Мачеха поневоле

Глава 34. Алиса

Он увёз меня в Альпы. Сказал, что на море я выросла и пытаться удивить обилием воды он меня не будет. Если честно, я до последнего сопротивлялась - дети же. Няня осталась сразу на неделю, а я уже знала, что она куда идеальное меня. Свекровь обещала приезжать каждый день. Я все боялась. Но меня все же увезли, а значит должного сопротивления я оказать не сумела.

— Ты главное, возвращайся, - серьёзно попросила Сонька. — А то мы к тебе уже привыкли.

Я не менее серьезно обещала вернуться. Собрала огромный чемодан, это на неделю то. Все казалось нужным и важным. Будь моя воля, я бы и детей в чемодан запихнула, но Максим был категорически против.

— Успеем ещё отдохнуть с детьми, - заверил он. - Собирай уже свои монатки.

Я и собрала. Самолёты я не любила, но понимала их необходимость и терпела, скрипя зубами. Но в Европу мы полетели на самолёте компании Макса, а это, я вам скажу, совершенно иное. Плюс этот невыносимый человек сделал вывод, что пьяененькая Алиса - добрая Алиса и всячески пытался подлить мне шампанское, чему я противилась.

— Я боюсь гор, - честно призналась я.

— Час с инструктором и ты их полюбишь.

Признаться, я полюбила их ещё когда мы поднимались по серпантину наверх. Дорога змеилась, горы клубились дымком, сосны покачивали разлапистыми ветками. Так красиво, что сердце замирает. Так, что жить хочется, и тревоги вдруг оказываются где-то позади, растворяются. Но инструктор мне не помог - оказалось, что некоторые люди просто несовместимы с лыжами.

— Ну, - с сомнением протянул он. - Вы можете кататься с детских спусков.

На этом и порешили. Горы так тянули меня к себе, что хотелось всего и сразу, но из красивого гостевого домика Максим меня выпустил только на следующий день. Недовольной я не была, но задумалась, зачем было ехать так далеко, если можно было запереться в гостиничном номере в Москве?

— Да я рождена на лыжах, - усмехнулась я.

— Тогда я могу оставить тебя и пойти на настоящий спуск?

Я самонадеянно кивнула, проводила мужа взглядом в даль. А потом посмотрела вниз и сердце забилось на холостых. Потому что это страшно. Мимо меня со вистом пролетел вниз ребенок лет десяти, и я смотрела на него, как на героя. Не поеду, тут же решила я. Но этот самонадеянный гад… Он точно будет надо мной смеяться. И я сделала шажок. А потом ещё один. Просто, чтобы показать, какая я храбрая.

А потом… Засвистел ветер. Все вокруг слилось в единое пятно. Я, по моему, орала. И все пыталась вспомнить, как меня учили тормозить. И честно пыталась это сделать. Но вокруг меня сначала сверкал белый снег, потом потянулись сосны. Яркие пятна людей в пуховиках встречались все реже, а потом перестали. А я все летела и летела. Взлетела на какой то пригорок, оторвалась ногами от снега, целую вечность парила, а потом приземлилась. Точнее - приснежилась. Прямо головой в снег.

И даже паниковать не стала - просто радовалась тому, что я больше не лечу. Поерзала, расчищая себе немного пространства. Темно. И снег везде, за шиворот завалился, даже в рот попал. Отплевываюсь. Барахтаю ногами, и понимаю, что они точно торчат наружу.

— Прекрасно, - заключаю я. - Вот по ним меня и найдут.

Вспоминаю, что Максим дал мне с собой маленький термос. Пить вниз головой неудобно, поэтому я снова ерзаю и проваливаюсь ещё глубже вниз, попой. Теперь я сижу, а вверх ведёт эдакая норка в которую светит вечернее солнце. Отвинчиваю крышку, пью. Гадство - это глинтвейн. Вкусный, несомненно греющий, но не совсем то, что сейчас нужно. Фляжка-термос отправляются обратно в карман, а я продолжаю ждать спасения.

Солнце заваливается за горы очень быстро - я не успеваю даже замёрзнуть. Теперь я на полном серьёзе думаю о том, что не стоило сидеть и ждать, когда меня спасут. Нужно было вылазить и сразу идти по своим следам обратно, а теперь я их и не найду. Теперь и вылазить страшно - ума не приложу, что меня там снаружи ждёт, а в норке между тем почти уютно, дорогой горнолыжный костюм ещё держит тепло, да ещё глинтвейн есть…

Я с тоской думала о Аньке. О её детях. О том, как повернулась жизнь. О том, что мне неприменно должно быть стыдно - я бессерднечно наслаждаюсь ворованным у сестры счастьем. И что меня все же настигла карма. Правда, помирать в горах совсем не хочется - у меня же дети, пусть и не мои. Соня вон привыкла ко мне…

Мысли мои были печальный настолько, что я не сразу различила далёкий вой. Зато уж потом услышала. И шорохи вокруг тоже. Клянусь, кто-то копал снег! С тяжёлым и хлиплым дыханием, молча и сосредоточенно.

И вот в этот момент жить захотелось, как никогда. А сидеть и ждать расхотелось вовсе. Я встала, снежная крошка снова посыпалась на лицо. Подтянулась, хватаясь за снежные края. Выглянула наружу из своей маленькой ловушки. Темно. А мне сейчас идти, спасаясь от диких зверей. Выпила ещё глинтвейну, а затем выбралась наружу, не слишком стесняясь в своих выражениях - даже если меня уже нашли спасатели, они все равно европейцы и ничего не поймут.

— Вот и все, - с сомнением сказала я и оглянулась вокруг.

Темнота. Ещё глоток из термоса. А потом тень. Жуткая тень, что метнулась ко мне и зарычала. У страха глаза велики да, но помирать и рефлексировать в тот момент мне совсем не хотелось. Поэтому я побежала. Сначала был соблазн нырнуть обратно в дырку, но его я преодолела. Медведь, а это точно медведь, копать умеет.

Ещё быстро бегает. И по деревьям лазать умеет. А мне больше никуда, только на дерево. Бегу и вспоминаю. Так, сколько видов медведей у нас? Гималайский вспомнила сразу. Гризли. Бурый. Кто из них умеет лазать по деревьям, а кто нет? Точно помню - какой-то вид не умеет. Белые, наверное, не умеют, у них там деревьев нет, но что делать белому медведю в Альпах?

— А-а-а-а, - завопила я метнулась к ближайшему дереву.

Думать уже некогда, придётся проверять на практике. Стол у дерева широкий и длинный. Веток снизу нет, зато кора шершавая, и карабкаться мне легко. Правда, это и для медведя будет плюсом. Вскарабкалась, так высоко, насколько сумела. Села на ветке. Сделала глоток. Прислушалась, лезет ли медведь следом. Вроде, не лез. Но ходил вокруг шурша снегом.

— Черт! - вдруг вспомнила я уроки ОБЖ. - Идиотка! Нужно же было притворяться мёртвой!

Успокоила себя тем, что медведь мне похоже достался из тех, что лазить не умеет. А то лежала бы сейчас внизу, притворяясь мёртвой, чего доброго бы и правда померла, со страху. С этой мыслью сделала ещё глоток. В животе стало тепло. Жаль, что телефон с собой не взяла и время посмотреть не могу, такое ощущение, что я потерялась уже дня три назад, но здравый смысл подсказывает, что прошло не больше пары часов.

— Пошел вон, - сказала я медведю и ещё выпила. - У меня муж есть, он придёт и меня спасёт. А ты лучше уходи, иначе мы твою шкуру положим у камина.

Задумалась, есть ли у нас камин. Вроде нет, но на терассе возле бани есть специальная открытая печь для готовки. Тоже сгодится. Сделала ещё глоток. Медведь тем временем убежал, а затем вернулся и принялся с яростью драть ствол дерева когтями. Сейчас залезет, с горечью поняла я. Наклонилась, пытаясь его рассмотреть, но мешали ветки. Тогда принялась вспоминать ОБЖ и Владимира Ивановича, который его вёл. Что он там рассказывал? Вспоминалось с трудом - про медведей было неинтересно, на лысой горе их отродясь не водилось. Но меня дома ждёт трое детей. Наверняка где-то мучается от неудовлетовренности красавец муж. Нет, мне точно помирать никак нельзя.

И тогда я вспомнила - медведи не любят громких звуков. Просто орать было скучно, я сделала глоток и запела, благо пела я ужасно, медведь, как минимум должен уйти, как максимум - повеситься.

— Славься, - заголосила я. - отечество, наше сво-о-о-ободное, братских народов союз вековой…. Пре-е-дка-а-ами данная…

Пела я вдохновлеено, закрыв глаза и переодически подкрепляясь из термоса, в котором оставалось все меньше. Медведь, похоже, проникся, шебуршать перестал. А потом крикнул:

— Алиса!

— Чего? - удивилась я. С сомнением посмотрела на термос, чего они там добавили? Снова наклонилась к медведю — чего ты там говоришь? Му-у-удрость народная…

— Алиса! - снова закричали снизу. - Умоляю, хватит уже петь! Пожалей собаку спасателей, она немая, но не глухая!

Я зарыдала от облегчения. Правда, перестроиться удалось не сразу, и некоторое время я рыдала под мотив российского гимна, чем довела спасателей до икоты. Надеюсь, от смеха, а не от страха. Молчаливый пёс, которого я приняла за медведя суетился внизу, Максим орал на меня, что если я смогла залезть, то и слезть тоже смогу. Я не могла. Счастливо жмурилась, прихлебывала, ждала, когда меня спасут до конца. Максим, взбешенный тем, что спасатель трогал меня за попу, сам полез за мной на дерево.

— Отвези уже меня домой, - попросила я, когда он до меня добрался. - Домой хочу.

Повёз он меня в домик. Там отогрел, засунув в горячую ванную, поил раскаленным чаем и зачем-то ругался, зачем я с детской трассы съехала на самую необследованную и вообще закрытую на лето. А я не специально, оно само!

— Хватит уже ворчать, - рассердилась я. - Пошли целоваться.

И первый раз потянулась к нему сама, ухватила за рубашку, повалила к себе в ванну, одетого, и с удовольствием рассмеялась.