Любовь священна

Глава 6

Герцог выразил решительный протест, обратившись к крестьянам по-французски:

— Я дам вам все деньги, которые у меня есть с собой, но вы же отлично знаете, что подобные действия преследуются как полицией, так и городскими властями. У вас могут быть серьезные неприятности.

Крестьяне молча повели под уздцы лошадей герцога и Селины.

— Отпустите поводья! — приказал герцог.

На мгновение ему пришла в голову мысль ударить хлыстом мужчин, державших его лошадь, и таким образом без труда освободить себя. Но похоже, что освободить одновременно и Селину ему не удастся.

— Куда мы идем? — спросил он, увидев, что его слова остались без внимания.

Ответил старший, вероятно их предводитель. С хитрыми глазами и разбитым носом, он казался самым неумолимым из них.

— Мы отведем вас туда, сударь, — сказал он, — где вы сможете написать вашим друзьям, чтобы они прислали выкуп за вас.

— Выкуп?

Сначала герцог думал, что эти люди не более, чем мелкие грабители, которые нередко встречались по дороге в Корниш. Когда было построено казино, у них появился шанс иногда хорошенько тряхнуть посетителей из Ниццы. Но они действовали как обыкновенные разбойники с большой дороги. Эти грабители, бродяги, бандиты в былые времена «работали» во всех городах на берегах Ривьеры и в их окрестностях. Но герцог уже много лет ничего не слышал о них и думал, что они ушли в прошлое.

— Вы, сударь, должно быть, дорого стоите, — заметил один из крестьян. — А хорошенькая леди и того больше!

В ответ на эту реплику раздался грубоватый смешок, а один из мужчин тихо произнес слова, которые, по счастью, не донеслись до Селины, но заставили герцога крепче сжать свой хлыст. Он отлично понимал, что их положение было весьма незавидным, если не сказать опасным. Надеяться на помощь путников высоко в горах и в этот час тоже не приходилось.

А солнце предательски садилось за горизонт, и сумерки постепенно сменялись темнотой.

Герцог не находил способа расстроить планы бандитов, не вовлекая в борьбу Селину. Само ее присутствие связывало ему руки, и он не нашел ничего лучшего, чем уступить их требованиям. До Ла Турби было рукой подать, но в маленькой обнищавшей деревушке вряд ли найдется кто-либо, способный прийти к ним на помощь.

Вдруг герцог спохватился, подумав, как, должно быть, напугана Селина. Он повернулся к ней, заставив себя улыбнуться, и произнес по-английски:

— Мужайтесь! Вы не должны им показывать, что боитесь их!

В глазах девушки отчетливо читался страх, но она гордо сидела на лошади и, подняв голову, ответила:

— Вы… со мною, все остальное уже не имеет значения.

— Мы были и в худших ситуациях, — ответил герцог.

Они уже почти подошли к деревне, когда мужчины, ведущие лошадей, свернули на какую-то узкую грязную тропинку. Тропинка эта, казалось, вела к зеленой долине, но, пройдя еще ярдов пятьдесят, они оказались у подножия холма, огибаемого узкой проселочной дорогой. Мужчины переговаривались, и герцог понял, что они обсуждали, какую сумму запросить за него и Селину.

Конечно, они не догадывались, кто он, и это немного утешало герцога. Однако тот, кто принесет записку на Лазурную виллу, без труда сможет догадаться, кто ее владелец.

Они проехали вдоль холма еще примерно полмили и оказались у скрытого за деревьями здания. Герцог увидел, что это был полуразрушенный дом, в котором уже много лет никто не жил. Половина крыши обвалилась, окна были заколочены досками, а к самой двери подходил лес.

Бандиты привели лошадей в стойло, и главарь скомандовал:

— Слезайте, сударь.

— Давайте сразу договоримся, — предложил герцог. — Если вы нас отпустите, я даю вам честное слово, что вы не останетесь в накладе. Кто-нибудь из вас может поехать со мной и получить деньги, как только мы окажемся у меня дома.

Главарь покачал головой.

— Я не так глуп, сударь. Как только мы приедем в город, вы наведете на нас ваших слуг или полицию. Вы останетесь у нас, пока мы не получим деньги, после чего мы вас отпустим.

Спорить было бесполезно, так что герцог спешился, подошел к Селине и помог ей сойти с лошади.

Он чувствовал, что девушка дрожит, и, когда их вели в дом, она крепко прижалась к нему. Здесь, без сомнения, в свое время, жил очень богатый человек. Из огромной комнаты на первом этаже открывался живописный вид на долину. Полы давно сгнили, обнажив землю, на которой стоял дом, штукатурка осыпалась со стен. Сквозь щели в забитых окнах проникли всевозможные земноводные и расползались по всему дому, вернее тому, что от него осталось.

В глубине комнаты был большой камин, и по приказу главаря один из мужчин начал разжигать огонь, подбирая находящиеся поблизости щепки, а другому было приказано поискать дров снаружи. Из другого конца дома принесли два подсвечника, которые сразу же зажгли и повесили на гвоздь, вбитый в стену.

Герцог был уверен, что бандиты уже не в первый раз используют это место. Они, казалось, чувствовали себя здесь как дома, а их уверенность говорила о том, что они действуют по хорошо продуманному плану.

Все время, пока шли приготовления, герцог и Селина стояли. Затем вошел человек с чемоданом и поставил его на пол, а другой принес чернила и перо.

На этот «письменный стол» положили также нижайшего качества бумагу, и, когда все было готово, главарь сказал герцогу:

— Пишите, сударь, и дайте понять, что если мы не получим деньги, и вам, и леди будет очень плохо.

— Сколько вы хотите? — спросил герцог.

— Десять тысяч франков.

Герцог поднял брови. Сумма была достаточно велика, и его удивило, что бандиты оказались столь алчными.

— У вас хорошие лошади, сударь, — сказал главарь, как будто угадав, о чем думает герцог.

Он посмотрел на заколку для галстука и запонки на рубашке герцога.

— Нам также нужны ваши драгоценности, — продолжал он, — ваш кошелек и, конечно, все ценное, что есть на леди.

— На ней нет ничего ценного, — отрезал герцог.

Говоря это, он почувствовал, как Селина еще крепче прижалась к нему.

— Кроме, разумеется, нее самой, — заметил один из бандитов. У этого человека был самодовольный взгляд и наглая походка. Он был выше и смуглее остальных, и герцог был уверен, что это не горец. Он, несомненно, был родом из Ниццы, как и главарь.

Банда же судя по всему состояла из нескольких местных бездельников. Эти воры, убийцы и жулики не гнушались ничем.

— Вы действительно хотите, чтобы я запросил десять тысяч франков? — резко спросил герцог.

— Если вам угодно, сударь, — преувеличенно вежливо произнес главарь.

Чтобы написать записку, герцогу пришлось опуститься перед чемоданом на колено. Чернила были густыми, и герцог уже намеревался как-нибудь нацарапать записочку полковнику Грейсону, как главарь сказал:

— Пищите по-французски, сударь. Мы хотим прочесть, что вы напишете.

Герцог было заколебался, но потом выполнил то, что от него требовали.

«Мисс Греттон и я были захвачены какими-то пренеприятными и жадными бандитами. Они требуют выкуп в десять тысяч франков. Будьте добры вручить подателю этой записки названную сумму, чтобы мы могли как можно скорее вернуться на виллу».

Он протянул записку главарю:

— Это вас устроит?

Послание было резким и прямым, и главарь, очевидно, был единственным из них, кто умел читать, и он вслух зачитал записку.

— Вы очень лестно отзываетесь о нас, сударь, — иронически заметил он, положив листок на чемодан. — Подпишите. И напишите адрес.

Герцог взял перо и отчетливо написал: «Дрейк Этерстон».

Это был код, который заставит полковника Грейсона действовать по плану, разработанному герцогом несколько лет назад, когда в Америке были захвачены несколько богатых людей, которые под дулом пистолета вынуждены были выписать чеки, оплаченные прежде, нем заложники были отпущены.

Как и положено дворянину, герцог подписывался одним словом — Этерстон. Добавлять имя было не принято, но большинство воров не знало этих тонкостей.

Герцог знал, что, получив записку, подписанную «Дрейк Этерстон», полковник Грейсон поставит на ноги полицию, которая будет незаметно следить за человеком, принесшим послание.

Герцог предполагал, что полковник Грейсон предложит подателю записки немного подождать под предлогом, что на вилле нет столь крупной суммы. В это время он соберет деньги и свяжется с полицией.

Герцог был в ярости оттого, что находится в плену у этих людей и его судьба теперь зависит от их милости, хотя старался этого не показывать.

И гораздо больше, чем за себя, он волновался за Селину.

После всего, что девушка пережила в Алжире, было бы недопустимым испытать еще раз сильное потрясение теперь уже во Франции, в которой никогда раньше герцог не попадал в подобные ситуации.

Он сложил листок, написал на нем адрес и протянул главарю.

— Вашему гонцу нетрудно будет найти виллу, — сказал он. — Имя написано на воротах. Она расположена в ста ярдах от основной дороги в Монте-Карло, и вокруг нее растут тисовые деревья.

— Кажется, я знаю ее, — ответил главарь. — По всей видимости, сумма выкупа должна быть выше.

С этими словами он протянул письмо гонцу, и тот отправился выполнять поручение.

— Достаточно, — ответил герцог. — Надеюсь только, что вы недолго будете наслаждаться свободой.

— Это мы еще увидим, — злобно отрезал главарь. — Если вы решили нас надуть и если нашему гонцу будет устроена ловушка, ваш труп, сударь, найдут на дне ущелья, который окажется там в результате несчастного случая.

Герцог посмотрел сначала вверх, потом вниз и резко произнес:

— Леди и я предпочли бы подождать в другой комнате. Мы весьма разборчивы в выборе компании.

— Наверху есть комната, — сказал главарю один из бандитов, — в которой мы раньше держали наших пленников. Бежать оттуда невозможно; ведь там крепкий замок.

— Это довольно холодная комната, сударь, — насмешливо сказал главарь, — но если вы предпочитаете…

— Да, предпочитаю, — ответил герцог с презрением в голосе.

Он взял Селину за руку и повел ее в тот конец комнаты, где, по его предположению, должна была быть лестница.

Увидев это, смуглый человек, расхаживавший с важным видом, преградил им дорогу.

— Вы, сударь, можете идти наверх, — сказал он, — а мадемуазель останется с нами. Она погреется у огня, а я ей в этом помогу.

С этими словами он нагло взглянул на Селину.

Девушка что-то испуганно прошептала и вцепилась в герцога обеими руками.

— Мы идем вместе! — резко произнес герцог.

— Кто это сказал? — спросил смуглый человек.

— Если вы хотите денег, — ответил герцог, — то вам будет достаточно и этого.

Он вынул из кармана бумажник и. швырнул его на чемодан.

— Здесь около пяти тысяч франков. И, кажется, у меня в кармане есть еще какая-то мелочь.

Он бросил на бумажник полдюжины монет. Две из них упали на пол, и два бандита тотчас же кинулись их поднимать.

— Широкий жест! — усмехнулся смуглый человек. — А как насчет ваших драгоценностей, сударь?

— Конечно! — ответил герцог. — Они ваши.

Он протянул свою заколку для галстука не главарю, а смуглому, после чего снял золотые запонки с сапфиром, которые, как предполагала Селина, очень дорого стоили.

— Это, безусловно, обеспечит вам место наверху, сударь, — сказал смуглый. — Но мадемуазель? Что она может нам дать?

— У вас уже есть все, что вы хотите, а десять тысяч франков вы получите несколько позже, — отрезал герцог. — Будьте добры показать нам дорогу наверх.

— Я же сказал, мадемуазель останется со мной, — сказал смуглый.

Его глаза встретились с глазами герцога, и вызов в его взгляде был очевиден. Этот человек хотел выставить себя в выгодном свете перед своими дружками, и герцог сразу понял, в чем дело.

Он обнял Селину за плечи:

— Пойдемте, хватит здесь стоять и обмениваться любезностями.

Он было повел ее наверх, но смуглый схватил Селину за руку.

— Я уже сказал, она останется здесь, — сказал он.

— Отпустите ее!

По голосу герцога Селина поняла, что он не на шутку рассердился.

— То же самое и я вам говорю, сударь, — ответил смуглый.

Селина пыталась вырваться, но рука бандита сжимала ее руку, словно тисками. Она отчаянно вцепилась в герцога. Все это превращалось в кошмар: опять тянущиеся к ней мужские руки и невозможность убежать.

Герцог отпустил Селину и сжал кулаки.

— Вы хотите, чтобы я ударил вас? — обратился он к смуглому.

— Я буду драться с вами, сударь, — сказал тот, сверкнув глазами. — Я буду драться из-за женщины.

— Хватит ли в вас мужского достоинства, чтобы драться самому? — спросил герцог. — Или все ваши дружки будут толкаться у меня под ногами?

— Я буду драться с вами один, — ответил смуглый. — Это будет честная борьба.

— Если это так, — произнес герцог, — я согласен.

Смуглый зловеще улыбнулся:

— Драться будем, сударь, на ножах. Мои друзья знают, что я отлично владею ножом.

На мгновение герцог заколебался.

Он слишком хорошо знал, что означает борьба на ножах. Обычно этим развлекались отбросы общества в Марселе и других портах. Два человека, держа по ножу в обеих руках, режут и колют друг друга, пока один из них не оказывается убитым или раненым. Как во Франции, так и в Италии полиция безуспешно пыталась искоренить этот вид борьбы.

Наконец герцог решился.

— Я буду драться с вами, — согласился он, — но при условии, что вы дадите мне слово, что больше никто не вмешается в наш поединок. А потом, когда вы проиграете поединок, мы с леди поднимемся наверх.

— Вы не победите, сударь, — усмехнулся смуглый.

— Это мы увидим, — ответил герцог. Он повернулся к остальным бандитам. — Вы даете слово не вмешиваться?

Глядя на их лица при свете огня и свечей, он подумал, что они, должно быть, немало обеспокоены дальнейшим ходом событий. Герцог не сомневался, что все они были местными крестьянами, кроме главаря и, пожалуй, человека, с которым ему предстояло драться. Они казались вялыми и недалекими, и, очевидно, с пути истинного их сбила алчность пришельцев. От них требовалось только играть спектакль и запугивать жертвы своей многочисленностью.

— Я бы только хотел сказать, — продолжил герцог, пока все молчали, — что, если я буду убит, вас всех ждут серьезные неприятности. Если же я просто отделаюсь раной, даю слово, в обмен на ваше, что в этом случае я не заявлю на вас в полицию.

— Если вы будете в состоянии это сделать, — злобно произнес смуглый.

— Вы правы, — ответил герцог.

Затем он опять взглянул на собравшихся и спросил:

— Так вы даете мне слово не вмешиваться?

Бандиты очень неохотно что-то прошептали в ответ в знак согласия. Конечно, они привыкли наводить ужас на пленников, пока не доставлялись требуемые деньги. Герцог же был полон решимости выдать всю банду в руки полиции, но счел преждевременным распространяться об этом.

Смуглый приказал своим дружкам очистить пространство для поединка.

Все доски и поленья, лежащие на полу, были брошены в камин, отчего огонь в нем разгорался все сильнее. Подсвечники поставили друг против друга таким образом, чтобы центр, где будет происходить поединок, был как можно лучше освещен.

— Пожалуйста, не… делайте… этого, — тихо произнесла Селина, схватив герцога за руку.

— Я должен, — сказал он. — Как видите, этот человек очень опасен.

— Может быть… лучше, если я сделаю, как… они хотят, — прошептала девушка. — Я не хочу, чтобы с вами случилось что-нибудь страшное.

Герцог посмотрел ей в глаза.

— Вы серьезно?

— Вы же знаете, что да, — ответила она.

Голос девушки был очень спокоен, хотя глаза были полны ужаса.

— Не беспокойтесь, — успокоил ее Этерстон. — Положитесь на меня.

Она осторожно коснулась пальцами его рук.

— Вы конечно сильны, — сказала она, — но острый нож… очень опасное оружие.

Она заметила, что, пока они говорили, на чемодане, на котором герцог писал свою записку, оказалось четыре ножа. Это были короткие обоюдоострые ножи, которыми орудовали разбойники в Париже и уличные скандалисты в торговых портах. Герцог хорошо знал этот вид оружия: один удар между ребер — и человек уже ничего не может рассказать. Эти ножи насмерть сражали пешеходов на улицах, служили орудием вендетты, с их помощью расправлялись с богатыми путешественниками в пустынных гостиницах.

Увидев ножи, герцог сразу понял, что ситуация складывается не в его пользу. Он никогда не дрался на ножах и только раз наблюдал поединок между двумя мужчинами, оба из которых искусно владели оружием.

Герцог спокойно и почти бесстрастно смерил взглядом своего противника. Смуглый был ниже его ростом, но зато легче и более гибким, что давало ему значительное преимущество перед Этерстоном. Кроме того, он, без всякого сомнения, был грозой окраин Ниццы, заводилой всех преступников и, конечно, виртуозным владением ножом снискал себе титул «мастера».

Герцог снял пиджак, а смуглый — рубашку. Герцог отметил его сильное мускулистое тело, а на груди и на руке татуировку, выдававшую в нем бывшего моряка.

Герцогу стало совершенно ясно, что соперник не из легких.

Он отдал свой пиджак Селине, после чего снял галстук и красивую муслиновую рубашку. Его тело было гораздо белее, чем у смуглого, но благодаря регулярным занятиям спортом, крепкие мускулы, как волны, переливались под его кожей.

Селина взяла рубашку герцога, и, взглянув в широко раскрытые глаза девушки, он понял, что она не на шутку перепугана.

— Доверьтесь мне, — снова успокоил он ее. Этерстон видел, что слова не доходят до нее, что она не в состоянии ни говорить, ни дышать.

Чемодан убрали и поставили к стене. Селина подошла к нему и села, положив рубашку и пиджак герцога на колени. Она сцепила руки, и, беря один из ножей, положенных на пол в ряд, герцог догадался, что она молится.

Смуглый выбрал себе нож, герцог тоже.

— Я скажу, когда вы можете начать, — произнес главарь.

— Один момент, — перебил его герцог. — Я только сейчас обнаружил, что мои сапоги для верховой езды скользят по полу, а мой соперник, как я вижу, снял ботинки.

Смуглый рассмеялся своим недобрым смехом:

— А я надеялся, что вы заметите это, когда уже будет слишком поздно.

— Я в этом не сомневался, — ответил герцог, подойдя к Селине и сев рядом с ней на край чемодана.

Он по-барски протянул ноги человеку, стоящему ближе других, и крестьянин, как бы подчиняясь какой-то беззвучной команде, снял с него сапоги.

— Спасибо, — сказал герцог. Оставшись в носках, он вернулся на середину комнаты, крепко сжав ножи и подняв их над головой.

Смуглый проделал то же самое, и главарь, после минутной паузы, во время которой, все, казалось, затаили дыхание, дал им команду начать.

Мужчины сделали шаг вперед, настороженно глядя друг на друга и держа ножи на уровне плеч. Герцог понял, что смуглый слишком опытен, чтобы наброситься на него, и ждет первой крови.

Обычно в начале такого поединка, противники долго кружат, пытаясь напугать друг друга, делают угрожающие выпады, орудуя одним ножом или сразу двумя. Это требует большого искусства, но в проигрыше, как правило, оказывается тот, у кого скорее сдадут нервы.

Герцог сделал шаг вперед. Смуглый отступил. Вдруг неожиданно он бросился на герцога, метясь ножом прямо в его сердце, но герцог успел увернуться.

Нож, однако, задел его руку, и все увидели кровь. Селина вскрикнула и закрыла лицо руками.

— Вам повезло, сударь, — усмехнулся смуглый.

— Просто я искусный боксер, — ответил герцог.

— В следующий раз вы не будете столь удачливы. Мадемуазель слишком хороша.

В этих словах было нечто особенно омерзительное, и герцогу стало понятно, что смуглый пытается вывести его из себя. Эта старая уловка, без сомнения, не подводила его противника в прошлом.

Бандит сделал новый выпад, но герцог оказался более проворным и отразил удар. Они схватили друг друга за запястья, и после недолгой борьбы смуглый наконец отступил.

— Вам везет, но вы не более чем любитель, — сказал он, — а я профессионал не только в борьбе, но и в любви. Мадемуазель увидит, что я гораздо более привлекателен, чем чопорный англичанин, у которого в жилах не кровь, а лед.

Герцог промолчал. Он знал теперь, что имеет дело с тщеславным и самодовольным человеком, ни на минуту не сомневающимся в своей победе, в предвкушении которой он и играл на публику. Единственное, что его мучило, был страх за Селину. Надо было во что бы то ни стало избавить ее от внимания этого хвастливого Ромео, который мог напугать ее до потери рассудка.

Смуглый снова пошел на него, замахнувшись правой рукой, но герцог парировал удар, защищая себя от ножа. Герцог опять получил легкую царапину, которая, однако, начала кровоточить, хотя удар был едва ощутим.

Если бы они дрались на кулаках, мелькнуло в голове у герцога, он конечно был бы хозяином положения. Вдруг ему на память пришел один любопытный случай.

Он вспомнил, как много лет назад, в Китае, английский посол пригласил его в замок Шаолин, где, как ему сказали, обучаются борьбе кун-фу, история которой своими корнями уходила в глубь трех тысячелетий.

— Японцы много говорят о борьбе джиу-джитсу, — сказал он герцогу, — но это не более чем разновидность кун-фу, которая была известна в Китае еще в 200 году до нашей эры, когда из китайских солдат стремились сделать неких сверхлюдей.

Герцог с большим интересом наблюдал, как борются монахи. Ничего подобного он и не предполагал. Сила борцов была просто неимоверной.

Он увидел, например, как о твердый как железо живот одного из монахов его противники больно ранили себе руки. Другой ударил соперника прямо через дверь с такой с силой, что сорвал петли.

Ему объяснили, что такие результаты достигались с помощью одной только силы воли и что некоторые люди пользовались пальцами, как кинжалом: им было достаточно просто указать на своего противника — и человек падал бездыханным.

Монахи, которых наблюдал герцог, орудовали не только кулаками, но и ногами. Они могли повалить человека толчком в грудь ногой в самый неожиданный для него момент.

Однако он считал, что такие внезапные атаки совершенно недопустимы в боксе.

Герцог задержался в этой части Китая, чтобы взять два урока этого вида борьбы. В Европе же ему не удалось найти ни одного учителя, под руководством которого он смог бы совершенствоваться в искусстве кун-фу. Теперь ему на память начало приходить то, чему его учили.

Его беспокоило только то, что ноги не слушались его, и он никак не мог вспомнить, как же монахи осуществляли подобный толчок, и как победить соперника без кровопролития только с помощью своей воли?

— Ну, ну, вперед, трус вы эдакий, — поддразнивал его смуглый. Он пританцовывал на цыпочках, устрашающе приближаясь к герцогу, очевидно желая вывести его из равновесия. — Мне некогда, сударь. Я сгораю от нетерпения поскорее обнять хорошенькую мадемуазель. Поцеловать ее горячие губы, разжечь огонь в ее глазах, на что вы, конечно, неспособны. Услышать от нее, как я умен, а она это обязательно скажет! — Смуглый сделал нападающий жест правой рукой, прежде чем ударить левой.

И тут герцог перешел к активным действиям.

Набрав в легкие как можно больше воздуха, он выкинул вперед ногу, как учили его шаолинские монахи. Удар пришелся смуглому между ребрами, и в этот момент, благодаря усилию воли герцога, его нога была твердой как железо. Смуглый упал навзничь, и герцог, встав над ним, прижал к земле обе его руки.

У всех свидетелей этой сцены вырвался крик удивления. Продолжая держать своего соперника, герцог сказал:

— Вы признаете, что я победил этого человека? Или мне нужно воспользоваться ножом для большей уверенности, что он не посмеет встать на моем пути?

Главарь торопливо подошел к нему.

— Конечно, сударь, вы победили. Не трогайте его.

— Интересно, проявил бы он такое же великодушие по отношению ко мне? — спросил герцог.

— Отпустите его, сударь. Прошу вас, — взмолился главарь. — Вы ему уже преподали хороший урок.

— Конечно, преподал, — согласился герцог, — и пусть это будет уроком и для всех вас.

Он огляделся вокруг, продолжая держать мертвой хваткой своего соперника. Смуглый корчился от боли в руках под тяжестью веса герцога.

— Больше никто не хочет сразиться со мной?

Ответом было гробовое молчание, и многие мужчины отвернулось от него.

— Очень хорошо, — сказал герцог. — А теперь, надеюсь, вы сдержите свое слово. Леди и я пойдем наверх и пробудем там до тех пор, пока вам не принесут деньги. И чтобы никто из вас не осмелился нам помешать. Ясно? — Пользуясь всеобщим молчанием, он добавил: — Я возьму с собой два ножа на тот случай, если кто-нибудь захочет войти к нам без разрешения.

— Мы держим слово, сударь, — поспешил заверить главарь.

Герцог наконец отпустил руки своего поверженного противника, который тихо застонал и, казалось, совсем не торопился подниматься. Ножи выпали у него из рук, так как он не смог их держать.

Герцог прошел через всю комнату и взял с пола свои сапоги. Селина ждала его, держа в руках его пиджак и рубашку, и он обнял ее за плечи.

Они последовали за главарем, который, сняв со стены подсвечник, провел их наверх по шаткой лестнице с обвалившимися перилами. Как отметил герцог, это была единственная неразрушенная комната во всем здании. Он подумал, что, вероятно, это была главная спальня. Из двух плотно забитых окон комнаты одно, должно быть, выходило на долину, живописно простиравшуюся внизу, а другое — на дорогу, идущую по склону холма.

Пол был грязный, но достаточно прочный. Комната была совершенно пустой, и главарь поставил подсвечник на то, что осталось от старинного камина. Должно быть, его разбили нарочно, и теперь он мог служить только в качестве полки, на которую можно было поставить подсвечник.

— Вам скажут, сударь, когда гонец вернется, — сказал главарь, закрыл за собой дверь и запер ее на замок.

Этот звук вывел Селину из оцепенения, которым она была охвачена во все время поединка. Теперь она повернулась к герцогу и спрятала лицо на его плече, но тотчас же вспомнила, что он ранен, и быстро отпрянула.

Девушка огляделась вокруг, как бы пытаясь найти, куда положить его одежду, и в конце концов положила ее на пол.

— У вас на руке кровь, — заметила она. — Я перевяжу вам рану.

— Это царапина, — успокоил ее герцог.

— Но она может стать очень опасной, если грязь попадет внутрь.

Селина вынула из кармана носовой платок.

Взглянув на след от ножа на руке герцога, девушка вскрикнула от ужаса. Рана оказалась гораздо глубже, чем она предполагала, и кровь все сильнее текла по его руке темно-красной струйкой.

— У меня в кармане пиджака носовой платок, — сказал герцог.

Селина вынула платок, затем, положив на рану свой, завязала руку герцога его платком.

— Боюсь, это мало поможет, — тихо произнесла она, — разве что защитит рану от грязи. Будем надеяться, что нож был чистым.

— Я достаточно здоров, — сказал герцог, — и рана заживет быстро.

Другая его рука была лишь слегка поцарапана. Однако Селина решила перевязать и ее. Подняв один из ножей и отвернувшись от герцога, она отрезала полоску от белой муслиновой нижней юбки, которую мадам Франсуаза прислала на виллу всего лишь за двадцать минут до того, как они отправились на прогулку.

Она, конечно, не могла не понимать, что использовать столь элегантную вещь для перевязки — непозволительная роскошь, но что, в конце концов, было сейчас важнее?

Герцог с едва заметной улыбкой наблюдал, как она завязывала ему руку самодельной муслиновой лентой. Кровь сразу же просочилась через повязку, как и через носовые платки на другой руке.

— Вам очень больно? — спросила Селина.

— Немного, — ответил он. — Я так доволен, что проучил этого мерзавца, что не могу думать ни о чем другом.

— Но как ловко вы это сделали! Я даже не ожидала, — сказала Селина. — Я была… в ужасе.

— Я же сказал, что вы должны довериться мне, — улыбнулся герцог.

Но что было ему приятнее всего, так это то, что он победил без лишнего кровопролития. Этерстон знал, что монахи из Шаолинского храма одобрили бы то, что он сделал.

— Сейчас я оденусь, — произнес он, натягивая сапоги, — а потом хорошенько осмотрю нашу тюрьму и поищу, нет ли здесь какой-нибудь лазейки.

— Вы считаете, что мы можем убежать? — спросила Селина.

— Именно поэтому я и настоял на том, чтобы мы остались одни, — сказал он. — Кроме того, я не хочу, чтобы этот грубиян продолжал смотреть на вас.

— Мне так неловко, — прошептала Селина, — что я… постоянно втягиваю вас в опасности.

— Это просто невероятно, — поддразнивал ее герцог, — что такое маленькое существо за такое короткое время сумело разнообразить мою жизнь столькими молниеносными приключениями!

— Мне, правда… неловко, — повторила Селина.

— Забудьте об этом, — ответил герцог. — Теперь мы должны помешать этим бандитам осуществить их отвратительный план! — И добавил с улыбкой: — Не потому, что мне жаль десяти тысяч франков, просто, если мы их не обезоружим, они и дальше будут нападать на путников.

— Да, мы должны остановить их, — согласилась Селина, — но как?

Она помогла герцогу надеть пиджак, заметив при этом, что это причинило ему резкую боль.

В пустой комнате, однако, было довольно холодно, и девушка пожалела, что они не могут разжечь здесь огонь. Герцог же стал внимательно осматривать окна.

Одно из них, выходящее на долину, показалось ему крепче заколоченным досками, чем другое. Владельцы или их слуги расположили доски крест-накрест и вбили в них огромные гвозди, которые, как герцог сразу понял, нелегко будет вырвать. И тут он опять вспомнил о дыхании, которому учили его шаолинские монахи. Если их уроки помогли ему в трудный момент, почему бы не воспользоваться ими еще раз?

Стоя у бокового окна, герцог сделал глубокий вдох и задержал дыхание, как его учили, чтобы потом с силой выдохнуть. Он повторил это несколько раз, чувствуя, что с каждым вздохом в него вливаются новые силы. Потом он внушил себе, что, как только он возьмется за доски, ему легко удастся открыть окно. Тут особенное значение имела не столько сила его рук, сколько сила его духа.

Герцог схватил одну доску и потянул ее на себя. Сначала он подумал, что идея обречена на провал, и вдруг, к его удивлению, доска с треском подалась.

Герцог замер, прислушиваясь, чем занимаются бандиты внизу и не догадываются ли они, что он делает. Они разговаривали, и их голоса звучали то громче, то тише, как шум бьющихся о берег волн.

Оставалось убрать еще три доски. Особенно плохо дело обстояло с двумя, прибитыми снаружи. Герцог понял, что их легче вытолкнуть, чем выдернуть. Для этого, конечно, понадобилось некоторое время, но, собрав всю свою силу воли и будучи уверенным, что использует ее для доброго дела, герцог наконец открыл окно.

Самым трудным было сделать так, чтобы доски, прибитые снаружи, не упали на землю, — ведь шум, безусловно, привлек бы внимание бандитов.

Выглянув в окно, герцог увидел, что эта сторона холма гораздо ниже той, по которой они въезжали.

— Мы поступим точно так же, как в Алжире, — шепнул он Селине.

Девушка кивнула. Затаив дыхание, она следила за ним.

Потом она прошептала:

— Вы поймаете меня?

— Конечно, — успокоил ее герцог.

Девушка сняла шляпу, и ее волосы отливали золотистым блеском при свете свечей.

— Как только мы выберемся отсюда, — сказал герцог, — мы должны как можно быстрее бежать от этого места. Они ведь сразу погонятся за нами, обнаружив наше исчезновение.

— Куда же нам бежать? — спросила она.

— Лучше всего, наверное, в горы.

— Нет! У меня идея! — воскликнула Селина. — Когда мы повернули с основной дороги, я, посмотрев вниз на долину, увидела церковь.

— Церковь? — удивился герцог. — Вы уверены?

— Да. Сквозь деревья виднелась ее башня и колокол на ней. Конечно, это была церковь.

— Туда нам и надо бежать, — сказал герцог.

— Там нас приютят. Ведь любой может об этом попросить.

— Если церковь действующая, — ответил герцог. — Но, так или иначе, все решено, и мы попробуем скрыться в ней.

Он опять выглянул в окно.

Сумерки сменились темнотой, одна за другой зажигались звезды, а из-за облака медленно выплывала бледная луна. Однако, столь слабой свет делал вполне реальной опасность провалиться в ущелье или безнадежно заблудиться в леске.

Герцог вспомнил, что к долине вела дорога, по которой, очевидно, можно выйти к церкви. Он без лишних слов перелез через подоконник, повис на руках и спрыгнул вниз.

К счастью, под окном на мягкой почве толстым ковром росла трава, что позволило герцогу не только остаться невредимым, но и избежать излишнего шума. Этерстон поднял глаза вверх.

Селина, хотя пышная юбка и мешала ей, старалась влезть на подоконник вслед за ним. Он вспомнил, что в прошлый раз на девушке почти не было одежды, стесняющей движения.

Герцог подошел к окну, ухватил Селину за колени, Затем за пояс. Не более чем через секунду, она стояла рядом с ним.

— Умница, — почти неслышно прошептал он.

Взявшись за руки, они быстро побежали сквозь деревья и кусты, окружающие дом. Пробежав немного, они вышли к узкой, грязной дороге, которая, извиваясь по холму, вела к долине. Герцог взглянул вниз и увидел то, что, казалось, было силуэтом церкви.

В темноте трудно было что-либо разглядеть, к тому же, плывущие по небу облака то и дело закрывали луну.

— Идемте, — торопил девушку герцог. — Не будем терять драгоценного времени.

И в эту же минуту они услышали над собой чьи-то голоса.

— Они, должно быть… уже обнаружили… что мы сбежали, — испуганно произнесла Селина.

Ничего не ответив, герцог подтолкнул ее вперед, и они побежали вниз по дороге.

Голоса слышались все отчетливее. Люди кричали друг на друга. Герцог был уверен, что главарь приказал своим людям разойтись и искать их поодиночке, и понял, что если они не прибавят шаг, их, безусловно, поймают.

На руку бандитам было то, что они хорошо знали эти места и отлично ориентировались даже ночью, да и сапоги их гораздо больше подходили для подобных пробежек, чем сапоги герцога, предназначенные для верховой езды.

Они все бежали и бежали, и наконец, когда уже стали задыхаться, а голоса, казалось, становились все ближе, они увидели мост через ущелье, а на другой стороне — церковь.

Высокое прямоугольное здание неясно вырисовывалось в темноте, и они, собрав последние силы, устремились туда, понимая, что только там они смогут укрыться от преследователей, которые наверняка их увидели, так как гнались за ними прямо вниз по холму, что-то крича.

И они были уже совсем близко.