Людовик возлюбленный

Глава 3 МАРИЯ ЛЕЩИНСКАЯ – КОРОЛЕВА ФРАНЦИИ

В комнате для рукоделия дома Виссембургов было тихо. Мать и дочь старательно вышивали: и та и другая работали над нарядом для дочери. Обе ухмылялись, потому что платье в нынешнем его виде больше подходило на мешок из лоскутков или одеяние прислуги.

«Как же я устала, – думала бывшая королева Польши, – жить в нищете!»

Девушка по этому поводу не убивалась, потому что она помнила только изгнание и нищету. Большую часть жизни она чинила и донашивала старую одежду.

– Быть может, когда-нибудь удача вновь повернется к нам лицом, – вздохнула королева.

– Думаешь, отца призовут вернуться в Польшу?

– Не вижу причины, почему они должны призвать его вернуться, – горько засмеялась королева Екатерина.

– С чего тогда удача вернется к нам? – спросила Мария Лещинская.

– Твой отец надеется, что ты удачно выйдешь замуж.

– Я? – засмеялась Мария. Она посмотрела на платье в своих руках, и ее лицо залила краска. – Какие шансы выйти замуж у принцессы, у которой за душой нет ни гроша? Да еще и дочери изгнанного короля? Непривлекательной и некрасивой бесприданницы?

– Мария, не говори так.

Мария знала, что если мать называется ее Марией, значит, действительно очень рассердилась. В кругу семьи она любовно звала ее Марысей.

– А что, разве не нужно всегда говорить правду? – тихо спросила Мария.

– Многие девушки, которые намного некрасивее тебя, вполне удачно вышли замуж.

– Зачем обманывать самих себя? – спросила Мария. – Я еще помню, что сказала Анна Баварская, когда услышала, что на мне хочет жениться герцог де Бурбон.

– Ох уж мне эти Бурбоны! – закричала королева Екатерина. – Они слишком высокого о себе мнения. Анна Баварская, принцесса Палатинская, не забыла, что она – вдова Конде, и поэтому считает, что ее внучок слишком хорош для тебя. Но она забыла, что ныне Конде совсем не такие, какими они были во Франции во время единственного великого Конде.

– Полноте, мама, давайте поговорим не о величии и о моем замужестве, которое может случиться разве что только в нашем воображении. Мы в этом доме и вместе. Мы любим друг друга, и отчего нам не продолжать быть маленькой семьей обыкновенных людей?

– Потому что трон Польши принадлежит твоему отцу, а не Августу Саксонскому, и он никогда с этим не смирится. Отец будет продолжать надеяться вернуть престол. Марыся, каждую ночь он молится о том, чтобы исполнилось это его желание. Короли никогда не смогут жить в нищете и зависеть от помощи друзей. Это слишком унизительно, и невозможно вынести.

– А для меня, – Мария, взяв в руки иголку, продолжала штопать поношенное платье, – еще унизительнее то, что меня сначала хотели взять в Европу как будущую жену, а потом отказались.

– Это случалось с принцессами и поудачливее тебя.

– И все же я бы предпочла, чтобы этого со мной не случалось. Я уж лучше останусь здесь, продолжая жить так, как мы живем, и давать платьям новую жизнь. Надеюсь, что меня больше никому не предложат в жены. Я сгорала от стыда, когда отец так старался выдать меня замуж за Людовика-Георга Баденского. Тот и видеть меня не захотел, а теперь, как видите, посчитали не слишком достойной женой для герцога де Бурбона.

Екатерина незаметно улыбнулась.

– Отец и Бурбон состоят в переписке. Мадам де Пре также регулярно шлет письма.

– Мадам де Пре?

– Да. Она представляет интересы герцога де Бурбона и имеет некоторое влияние при королевском дворе Франции.

Мария ничего не ответила: она была уверена, что приготовления к свадьбе с Бурбоном окончатся так же, как и все предыдущие. Девушка думала, что лучше всего было бы выйти замуж за Ла Телье де Кутенво, который был всего лишь командующим кавалерийским полком в Виссембурге. Он просил ее руки, но отец Марии с негодованием отказал ему. Чтобы его дочь стала женой человека не из высших слоев французского общества! Однако Мария считала, что отцу пора забыть о своих амбициях. Он должен смириться со своим положением и принять его.

Мария думала, что не выйдет замуж вообще и останется в этом доме, если, конечно, им позволят.

Мать прочитала мысли дочери:

– Да, твой отец никогда не согласится на брак, который он считает ниже твоего достоинства.

– Тогда, мама, давайте перестанем думать о моем замужестве.

– Если бы ты вышла замуж за герцога де Бурбона, – задумчиво проговорила Екатерина, – мы хотя бы поднялись из этой чертовой нищеты. Как же страдает твой отец! Лишиться короны и государства, жить на подачки! Это слишком для его гордости. Он не может это больше выдерживать.

– Он уже давно выдерживает, и волей-неволей ему придется продолжать выдерживать.

– Ну почему ты уже смирилась, Марыся? Как мы можем жить здесь? В доме, выпрошенном у канцлера, на деньги герцога Орлеанского, который присылает их не очень регулярно… и на деньги друзей из Лотарингии, Швейцарии и Испании. Когда я вспоминаю былые дни, слезы сами бегут из глаз.

– Слезами нашему горю не поможешь. Послушайте, мама, я не думаю, что это платье протянет больше месяца, даже если его залатать. Стоит ли мучиться?

Королева нетерпеливо замотала головой:

– Я очень надеюсь на мадам де Пре.

– Если я покину Эльзас, то только вместе с вами.

Королева улыбнулась. «После изгнания семья сплотилась», – подумала она. Ее муж, Станислав, любил свою дочь слепо и считал ее – неприметную бесприданницу – одной из самых желанных невест в Европе.

– Мне будет грустно покидать Эльзас, – прошептала Мария. – У нас здесь есть друзья.

Королева горько улыбнулась. Бедная Марыся! Она никогда не знала, что значит быть дочерью короля. Ее дочь считала просто восхитительной поездку в Саверн, где находился дом кардинала де Рогана, или в дом графа де Бурга в Страсбурге. Это говорило о том, насколько низко они пали, раз дочь короля потрясена их гостеприимством.

Она должна выйти замуж за Бурбона. Екатерина и Станислав очень надеялись на это, герцог был связан с французской королевской семьей, и, наконец, этот брак будет означать конец нищете.

– Слышишь? – сказала королева. – Кто-то едет к дому.

Она бросила вязанье и, подойдя к окну, тотчас же обернулась с улыбкой.

– Это оно! – закричала Екатерина. – Письмо от герцога де Бурбона или мадам де Пре. Я узнала ливрею гонца.

– Мама, не радуйтесь преждевременно. Возможно, из этого письма мы узнаем причины, почему я не являюсь подходящей невестой герцогу.

Екатерина вернулась к столу:

– Ох, Марыся, ты слишком легко сдаешься. Удача обязана вновь повернуться к нам лицом.

– Давай закончим платье, мама. Мы уже потратили на него столько сил.

Они прилежно шили, когда в комнату ворвался Станислав.

Мария никогда еще не видела отца в столь сильном волнении. Странно, что он так бесцеремонно врывается к ним. Ведь он король, хоть и в изгнании и живет на подачки друзей, но всегда старается сохранить атмосферу придворной почтительности в собственном доме. Королевский двор состоял из двух людей, которые последовали за своим королем, и у них не было величественных титулов казначея, секретаря или маршала. Это были два польских священника, которые проводили время в посещении церковных служб и чтении. Однако Марию учили танцевать, петь и играть на клавесине.

– Жена! Дочь! – вскричал Станислав. – У меня для вас новости. Но сначала станем на колени и возблагодарим Господа Бога за ту величайшую удачу, которую Он ниспослал нам.

Мария подчинилась отцу. Екатерина вопросительно на него посмотрела, но ничего не сказала, пока они не закончили молитву.

Во время благодарственной молитвы Мария подумала: «Как же странно благодарить, не зная за что. Это Бурбон? Нет. Должно быть, это нечто большее. Отец сказал: «за величайшую удачу». Это может быть только одно».

Когда они закончили молиться, она посмотрела на отца с любовью и надеждой в глазах.

– Итак, папа, – сказала Мария, – вас призвали вернуться на трон?

– Нет, моя новость еще лучше. Даже лучше этой.

– Но что может быть лучше? – спросила королева.

– Мадам, – сказал Станислав, переводя взгляд то на дочь, то на жену. – Посмотрите на нашу маленькую Марысю. А теперь возблагодарите Небо за нашу великую удачу. Наша дочь станет королевой Франции.

Молодой король не расстроился, когда услышал о намечающейся свадьбе. Ему было уже пятнадцать, и он очень хотел жениться. Он долго не проявлял интереса к женщинам, благодаря влиянию Флери, который хотел, чтобы над мальчиком доминировал только он.

Как по мнению Флери, так и по мнению герцога де Бурбона, а также мадам де Пре, будущая королева была идеальным вариантом. Кто подойдет для этой роли лучше, чем скромно воспитанная, простая и кроткая девушка? Флери выступал в пользу брака короля и Марии не менее активно, чем герцог с любовницей.

Девушке шел двадцать первый год: она была всего на пять лет старше короля. Оставалось лишь дождаться, когда семья разгневанного испанского короля наконец-то получит назад свою инфанту, и можно объявлять о свадьбе.

В один из воскресных дней мая Людовик сам заявил в совете:

– Господа, я собираюсь жениться на польской принцессе. Она родилась 23 июня 1703 года. Король и королева Екатерина приедут во Францию вместе со своей дочерью, и я хочу поселить их во дворце Сен-Жермен-ан-Ле. Ожидается прибытие матери короля Станислава.

Вскоре новость распространилась по Парижу. Король женится на дочери изгнанника! Невероятно! Любая принцесса самой влиятельной страны Европы с удовольствием выйдет за Людовика, и не только потому, что он – правитель величайшей страны в Европе, но и потому, что он молод и красив как бог. А он женится на этой женщине, о которой многие в Париже и слыхом не слыхивали, дочери изгнанника, без гроша за душой, да еще и на пять лет старше его самого!

По Парижу пошли слухи. То говорили, что будущая королева не просто дурнушка; утверждали, что она калека, пальцы у нее на ногах сросшиеся, а этот брак устроился благодаря интриге мадам де Пре, так как она хотела оставаться у власти.

Париж недовольно ворчал. Слагали дерзкие куплеты, в которых появление Марии описывали омерзительными словами, склоняли ее трудную для парижан фамилию и презрительно именовали «полячкой».

Все изменилось. На лицах бывших соратников Станислава появилось выражение скрытого презрения. Когда кардинал де Роган и маршал де Бург посетили семью короля, то их отношение, особенно к Марии, стало совсем другим.

Королева Екатерина перестала вспоминать о прошлом и даже забыла о трауре по поводу недавней кончины одной из своих дочерей. У нее оставалась Мария, и она вскоре обещала изменить жизнь родителей.

Станислав был общителен сверх меры, Марии очень нравилось видеть отца таким. Они были нежно привязаны друг к другу. Во всем очень похожие, они могли принять удачу с удовольствием, а беду – со смирением, в отличие от королевы, которая никак не могла спрятать свое горе в тяжелые годы изгнания.

– Мой дорогой, – беспечно улыбаясь, заявила Екатерина, – пришло время выкупать драгоценности.

– Франкфуртские евреи не расстанутся с ними, пока не выплатим все сполна, – заметила Мария.

– Ха, еще как выплатим, – смеялся Станислав. – Я не собираюсь терять время, копя необходимые суммы!

– А как же быть?

Приготовления к свадьбе шли полным ходом. Все лихорадочно готовились, и лишь одна мысль тревожила их постоянно. А что, если король Франции вдруг передумает? Наконец, прошел слух, что мадам де Пре прибыла в Страсбург и собирается с визитом к Лещинским.

Мадам де Пре! Как они могли отблагодарить женщину, которой были всем обязаны? Станислав был в курсе придворных интриг французского двора и пришел к выводу, что мадам де Пре самое влиятельное лицо в государстве.

Необходимо устроить прием в ее честь! Но сколько гостей поместится в таком маленьком доме?

Грациозная и обворожительная мадам де Пре ни на секунду не забывала о важности своей персоны и держалась надменно. Мадам де Пре вряд ли удалось бы найти для своих интриг кого-нибудь более подходящего. Она внимательно изучила каждую черточку во внешнем облике Марии. «Да, действительно, – с удовольствием отметила мадам про себя, – совсем не элегантна, словом, не та женщина, которая способна управлять, обольщая. Девочка потрясена большой удачей, выпавшей на ее долю, и понимает, что обязана этой удачей мне».

Она покровительственно обняла Марию, в этом не было уважения, которое полагалось выказывать будущей королеве Франции, а скорее благосклонность, с какой обычно относятся к своим протеже.

– Я привезла подарки от герцога Бурбона вам и вашим родителям, – сказала она Марии. – Не смогла удержаться и кое-что добавила от себя. Надеюсь, мне удастся угодить вам. Сейчас я все покажу.

В комнату внесли чемоданы, и мадам распорядилась их открыть. Когда она вынула прозрачное нижнее белье и шелковые чулки необыкновенно тонкой работы, Мария рот раскрыла от удивления.

– Благодарю вас от всего сердца! – вскрикнула Мария. – Я никогда раньше не видела такого красивого белья!

Мадам де Пре удовлетворенно улыбалась. Она думала о своей будущей роли – королева Франции всегда будет помнить, кому она обязана своим положением, и всю жизнь будет благодарна всемогущей мадам де Пре.

Станислав не меньше мадам де Пре, герцога де Бурбона и Флери не хотел никаких промедлений, так как это могло быть очень опасным, учитывая отношение парижан к «юной леди». Жители французской столицы не считали Марию достойной их прекрасного короля.

Свадьба состоялась 15 августа в Страсбурге. Молодых обвенчал кардинал де Роган, а шафером Людовика стал молодой герцог Орлеанский, как первый принц крови.

К радости Станислава примешивалась горечь. Для него было не так-то просто собрать по этому случаю соответствующую придворную публику, хотя в ходе приготовлений у него и появились новые друзья. На помощь опять пришла энергичная мадам де Пре. Она решила, что свадьба пройдет без сучка без задоринки, она именно так и прошла. На помощь пришла вся знать Эльзаса: кто-то приносил специально написанные песенки, кто-то просто делал то, что было необходимо. Герцог де Антин почтил своим присутствием королевский двор в изгнании и появился в качестве главного посла и посла премьер-министра Франции. Станислав даровал аналогичные титулы человеку из своего окружения, таким образом сохранив все необходимые дипломатические отношения и соблюдая приличия.

Мария была одета так, как никогда прежде. На ней было платье из зеленой парчи, красиво расшитое и украшенное серебряным кружевом. Платье ей очень шло, и конечно же она совсем не казалась калекой из неприличных куплетов парижан. Потом Мария долго не могла поверить в то, что церемония бракосочетания окончилась, уже отслужили благодарственные молебны и прогремели пушки. Невозможно было представить, что теперь она – королева Франции. Ее повели на публичный обед, приготовленный для подданных короля. Народ на улицах танцевал, всем бесплатно раздавали вино и хлеб.

Мария была смущена и напугана, хотя вся знать и народ Страсбурга уже приняли ее, назвав своей королевой. Впереди ее ждала встреча с мужем и парижанами.

Спустя два дня после церемонии в Страсбурге Мария отправилась в Фонтенбло. Как только процессия тронулась, начался дождь. Невеста короля ехала в его карете и смотрела в окно на поля. Дождь губил драгоценное зерно. Герцог Орлеанский вместе со свитой ехал впереди, чтобы успеть принять Марию в городах, которые они проезжали. Герцог Ноай в сопровождении пажей ехал верхом впереди, а верховые охранники – по бокам кортежа. Вместе с телегами с прислугой процессия растянулась на три километра.

Сельские жители выходили к дороге приветствовать проезжающую королеву. Они кидали к карсте цветы. Мария заметила, что даже в самых захудалых деревеньках были вывешены флаги. Несмотря на отвратительную погоду, толпы людей встречали будущую королеву. Ей казалось, что люди рады ее видеть, но нищета, которую Мария видела в деревнях, ужаснула. Она заметила, насколько у людей изношена одежда, и была счастлива, что может раздавать щедрую милостыню. Король пожертвовал ей для этого огромную сумму в пятнадцать тысяч ливров.

Из-за погоды они двигались медленно, королевская карета часто вязла в грязи. Во время вынужденных остановок Мария то и дело узнавала волнующие известия. Из-за нехватки хлеба народ бунтовал не только в Париже, поднялась волна недовольства и в провинциях. Люди громили булочные и хлебные склады в поисках продовольствия.

Несколько раз упоминалось имя герцога де Бурбона и его любовницы, мадам де Пре. Говорили, что они воспользовались ситуацией и спекуляцией хлебом в ущерб народу нажили огромные богатства. Мария хотя и сочувствовала людям, но могла только раздать «щедрые дары», к концу путешествия ее кошелек опустел. Но теперь она думала о грядущей встрече с королем. Процессия уже приближалась к Море, где они должны были встретиться с Людовиком.

Король от волнения не находил себе места. Он хотел жениться, но, возможно, слишком быстро дал согласие взять в жены эту девушку. Его не обошли некоторые куплеты, которые парижане распевали на улицах, и эти словечки постоянно звучали в голове.

Непрекращающийся дождь привел короля в уныние. Он знал, что горожане бунтуют. Они не винили Людовика в своей нищете, они ни в чем его не винили, и, когда молодой король проезжал по улицам, парижане приветствовали его. Но они винили герцога де Бурбона и мадам де Пре, особенно мадам де Пре, которую они объявили злым гением премьер-министра.

Людовик не хотел думать о бедняках, он вообще не хотел думать о народе. С тех пор как Виллеруа заставлял его столь часто показываться на публике, он старался ее избегать. Сейчас он думал о своей жене. Если она ему не понравится, он будет ее игнорировать, как де Ла Тремуй. По слухам, он полностью игнорировал свою жену. Он даст ей понять, что он король, и если он не доволен ею, то будет вести себя так, будто никакого брака и нет. Горбатая! Со сросшимися пальцами! Страшно и подумать. Но деваться было некуда. Людовик должен поехать в Море и встретить невесту.

Она опаздывала. Людовика известили, что карета Марии застряла в грязи и ее вытаскивали упряжкой из тридцати лошадей. На грязь, где должна была остановиться карета, укладывали дорогие ковры. Людовик ждал появления супруги. Появилась карета, а вот и Мария. Он с жадностью рассматривал каждую деталь ее внешности, пока девушка выходила из кареты.

Мария была в том же платье, в каком она шла к алтарю. Ей шел зеленый цвет и серебро. Поверх платья она надела плащ красного бархата, а ее широкую шляпу украшали павлиньи перья.

Дождь кончился, и даже ветер перестал дуть. Играли трубы, гремели фанфары и барабаны. Все, кто пришел посмотреть на историческую встречу, широко улыбались, и Людовик, глядя на свою жену, почувствовал волнение. Мария конечно же не была калекой и не была уродлива. На ее лицо спадали павлиньи перья, и Людовик решил, что она прекрасна. Юноша, которого до этого момента женщины не интересовали, почувствовал, как им овладевает возбуждение и великая радость. Он был королем, и он будет мужем.

Мария собиралась стать на колени, но Людовик не позволил ей. Он подхватил ее и обвил руками.

В то мгновение, когда они стояли и улыбались друг другу, в Людовике проснулась мужественность, он думал, что Мария – самая прекрасная женщина, которая когда-либо встречалась ему.

Мария же могла с уверенностью сказать, что никогда раньше не видела такого прекрасного молодого человека. И когда он, величайший правитель в мире, ласково улыбался ей, как сейчас, приветствуя в своей стране, довольный тем, что будет разделять трон с ней, унижаемой нищенкой, Мария была на седьмом небе от счастья, о котором не смела мечтать.

Повторная церемония бракосочетания состоялась на следующий день в часовне при дворце Фонтенбло и была намного торжественней, чем первая. Великолепные вельможи и прекрасные дамы, чьи наряды мерцали драгоценными камнями, пышно украшенная часовня, и всюду блистание золотых лилий.

Процессию возглавлял Людовик.

Его красота вызывала всеобщее восхищение у всех, кто видел юного короля. Его грациозность: манеры, напоминающие о великом прадеде, были так величественны – трудно было поверить в то, что мальчику всего пятнадцать с половиной лет.

За королем следовала королева. Герцог де Бурбон шел по одну сторону от нее, герцог Орлеанский по другую, а принцесса де Конти, вдова графа де Бурбона и мадемуазель де Шароле несли шлейф красного бархата, отороченного мехом горностая.

Принцесс оскорбляла эта обязанность. Нести шлейф дочери польского короля, нищей изгнанницы, лишь волею случая оказавшейся любимицей фортуны.

Их предупредили, что Мария Лещинская уже не просто дочь Станислава, теперь она – королева Франции. Понимание тяжело давалось принцессам крови, и это было заметно по их кислым физиономиям.

Службу в Фонтенбло, как и в Страсбурге, вел кардинал де Роган. Он призвал почтить величие любимого короля Франции и его предков. Он заявил, что для него великая честь даровать его величеству целомудренную и благоразумную девушку.

В часовне начался благодарственный молебен, и Людовик, застенчиво взяв руку своей невесты, повел ее в королевские покои. Там уже были накрыты столы, короля и королеву посадили вместе. Герцог Мортемар встал перед ними на одно колено и вручил Марии шкатулку, отделанную бархатом и золотым шитьем. Внутри были драгоценности – свадебный подарок королеве для членов ее семьи.

Мария посмотрела на них с восторгом. Ее лицо залила краска, она повернулась к мужу и, плача от радости, прошептала: «Никогда раньше мне не дарили таких чудесных подарков». Людовика глубоко тронули эти слова, и он крепко сжал ее руку.

В этот момент она была очень хорошенькой, и король признался себе, что не променяет Марию Лещинскую ни на одну женщину в мире.

Для короля и королевы актеры представили пьесу Мольера. Понравилось всем, за исключением Вольтера, которого привела мадам де Пре. У него для развлечения молодых было кое-что собственного сочинения, и философ был разочарован тем, что предпочтение отдано грубому фарсу, в то время как в зале присутствовал тот, кто заслуживал внимания, признания и славы.

Все при дворе заметили перемену в молодом короле. Тот был просто пьян от радости и счастья. Придворные ласково улыбались ему и понимающе переглядывались. Брак обещал быть успешным. На следующий день Людовик призвал придворного цирюльника.

– Отрежьте мне кудри, – приказал он. – Я больше не ребенок.

Золотисто-каштановые локоны остригли без сожаления. Людовик надел парик. Теперь ему можно было дать лет восемнадцать—девятнадцать, почти столько, сколько было его жене.

Последующие несколько дней праздновали свадьбу. Фейерверки, иллюминации, танцы, на улицах щедро раздавали вино, и люди могли хоть на какое-то время забыть о своих несчастьях.

– Наш маленький Людовик стал мужем, – говорили они друг другу. – Скоро он избавится от своих министров и будет править один. Благослови его Господь! Вот тогда начнутся для Франции счастливые деньки!

Людовик был их героем, а негодяями – премьер-министр и его любовница, с этим чудовищем, Пари-Дюверне, которого они назначили министром финансов.

Даже Вольтер был счастлив, мадам де Пре представила его королеве, и при дворе была поставлена одна из его пьес. Кроме того, ему назначили пенсию, так что вся его ирония иссякла, и ему ничего не оставалось, как писать панегирики и оды.

Множество представительств от торговцев сменяли друг друга. Как обычно, по традиции пришли торговки с Ле-Аль в лучшей одежде. Они принесли в подарок корзину с трюфелями. «Ешьте их как можно больше, ваше величество, – сказала одна из женщин, – и заставьте его величество съесть их тоже, и как можно больше, ибо они помогут вам иметь детей».

Изящно приняв трюфели, Мария заверила женщину, что выполнит свой долг, а также поведала, что молится о том, чтобы в ближайшем будущем они с королем могли бы дать им дофина.

Людовик, встав на путь супружества, с каждым днем сильнее привязывался к Марии. Это был его первый любовный опыт. Юноша обнаружил в себе чувственность, о которой даже и не подозревал. В отличие от многих молодых придворных стараниями Флери он остался невинным и практически ничего не знал о плотской любви. Теперь Людовик ликовал. Он обнаружил средство получения большего наслаждения, нежели ему могла дать охота или игра в карты, и чувствовал глубокую благодарность королеве – партнеру в этом блаженстве. Их взаимный экстаз делал их одним существом, и это поражало Людовика. На фоне Марии другие женщины казались ему скучными и далекими от совершенства.

Если кто-то говорил Людовику о красоте какой-либо женщины, он резко возражал: «Она хороша собой, но по сравнению с королевой вовсе не так привлекательна».

Флери радовался такому положению дел. Он мог поздравить себя с тем, что был мудр и не позволял королю вступать в любовные отношения до брака. Дело де Ла Тремуй представляло огромную опасность, признавал он, но его удалось благополучно миновать, и теперь Людовик страстно влюблен в свою королеву, а это лучшая гарантия плодовитого брака.

Флери можно было не слушать своих шпионов, докладывавших, сколько ночей король проводит с королевой, так как супруги были неразлучны.

Виллеруа воспитал в мальчике уважение к этикету, и тот не забывал про него даже в горячке первой страсти. Церемония отхождения ко сну короля и королевы проводилась так же тщательно, как и во времена Людовика XIV. Сначала королеву готовили ко сну в ее спальне, а короля – в его. И после того, как приближенные вельможи и дамы удалялись, король шел через Зал зеркал в спальню королевы в сопровождении камердинера.

Его шпагу клали рядом с кроватью королевы, а ее фрейлина задергивала занавеси вокруг ложа, отгораживая их от внешнего мира, после чего уходила.

Утром король должен был, покинув королеву, вернуться в свою спальню для церемонии пробуждения. Существовала конкуренция за право передать одежду короля лично ему в руки.

Это было чудное время. Супруги были постоянно вместе. Королева выезжала вместе с Людовиком на охоту, сидела рядом с ним во время летних пикников. Идиллия продолжалась и зимой, когда они вместо пикников катались на санях. Народ собирался, чтобы посмотреть, как король и королева скользили по льду, обнявшись в санях в форме большой ракушки, украшенной изображениями купидонов. Это зрелище не могло не радовать глаз сентиментальных французов.

– Грядут хорошие дни, – говорили они друг другу. – Дайте ему немного времени, пусть побудет молодым и влюбленным, пусть еще немного продлит свой медовый месяц. А потом он сбросит своих корыстных министров и будет править нами сам. Он хороший и добрый, он поймет наши страдания. Да здравствует наш маленький Людовик!

А Людовик, полностью поглощенный очарованием своей Марии и прелестями любви, не думал о народе. Мария почувствовала себя абсолютно счастливой, когда в Фонтенбло приехал ее отец, который внешне хотя и казался веселым, внутренне был очень напряжен. Она всегда знала о тех тучах, которые нависали над его головой. Станислав продолжал добиваться трона, который потерял. Но сейчас, заверил ее отец, ничто на земле не способно дать ему большую радость, чем видеть свою дочь любимой женой короля Франции.

Мать и отец Марии остались вместе с ней в Фонтенбло на три дня. Даже вечно недовольная Екатерина была довольна. Больше не нужно было бороться с унылой нищетой. Великолепие французского королевского двора покорило их, и то, что центральной фигурой этого двора стала их дочь Мария – не просто жена короля, но любимая жена короля, – было почти сном…

Людовик с родителями жены был очень мил. Он простодушно благодарил их за то, что они подарили ему такую прекрасную дочь, как его королева. Вместе они отправились из дворца Сен-Жермен во дворец Шамбор. Он приказал поменять там мебель и подготовить все для их приезда. Временно он предложил им остановиться во дворце Буррон.

Перед тем как Станислав и Екатерина отправились в Буррон, они горячо обняли свою дочь.

– Не забывай, – шепнул ей Станислав, – что сейчас Францией правит герцог де Бурбон. Не стоит гневить его. Помни также, что ты всем обязана мадам де Пре.

– Я никогда этого не забуду, – прошептала Мария ему в ответ.

– Они твои друзья, король любит тебя. До полного удовлетворения мне не хватает лишь одного. Дофина Франции.

Мария ничуть не сомневалась, что может отплатить Франции добром и дать ей долгожданного наследника.