Людовик возлюбленный

Глава 9 МАДЕМУАЗЕЛЬ ПУАССОН

Во Франции была женщина, воспринявшая известие о смерти мадам де Шатору со спокойствием фаталиста. «Должно было произойти что-то, – говорила она себе, – что разорвет отношения между королем и герцогиней». И хотя она и не предполагала, что короля и герцогиню разлучит смерть, сама причина разрыва была не так уж и важна. Главное, что король теперь был свободен.

Как только новость о смерти герцогини дошла до дворца де Этоль, она начала строить планы. Похоже, сбудется мечта всей ее жизни. Она была абсолютно уверена, что все получится, но ей придется приложить для этого все силы.

Мадам де Этоль в девичестве звалась Жанна Антуанетта Пуассон. Не очень красивое имя. Но ее род славился умом, а не звучными именами.

Ее отец, Франсуа Пуассон, был человеком с воображением и полон решимости разбогатеть. В Париже можно было разбогатеть различными путями, если ты конечно же не будешь особо разборчив в средствах. Франсуа разборчивым не был.

Он был мясником, преуспевающим мясником, и обладал даром заключать выгодные контракты. Так, он заключил контракт на поставки мяса в госпиталь инвалидов, но Франсуа не стал довольствоваться временным процветанием. Во времена неурожаев не хватало зерна, и такой человек, как он, нашел способ нажиться и на этом.

Франсуа поймали на спекуляции зерном. Никто так не бесил голодающих парижан, как люди, наживавшиеся на беде горожан. Когда Франсуа признали виновным, то, спасаясь, он незамедлительно покинул столицу.

Мадам Пуассон пришлось самой защищать себя и двух детей, Жанну Антуанетту и Абеля. Мадам вполне справлялась и без мужа. Она была очень красивой женщиной и стояла на социальной лестнице чуть выше него. После свадьбы ей удалось сохранить дружбу и связи с людьми своего круга, а также с друзьями-мужчинами, среди которых были очень влиятельные господа.

Одним из них был богатый генеральный откупщик Ленорман де Турнегейм. Очарованный красотой мадам Пуассон, он несколько лет был ее любовником. Поговаривали, что де Турне-гейм был отцом Жанны Антуанетты. Однако о том, кто отец, могла знать лишь мадам Пуассон, но даже она, похоже, была не совсем уверена. С другой стороны, она рассудила мудро и позволила богатому финансисту верить, что прелестное маленькое создание – его дочь. Особенно кстати эта вера пришлась в то время, когда пришлось самим заботиться о себе. Месье де Турнегейм стал по-настоящему достойным покровителем, и он был богат и имел связи в высших кругах.

Мадам Пуассон заявляла, что ее дочь вырастет красавицей и ей нужно дать по возможности лучшее образование. Что касается Абеля, ему предстояло быть братом знаменитой красавицы, и поэтому он не должен был позорить ее своей необразованностью.

– Какое будущее ты планируешь для девочки? – спросил как-то месье де Турнегейм.

– Лучшее, и основанием послужат ее ум и красота, – тут же ответила мадам Пуассон.

Вскоре семья переехала в большой дом, принадлежавший генеральному откупщику. Жанну Антуанетту послали в монастырь Пуасси, а Абеля – в дворянскую школу.

Семья жила очень дружно, так как мадам Пуассон была не только привлекательной, но и веселой, жизнерадостной женщиной. Имея все, она полностью отдалась размышлениям о будущем дочери.

Однажды, когда семейство посетило ярмарку, мадам Пуассон гордо вышагивала по площади, держа за руку красавца сына, восхитительная очаровашка дочь шествовала сама. Мадам была очень счастлива в тот день. Прохожие заглядывались на Жанну Антуанетту и делали матери комплименты по поводу внешности дочери.

Жанна Антуанетта попросила мать зайти к предсказательнице. А поскольку и сама мадам Пуассон была не прочь узнать, какое великое будущее ждет ее дочь, ее не пришлось долго упрашивать.

У старой цыганки перехватило дыхание, когда она увидела это милое создание. У девочки был нежный цвет лица, белая, чуть ли не прозрачная кожа, большие глаза светились умом и жизненной энергией. Она была очень женственна и уже в девять лет с таким достоинством и изяществом вышагивала в своем платье, будто была при дворе, а не на ярмарочной площади.

– Садись, моя красавица, – сказала старуха и добавила: – Не часто мне выпадает честь заглянуть в такое прекрасное будущее.

Цыганка изучила крохотную ладошку, тонкие и длинные пальцы девочки.

Почему в этот момент она подумала о короле? Может, потому, что недавно видела, как он проехал по Парижу? Ах, он так красив и молод. Людовик направлялся в собор Парижской Богоматери, чтобы благодарить Господа за появление дофина.

Говорили, что королева недостойна его, что она больше похожа на простолюдинку, чем на королеву. Народ утверждал, что с такой королевой у короля обязательно появится любовница, как и у его предшественников.

– Тебя ждет большая удача, моя милая, – заговорила цыганка. Лицо старухи почти касалось чертовски милого личика девочки. – Я вижу тебя рука об руку с королем… великим королем… величайшим из королей. Он красив. Он любит тебя, моя дорогая, и любит очень сильно… и ставит тебя выше всех.

Мадам Пуассон заплатила гадалке в два раза больше. Мадам не могла дождаться, когда же она, наконец, вернется в дом и перескажет предсказание цыганки своему любовнику.

– Теперь девочка обязательно должна получить самое лучшее образование, – заявила мадам Пуассон. – Только тогда она сможет предстать при королевском дворе. Нужно научить ее танцевать и петь… и всему тому, что должна уметь придворная дама. Она должна быть не только очень красивой, но еще и самой умной. Иначе как она сохранит свое положение среди всех этих завистливых господ и дам?

Охватившее мадам Пуассон волнение передалось и месье де Турнегейму. Жанна Антуанетта должна получить достойное образование, и он готов платить за это.

Мадам Пуассон в восторге, с обожанием смотрела на свою дочь.

– Да, – говорила она, – в ней есть что-то истинно королевское!

Теперь при обращении с Жанной Антуанеттой никто ни на секунду не забывал о той судьбе, которую ей уготовили мать и месье де Турнегейм.

С девяти лет девочка полностью посвятила себя подготовке к той роли, которую ей предстояло сыграть. Она училась петь и танцевать, увлеклась театром, у нее обнаружился замечательный голос.

– Из нее получится хорошая актриса, – заявляла мадам Пуассон. – Но судьба даст ей нечто большее.

Жанна Антуанетта талантливо рисовала и хорошо играла на нескольких музыкальных инструментах. Господин Турнегейм, поглядывая на расцветающее красотой и талантами дитя, укреплялся в вере по поводу ее великого предназначения.

А Жанна Антуанетта не упускала ни единой возможности поглядеть на короля. Возможностей было не так много, так как король старался не появляться на публике, но, когда девочке все-таки удавалось увидеть красавца в великолепных одеждах, король казался ей божественно прекрасным, и она полюбила его.

Жанна Антуанетта приблизилась к тому возрасту, когда мадам Пуассон решила, что дочери пора выйти замуж. Но кто станет подходящим мужем для женщины, которую выбрала судьба? Граф? Герцог? Но ни то, ни другое было невозможно. Ни одному графу или герцогу не позволят жениться на девушке, отец которой всего лишь торговец. Мадам Пуассон была обеспокоена. Жанна Антуанетта не сможет стать любовницей короля, пока не выйдет замуж, поэтому нужно найти ей мужа. Ах, как было бы замечательно, если герцог Орлеанский или Конде так сильно влюбится в Жанну Антуанетту, что женится на ней, несмотря на сопротивление семьи! Мадам обратилась за помощью к благодетелю Ленорману де Турнегейму.

Благодаря своему влиянию Ленорману удалось снять все обвинения с господина Пуассона, и он вернулся в Париж.

Вскоре у месье де Турнегейма появилась надежда на достойную партию для Жанны Антуанетты. Состояние откупщика должен был унаследовать его племянник, Шарль Гийом Ленорман де Этоль. Этот молодой человек и стал мужем Жанны Антуанетты. Когда Шарль Гийом услышал, что он должен стать мужем дочери Франсуа Пуассона, героя скандала, связанного со спекуляцией зерном, он пришел в негодование.

– Я отказываюсь, – заявил он дяде.

– Мой мальчик, – сказал месье де Турнегейм, – если ты откажешься, то не получишь наследства.

Это заявление шокировало молодого человека и после некоторых колебаний Шарль Гийом сдался. Шарль Гийом и Жанна Антуанетта поженились в 1741 году. Девушке исполнилось двадцать лет, она была очень красива и с каждой минутой становилась все лучше и лучше. После брачной ночи Шарль Гийом понял, что по уши влюблен в свою жену, но Жанна Антуанетта воспринимала замужество как первый шаг на пути к своей судьбе и была порядком удивлена страстью Шарля Гийома, однако не отказалась принять ее.

– Клянись, – как-то попросил ее муж, – что ты всегда будешь мне верна.

– Я никогда не изменю тебе, – мрачно ответила она. – Разве только с королем.

Такой ответ удивил Шарля Гийома. Но он решил, что это шутка, и больше не думал об этом.

Жанна Антуанетта обнаружила, что быть женой богатого молодого человека гораздо приятнее, чем быть дочерью любовницы богатого человека. Шарль Гийом был в состоянии дать ей все, что она хотела, и у нее наконец-то появился шанс показать все, чему она так долго и упорно училась. В доме мадам де Этоль был салон, где принимали интеллектуальную элиту Парижа. На ее приемах собиралось огромное количество писателей и музыкантов. Центральной фигурой собраний была очаровывавшая гостей внешностью и речами конечно же она, изысканная Жанна Антуанетта.

У нее родилось двое детей, девочка и мальчик, и, хотя она преданно любила их, мадам де Этоль ни на секунду не забывала о своем предназначении. Вольтер, частый гость собраний в их доме, весьма увлекся Жанной Антуанеттой. Приглашая Вольтера к себе, мадам де Этоль воодушевляла писателя и говорила, что он придает собраниям величие, которое исходит от гения.

Как-то мадам сказала Вольтеру:

– Если вы когда-нибудь окажетесь в беде и я смогу помочь вам, можете рассчитывать на мою помощь.

Вольтер поцеловал ей руку. Мадам знала, что он не совсем понял ее, поэтому добавила:

– Я предчувствую, что скоро – уже очень скоро – в меня влюбится король.

– Для этого ему нужно всего лишь один раз взглянуть на вас. Этого вполне достаточно, – ответил Вольтер.

Женщина улыбнулась.

– Его окружают красивые, совершенные женщины, женщины, рожденные для придворной жизни, чувствующие себя в Версале как рыба в воде. Но я знаю. Что-то во мне говорит, что это произойдет. Что касается меня, то я влюбилась в него с первого взгляда. Иногда мне кажется, что я любила его всегда, даже до того, как увидела впервые.

Жанна Антуанетта почувствовала, что философ не воспринимает разговор всерьез, и это ее позабавило. «Когда-нибудь он еще вспомнит об этом разговоре», – подумала она про себя.

Мадам де Этоль чувствовала определенное беспокойство. Время шло, и если она собиралась покорить короля, то с этим уже нельзя было тянуть. Ей далеко за двадцать, и двое детей. Когда Жанна Антуанетта узнала, что Людовик время от времени охотился в лесу Сенар, то кстати вспомнила, что Турнегеймы владеют ветхим старинным домом недалеко от леса.

– Почему бы нам не обосноваться за городом? – спросила она. – Поехали посмотрим этот старый дом.

Итак, Шарль Гийом и Жанна Антуанетта отправились осмотреть его. Его можно было превратить в очень даже симпатичный загородный дворец, Жанна Антуанетта с супругом с рвением претворили свои планы в жизнь. Очень скоро у мадам де Этоль появился свой загородный дворец, она подобрала себе изысканный гардероб и заказала две-три кареты. Кареты должны были быть особенные, легкие и изящные, предназначенные лишь для коротких поездок недалеко от дворца, их выкрасили в цвета, которые шли мадам де Этоль, – нежные оттенки розового и голубого. Так Жанна Антуанетта и предстала перед королем, когда тот охотился в лесу. Она верила, что встреча могла бы получиться гораздо более величественной, если бы король в тот момент не находился под влиянием этой излишне энергичной мадам де Шатору.

Казалось, появление короля и его свиты в тот дождливый день было даром судьбы. Но на этот раз мадам де Шатору была рядом с Людовиком и помешала выполнению давно намеченного плана.

Но что еще хуже – герцогиня увидела в милой даме из лесного дворца соперницу и сделала все возможное, чтобы Жанна Антуанетта более не появлялась на пути короля.

Положение было просто удручающим. И вот теперь мадам де Шатору мертва.

В конце 1744 года было решено, что, поскольку дофину уже исполнилось пятнадцать, в его возрасте король уже стал мужем, пришло время подыскать жену и для дофина.

Теперь он вовсе не был похож на того живого мальчика, который очаровывал короля своими умными высказываниями. Он не разделял любви Бурбонов к охоте, растолстел и стал интересоваться религией, возможно из-за того, что во время своего первого занятия стрельбой случайно застрелил человека. Дофин никогда так и не смог забыть о случившемся. Через некоторое время его заставили вернуться к этому занятию, и он случайно ранил женщину. После этого дофин заявил, что больше никогда не прикоснется к оружию.

Мальчик и его отец все сильнее и сильнее отдалялись друг от друга. Людовик больше интересовался своими дочерьми. Веселая Аделаида забавляла его, но особенно нежно король относился к Генриетте. Казалось, своей любовью он хотел загладить старую вину. Ведь это король не разрешил ей выйти замуж за герцога де Шатре.

Перспектива женитьбы привела дофина в восторг, и, когда инфанта Мария-Тереза-Рафаэлла приехала в Париж, мальчик твердо решил в нее влюбиться.

Девушка была сестрой той маленькой инфанты, которую много лет назад прислали во Францию, чтобы она стала женой Людовика, и которую в силу ее нежного возраста поспешно отослали домой.

Мария-Тереза-Рафаэлла была на четыре года старше дофина. У нее были пышные рыжие волосы, но при этом слишком бледная кожа и некрасивое лицо. Она приехала во Францию с опаской. Мария-Тереза-Рафаэлла хорошо помнила, как французы обошлись с ее сестрой. Девушка привыкла к торжественности и церемонности, присущей испанскому двору, столь разительно отличавшемуся от беззаботного и в то же время величественного великолепия и изящества Версаля.

Инфанта радовала одного лишь дофина, и, когда он оказывал ей знаки внимания, сердце Марии-Терезы-Рафаэллы начало потихоньку открываться для него.

Король с умилением смотрел на молодую пару и вспоминал дни, когда во Францию приехала Мария Лещинская. Он ведь считал ее самой прекрасной дамой королевского двора! «Слепец, – говорил он себе. – Каким же я был слепцом! Но как иногда приятно быть слепцом. Будем надеяться, что дофин чувствует то же самое».

Свадьба дофина должна была сопровождаться целым рядом праздничных приемов, а завершал торжество бал-маскарад в Версальском дворце.

Все во дворце пребывали в радостном волнении, и не только из-за бала, на котором придворные, спрятавшись под масками, могли хотя бы на один вечер позабыть об этикете и расслабиться, но и потому, что после связанных с женитьбой дофина празднеств король перестал скорбеть по мадам де Шатору. Людовик был из тех мужчин, которые не могут долго оставаться без женского общества, и рано или поздно кто-то должен был занять освободившееся место любовницы короля.

Поэтому многие дамы, готовясь к балу, надеялись, что эта ночь может стать первым шагом на пути к власти, а друзья красавиц советовали им, как лучше повести атаку.

Праздник был просто великолепным. В распоряжение гостей отдали салон Геркулеса и Зал зеркал, а также шесть расположенных между ними приемных, но все равно мест оказалось мало. Гости собрались под резным позолоченным сводом салона Геркулеса, сидели под великолепными серебряными канделябрами в Зале зеркал. В свете семнадцати хрустальных люстр и маленьких светильников их драгоценности переливались всеми цветами радуги. Это был один из самых роскошных балов, которые когда-либо давались в Версальском дворце.

И ко всему этому великолепию, блеску и роскоши добавлялось возбуждение, вызванное вопросом, волнующим всех: «Выберет ли сегодня король любовницу?»

Одна лишь Анна-Генриетта пришла на бал без особого удовольствия. Всякий раз на подобных мероприятиях она видела восторг окружающих и чувствовала грусть. Ей было всего восемнадцать лет, но она уже решила, что в ее жизни никогда уже не будет счастья.

Она думала, что герцог де Шатре сдался. У него теперь была жена; иногда он смотрел на нее с досадой, но, может быть, из-за того, что его заставили жениться на менее перспективной женщине, чем он надеялся? Когда герцог был ранен во время кампании, которой командовал король, говорили, что герцогиня де Шатре собиралась отправиться на фронт, чтобы быть рядом с мужем.

«Это должна была быть я», – думала Анна-Генриетта.

Теперь все кончено. И что еще остается делать молодой принцессе, кроме как вышивать, соблюдать все условности этикета да скорбеть об утрате любимого?

Анна-Генриетта поправила маску и встала ближе к занавесям из бело-золотой парчи, украшавшим зал. Это был один из тех редких случаев, когда принцесса могла смешаться с толпой и общаться с людьми на равных. Она слышала, что на балу присутствует не только придворная знать.

– Вы раньше когда-нибудь видели такое огромное количество народу в зале? – спросил странный голос, отличавшийся от тех, которые Анна-Генриетта обычно слышала. Только вот она никак не могла понять, в чем же отличие.

– Я… я не думаю, чтобы в зале вообще когда-либо собиралось сразу столько народу.

– Вам не кажется, что это немного… немного слишком?

– О да. Я предпочла бы, чтобы народу было поменьше.

– Присутствующие здесь никогда раньше не видели ничего более великолепного, чем ваш Зал зеркал.

Ваш? Похоже, он не из Франции. Ну конечно же! Вот в чем странность – это акцент!

– Вам интересно узнать, кто я, – продолжал незнакомец. – Потанцуем?

– С удовольствием, – ответила Анна-Генриетта.

Он повел ее между кружащимися парами.

– Так много шума, – сказал он, – что музыки почти не слышно. Нам нелегко будет услышать друг друга.

– А о чем мы будем разговаривать?

– Ну, может быть, позже, мне многое хочется сказать вам.

Анна-Генриетта обнаружила, что ее перестал интересовать вопрос, встретит она сегодня герцога де Шатре или нет.

Принцесса уже давно так не танцевала. Ей стало очень хорошо; меланхолия отступила, и она вдруг почувствовала, что в будущем может быть счастлива, а от прошлого надо иногда убегать.

В танце он провел ее через весь зал и несколько приемных. Анна-Генриетта не знала, как долго они танцевали, и в конце концов она оказалась с ним наедине в небольшой передней. Они остановились, тяжело дыша и глядя друг другу в глаза.

– Вы утомлены? – заботливо спросил он.

– Нет… нет, – быстро ответила Анна-Генриетта, сама удивляясь тому, что она не устала. В последнее время она быстро слабела и легко утомлялась.

– Должен признаться, – начал он, – я знаю, кто вы. А вы догадываетесь, кто я?

– Я знаю лишь то, что вы не француз, – ответила она.

– Это половина правды. Остальное угадать совсем просто. Или мне снять маску?

– Нет… умоляю, не надо. Я хочу угадать сама.

– Я вам подскажу. Я принц крови, как и вы. Если бы я им не был, то никогда бы не подошел к вам. Кроме того, я изгнанник, я прибыл во Францию просить у вашего отца помощи, в которой, надеюсь, он мне не откажет.

– Я знаю, – вскричала она. – Вы юный кавалер ордена Святого Георга.

Он взял и поцеловал ей руку.

– Чарльз-Эдвард Стюарт, к вашим услугам.

– Я рада, что у меня есть возможность пожелать вам удачи в вашем рискованном деле.

– Благослови вас Господь. Я достигну цели, конечно же достигну! Когда мой отец снова станет королем и Стюарты возвратят себе то, что им принадлежит по праву… тогда…

– И что? – спросила Анна-Генриетта. – Что тогда?

– Тогда, – ответил он, – я приеду во Францию, но не буду просить деньги… солдат… и корабли.

Принц вдруг засмеялся, и его глаза под маской засверкали.

– Но, – добавил он, – я никогда не забуду вечер февраля 1745 года, года я танцевал с принцессой на бале-маскараде. И возможно, так как я не смогу забыть этот вечер, я приеду во Францию еще раз и вновь попрошу короля Франции.

– Какая красивая речь! – воскликнула Анна-Генриетта. – Может, еще потанцуем?

– Вы точно не устали?

– Нет, я не устала. Я хочу быть среди людей в танцевальном зале. Я хочу танцевать. Кажется, я смогла бы танцевать всю ночь.

– Это из-за того, что с вашего сердца свалился груз?

– Вы говорите странные вещи.

– Пойдемте, – сказал принц. – Вы правы. Нам лучше присоединиться к остальным гостям. Мне предстоит многое сделать. Летом я вернусь в Англию… затем в Шотландию… Вы будете думать обо мне?

– Я буду думать о вас постоянно и молиться за то, чтобы вам улыбнулась удача.

– Молитесь, моя принцесса, молитесь от всего сердца. Потому что то, что случится со мной этим летом, может оказаться очень важным для нас обоих.

Они вернулись к танцующим, и под украшенными величественными аллегорическими резными украшениями сводами принцесса Анна-Генриетта вновь почувствовала себя счастливой. Кавалер ордена Святого Георга заставил ее забыть грустное прошлое. Теперь она могла мечтать о будущем, в котором у нее появилась одна слабая, но все же надежда.

Королева наблюдала за танцующими. Людовика она узнала, несмотря на странный костюм. Хотя еще несколько друзей короля пришли в похожих костюмах, она узнала среди них своего мужа. Они нарядились тисовыми деревьями причудливых форм. Выглядело это очень эффектно и вызвало бурю восторга и аплодисментов. Значит, многие знали о том, что одним из «деревьев» был король.

Мария предалась воспоминаниям. Подобные торжества напоминали ей о праздновании ее собственной свадьбы. Тогда они были вместе, она и Людовик. Он был еще совсем мальчик: королю было столько же лет, сколько и сегодняшнему жениху. А вспомнил ли Людовик, глядя на их невестку и сына, о прежних счастливых днях?

«Их свадьба так похожа на нашу, – думала Мария. – Бедная Мария-Тереза-Рафаэлла! Надеюсь, что она будет счастливее меня».

Людовик танцевал с дамой в свободном платье, изображающей охотницу. На ее плече висел лук и колчан со стрелами. «Это создание – само изящество», – думала королева. Она полностью отдавала себе отчет, что ее собственная фигура далека от совершенства.

Королева вздохнула, позволив герцогу де Ришелье сесть рядом с ней и развлекать ее своими колкими замечаниями о присутствующих.

Мария решила уйти пораньше.

– Подобные развлечения не для меня, – сказала она. – Я предпочитаю тишину моих покоев.

Ей легко удалось это потому, что это был бал-маскарад, и она могла уйти незаметно. Когда Мария уходила, она заметила, что король оживленно беседует с охотницей в маске.

– Ваше величество, уж от меня-то вам не скрыться, – говорила охотница королю. – Должна признаться, что узнала, кто вы, как только вы со мной заговорили.

– Но вы вроде бы не обращались ко мне как к королю.

– Но это же бал-маскарад, ваше величество.

– Ну теперь, когда я раскрыт, вы должны сказать мне, где я раньше с вами встречался.

– Ваше величество не может вспомнить?

Людовик отчаянно искал ответ. Эта женщина была обворожительна. Он не сомневался в том, что она красива. Ее гибкое тело благоухало и манило, и маска не могла скрыть обаяния. Людовик никак не мог вспомнить, где виделись. Король перебирал в уме всех придворных дам.

– Хорошо, я напомню вам, ваше величество. Вы помните тот дождливый день в лесу Сенар?

– А! – вскричал Людовик. – Теперь вспомнил. Вы та очаровательная хозяйка, что так радушно принимала нас.

Людовику на мгновение стало грустно: он вспомнил, что тогда с ним была мадам де Шатору. Но как же она досаждала ему, а Людовику тогда хотелось больше узнать о хозяйке того дворца неподалеку от леса. Он попытался вспомнить ее имя.

– Было так мило с вашей стороны пустить нас укрыться, – сказал Людовик.

– Ваше величество, это был самый счастливый день моей жизни.

Она конечно же льстила ему, но как трогательно и невинно! Она приводила короля в восторг, и теперь, когда он вспомнил, он не боялся, что если она снимет маску, то в ее лице вдруг обнаружится какой-нибудь изъян. Эта молодая дама была одной из самых прелестных из всех, каких он когда-либо видел.

– Меня так восхищали ваши кареты, – сказал ей король.

– Так ваше величество обратили на них внимание!

– А разве на них можно не обратить внимание?

– Если бы я только знала…

– Это был бы самый счастливый день вашей жизни, – беззаботно передразнил ее король. Кожа на ее шее чуть покраснела, и он добавил: – Простите меня. Я… пошутил.

– Ваше величество просит прощения у меня! Она, без сомнения, была очаровательна. И как она отличалась от дорогих его сердцу мадам де Шатору и мадам де Винтимиль! Больше похожа на мадам де Майи, но в тысячу раз милее!

– Расскажите, как вы сюда попали? – спросил король.

– Мне достал приглашение господин де Турнегейм.

– Я очень доволен месье Ленорманом де Турнегеймом.

– О… – Она не договорила, и весь облик ее выразил печаль.

– В чем дело? – спросил Людовик.

– Я вспомнила, что ваше величество – самый любезный человек во Франции. С моей стороны было бы глупо считать, что все те милые слова, что вы сказали мне, были адресованы мне… только мне.

Людовик осторожно коснулся ее руки.

– Если вы посчитали, что они только для вас… скажите, это был бы?..

Незнакомка засмеялась. Это был восторженный непринужденный смех. Она улыбалась, и были видны ее великолепные белые зубы.

Она запрокинула голову, и Людовику предстала ее красивая шея, белая как молоко, сильная, но изящная.

– Да, это был бы самый счастливый день в моей жизни, – дерзко ответила она.

Многие услышали смех, и Людовик заметил, что на них смотрят. Пока ему придется остановиться. Он знает, кто она. Приключение сегодня не может продолжиться, так как королю нужно присутствовать на балу до самого конца, то есть до утра.

– Пришло время снять маску и отправиться к гостям, – сказал он.

Людовик покинул охотницу. Он снял маску. Гости на мгновение замолчали, потом начали кланяться и делать реверансы.

– Приказываю всем снять маски, – сказал Людовик.

Все подчинились, и танцевавшие, посмотрев на своих партнеров, удивленно закричали, одни притворно, другие искренне.

– Прошу вас продолжать веселье, – улыбнулся король и взмахнул рукой. Он повернулся к прекрасной молодой даме, которой и сделал изящный комплимент по поводу костюма.

Потом он бродил по залу, то и дело останавливаясь с кем-нибудь поговорить. В основном это были женщины, очаровательные и красивые.

Жанна Антуанетта увидела, что король приближается к ней, и у нее от волнения перехватило дыхание. Когда он был в маске, говорить с ним было гораздо проще. Сейчас ей было страшно. Она боялась сделать один неверный шаг, который разобьет ее мечту.

Людовик улыбнулся ей так, словно во всей толпе видел только ее одну. Но она поняла, что этот взгляд – секретное оружие очарования короля. И совсем не важно, смотрит ли он так на самого скромного солдата во время боя или на самую честолюбивую женщину Версаля.

– Мадам… – обратился к ней он.

И она сразу задрожала, чтобы скрыть это, она сделала глубокий реверанс. Тут же ее одолели сомнения, не присела ли она слишком глубоко? Версаль таил в себе много ловушек для тех, кто не был знаком с тонкостями этикета. Нужно было всегда быть настороже.

– Вы опасная охотница, – весело заметил Людовик. – Уверен, ваши стрелы не ранят… поражают насмерть.

Стоящие вокруг засмеялись, и Жанна Антуанетта, случайно или же нарочно, уронила свой маленький кружевной платочек к ногам короля. Людовик посмотрел на платочек и поднял его. Улыбнулся и отдал его ей, а сам пошел дальше. Стоявшие рядом придворные обменялись взглядами. Это был знак? Что же это могло значить? Король поднял ее платок… и отдал его обратно! Она сделала ему приглашение… и он принял его.

Неужели сегодня король действительно выбрал себе новую любовницу?

Жанна Антуанетта с трудом дождалась, пока ее наконец довезут до дома. Мадам Пуассон не легла спать. Разве она смогла бы заснуть! Мать с нетерпением ждала рассказа дочери о том, что случилось на балу.

Они обнялись.

– О, ты выглядишь великолепно… великолепно! Готова поклясться, что ни у одной дамы на балу не было и половины твоей красоты. – Мать посмотрела в горящие глаза дочери: – Ну, любовь моя?

– Он танцевал со мной. Он говорил со мной. Похоже, что я ему нравлюсь.

– И он предложил тебе отправиться в королевский дворец?

Жанна Антуанетта печально покачала головой.

– Вот что мы сделаем, – сказала мадам Пуассон. – Он часто ужинает с друзьями в одной из своих маленьких комнат, приглашены обычно двое или трое. Затем после ужина он делает знак и его оставляют одного. Ты уверена, что он ничего не говорил об ужине?

– Уверена, матушка.

Мадам Пуассон пожала плечами:

– Ну что ж, крепость не возьмешь за один день.

– За один день! Мы готовились захватить эту крепость пятнадцать лет!

– Но ведь ты ему понравилась, не так ли?

– Готова поклясться, что да.

– Пойдем, я причешу тебя. Ты вскоре снова с ним встретишься. Он из тех мужчин, которые, однажды увидев понравившуюся женщину, хотят увидеть ее снова.

Мадам Пуассон уложила дочь в постель. Глаза молодой женщины сверкали, ее великолепные волосы разметались по подушке.

«Если бы он только мог увидеть ее сейчас, – думала мадам Пуассон. – Да, в ней есть что-то королевское! Это точно».

К их дому на следующий день подъехала карета, и из нее вышел мужчина.

Он спросил мадам де Этоль, и, когда Жанна Антуанетта вместе с матерью приняли его, он представился как Ла Бель, один из главных камердинеров короля.

– Король приглашает вас, мадам, на ужин, – сообщил гость, – который его величество даст после бала в ратуше. Это будет небольшой частный прием.

– Это большая честь для меня, – ответила Жанна Антуанетта.

Когда посланник короля удалился, Жанна Антуанетта и мадам Пуассон молча переглянулись, а потом крепко обнялись. Их мечта наконец сбывалась.

Жанна Антуанетта смогла сдержать свою радость, в которой было что-то от исступления. Она совсем забыла про Шарля Гийома, а ведь тот любил ее страстной любовью, которую его дядя сравнивал с безумием.

Но она всегда предупреждала его, что будет верна до тех пор, пока ее не потребует король. От судьбы не уйдешь.

Бал в ратуше сильно отличался от того, что дали в Версале. Парижане решили принять более активное участие в празднестве. Простолюдины хлынули в ратушу и танцевали среди знати.

Жанна Антуанетта приехала в компании Ленормана и своей матери. Дофин и его жена были здесь, но они решили уехать как можно раньше. В разгаре веселья никто не заметил, как исчезли новобрачные.

По дороге в Версаль карета новобрачных встретилась с каретой короля. Дофин попросил остановиться, вышел из своей кареты и подошел к карете короля.

– Ваше величество, – сказал он. – Я не советую вам ехать на бал в ратушу. В здание ворвались простолюдины, там все напоминает сумасшедший дом.

Король улыбнулся:

– Где твоя жена?

– В карете.

– Тогда отвези ее в Версаль. А я поеду в ратушу. У тебя, сын мой, дела в Версале, а мои дела ждут меня сегодня в Париже.

Король, оставшись неузнанным, пробивался сквозь толпу в компании герцога Ришелье. В конце концов он обнаружил ее, сидящую рядом с матерью и Ленорманом. Он послал к ним герцога.

Ришелье подошел к их столику и поклонился.

– Мадам, – сказал герцог. – Я знаю, вы ждете друга.

– Да, это так, – начала Жанна Антуанетта. Ришелье окинул взглядом роскошные формы мадам Пуассон.

– Его величество ждет вас с нетерпением. Умоляю, не заставляйте его ждать, пойдемте скорее.

– Иди, – сказала мадам Пуассон. – Мы поедем домой. Да сопутствует тебе удача.

– Удача даму уже ждет, – пробормотал Ришелье.

Когда она подошла, Людовик схватил ее за руку.

– Давайте немедленно уйдем отсюда. Мы ужинаем здесь неподалеку.

Ришелье проводил их до кабинки, и Людовик сказал:

– Ваше присутствие, друг мой, больше не требуется.

Вот так и начало сбываться предсказание цыганки.

На рассвете Жанну Антуанетту посадили в королевскую карету и отвезли домой. После нежного прощания король покинул ее и вернулся в Версаль.

Пока все хорошо, но что будет дальше?

Ей не стоило волноваться. В тот же день приехал месье Ла Бель с приглашением для мадам де Этоль поужинать в маленьких комнатках Версальского дворца.

Мадам Пуассон ликовала.

– Вы должны задержать Шарля Гийома в провинции на некоторое время, – сказала она Ленорману. – Он очень ревнивый муж. Кто знает, каких глупостей он может натворить, если узнает о том, что происходит!

Таким образом Ленорман и мадам Пуассон попытались сохранить в тайне будущий роман короля и Жанны Антуанетты.

Каждый раз, когда Людовик видел Жанну Антуанетту, он все сильнее влюблялся в нее. И никто со времен мадам де Майи не отвечал Людовику с такой страстью.

Жанна Антуанетта понимала, что друзья короля, в особенности герцог де Ришелье, не относятся к ней с тем уважением, которого она, по собственному мнению, заслуживала. Она не была придворной дамой. Она не появлялась на важных приемах и церемониях. Его друзья считали ее одной из проституток короля, пробравшейся в его спальню через черный ход.

Если это будет продолжаться, то вскоре и сам король начнет относиться к ней точно так же, а это не имело ничего общего с той судьбой, о которой она мечтала.

Она должна стать придворной дамой, и ее должны принять как любовницу короля. Только тогда сбудется ее мечта.

Однажды Жанна Антуанетта сообщила Людовику:

– Сир, скоро вернется мой муж. Он ужасный ревнивец. Когда он вернется, я не смогу больше ужинать с вами.

Людовик был потрясен. Он знал, что мужья редко запрещают своим женам удовлетворять королей. Но эта маленькая буржуа удивляла его все больше и больше. Она была изысканна, остроумна и очень отличалась от других.

– Предоставьте вашего мужа мне, – сказал он. Теперь король узнал о том, что у его любовницы есть чувство собственного достоинства.

– Но, ваше величество, неужели я должна бросить свой дом, забыть о репутации из-за… из-за нескольких встреч с вами?

Король был удивлен. Он не верил собственным ушам. Она ведь так смиренно любила его, так искренне обожала его. Но тут Людовик понял. У буржуа были свои нормы, как и у придворных Версаля. У нее будут все основания покинуть своего мужа, только если она станет придворной дамой, если ее примут как любовницу короля и если к ней перестанут относиться как к женщине, которую можно провести через черный ход.

В каждом слое общества есть свой этикет, и он, принявший этикет Версаля, должен уважать общественные нормы.

Он посмотрел на нее. Она действительно очень красива. Он надеялся, что она очень любит его, не только потому, что он король. Людовик, в свою очередь, восхищался Жанной Антуанеттой. Она получила хорошее образование. Король думал об Аделаиде и Анне-Генриетте и о тех дочерях, которые все еще были в Фонтевро. Эта милая маленькая буржуа получила гораздо лучшее образование, чем любая из его дочерей. Она намного умнее них. Единственное, чего ей не хватало, – так это знания придворного этикета, которому можно обучиться за неделю-две. А потом… какой обворожительной дамой она может стать! Она сможет бросить вызов любой!

Почему бы не заняться ее образованием? Он и сам мог бы активно в этом поучаствовать. Представить ко двору! Хороший титул! И тогда эта восхитительная женщина сможет быть с ним всегда и везде.

Людовик принял решение.

– Моя дорогая, – сказал он, – вы не должны возвращаться к своему мужу. Мы сделаем вас придворной дамой.

– И тогда… я смогу быть с вами… всегда? Он поцеловал ее руку.

Жанна Антуанетта знала, что это значит. Ее представят ко двору, ее ждут большие почести. Она станет признанной любовницей короля.

Ее глаза сияли от радости, губы дрожали.

– Я скажу это за вас, – предложил Людовик. – Это самая счастливая ночь в нашей жизни!

Шарль Гийом вернулся в приподнятом настроении. Он долго был в отъезде и очень скучал по своей жене и двум детям, но больше все же по Жанне Антуанетте.

Когда он вошел в дом, дядя его поприветствовал и наградил печальным взглядом.

– Что-нибудь случилось? – спросил Шарль Гийом.

– Проходи, – сказал месье де Турнегейм. – Мы должны кое-что тебе сказать.

– С Жанной Антуанеттой все в порядке?

Дядя кивнул.

– А с детьми?

– С ними тоже все в порядке.

Дядя провел племянника в небольшую комнатку, где его ждали госпожа и господин Пуассон.

Заговорила мадам Пуассон.

– Жанна Антуанетта уехала, – сказала она.

– Уехала? Но куда?

– В Версаль.

– В Версаль!

– С королем.

– Но я не понимаю.

– Она же вам ведь все объясняла сотни раз! – вскричала мадам Пуассон в ярости. – Это не ее вина. Это ее судьба. Она должна быть в Версале с королем.

– Но это невероятно. Этого не может быть.

– Это правда, – сказал Франсуа. – Наша Жанна стала королевской шлюхой!

Жена резко повернулась к мужу:

– Не говори так. Ее скоро признают фавориткой короля.

– Я простой человек, и я просто выражаю свои мысли, – ответил Франсуа.

– Она обязана вернуться! – кричал Шарль Гийом. – Немедленно! Как же я? Как же дети?

– Это должно было случиться, – сказала мадам Пуассон. – Она всегда говорила тебе.

– Но это была шутка!

– Ты ничего не можешь поделать, – сказал Франсуа. Он показал пальцем на свою жену и Ленормана. – Это они все устроили. Они давно уже собирались.

Мадам Пуассон сложила руки на груди.

– Что должно случиться, то обязательно случится, – сказала она. – Этого нельзя отрицать.

– Моя Жанна Антуанетта… – страдальчески пробормотал Шарль Гийом.

Потом он закрылся в спальне.

Шарль Гийом написал ей записку: «Жанна Антуанетта, вернись. Твой дом здесь. Я твой муж. Здесь твои дети… Вернись к нам».

Он терпеливо ждал ответа. Она добра, он знал, она не сможет проигнорировать его страдальческий призыв.

И жена ответила: она писала, что проведет с королем остаток своей жизни. Никто из них не мог предотвратить то, что с ними случилось. Это было предопределено. Она знала, что это случится, уже в девять лет. Она никогда, никогда не покинет короля.

В начале весны Людовик должен был возвратиться к своей армии, и он пожелал, чтобы в его отсутствие Жанна Антуанетта изучила тонкости придворного этикета. Тогда она сможет быть при дворе вместе с ним. Ее представят, и с этого момента Жанну Антуанетту будут знать во всей Франции как женщину, которую выбрал король.

Мадам Пуассон и месье де Турнегейм сделали все необходимые приготовления, а убитый горем Шарль Гийом был отправлен по делам на юг Франции.

Им самим лучше было покинуть Париж, потому что народ узнал о существовании мадам де Этоль. Парижане не очень-то по-доброму относились к любовницам короля. Поэтому Жанна Антуанетта отправилась во дворец де Этоль.

Но теперь дни ее резко отличались от тех, когда она пыталась привлечь внимание короля.

Во дворец де Этоль косяком потянулись придворные, чтобы укрепить дружбу с женщиной, которая, очевидно, вскоре получит власть в стране.

По приказу короля приехал аббат де Берни. Он должен был преподавать Жанне Антуанетте историю самых благородных придворных фамилий. Маркиз де Гонта обучал ее придворным манерам.

Кому-то нужно было кланяться, а кому-то лишь кивать, и это очень важно, так как, если поклониться тому, кто заслуживает лишь кивка, в Версале может разразиться скандал. В речи придворные использовали определенные слова, которые за пределами Версаля могли понять неправильно или не понять вообще. Для любовницы короля знание этикета превыше всего, верно говорят, что этикет правит королевским двором даже жестче, чем король.

Жанна Антуанетта старалась изо всех сил и страстно хотела достигнуть успеха. Она вышагивала по лужайкам дворца де Этоль так, будто они были садами Версаля.

Каждый раз, когда мадам Пуассон смотрела на дочь, она чуть не плакала от радости. «Не многим дано увидеть осуществление своей мечты, – говорила она, – то, на что мы надеялись, чего так ждали и для чего так усердно работали, сбылось».

То, чего они усердно добивались, сбылось. Король писал Жанне Антуанетте, что она может не сомневаться в его преданности. Людовик так же, как и она, с нетерпением ждал момента, когда они смогут быть в Версале вместе – открыто. Вскоре во дворце де Этоль появился очередной знак уважения короля. Это были документы, подтверждающие, что Жанна Антуанетта переставала быть мадам де Этоль; теперь она стала маркизой де Помпадур.