Вспоминая впоследствии этот момент, Хэлли решила, что могла бы повести себя лучше. Тогда она смутилась, чувствуя себя предательницей, хотя из-за чего, собственно, ей было чувствовать себя виноватой? Она всего лишь обедала с отцом одной из своих учениц. Это было в пределах профессиональных обязанностей.
Однако, Гил явно так не думал. И он был прав. Ее интерес к Майку Паркеру вышел за рамки профессионального.
Но она поспешила себе напомнить, что ее волнует проблема его дочери. Просто эти два человека нуждаются в ее помощи. В этом нет ничего дурного.
Тогда почему же она так запиналась, когда представляла мужчин друг другу?
Холодный отказ Гилберта на вяловатое приглашение Хэлли присоединиться к ним оставил неприятный осадок, во всяком случае у нее. Гил был с матерью, которая никогда не скрывала своего недоброжелательного отношения к Хэлли. Будь Гил лет на десять моложе своих тридцати шести, которые он носил с таким величественным чувством ответственности, миссис Смит давно бы запретила своему сыну встречаться с ней. Хэлли была в этом уверена. Она лишь обменивалась с Хэлли вежливыми приветствиями и фальшивыми улыбками во время их нечастых встреч.
Нет, причина того, что вечер для Хэлли был подпорчен, заключалась не в этой неловкости – просто, видя Гила рядом с Майком, она задумалась, что вообще могла в нем найти. Он всегда был таким... раздражительным? Этакой старой девой?
Майк молчал в продолжение их, слава Богу, короткого разговора, делая вид, будто поглощен изучением меню. Хэлли подумала, что он, наверное, уже выучил его наизусть.
– Извините, если создал вам проблему. Ваш приятель, кажется, был неприятно поражен, – сказал он, когда Гилберт удалился.
– Он мне не приятель, – сердито ответила Хэлли, хотя всего несколько дней назад считала Гилберта чем-то даже большим – Мы коллеги и... мы просто иногда встречались, вот и все.
– Мне показалось, он здорово огорчился, увидев вас со мной.
– Что ж, даже если и так, это его дело, – сказала Хэлли, стараясь произнести это как можно более безразличным тоном. Она не любила делать людям больно. Гил был ее другом, во всяком случае раньше. Она с сожалением подумала, что этот абсолютно невинный обед может положить их дружбе конец. Надо завтра же поговорить с ним и все прояснить, решила она.
Это решение немного успокоило Хэлли, но ее настроение резко упало, когда Гил и его мать прошли мимо их столика не попрощавшись, даже не взглянув в их сторону.
– За вас. – Майк старался поднять ей настроение, наполнив бокалы заказанным им вином. Выдавив улыбку, она присоединилась к его тосту и сделала небольшой глоток, после чего он добавил: – И за счастливое завершение проекта «Коринна».
– Вчера ты вернулась поздно, – заметила мать Хэлли, когда на следующий день та зашла проведать ее. – Хорошо провела время?
– Не очень. – Хэлли поспешила рассказать матери подробности вчерашних событий. – Сегодня с утра у меня были занятия, – заключила она, – а через полтора часа я забираю Коринну из тюрьмы. Кстати, Билл О'Рурк очень помог нам. – Она знала, что ее слова заставят мать ослепительно улыбнуться. – Тебе ведь нравится этот человек, да, мама?
– Да. – Лицо матери приобрело мечтательное выражение. – Он заставляет меня чувствовать себя... особенной и более, чем когда-либо, женщиной. – Она взглянула на Хэлли и слегка покраснела. – Глупо, да?
– Совсем нет. – Хэлли обняла мать, почувствовав прилив нежности.
– Спасибо, дорогая, – сказала Эдит, с любовью взглянув на дочь, и тут же опять на ее лицо легла тень задумчивости. – Я хочу такого же счастья для тебя.
– Мама. – Хэлли отошла от кровати, взяла кружку и поставила в раковину. – Не начинай, ладно? У меня было очень тяжелое утро.
Эдит моментально разволновалась.
– Ты действительно очень много работаешь, Хэлли. Ты слишком выкладываешься ради этих детей.
– О, мама. – Хэлли вымыла чашку и поставила ее на сушилку. Вытирая руки и складывая полотенце, она старалась говорить сдержанно. – Я знаю, что ты искренне заботишься обо мне, и ценю это. Но я по-другому вижу свою жизнь и хочу, чтобы ты просто не думала об этом. К тому же утро мне испортили не ученики. А Гил.
– Гил? – Эдит, нахмурясь, смотрела, как Хэлли прислонилась к столу и запустила пальцы в волосы. – Гилберт Смит?
– Другого Гила я не знаю, – пробормотала Хэлли, сердясь на себя за то, что расстроилась из-за этого человека.
– Вы поссорились? – спросила Эдит.
Хэлли опустила руки и оттолкнулась от стола.
– Боюсь, не все так просто. Он на меня сердится.
Хэлли нехотя взяла сумочку. Сегодня утром она остановила Гилберта в коридоре, но он холодно отстранился, и теперь это терзало ее. Она поцеловала мать в щеку и направилась к двери.
– Не волнуйся за меня.
– Но...
– Потом, мама. – Хэлли закрыла за собой дверь, предупредив дальнейшие вопросы. Не стоило рассказывать матери о Гиле. Эдит мечтает о том, чтобы Хэлли нашла себе мужчину и устроила свою жизнь. Родила бы ей внука или двух. Это было их больное место. Морган жила почти на другом конце страны и была в дружбе с отцом. Поэтому ее шестилетняя Кенни была практически чужой для своей бабушки.
Настроение Хэлли окончательно упало, когда она обнаружила, что колесо ее машины опять спустило. Приобретение новых шин далее нельзя откладывать.
Полицейский участок не место для людей со слабыми нервами. Хэлли добралась до дома Майка на такси, дальше они поехали на его машине. У Хэлли раскалывалась голова и резало в глазах. Мысли разбегались.
Она не долго пробыла в доме Паркеров, только пока Майк переодевался. Хэлли вошла и присела на диван в гостиной – по настоянию Майка со стаканом содовой в руках. Она пила воду и размышляла, как странно сидеть здесь, отделенной лишь неплотно прикрытой дверью от практически чужого мужчины. Она слышала, как он переодевался. Слышала, как открывались и закрывались дверцы шкафа. Потом журчание воды в ванной.
И все это сопровождалось не очень связным разговором. Вообще-то это был скорее не разговор, а вопросы и ответы. Майк спрашивал, а Хэлли довольно меланхолично отвечала.
– Так вы родились и выросли в Лонг-Бич, да?
– Угу. – Хэлли вспомнила, как вчера говорила ему, что ее родина – Калифорния. Оглядываясь по сторонам во время разговора, она пыталась понять, почему комната кажется такой неуютной, несмотря на хорошую мебель. – Но я уезжала учиться. – Взгляд Хэлли упал на фотографию в серебряной рамке. Женщина, стоящая рядом с лошадью. – Я получила степень в Станфорде.
– Были замужем?
– Нет. – Любопытство заставило Хэлли встать и подойти к фотографии. Эта рамка и часы из золоченой бронзы были единственными предметами, стоявшими на запыленной полке из вишневого дерева. Очевидно, в доме Паркеров давно не убирали.
– Вы так это произнесли, – продолжал Майк из соседней комнаты, – как будто настроены против брака.
– Вовсе нет. – Хэлли изучала фотографию. Это явно мать Коринны. Красивая женщина, ненамного старше ее. Темные волосы, смеющиеся глаза; одета в тесные джинсы и футболку, подчеркивающие красивое тело наездницы. Никаких проблем с бедрами, подумала Хэлли, внутренне скривившись. Вслух она конкретизировала свой ответ, добавив: – Когда речь идет о других.
– Насколько я понимаю, вы обожглись когда-то? – Майк закрыл дверь в спальню и подошел к ней. На нем были свободные брюки цвета хаки и светло-голубой свитер.
– Может быть, – ответила Хэлли уклончиво, украдкой вдыхая запах одеколона, который исходил от Майка, когда он двигался. Обеспокоенная тем, что его близость волнует ее, Хэлли поставила фотографию на полку и отошла назад. – Хотя я мало знаю о вас и... Ребекке, да?., очевидно, вы не обожглись. Она очень приятная.
– Да, была. – Краткость ответа ясно дала понять, что Майк не склонен говорить о своей покойной жене.
Поэтому Хэлли была удивлена, когда он грустно добавил:
– Но вы знаете, наш брак вряд ли продлился бы долго, даже если б она была жива. Когда я приезжал домой в последние годы, Бэкки и я были чужими. Притворяясь, что все в порядке, мы изводили друг друга, часто ссорились.
– Коринна знала об этом?
– Я думаю, да. – Майк сделал глубокий вдох и шумно выдохнул. Он смотрел на свои руки, играя ключами. Никогда и никому он не признавался в этом. Гордиться тут было нечем. Но Майк считал, что это поможет Хэлли оказать помощь его дочери.
Или была другая причина? Хэлли – чуткий и внимательный слушатель, поэтому разговаривать с ней легко. И вообще – легко быть с ней.
К тому же она обладает прелестной внешностью, из-за чего на нее приятно смотреть...
Майк тут же рассердился на себя. Возьми себя в руки, Паркер. Эта незрелая страсть вряд ли будет тебе на пользу и обидит скромную женщину.
– Мне трудно признаваться в этом, – сказал он, немного отодвигаясь от Хэлли, – но часто возникавшее между нами напряжение было трудно разрядить. И некоторые наши... разногласия обсуждались довольно громко.
– Хм. – Профессиональный интерес Хэлли подавил личный. – Мне кажется, ваша дочь видела и слышала гораздо больше, чем вы думаете. И принимала все близко к сердцу, возможно неверно истолковывая происходящее. Это, скорее всего, и настроило ее против вас.
Хэлли взглянула на часы, отметила, что пора ехать, и встала с дивана.
– Когда-нибудь во время этих... столкновений вы затрагивали вопрос о разводе?
– Однажды. – Майк держал дверь открытой, чтобы пропустить Хэлли вперед. – Незадолго до того, как у Ребекки обнаружили... рак.
Как всегда, он запнулся перед этим словом, и опять его охватили печаль и сожаление. Рак яичников забрал Бэкки слишком скоро, слишком поспешно. Сколько бы разногласий и отчужденности ни приносили их долгие и частые разлуки, она была его первой любовью. И Майк всем сердцем желал ей долгой и счастливой жизни. С ним или без него.
– Она умерла спустя шесть месяцев, – сказал он угрюмо, не глядя на Хэлли, которая стояла напротив него в дверном проеме и слушала, затаив дыхание. – Я больше не видел ее живой.
– Мне очень жаль. – Хэлли импульсивно дотронулась до его руки. – Это, наверное, было ужасно.
– Да. – Майк посмотрел на ее пальцы, лежащие у него на рукаве, затем поднял глаза на ее лицо с выражением, которого Хэлли не могла понять. Это заставило ее почувствовать себя неловко, и она поспешно отдернула руку. – Это действительно было ужасно, – сказал он. – По крайней мере до позавчерашнего дня.
Для большинства людей ночь в тюрьме – кошмар. Но, глядя на Коринну Паркер, этого нельзя было сказать. Она медленно вышла из полицейского участка, всем своим видом выражая пренебрежение. Своего отца она удостоила лишь презрительным взглядом, ясно давая понять, что она не купилась на это представление с сержантом О'Рурком. Сержант, как и было договорено, разыгрывал недовольство по поводу раннего освобождения Коринны. А Майк – по мнению Хэлли – очень убедительно защищал свою дочь.
– На эту ночь ты поедешь ко мне, – сообщила девочке Хэлли уже на улице. Голова все еще болела, и Хэлли даже не старалась изобразить сердечность. Пусть благодарит Бога, что я вообще с ней разговариваю.
Девочка безразлично пожала плечами. За ее спиной они с Майком обменялись взглядами, прежде чем сесть в такси.
– Увидимся завтра в суде, – сказала она. – Ровно в десять.
– В десять, – повторил Майк, протягивая Хэлли небольшую сумку с вещами Коринны. Там были одежда, смена белья и туалетные принадлежности. Возможно, Коринна отвергнет его выбор, подумалось Майку. Он не удивится, если завтра в суде увидит ее в тех же грязных брюках, черной футболке и армейских ботинках. – Что ж, желаю приятно провести время, – неуклюже добавил он, когда Хэлли и его дочь садились в такси.
– Спасибо, – ответила Хэлли.
Коринна лишь молча сверкнула на отца взглядом и с ухмылкой повернулась к учительнице.
– Отлично, – проговорила она. – Ему здорово досталось.
– И ты довольна? – Когда машина тронулась, Хэлли обернулась назад. Майк направлялся к своей машине, и вид у него был весьма удрученный. Ее сердце сжалось, и она поклялась, что поможет этому человеку, чего бы ей это ни стоило. – Но почему?
– А почему бы нет? – вопросом на вопрос ответила Коринна и отвернулась. – Ему доставляло удовольствие мучить меня. Теперь моя очередь.
– Мучить? – Хэлли слишком хорошо знала подростковую психологию и склонность к преувеличению, чтобы воспринять это слово в буквальном смысле. – И как же твой отец мучает тебя, Коринна?
– Мало того, что он устраивает скандалы из-за малейшего моего проступка, он еще отправил меня в тюрьму, не так ли?
– Вообще-то нет, – мягко сказала Хэлли, скрестив ноги. – Это я «отправила» тебя в тюрьму. Он же тебя оттуда вызволил против моей воли.
Хэлли произнесла эту ложь без всяких угрызений совести. Пусть уж лучше девочка презирает своего педагога, чем отца. Кто, как не она, знает, что значит презирать своего отца!
– Ты прогуливаешь занятия, Коринна. И после завтрашних слушаний тебя могут снова отправить за решетку, если только я не поручусь, что ты исправишь свое поведение.
Коринна насмешливо фыркнула. Она окинула Хэлли враждебным взглядом и отвернулась к окну.
Хэлли не пыталась нарушить молчание. Она считала, что теперь это должна сделать Коринна. Они были уже почти у дома, когда девочка наконец открыла рот.
– А что, кстати, я буду делать в вашем доме? – спросила она.
– О, я не знаю. – Один – ноль в пользу Майка. Отказ Коринны от враждебного молчания был небольшой победой. Хэлли открыла дверцу и беспечно сказала: – Там видно будет.
Коринна что-то пробормотала. Хэлли, рассчитываясь с шофером, была даже рада, что не расслышала.
Следуя за Хэлли к входной двери, Коринна едва волочила ноги, как будто ее вели на виселицу. Хэлли открыла дверь и едва не потеряла равновесие, когда большая серая тень прошмыгнула между ее ног в дом.
– Чосер Маккензи! – воскликнула Хэлли. Она была слишком озабочена сегодня, чтобы нормально среагировать на привычную манеру кота входить в дом. – Глупый кот. Из-за тебя я в один прекрасный день сломаю себе шею.
Опершись на дверной косяк, она нагнулась к коту, который громко мяукал и примирительно терся о ее ноги.
И вдруг увидела Коринну Паркер, стоявшую на коленях и протягивавшую руки к Чосеру.
– Кис-кис-кис, – ласково звала она.
У Хэлли от удивления перехватило дыхание. И надо же, капризный старый кот, не ладивший ни с кем, без промедления пошел к протянутым рукам девочки, радостно мурлыкая.