они обменялись рукопожатием.

— Здравствуйте, мистер Хэнк Вагнер, — улыбнулась она. — Меня зовут Джоли Маккиббен, и я очень рада познакомиться с вами.

По личику мальчика скользнула застенчивая улыбка.

— Я хочу, чтобы мы с Джеммой тоже стали Бекэмами, — сознался он, а Джоли обняла его за плечи. Она тоже хотела этого, но не тешила себя большими надеждами, что Даниель изменит свое решение отослать Хэнка и Джемму обратно в Спокан. И, вероятно, с него вполне станется отослать в Спокан свою преступницу-жену и приблудившихся детишек в одной повозке.

— Пойду посмотрю, все ли яйца собрали мы с Джеммой сегодня утром, — сказал Хэнк и высвободился из объятий Джоли, которая ласково взъерошила его волосы.

— Да, ступай посмотри, — улыбнулась она. И только когда Хэнк ушел, Джоли позволила себе поплакать.

К ужину во дворе была уже добрая дюжина людей. Они сновали взад-вперед. В воздухе стоял гул голосов и крепкий запах трубок и самокруток.

Джоли приготовила обильные блюда из жареной ветчины и вареной картошки, хлебцы, растительное масло. Работники положили еду каждый в свою тарелку и разбрелись кто куда, чтобы спокойно поесть, сидя на траве. Джоли тем временем прислушивалась, не скрипят ли колеса фургона Даниеля.

Когда сразу после девяти часов солнце село, в конюшне загорелся слабый свет керосиновой лампы. Кто-то заиграл на губной гармонике грустную балладу. Это еще более опечалило Джоли, хотя рядом с ней были Хэнк и Джемма.

Когда она придумала и рассказала им на ночь сказку, а затем отправила спать, одиночество и тоска стали просто невыносимыми. Джоли стояла у окна темной гостиной и всматривалась в пустую дорогу.

— Чтоб тебя, Даниель Бекэм! — в сердцах пробормотала она и только собралась отвернуться от окна, как далеко вдали углядела мерцающий огонек. Ее охватило приподнятое чувство, хотя оно и не смягчило возмущение тем, как с ней обращается Даниель.

Она уютно расположилась на кухне, сидя у печи и тщательно расчесывая волосы, которые доходили ей до пояса, когда в кухню вошел Даниель и повесил шляпу на крючок рядом с дверью. Его взгляд отрешенно скользнул по Джоли.

— Значит, люди уже здесь. — Даниель подошел к печи, приоткрыл чугунную дверцу и поворошил угли.

Джоли улыбнулась про себя. Она уже стала понимать, что это такое — быть женшиной, даже если это ограничивается ролью кухарки и судомойки. Она отметила, что одежда Даниеля не пахнет ни виски, ни духами.

— Я ничего не оставила для вас на ужин, мистер Бекэм. Вы ведь сказали, что поужинаете в городе.

— Мне сунули малюсенький кусочек свинины и пару горстей гороха и назвали это едой! — пробурчал Даниель, резко открыл хлебницу и крякнул от огорчения: в ней было всего несколько крошек.

— И где это так кормят? — сладко осведомилась Джоли, продолжая неспешно расчесывать волосы.

— В «Джеферсон-отеле», — ответил из кладовой Даниель, и его голос гулко отражался от стен. Затем он появился, неся в руках банку с маринованными огурцами, кусок сыра и четыре овсяных лепешки.

Джоли небрежно кивнула.

— По моему разумению, в салунах всегда подают такую еду, — заметила Джоли, а про себя добавила «И еще девиц легкого поведения».

Даниель одной ногой придвинул стул и грузно сел.

— Не бойся, на это у меня не было времени, — рассеянно сказал Даниель, свирепо глядя на свою добычу, разложенную на столе. — Черт тебя побери, женщина! Ты дашь мне что-нибудь поесть?

Джоли достала из ларя оставшуюся ветчину, подала большой ломоть хлеба и приготовила несколько бутербродов.

— Сейчас пойду к колодцу и принесу холодного молока, — сообщила она, берясь за дверную ручку.

Стул с грохотом отлетел в сторону, когда Даниель молниеносно подскочил к ней и схватил за запястье.

— Но не в таком же виде! — прошипел он. — Неодетая, в ночной рубашке, а ведь там мужчины!

Джоли втайне была рада такой бурной вспышке.

— Я совсем забыла об этом, — солгала она, широко улыбаясь. На самом деле она уже вычислила, что в этот час все наемные работники спят в конюшне.

— Стой, где стоишь! — приказал ей Даниель, грозя пальцем перед ее носом, затем схватил со шкафа желтый фарфоровый кувшин и выскочил за дверь. Когда он вернулся с полным кувшином молока, Джоли закончила причесываться, зная, что в мягком свете лампы ее волосы отливают янтарем. Она отвесила ему глубокий поклон, когда Даниель взглянул на нее, но тут же резко отвернулся.

— Я думал, что ты уже лежишь в постели, — хрипло сказал он.

Его жена широко и как-то театрально зевнула, потянулась и, слегка выгнувшись, скрестила руки над головой.

— Я тоже так считаю, — добродушно согласилась она. — К тому же скоро вставать и приниматься за завтрак: должна же я отработать свое содержание. Так что спокойной ночи, мистер Бекэм.

— Джоли!

Она остановилась и молча ждала, боясь обернуться и встретиться с ним взглядом. А его взгляд просто прожигал ей спину. Наступила томительная пауза, затем он с явной неохотой выдавил из себя:

— Спокойной ночи.

Слишком гордая, чтобы показать свое разочарование, Джоли молча покинула кухню и поднялась наверх в спальню.

Она лежала в пустой постели, испытывая смятение и обиду. Заслышав, как хлопнула кухонная дверь, она вскочила и подлетела к окну. В лунном свете было хорошо видно, как Даниель остановился у походной кухни, где провел вчерашнюю ночь, затем взглянул в направлении клена, охранявшего могилы его умершей семьи. Джоли испуганно отпрянула, потому что потом он посмотрел на окно спальни. Когда Даниель повернулся и пошел к дому, Джоли перестала даже дышать.

Джоли притворилась спящей, когда дверь в спальню со скрипом отворилась, но из-под полуприкрытых век она видела Даниеля. Он стоял в темном проеме дверей, его мощная фигура купалась в серебряном лунном свете. Затем он стремительно пересек комнату, схватил Джоли за руку и буквально выдернул из постели. Джоли от изумления разинула рот.

— Прекрати! — сквозь зубы проревел Даниель. — Черт побери, что бы ты ни делала, прекрати! Да поможет мне Господь, я теряю рассудок!

Хотя Даниель и не причинил ей боли, она все же почувствовала облегчение, когда он отпустил ее руку.

— Я ничего не делаю! — прошипела она в ответ злым шепотом, поправляя ночную рубашку. Даниель пальцем поднял ее подбородок и уставился в ее глаза, словно пытался найти в них что-то дьявольское.

— В доме дети, — с отчаянием сказал он, и Джоли знала, что Даниель напоминает об этом не ей, а себе. Джоли решила, что молчание послужит ей лучше, чем любой аргумент, и попридержала язык.

Даниель вновь удивил ее, когда вдруг подхватил на руки. Без каких-либо объяснений, молча, Даниель вынес ее на руках из спальни, спустился по лестнице, прошел через столовую, кухню и вышел во двор.

Звезды густо высыпали на небе, они сверкали, переливались, наполняя прозрачный воздух каким-то странным мерцанием. Наемные работники крепко спали в конюшне, лишь мычание дойной коровы нарушало тишину.

Даниель долго смотрел на Джоли таким взглядом, словно размышлял, что уже познакомился с ней где-то, но не мог припомнить i де, потом внес ее на руках в походную кухню и положил на узкий разделочный стол.

Джоли ощутила, как в горле у нее бьется пульс.

— Даниель… что…

Входная дверь закрылась, и в походной кухне тут же наступила кромешная тьма. Даниель ничего ей не ответил, но Джоли услышала глухой стук снятых сапог, затем мелодичный звон пряжки его брючного ремня. А когда он лег на нее, стараясь не раздавить своим весом, Джоли даже сквозь ткань ночной рубашки ощутила его сухую горячую кожу. И произошло нечто удивительное. Джоли сильно устала за день, но ее тело, хранящее еще заряд того утреннего поцелуя у конюшни, тут же загорелось огнем желания.

Джоли закусила губу, чтобы подавить стон едва сдерживаемого нетерпения, когда Даниель, задрав ей ночную рубашку, обнажил ее длинные ноги, затем бедра. Бормоча что-то бессвязное, Даниель осыпал ее поцелуями с головы до ног, а потом жадно припал губами к ее соску.

Реакция Джоли была примитивной, но абсолютно естественной. Она выгнулась дугой, дыхание ее участилось, и она издала низкий грудной стон. Когда она потянулась навстречу Даниелю, он одним движением спокойно и глубоко вошел в нее, отчего глаза у нее широко раскрылись. Она обхватила коленями его талию и прижалась к нему. Даниель приложился губами к ее рту и запечатал его долгим поцелуем как раз вовремя, чтобы заглушить рвущийся из нее крик наслаждения.

Тело больше не подчинялось Джоли. Под Даниелем оно стало жить своей собственной жизнью, трепеща и раскрываясь каждой клеточкой навстречу его ласкам. Джоли дрожала всякий раз, когда он выходил из нее. А когда это необыкновенное удовольствие достигло крещендо, Даниель стал легонько покусывать шею Джоли и закрыл ей рот ладонью, чтобы ее экстаз остался только их личным делом.

Потом, спустя бесконечно долгое время, когда она совсем выбилась из сил и насытилась, Даниель нежно убрал прилипшие к ее потному лбу пряди волос и осушил ее губы поцелуями. Его движения изменились. Каждый раз, когда он входил в нее, Даниель усиливал натиски, проникая в нее все глубже. Джоли была уверена, что их души слились воедино, когда последняя судорога сотрясла наконец Даниеля, и он извергнул в нее свое семя.

Казалось, прошла вечность, прежде чем к Джоли вернулась способность соображать, а когда это случилось, какое-то странное, ядовитое чувство, словно боль, возникло в ней. Даниель желал Джоли и откровенно наслаждался ею, но даже хотя он дал обет и подписал юридические бумаги, он не считал ее своей настоящей, законной женой. Иначе он не стал бы заниматься с ней любовью вне своего дома, как будто бы в их близости было что-то незаконное, постыдное.

Только когда Даниель повернулся, чтобы поцеловать ее в щеку, он обнаружил, что Джоли плачет.

— Что случилось, Джоли?

А она не хотела показывать Даниелю, что плакала из-за него. Внутри у нее все тряслось от попыток сдержать рыдания, но было уже слишком поздно.

Даниель вздохнул, когда она ничего не ответила, и лег на спину, едва умещаясь на узком разделочном столе. Тогда он одним движением широко раздвинул ей ноги и усадил верхом себе на бедра. Когда она опустилась на его мужское естество, он провел ладонями по ее бокам, нежно потискал ее груди, затем снова принялся ласкать низ ее живота.

И все равно Джоли продолжала плакать.

— Скажи мне, что случилось? — низким голосом спросил он. Джоли даже в уме не хотела облекать словами свое страдание, позволить, чтобы о нем было сказано вслух. Она вытирала слезы тыльной стороной руки, но все равно они продолжали струиться.

Господь свидетель, сколь трудна была жизнь Джоли и до ее встречи с Даниелем. А теперь она должна будет страдать до конца своих дней, зная, что он стыдился ее, считал не законной женой, а наложницей.

В конце концов Даниель обхватил руками ее бедра, приподнял Джоли и насадил ее на свой член.

— Если только так доставлять тебе удовольствие, так бы и сказала.

От нового ощущения у нее почти закружилась голова, кровь застучала в голове, тело изгибалось в пароксизмах страсти. Наслаждение пронзило ее всю насквозь. Джоли была уверена, что не сможет вынести то неистовое наслаждение, которое получала, отдавая себя Даниелю. Она послушно отвечала ему, ощущая в себе каждое движение его крепкого члена.

Джоли дышала трудно и часто, была вся покрыта потом. Она знала, что еще несколько секунд, и внутри нее произойдет какой-то чудовищный по силе взрыв, от которого она разлетится на мелкие кусочки, и боялась, что никогда не сможет собрать их воедино

— Даниель! — крикнула Джоли, и ее острые ногти вонзились в его спину, но ни она, ни он этого не заметили. Когда пришло его время, Даниель одним мощным движением бедер высоко подкинул ее, и Джоли насладилась его невольным криком безоговорочной капитуляции.

Джоли не знала, сколько времени прошло, когда наконец стала снова соображать и увидела, что Даниель надел на нее ночную рубашку, что берет ее на руки и несет к дому. Джоли была слишком ошеломлена, чтобы задавать вопросы — ему или себе. Она могла лишь покоиться в его сильных руках, уронив голову ему на грудь и закрыв глаза, поскольку Даниель потребовал от нее всех ее жизненных сил, и она все отдала ему.

Даниель принес ее наверх в свою комнату и осторожно положил на широкую постель.

Больше всего на свете Джоли желала, чтобы Даниель доказал ей, что все ее подозрения — бред, чтобы он лег рядом с ней, заключил в объятия и уснул. Однако он заботливо укрыл ее легким стеганым одеялом, коснулся губами ее лба и ушел.

Джоли прошептала его имя, но это было все, на что у нее хватило сил. Усталость тяжелым грузом навалилась на нее, и Джоли провалилась в глубочайший сон без сновидений.

Утром не было времени сетовать по разбитым надеждам: надо было накормить четырнадцать голодных мужчин. Перед тем как они допили кофе, прибыл Джо Калли. Он приехал на молотилке, которую тащили восемь мулов. Рядом с Джо восседала Нан в платье из голубого ситца и в более практичной, чем в прошлый раз, шляпке. Они явно были готовы помочь Бекэмам

Нан тут же принялась помогать Джоли грузить в походную кухню последние мелочи, а потом они пошли вслед за повозкой, которую Дотер катил вглубь пшеничных полей. Хэнк и Джемма были внутри и шалили там, строя рожицы и показывая языки в окошко.

— Быстро сработано! — усмехнулась Нан, указывая на резвящихся детей. — Если бы вас сейчас увидел кто-либо, кто вас не знает, то решил бы, что эти дети ваши! Твои и Даниеля!

Даже упоминание имени мужа заставило сердце Джоли мучительно забиться. Она боялась даже бросить взгляд на походную кухню, чтобы не вспоминать, как страстно и искусно любил ее там Даниель.

— Хотела бы я, чтобы они были нашими детьми, — горько сказала Джоли и потом объяснила Нан, как Хэнк и Джемма удрали от священника и забрались в повозку Даниеля перед тем, как тот уехал из Спокана.

Нан печально улыбнулась.

— После смерти Илзе и детей Дан ожесточил свое сердце. Он постоянно ходит в церковь и все такое, но я абсолютно убеждена, что сейчас он не верит никому и ничему. — Нан замолчала, задумчиво поправляя тесемки шляпки. — Священное Писание говорит, что пути Господни неисповедимы, и я полагаю, что Господь неспроста привел тебя в Просперити…