Любовь по расчету

15

— Слишком поздно.

Этот хриплый возглас отчаяния, хотя и еле различимый, прервал сон Молли, в котором главными действующими лицами выступали все те огромные куклы-монстры. Молли охватило волнение. Открыв глаза, она посмотрела на спящего рядом Гарри.

Спальня была залита лунным светом; его щедрые потоки проникали сквозь широкие стеклянные окна. И в этом ледяном мерцании тело Гарри казалось серебристым. Капельки пота посверкивали на его голых плечах.

— Слишком поздно, — снова пробормотал он, уткнувшись в подушку и все время беспокойно ворочаясь. — Нечем дышать. Дышать нечем.

— Гарри, проснись.

— Нечем дышать. Слишком поздно.

Молли нежно дотронулась до него. И это возымело эффект, прикосновение оказалось подобно разряду тока. Гарри резко дернулся, перекатился к самому краю постели и разом оказался на ногах. Обернувшись, он посмотрел на нее.

В холодном лунном свете ей трудно было определить оттенок его глаз, показавшийся ей совершенно бесподобным, но вот обеспокоенность в его взгляде она отметила сразу. Медленно приподнявшись и опершись на подушки, она подтянула одеяло к самому подбородку.

— Тебе снился сон, — прошептала она.

— Да. — Он часто заморгал, словно отгонял прочь ночные видения. Крупная дрожь волной прокатилась по его телу. Наконец он глубоко вздохнул и, казалось, обрел душевное равновесие. — Извини.

— Что, ночной кошмар?

Он провел рукой по волосам.

— Да, давно такого не снилось. Вот уже несколько лет. Я даже успел забыть, насколько это страшно.

Молли откинула одеяло и встала с постели. Она обогнула широкую кровать и подошла к нему. Обняв его, тесно прижалась, стараясь хоть как-то утешить.

— Все в порядке, Гарри. Все позади.

Он долго стоял не шелохнувшись, потом, застонав, обнял ее — так, словно она была единственной женщиной на земле. Какое-то время они так и стояли, прижавшись друг к другу, утопая в холодных лучах луны.

— Это все из-за меня, да? — осмелилась предположить Молли. — Наверное, этот дневной эпизод спровоцировал кошмарный сон. Ты испытываешь чувство вины, поскольку не смог поймать Кендалла.

— Я не успел к тебе на помощь. — Голос Гарри прозвучал резко, даже грубовато. — Тебя могли убить.

— Так же, как убили твоих родителей?

Гарри напрягся.

— Да.

— То, что сегодня произошло со мной, оживило старые воспоминания, я угадала?

— Возможно.

— И давние сны.

— Думаю, что да. — В голосе его чувствовалась усталость, и это вполне соответствовало его душевному состоянию.

— Ты не в состоянии спасать каждого, Гарри. Даже тех, кого ты любишь, ты не можешь уберечь. Жизнь не дает нам такого шанса. Я имела возможность убедиться в этом. Пусть все идет своим чередом. Смирись.

— У меня не получается. И, наверное, никогда не получится.

— Тогда поделись со мной своими тяготами. — Молли собралась с духом. — Расскажи, что ты испытал в тот день, когда погибли твои родители.

— Ты ведь не хочешь слышать об этом.

Молли не была уверена в том, что ей следует проявлять настойчивость, но что-то внутри толкало ее на продолжение разговора, хотя Гарри явно не приветствовал ее дальнейших расспросов.

— Ты говорил, что не успел спасти своих родителей.

— Да, я безнадежно опоздал. — Внезапно ярость и боль прорвались наружу круша на своем пути тщательно возводимые Гарри преграды. — Так же как и сегодня. Опоздал. Я всегда опаздываю, черт возьми.

Молли порывисто обняла его.

— В тот день ты спустился под воду с ружьем.

— Боже, Джош и это рассказал тебе?

— Да. — Молли подняла голову и вгляделась в его лицо. Глаза его блестели. — Ты ведь и сам чуть не погиб?

— Они увидели меня когда выплывали из пещеры. — Голос его был ледяным и суровым, словно шел из преисподней. — В тот момент я понял что произошла трагедия. Они плыли прямо на меня. Я убил из гарпуна одного. Второй набросился на меня прежде, чем я успел перезарядить ружье. Он промахнулся при выстреле, но у него был нож. Он достал его из ножен у щиколотки. И перерезал трубку у моего акваланга.

— О Боже, Гарри. — Она крепче обняла его.

— У меня тоже был нож. Мне его дал отец. И я убил им того негодяя. Но у меня был испорчен акваланг. Тогда я снял маску с головы убитого. И в ней поплыл к пещере. Но я слишком опоздал. Мать и отец были уже мертвы.

Повисло напряженное молчание.

Молли взяла лицо Гарри в свои ладони. Она чувствовала, что рассказ не окончен, хотя и не знала, каких еще откровений ждала от него. Она чувствовала лишь одно: он должен был рассказать всю правду до конца.

Осторожно словно ступая по минному полю, Молли попыталась нащупать нить, которая могла вывести к разгадке.

— Ты сказал что едва появившись у пещеры заподозрил неладное. Почувствовал что произошло нечто ужасное.

Гарри устремил взгляд в ночное небо за окном.

— Я увидел вторую лодку возле лодки родителей. Я заглянул в нее, она была пуста. Все это показалось мне подозрительным.

— Понимаю.

— Я отыскал их. Поднял на поверхность. Я задыхался, хотя в акваланге еще был запас воздуха. — Гарри прикрыл глаза рукой. — И вода была какого-то странного оттенка. Думаю это были отблески заката. Но очень похожие на кровь.

— Представляю, как все было ужасно.

— Да.

— Неудивительно что ты до сих пор видишь это во сне. Гарри, ты не мог спасти своих родителей в тот день. Но никогда не забывай о том, что твой отец спас жизнь тебе.

Он отвлекся от созерцания ночного неба и как-то странно посмотрел на нее.

— Что?

— Ведь твои отец научил тебя владеть ножом. Он подарил его тебе и ты по сей день носишь с собой этот бесценный подарок. И в тот день именно отцовский нож помог тебе расправиться с противником.

— Он обучил меня всему что знал сам. И только по этому я победил в той схватке.

— Мастерство, переданное тебе отцом, спасло тебя в тот день, так же как и меня сегодня спасли механические игрушки, которые сконструировал когда-то мой отец.

Гарри помолчал.

— Да.

— Иногда полезно вспоминать об этом, Гарри. Все мы связаны друг с другом в этом мире. Бывает, мы спасаем кого-то. А кто-то спасает нас. Это жизнь. И нет человека, кто был бы создан исключительно для спасения других.

Гарри не ответил ей. Но и не отстранился от нее.

— Твои отец исполнил свои долг, обучив тебя искусству побеждать.

— Молли, я не знаю, чего ты добиваешься, но если ты пытаешься играть роль психолога-любителя, лучше прекрати сразу же. — Он горько усмехнулся. — Оливия уже все мне про меня же рассказала, а она все-таки профессионал.

— И что же сказала Оливия?

Гарри пожал плечами.

— Она много говорила о разрушительной силе комплекса вины. Говорила, что посттравматические стрессы поддаются лечению. Я же возражал, пытаясь внушить ей, что не собираюсь переписывать историю под воздействием успокоительных пилюль.

Молли чуть потормошила его.

— То, что я говорю тебе — это не терапия, а правда. Кому как не тебе судить о том, где реальность, а где иллюзия. Ну-ка, скажи мне откровенно, правду я говорю, по-твоему, или лгу?

— Какую правду ты имеешь в виду?

Она стойко сопротивлялась его гневу, интуитивно чувствуя что ему сейчас полезно выплеснуть эмоции. Он слишком долго носил их в себе.

— Послушай, Гарри. В тот день твой отец спас тебе жизнь, и именно этого он хотел бы, будь он жив. Он — твой отец, а ты — его сын. В тот день он защитил тебя. Это его отцовское право. Твоя мать поступила бы точно так же. Все так и должно быть в жизни. Ты вернул своим родителям долг, воспользовавшись тем, что они тебе в свое время дали.

Гарри стиснул зубы.

— Я не понимаю.

— Ну, представь, что было бы, окажись на твоем месте Джош? Что, если бы ему выпало встретиться с теми двумя убийцами?

Гарри уставился на нее немигающим взглядом и молчал. Впрочем ему и не надо было ничего говорить. Молли и так знала, о чем он думает. Гарри вырастил Джоша, и его чувства к мальчику были вполне отцовскими.

— Я охотно верю в то, что такой человек, как ты, не согласится переписывать историю, желая предстать в более выгодном свете, — тактично заметила Молли, продолжая начатый разговор. — Это не выход. Нельзя искусственно выравнивать чаши весов. Это не терапия это, скорее, карма.

— Ушам своим не верю. Ты говоришь, «карма»? Только не пытайся убедить меня в том, что всерьез воспринимаешь эту мистическую чушь.

— Ну хорошо, ты, в конце концов, ученый, так оцени это явление с научной точки зрения. Примени ньютоновские законы динамики. На всякое действие найдется равное противодействие. Твой отец спас тебе жизнь, а ты точно так же спас жизнь Джошу.

— При чем здесь Джош? — вспылил Гарри. — Я не спасал его.

— Нет, спас. Ты оградил его от жестокой правды прошлого. Эта правда могла убить в нем веру, превратить его в такого же отпетого типа, как и его дед. Ты вселил в него надежду на будущее. Это бесценный дар, Гарри.

— Все, что я сделал, — это привил ему любовь к учебе и стремление получить образование.

— Нет, ты дал ему гораздо больше. Создал благоприятную обстановку, в которой он мог расти и развиваться. Ты был для него настоящим отцом. Ты обуздал этого старого дьявола Леона.

Гарри в изнеможении уткнулся в нее влажным лбом.

— Странный разговор мы затеяли среди ночи.

— Джош — не единственный, кого ты спас, — упрямо продолжала Молли. — Насколько я понимаю, вот уже несколько лет ты занят спасением Стрэттонов и Тревельянов.

Гарри опешил.

— О чем это ты?

— Ну, например, ты поддерживал Брэндона в его начинании.

— Брэндон вряд ли скажет мне за это «спасибо».

— Может, и не скажет, но это уж его проблема Я знаю, что ты также помог кузену Рейли и его жене. Подозреваю, что не без твоего участия Эванджелина смогла приобрести компанию «Смоук энд миррорз». И список этот, как мне кажется, бесконечен.

— То, о чем ты говоришь, совсем из другой области.

— Ты не прав. Все, что ты сделал для других, — чрезвычайно важно. — Она улыбнулась. — И знаешь, что я тебе скажу? Ты и мне сегодня спас жизнь, хотя и косвенно.

Выражение его лица стало суровым.

— Не надо шутить, Молли.

— Я не шучу. — Она взглядом отыскала его глаза. — Я же говорила тебе, что не случайно завела старые игрушки, спасаясь от Кендалла.

— Ты сказала, что идею тебе подкинули какие-то ребятишки.

— Это были твои дети, Гарри.

— Мои? — Ее признание было подобно разряду грома. — Я думал, что из нас двоих только я сумасшедший.

— Это были твои дети. Я явственно видела их. Мальчик и девочка. У них были твои глаза.

Гарри схватил ее за плечи, взгляд его зажегся ярким огнем.

— Ты хочешь сказать, что тебе было видение?

Молли робко улыбнулась.

— Ну, может, это была лишь игра воображения.

— Игра воображения, — безучастно повторил он.

— Да, воображение у меня богатое. Это наследственное. Так же, как и любознательность.

— Молли.

Кончиком пальца она коснулась его губ.

— Я думаю, тебе пора подумать о собственных детях. Из тебя получится замечательный отец. У тебя просто призвание к этому.

Он раскрыл было рот. Но слова не шли. Он снова сомкнул губы. Потом обнял ее одной рукой, склонил голову и поцеловал жадно, словно изголодавшись, так что Молли даже обмякла в его объятиях. Голова ее легла к нему на плечо.

Ее опалило внезапно вспыхнувшим огнем желания. Молли почувствовала себя слабой и беспомощной, стало трудно дышать. Она замерла в сладостном ожидании.

Поцелуи Гарри напомнили ей о первом ночи их близости. Она затрепетала, как цветок, подхваченный ураганом. Гарри застонал. Она почувствовала, как сомкнулись его руки, поддерживавшие ее за талию. Залитая лунным светом комната поплыла у нее перед глазами. Молли была в смятении.

Еще мгновение — и она уже распласталась на широкой кровати. Ноги ее были широко расставлены, ночная сорочка болталась где-то на уровне талии, Гарри расположился сверху.

Молли одинаково отчетливо ощущала и собственную слабость, и сладкую тяжесть его тела. Гарри был полон желания. Она чувствовала, как давит на ее мягкое бедро его возбужденная плоть.

Он на мгновение оторвался от ее губ и перенес свои поцелуи на ее шею, и только тогда Молли удалось глотнуть воздуха. Она отчаянно пыталась обрести ощущение реальности, но порыв бешеной страсти словно уносил ее в иное измерение. Разобраться в своих чувствах она уже не могла. Казалось, будто ею управляет неведомая сверхъестественная сила.

Внезапно она осознала, что ее снедает глубокий, алчный голод. Ощущение ей было незнакомо. Молли казалось, что желание, так долго томившееся в ней, вот-вот разорвет ее плоть. Это был не просто сексуальный порыв, в нем крылось нечто большее, чему она пока не могла подыскать определения.

Руки Гарри блуждали по ее телу. Зубы сомкнулись вокруг соска. Его настойчивость была сокрушительна.

«Это даже не похоже на секс, — в полузабытье подумала Молли. — Это что-то другое. Больше, чем секс».

А между тем страсть уже достигла опасного предела. Молли чувствовала, что ее вот-вот затянет в водоворот неукротимого голода.

Его голода. Гарри.

Ее ошеломила внезапная догадка. Она поняла все: все, что она сейчас испытывает, исходит от Гарри. Эмоции, раздирающие ее, алчное желание, невыносимое одиночество, отчаяние — все исходило от него.

И странным образом резонировало в ее душе и плоти.

Молли всецело отдалась во власть инстинкта. Она прильнула к нему, чувствуя, что только она может утолить его голод, а он, и только он удовлетворит ее безмерное желание.

— Я здесь.

— Нет. — Гарри резко приподнялся, словно намереваясь разорвать цепь, на мгновение сковавшую их. Он устремил на нее взгляд, в котором отразилась мука. — Черт возьми, я этого не хотел. Клянусь, больше этого не повторится.

И Молли вдруг поняла, что страх который испытала она столкнувшись с неведомыми ощущениями, был не сравним со страхом, обуявшим Гарри.

— Все хорошо, — прошептала она. — Ты не один.

Она вонзила кончики пальцев в его влажные от пота мощные плечи и вновь притянула его к себе. Устроив его меж своих бедер она принялась целовать его строгое аскетическое лицо — горячо, страстно, неистово. Дрожь пробежала по его телу.

— Молли. — И он накрыл поцелуем ее рот. Она полностью растворилась в нем, уступив его настойчивому желанию. Она догадалась, что Гарри пытается совладать с жестоким сексуальным голодом, который он испытывал вот уже много лет. Это противостояние все время требовало от него величайшего напряжения сил и разума. И вот сегодня так тщательно возводимые им барьеры рухнули. Так же, как и в первую ночь их близости, мелькнуло в голове у Молли. Теперь она понимала, почему ей так запомнилась и была дорога именно та несравненная ночь.

— Вместе, — прошептала она. — Мы сделаем это вместе. — Она чуть приподнялась и обвила его ногами.

— Молли Боже, Молли. — Гарри приник к ее влажному телу и с глубоким вздохом, содрогаясь, вошел в нее.

Она приняла его восторженно и благодарно. Его сильные, глубокие рывки наполняли ее блаженством. Гарри чувствовал ее тело, понимал его, знал, что ему нужно. Они словно были настроены на одну волну, и потому мелодия их любви лилась плавно и нежно.

Оргазм наступил настолько внезапно, что Молли даже не успела вскрикнуть. Она просто отдалась во власть этому божественному мгновению.

Она смутно расслышала хриплый стон Гарри, когда и он присоединился к ее блаженству.

Он тяжело рухнул на нее. Тело его источало удовлетворение. И не только физическое.

Молли почувствовала его полное насыщение, поскольку оно просочилось и в нее.

Полнота ощущении.

Завершенность.

Все о чем можно мечтать.

Состояние скуки, изредка прерываемое всплесками дикого ужаса.

Слова эти настойчиво стучались в его сознание, пока наконец не разбудили. Гарри нехотя открыл глаза. Поборник правды, сейчас он бы душу продал дьяволу, лишь бы обмануться в своих мрачных предположениях.

Итак, самый худший из его ночных кошмаров оказался правдой. Молли проникла в темные лабиринты его души. Она увидела все. Стояла рядом, держала его за руку и вместе с ним заглядывала в пропасть.

В памяти всплыли слова Оливии.

«А потом и секс стал… как бы это сказать… странным, что ли, Гарри».

Но Оливия даже близко не подступала к краю бездны, в которой таилась настоящая правда. Ей довелось столкнуться лишь с намеком на реальность, в то время как Молли познала ее. Оливию перепугала и навсегда оттолкнула бледная тень мрачного призрака.

Гарри подумал о том, что сегодня ночью Молли узнала его настоящего. Отчаяние охватило его. Он понял, что все потерял.

Молли слегка вздрогнула. Гарри повернул голову и посмотрел на ее залитое лунным светом лицо. Очень скоро они расстанутся. И тогда он в полной мере ощутит тяжесть утраты. А винить будет некого кроме себя самого.

Молли полусонная сладко улыбнулась.

— Ну как, ты подумал о детях'?

У Гарри возникло ощущение будто наступил конец света. Его хваленые рефлексы оказались никуда не годными. Он был ошарашен оглушен и лишь безмолвно смотрел на нее, едва смея надеяться. Не сразу обрел он дар речи.

— О детях? — вымолвил он наконец.

— Я думаю, тебе все-таки следует всерьез подумать о том, чтобы обзавестись детьми.

— Детьми.

— Да. Вместе со мной.

— С тобой?

Она выжидательно смотрела на него.

— Пожалуй, не стоит затягивать с этим. Моложе мы уже не станем.

— Дети. Наши дети, — растерянно повторял он, явно не в состоянии сосредоточиться.

Она нежно коснулась пальцами его щеки. Глаза ее сияли.

— Я знаю, что не вполне соответствую твоим представлениям об идеальной жене. Я очень хорошо помню тот список.

Во рту у него пересохло. Он с трудом проглотил слюну.

— Какой список?

— Список наших разногласий. Я говорю томат, ты говоришь помидор.

Он покачал головой.

— Томаты и помидоры — это твое изобретение.

— В самом деле? А, да, припоминаю. Ты говорил о разногласиях другого рода. Кажется, что-то связанное с темпераментами. И еще ты сетовал на то, что у нас нет общих интересов, разве что совместное рассмотрение проектов. Ты еще сравнивал нас с двумя кораблями в ночи.

— Нет. — Гарри приподнялся на локте и склонился над ней. Положил руку на ее обнаженное бедро, с наслаждением ощутив атласную кожу. — Я ничего не говорил о кораблях в ночи. Я бы помнил.

Она протянула руку и накрутила на палец его локон.

— Ну, может, речь шла о том, что у меня нет диплома доктора философии, который можно было бы пристроить на стенку рядом с твоим.

— Нет. Я и о докторе философии ничего не говорил.

— Ты уверен?

— Уверен.

— Абсолютно, безоговорочно?

— Да, — пробормотал Гарри. — Абсолютно, безоговорочно. Молли, мы ушли в сторону, а ведь ты что-то говорила о детях.

— Это был тонкий намек.

Он набрал в легкие побольше воздуха.

— Ты просишь меня сделать тебе предложение? Я правильно понял?

— Вот чем мне нравятся образованные мужчины. Достаточно долго размышляя над очевидным, они в конце концов улавливают суть. — Молли улыбнулась. — Так ты возьмешь меня в жены Гарри?

Он с трудом подыскивал слова.

— Как насчет…

— Насчет чего?

Он стиснул зубы.

— Как насчет состояния скуки, изредка прерываемого всплесками дикого ужаса?

— Ах ты вот о чем. Мне пока это состояние не знакомо.

— А как насчет остального? — выдавил он из себя. — Молли, клянусь Богом, я не понимаю, что произошло в момент нашей последней близости. И не хочу понимать. Я знаю лишь одно: иногда, стоит мне потерять самообладание, как я становлюсь невыносимым, что ли.

— Хочешь знать, что я думаю? По-моему, тут замешано тревельяновское ясновидение.

В отчаянии он закрыл глаза.

— С тобой нельзя говорить серьезно.

— Гарри, человек с интеллектом должен быть открыт для любых эмоции. Кажется, один признанный авторитет в области истории науки когда-то писал что существует опасная иллюзия будто всегда можно отличить возможное от невозможного.

— Это я написал.

— Ну, я так и сказала: признанный авторитет. Помнится, я с тобой согласилась. Я — потомок изобретателей, людей творческих, которые достигли успеха, потому что отвергали всякие условности и для них не существовало невозможного. Думаю, нет ничего страшного в том, что ты, возможно обладаешь неким шестым чувством.

— Нет, я не согласен.

Она проигнорировала его замечание.

— Вполне возможно, что при сильном эмоциональном накале — его кстати, может спровоцировать сексуальный голод, — твоя повышенная чувствительность усиливает экстрасенсорные способности.

— Молли.

— В такие моменты неизбежны и странности в поведении. И, возможно, твои сокровенные мысли проникают в сознание того, с кем ты… э-э… как бы это сказать находишься в интимной связи.

— Безумие какое-то. Твои рассуждения начисто лишены научной базы.

— Да нет, просто это логическое объяснение того, чему иного объяснения быть не может. Так ты перестанешь мямлить и дашь наконец ответ на мои вопрос?

Гарри невероятным усилием воли собрал остатки мужества. Он притянул к себе Молли. Утопив пальцы в ее роскошных непослушных волосах, он глубоким поцелуем накрыл ее рот.

Поцелуй и был его ответом, но на всякий случай — вдруг она не поймет этого — Гарри повторил вслух.

— Я женюсь на тебе.