2

Мэгги печатала на машинке, забыв о времени и не замечая сгущающихся в комнате сумерек. Она видела перед собой только текст. Это были ответы на вопросы, которые задавали ей после каждого семинара и на которые она, щедро делясь своим опытом, подробно отвечала. Перечитав подзаголовок «Как распознать мистера преступника?», Мэгги поморщилась и забила слово «мистер». Да, она не писатель и никогда им не будет. Но ей нужно к понедельнику подготовить материал для семинара.

Она просмотрела советы, касающиеся того, как выявить потенциального преступника. Подумав, вычеркнула пару пунктов — десяти основных сигналов опасности вполне достаточно. Если оставить больше, мало у кого достанет терпения дочитать до конца; если сократить перечень, то люди задумаются о прочих сигналах самостоятельно, а у страха, как известно, глаза велики.

Мэгги начала читать вслух:

— Первое: преступник неохотно дает номер своего домашнего или рабочего телефона. Второе: всегда уклончиво говорит о том, где живет, о месте работы и профессии.

Губы Мэгги изогнулись в презрительной усмешке. Когда-то давно, в другой жизни, Уоттер сказал ей, что у него нет пока постоянного места жительства, поскольку он-де только-только приехал в город. Позже выяснилось, что он жил в машине или в доме случайной подружки, пока не заловил в свои сети ее, Мэгги.

— Третье, — продолжала она с выражением, — преступник, пользуясь телефоном, всегда резко бросает трубку, когда кто-то входит в комнату. А ведь это указывает на какие-то незаконные делишки.

Мэгги отодвинулась от стола, внезапно рассердившись на саму себя. Текст, над которым она немало потрудилась, показался ей набором тривиальностей, которые всерьез могут воспринять разве что первоклашки.

Когда наконец исчезнет это гадливое ощущение, что тебя обманули, использовали, а потом выбросили? Джек в тюрьме, под замком. А она потеряла покой, лишилась привычной размеренной жизни, сбежав в другой штат, подальше от его ярости.

В Энглвуде она попыталась начать все сначала. Первые несколько месяцев Мэгги чувствовала себя потерянной в дорогостоящей квартире, оплакивая прошлое, страшась настоящего и будущего. Она боялась всего: города, его жителей, продавцов в магазинах, несмотря на то что люди всячески выказывали дружелюбие и готовность поболтать с ней. Боялась, что может забыть свою новую фамилию или написать ее неправильно, боялась высокого безоблачного неба, здешних гроз — всех и вся.

Однажды утром Мэгги проснулась и, накинув халат, прошла через неубранную квартиру и остановилась перед зеркалом в ванной комнате. Пристально всматриваясь в свое неумытое лицо и всклокоченные волосы, она вновь впала в ту же панику, в которой пребывала в те дни, когда узнала, что Джек Уоттер хочет ее смерти. И в этот момент в Мэгги вдруг произошел коренной перелом: она решила стать совсем другой женщиной. Женщиной, которая больше никогда не будет простофилей и которую какой-нибудь новый Джек-Потрошитель уже не сможет завлечь в свои тенета и использовать. В то утро родилась новая Мэгги.

Теперь она улыбалась, когда вдруг оживали горькие воспоминания. Прежняя Мэгги казалась ей сейчас чужой. В течение недели она подыскала дом в пригороде Денвера, купила его менее чем за пару тысяч долларов, через год выгодно продала и на вырученные деньги приобрела свой нынешний дом в Энглвуде. Поступила на курсы обучения боевым искусствам, стрельбе, а потом и сама стала вести занятия с женщинами.

Она начала новую жизнь, создав ее практически из ничего, и теперь была целиком и полностью Мэгги Хантер, женщиной, ничем не напоминающей Мэгги Уоттер.

Но даже теперь, спустя три года с тех пор как избавилась от Джека и несмотря на огромные усилия по созданию своего нового «я», она все еще чувствовала себя униженной и испытывала злость при воспоминании о тех кругах ада, через которые ее заставил пройти муж. Но хуже всего была неуверенность в том, что она окончательно избавилась от Джека.

Сделав пару глубоких полных вдохов, Мэгги задержала дыхание и понемногу выпустила воздух, давая таким образом выход всем плохим чувствам, которые вызывали в ней Джек и воспоминания о нем. Это была хорошая терапия, к несчастью, не всегда срабатывающая, как, например, сейчас. Мэгги прошла в гостиную, открыла скользящую вдоль стены стеклянную дверь и вышла на веранду. Покрытая черепицей, она была как бы продолжением комнаты: вроде и не внутренний дворик, но и не помещение — место открытое, однако хорошо защищенное.

Резкий запах горящих в чьем-то камине сосновых дров достиг ее ноздрей, и она вдруг поняла, что уже наступил вечер. Стояла осень, дело шло к зиме, хотя до наступления холодов было еще далеко. Чистое, розово-лиловое небо, казалось, простиралось без конца и без края. За далекими горами в прощальном привете тлел закат. С наступлением сумерек во владениях Мэгги автоматически включилось освещение — маленькие фонари создали уютную, приятную атмосферу. Тишина вечера, мягкий свет, буйство растительности на все еще зеленой лужайке, растянувшейся почти на пятьдесят ярдов до пышной жимолости, стелющейся по каменной стене, успокаивали и одновременно тревожили Мэгги.

Она чувствовала себя в безопасности, но ей не с кем было разделить восторги, навеваемые прелестью лужайки, кроме нескольких студенток, которых она тренировала днем на дому.

Мэгги окинула тоскливым взглядом свой дворик — уединенное, тихое место, почти убежище. У нее не было большого желания видеть вокруг себя людей в вечернее, а тем более в ночное время суток. Никто не мог гарантировать, что кто-нибудь не испортит замок на воротах или не оставит их открытыми.

Да, трудно начать жизнь заново в тридцать три года.

Она делала все самостоятельно, аккуратно вела бухгалтерию, боясь сделать ошибку, чтобы ее только что оперившийся бизнес не рухнул и все надежды на новую жизнь не оказались похороненными под ворохом счетов. И, что важнее всего, Мэгги всегда оставалась бдительной, готовой противостоять Джеку Уоттеру, который должен будет однажды выйти из заключения. Каждый раз, включая телевизор, она вспоминала об этом неизбежном неприятном факте, понимая, что отсутствие бдительности может стоить ей жизни.

К несчастью, необходимость соблюдать осторожность не позволяла ей обрести друзей. Как только она была включена в Программу защиты свидетелей ФБР, жизнь ее стала по-монашески уединенной. Женщины из ее группы охотно проводили с ней время, но Мэгги почему-то этого было мало. Недавно совсем случайно она обнаружила, что ей хотелось бы общаться с мужчинами, а не только с женщинами, слышать их громкий смех, держать свою ладошку в чьей-нибудь сильной руке и прижиматься своими бедрами к мужским. Эти мысли почти шокировали ее. Она вышла замуж за Джека совсем юной, почти сразу же после колледжа. Прожив с ним больше десяти лет, она имела возможность удостовериться, что брак — это сплошные кошмары.

Но сегодня вечером фантазии необузданно разыгрались в ее мыслях и теле, до боли захотелось мужского общества. Звезды, сверкавшие в небе, манили и дразнили, заставляя желать, чтобы кто-то вместе с ней любовался ими. Но что толку мечтать об этом? Мечты никогда не сбываются, если только человек сам не воплотит их в жизнь. Одна молодая женщина из группы как-то обронила фразу, что на свете есть вещи гораздо хуже, чем одиночество. Конечно. И Мэгги лучше, чем кто-либо знала, что это так. Но в данный момент она усомнилась в абсолютной верности этого утверждения. Не может быть ничего хуже заточения в четырех стенах, пусть даже это стены собственного дома. И жизни в одиночестве.

Она не ходила на свидания, кажется, миллион лет, а выслушав приглашение какого-нибудь мужчины, оказывалась неспособной взглянуть ему в глаза. И был еще один момент, о котором Мэгги не могла рассказать никому.

Несмотря на стремление привести свою жизнь в относительный порядок и контролировать каждый свой шаг, ее постоянно беспокоило, что она живет во лжи. Мэгги — ее собственное имя, но с фамилией Хантер она не родилась и не получила ее, выйдя замуж. По новым документам Мэгги числилась уроженкой штата Колорадо, тогда как на самом деле появилась на свет в Уотервилле, штат Мэн. Номер ее страхового полиса, водительские права и даже данные об окончании колледжа были изменены. Кроме того у нее был еще один документ, о наличии которого никто не подозревал: свидетельство о собственной смерти.

На занятиях она со знанием дела рассуждает о преступниках, но не оттого ли, что сама является их подобием? Преступник всегда лжет, — и у нее не осталось ничего верного, правдивого: ни имени, ни прошлого, ни подлинных документов. Лишь ее страх — невыдуманный и глубокий.

Быть может, этот страх или желание освободить свою жизнь от лжи и усилили ее одиночество сегодня, сделав беззащитной перед теми чувствами, которых она прежде не испытывала.

А может, причиной этого состояния стали последние события. Ее печальная история — муж нанял убийцу для собственной жены — стала достоянием прессы три года назад. А теперь, судя по сообщениям жадных до сенсаций журналистов, Джек скоро будет освобожден. Естественно, эта история с детальным смакованием мотивов преступления и построением гипотез о дальнейшей судьбе Мэгги снова появилась на экранах телевизоров. К счастью, пока еще никто не раскрыл ее инкогнито. Тем не менее это не спасало от тревожных предчувствий и страхов. Мэгги казалось, что она живет в темноте.

Две ночи назад случилось самое худшее. Некая телекомпания извлекла на свет Божий дело Уоттера и, совершенно не подозревая, что подвергает опасности жизнь Мэгги, показала на всю страну ее фотографии, сделанные три года назад. Тогда, правда, она не могла похвастаться такой хорошей спортивной формой, как сейчас, и была блондинкой. Но необычайное сходство заметил бы даже самый ненаблюдательный человек. Некоторые подопечные Мэгги позволили себе дружеские подколы, она отшутилась, но стала побаиваться одиночества, неохотно отвечала на телефонные звонки.

И тут же, словно назло, зазвонил телефон. Мэгги машинально дотронулась до пистолета тридцать восьмого калибра, с которым не расставалась, выдохнула вместе с воздухом свое негодование и вошла в кухню, где на стене висел новейшей модели аппарат. Слегка поколебавшись, она подняла трубку и произнесла ничего не выражающим голосом:

— Алло.

— Мэгги?

— Да, Шарлет.

Только этого не хватало! Звонившая была из тех кумушек, которые любят вникать во все подробности и совать нос в пикантные детали жизни окружающих. Шарлет с места в карьер пустилась в подробный рассказ о шоу Стеллы, которое посмотрела сегодня по телевизору.

— Это был разговор о храбрых женщинах, не позволяющих унижать себя и борющихся за свое достоинство. Тебе следовало посмотреть. Они говорили и о деле Уоттера. Помнишь, три года назад оно гремело на всю страну? Ну конечно, помнишь. Я просто похолодела, — тараторила Шарлет, — мое сердце готово было разорваться, когда они показали фотографию. Я сразу узнала тебя.

Боже, будь милостив! — мысленно взмолилась Мэгги, чувствуя, как душа уходит в пятки.

— Что ты имеешь в виду, Шарлет? — спросила она ледяным тоном.

— Дорогая, зачем тебе держать это в секрете от меня?! Я твоя самая горячая поклонница и восхищаюсь тобой и твоим желанием помочь другим. Это просто великолепно!

Ужасно — это ближе к правде, мысленно поправила Мэгги.

— Боюсь, ты ошибаешься…

— Ну-ну, конспиратор, — хихикнула Шарлет, — меня, наверное, можно назвать как угодно, но не идиоткой. Это ведь ты, точно. Я им сказала об этом.

Мэгги почувствовала себя так, будто вошла на последнем этаже небоскреба в лифт, в котором не оказалось пола.

— Что?!!

— О, я не указала им прямо на тебя, не беспокойся. Если ты скрываешься, это твое дело.

— Что ты сказала им?

— Я сказала, что знаю женщину по имени Мэгги. Да в Америке это имя носит каждая вторая, не так ли? Я сказала, что ты уже больше не жертва и сама обучаешь других женщин, как постоять за себя. Это произвело на них большое впечатление.

— Замечательно, Шарлет. Ты случайно не сказала им, где ты живешь?

— Нет-нет, дорогуша. Клянусь тебе, я же не идиотка. Я не сделаю ничего, что повредит тебе. Я только сказала, что знаю эту женщину из Колорадо…

Мэгги не смогла сдержать стон.

— О, дорогая, ты в безопасности. Я думаю, Колорадо — очень большой штат. Кроме Техаса и Калифорнии… и еще Аляски… Я точно не знаю, а ты?

— Есть штаты и побольше.

— Ну ладно, мне так жаль, что ты не видела эту программу, милочка. Ты бы гордилась мной. Я имею в виду, что храбрость нужна и для того, чтобы позвонить в студию и говорить по телефону перед всей страной.

— Да-а… — удалось выдавить Мэгги.

— Я помешала тебе? — спохватилась Шар-лет. — Ты ужинаешь или еще чем-то занята?

— Да, ужинаю, только что села за стол.

Сердце Мэгги стучало словно набат, и она боялась, что Шарлет услышит его удары по телефону.

— Ну ладно, я позвоню позже.

— Лучше завтра. Я неважно себя чувствую и собираюсь пораньше лечь спать.

— Ну да, конечно… Я имею в виду, все, через что ты прошла…

— Я… Я ни через что не прошла! — процедила Мэгги сквозь зубы. — Ты высказала забавное предположение, но я должна заметить тебе, что…

— Ой, звонят в дверь! Прости, дорогая. Позвоню тебе завтра, договорились? Пока, будь осторожна!

Раздались короткие гудки, и Мэгги положила трубку. Если во всеуслышание был назван Колорадо…

О Господи! Вот и попалась…


Джек прошелся по вестибюлю индианаполисского отеля и огляделся. Стоящая за конторкой женщина-клерк взглянула на него равнодушно и снова вернулась к своим делам. Слишком много здесь туристов, чтобы проявлять к ним интерес даже в межсезонье.

Усевшись в удобном кресле и поглаживая карман, приятно отяжеленный пухлым, набитым деньгами бумажником, Джек наблюдал за входной дверью. Ему не пришлось долго ждать. Не прошло и десяти минут, как в вестибюль вошла, держась за руки, молодая пара. Со стороны он и она выглядели так, словно поженились пять минут назад.

Агенты ФБР работают хуже ребят из Голливуда, усмехнулся Джек, — недостаточно тонко. Он видел, как несколько минут назад парень звонил из уличного автомата, а девица скучала на скамье, держа в одной руке маленькое зеркальце и губную помаду — в другой. Однако глаза ее так и шныряли по округе.

Джек медленно поднялся на ноги, лениво потянулся. Он не торопился, поскольку знал, что все равно окажется у конторки клерка раньше явно тянущей время парочки. Так и случилось. Попросив комнату, Джек подписался собственным именем, наслаждаясь игрой с агентами в кошки-мышки.

Он узнал о часах работы ванн. Поскольку сейчас не сезон, можно пользоваться ими в любое время, но лучше поторопиться, так как в девять их закрывают, предупредила женщина-клерк.

— Я постараюсь успеть, — заверил Джек и пошел в указанном направлении к одной из дверей.

Он выбрал римскую ванну по двум причинам. Она была больше остальных, а у него за три года не имелось такой возможности помыться, и в ней не было шума, издаваемого льющейся водой. Он мог услышать каждый звук во всем отделении. Но Джеку не пришлось долго наслаждаться тишиной, так как вскоре в ванный зал заглянул «молодожен» и, громко кашлянув, исчез за дверью.

Джек улыбнулся и выскользнул из воды. Направившись в раздевалку, он быстро нашел то, что ему было нужно, и через минуту снова оказался в воде, прежде чем раздался сигнал об окончании его времени.

Джек заказал массаж, хотя и ненавидел прикосновения чужих рук к своему телу. Он даже перебросился парой фраз с изображающим молодожена агентом ФБР, когда тот улегся на соседний стол. «Да, мы поженились только сегодня утром», — подтвердил тот и даже вытянул руку, чтобы продемонстрировать золотое обручальное кольцо. Пошевелив пальцами, молодой человек смущенно заметил, что еще не привык к символу супружества. Нет, черт возьми, привык, подумал Джек, заметив под кольцом белую полоску незагорелой кожи.

После массажа он сполз со стола, оставив массажиста без чаевых, хотя после путешествия с коммивояжером у него было много денег. Насвистывая веселенький мотивчик, Джек покинул раздевалку, прихватив одежду «молодожена».

Номер соглядатаев он узнал просто: сказал клерку, что молодой человек попросил отнести его вещи супруге, чтобы та собрала для него другую одежду. Войти в номер оказалось парой пустяков.

Угрожая «новобрачной» ее же пистолетом, Джек потребовал, чтобы она разделась и, насладившись страхом бедняги, запер ее в ванной комнате. Потом взял и ее одежду. Джек понимал, что агенты не прекратят преследования, эта мера лишь задержит их на какое-то время, но и нескольких минут ему вполне достаточно. Да, эта игра ему очень нравилась.

Джек выбросил одежду «молодоженов» из окна в конце длинного коридора. Будет не просто найти ее внизу, особенно в темноте. Ищейкам понадобятся все их знания. Усмехнувшись, Джек при помощи куска проволоки, прихваченной в машине коммивояжера, открыл замок комнаты, находящейся через несколько дверей от номера, ключи от которого он получил в присутствии «молодоженов», регистрируясь в гостинице. Там он вытянулся на двуспальной кровати, заложил руки за голову.

Надо немного подождать и потом начинать поиски.

Подумав о Мэгги, он улыбнулся. Теперь уже скоро, дорогая, и тогда ты получишь сполна…


Когда самолет кружился, снижаясь, над золотой тиарой, которой казался Денвер ночью, к Арчибалду Брауну подошла стюардесса и передала ему листок.

— Вы должны позвонить по этому номеру, как только мы приземлимся.

Браун поблагодарил девушку. Развернув листок и увидев телефонный номер, он сразу все понял. Ему было приказано после приземления в Денвере незамедлительно отправиться в Энглвуд к Мэгги Уоттер Хантер и перевезти ее в безопасное место. Переданное на борт лайнера сообщение на нынешней стадии операции могло означать только одно: что-то случилось.

Время, которое требовалось для посадки самолета, казалось Брауну нескончаемым. В темном небе он чувствовал себя беспомощным, поскольку не мог что-либо предпринять, и оставалось только ждать. Что стряслось на земле? — терзался он вопросом.


Мэгги закончила комплекс вечерних упражнений, и отчасти ей удалось снять напряжение. Обдумав разговор с Шарлет, она пришла к твердому убеждению, что теперь ничего уже нельзя исправить. С фатализмом, свойственным чудом оставшемуся в живых человеку, Мэгги подумала: что сделано, то уже в прошлом, и нечего по этому поводу терзаться. Стоит беспокоиться лишь о настоящем и будущем.

Но что, если Джек видел эту программу и сопоставил весьма прозрачные факты? Решение позвонить агентам ФБР, работавшим с ней по делу Уоттера, сначала показалось ей правильным, но потом Мэгги передумала. Если бы что-то случилось, они позвонили бы ей сами. Кроме того, Джек никогда не любил смотреть телевизор. Нет, она в безопасности, защищенная, как никто другой, постоянной ложью, деликатно именуемой прикрытием.

Неожиданно Мэгги охватило дикое, совершенно сумасшедшее желание, чтобы Джек вдруг появился на пороге ее дома. Тогда эта фальшивая жизнь наконец-то закончилась бы раз и навсегда. Она уже не та испуганная кошечка, какой была три года назад. Джек, который считал жену никчемной, и суд, который оценил неудачную попытку лишить ее жизни всего лишь в три года тюрьмы для злоумышленника, создали новую, сильную женщину, заставив ее изменить себя, свои мечты, свои планы.

Прошлого больше нет: Уоттер преуспел, даже не убив ее. Покинув дом в Мэне, где выросла, она бросила работу тренера по спортивной гимнастике, даже саму себя оставила там. И все из-за того, что знала: трехлетний приговор не остановит Джека. Он не тот человек, на которого обвинительный акт и приговор могут оказать воздействие и изменить его характер. Он будет выжидать, чтобы осуществить свои намерения. Мэгги не тешила себя иллюзиями. Джек Уоттер был сумасшедшим. Судебные эксперты могли бы в заключении указать на его психопатические наклонности, но они почему-то весьма поверхностно описали личность этого типа. Своим кажущимся раскаянием он ввел в заблуждение всех. Но Мэгги знала: если Джек получит хоть малейший намек на ее местонахождение, ничто на земле не сможет остановить его и удержать от намерения на этот раз сделать грязную работу собственноручно. Однажды не получилось — во второй раз получится.

К счастью, три года назад Арчибалд Браун поверил в то, что она говорила об Уоттере, и добился ее включения в Федеральную программу защиты. Правда, закончив дело, он спокойно отбыл в свою грозную контору. В то время у Мэгги не возникло желания поблагодарить в общем-то хорошего человека, профессионально исполнившего свой долг.

Мэгги попыталась направить свои мысли на что-нибудь другое, а не на воспоминания трехгодичной давности, но тщетно — она уже не могла остановить ход размышлений. Ее жизнь могла сложиться иначе, все могло измениться, но некоторые вещи приобрели новую окраску: ее мнение о системе правосудия в связи с делом Джека Уоттера, во-первых. А во-вторых… Об отношениях между жертвой и ее защитником в лице этого… как его… Арчибалда Брауна.

Если бы он увидел ее теперь, то сильно бы удивился. Она стала почти таким же профессионалом, как и он сам, решила, что ей нужно научиться защищаться, и посвятила этому три года. Мэгги прошлых лет, кругленькая, слезливая блондинка, — полная противоположность Мэгги сегодняшней. Теперь она понимает кое-что и в карате, и в джиу-джитсу, и даже в боксе. У нее личный арсенал из четырех видов оружия с разрешением на владение ими. Ее дом достаточно безопасен: двойные засовы на воротах, решетки на окнах, каменный забор вокруг дома и автоматически включающееся освещение.

Если бы Арчибалд Браун знал, что слабая Мэгги Уоттер превратится в сильную Мэгги Хантер, может, и не захотел бы ускользнуть из ее жизни. Эти размышления, казалось, должны были бы порадовать ее, но, напротив, Мэгги ощутила в душе грусть и глубокую, бездонную пустоту.

Она непроизвольно поднесла ладонь к губам, когда мысли вернулись к тому единственному поцелую… Арчи поцеловал ее так, словно прощался навечно.

Зазвонил дверной колокольчик. Припомнив откровения Шарлет, недавние новости, разбередившие сердце, Мэгги на всякий случай закрыла дверь комнаты, служившей ей кабинетом. Расстегнув кобуру на поясе, она осторожно шагнула за внешнюю дверь дома в восточной части двора. Подняла щеколду на маленьком деревянном окошке, вставленном в огромные деревянные ворота на высоте в десять футов. Вынув пистолет и сняв с предохранителя, выглянула в проем окна: по другую сторону ворот стоял хорошо освещенный ночным фонарем мужчина. Мэгги почувствовала, как кровь отхлынула от лица.

Загрузка...