Мадам Икс

ГЛАВА 1

Сегодня ты прекрасен. Твои бездонные тёмно-карие глаза, с тёплым оттенком, который, как я обнаружила, скрывает непокорный океан ума, хитрости и жестокости. Сегодня ты молод. Полагаю, тебе нет и двадцати пяти. Твою юность выдаёт неспособность спокойно усидеть на моём девственно-белом кожаном диване, и то, как ты скрещиваешь в коленях длинные, худые, одетые в синевато-серые брюки от «Армани» ноги, а так же, как потом вытягиваешь их перед собой, скрещивая в лодыжках. То, как рукой, на которую надет «Ролекс», ты деликатно убираешь невидимые ниточки с чёрной рубашки с V-образным вырезом. То, как слегка касаешься колена своими сильными, но хрупкими на вид пальцами, трогаешь подбородок, а затем лезешь в задний карман штанов в поисках изящного смартфона, которого там нет, потому что его отсутствие является неотъемлемой частью программы обучения. А ты в ней, безусловно, нуждаешься.

Сегодня твоё имя Джонатан. Не Джо, не Джон и даже не Джонни. А Джонатан. Весьма тонкое выделение первого слога, Джонатан. Он очень милый. Этот маленький акцент на первом слоге твоего такого универсального имени. Джонатан. Он как будто для того, чтобы убедиться, что я слушаю то, что ты затем произнесёшь. Как будто бы говорит «обрати внимание, кто я». Ты так молод, Джонатан, всего на несколько лет моложе меня, но годы значат гораздо больше, чем то, сколько раз мы крутанулись вокруг солнца. Твой возраст виден насквозь не только в неспособности сидеть неподвижно. Он в глазах, карих с разными оттенками. В том, как ты смотришь на меня с похотью и расчётом, с удивлением и немалым страхом.

Ты, как и все остальные — о, как же я ненавижу отсутствие в английском спряжения слова ВЫ; другие языки гораздо более определённые, эффектные и изящные. Дай-ка снова попробую: Ты (в единственном числе, Джонатан) очень похож на всех остальных (множественное число мужчин-мальчиков, которые приходили-уходили до тебя-в-единственном-числе, Джонатан).

Ты, Джонатан, смотришь на меня с таким нуждающимся, жаждущим, голодным и похотливым страхом, размышляя о том, как тебе овладеть мной; как обойти правила, которыми связал нас этот контракт; как вынудить меня уйти с тобой и быть твоей; как заставить меня расстегнуть топ или немного наклониться так, чтобы ты мог лучше рассмотреть, что под моей блузкой, или как тебе поиметь меня всеми возможными способами. Но, как и остальным — тебе нельзя. Ничего.

Я не для тебя.

Я принадлежу мужчине. Одному единственному мужчине, который ни с кем не делится.

А ты — ты, Джонатан, и все остальные — недостойны даже думать о том, как его зовут. Вам не понять изысканности, блеска, культуры и шарма, утончённости, лёгкой власти и естественного доминирования, которым обладает этот человек. Вы просто не сможете.

Он — солнце, зависающее над горизонтом, а вы — светлячки, которые порхают в ночи туда-сюда, и каждый думает, что его свет сияет ярче других, не понимая, как вы малы и ничтожны на самом деле.

Прямо сейчас мы сидим на моём кожаном диване и потягиваем чай «Harney & Sons» с бергамотом, и я отмечаю твою позу: положение руки, когда ты отдыхаешь; угол запястья, когда пьёшь чай; поворот шеи и изменение направления взгляда. Я всё это вижу, замечаю каждую деталь и делаю выводы, рассчитываю в уме и подготавливаю свой урок. Тем не менее, сейчас я пью чай и стараюсь позволить тебе вести наш разговор.

Ты плачевный собеседник, Джонатан. Говоришь о спорте, как обыкновенный мальчик, присевший на барный стул, хлебнуть пивка. Как будто бы я могла задуматься о такой чепухе. Но я позволяю тебе болтать о каком-то игроке, киваю, вставляю в нужных паузах «ммм» и «хмм», и делаю сияющие глаза, будто бы меня это волнует. Потому что тебе нужен этот урок, Джонатан. Я собираюсь позволить тебе нести бред об этом твоём футболе и притворяться заботливой, разрешу продолжать тратить моё и твоё время, а когда у тебя закончатся слова, или ты, наконец, поймешь, что я над тобой смеюсь, я выпотрошу тебя, как рыбу.

Ты мне надоел, поэтому я не буду нежной, Джонатан.

— ...И он выделывает номера, как никто, понимаешь? Как будто он просто хренов зверь на поле, никто не может прикоснуться к нему, не тогда, когда он владеет мячом. Каждая игра мне нравится, мне нравится давать ему этот хуев мяч, ты — чёртова идиотка, просто загрузить его им — это всё, что нужно сделать. Очевидно, что я выбрал именно его для моей воображаемой футбольной лиги, и он принесёт дохрена бабла...

Ты жестикулируешь руками, рисуешь ими круги, делаешь это до тех пор, пока я через силу заставляю себя слушать каждое отдельное слово, как будто бы слова — кусочки звука, не имеющие сути.

Я допила свой чай.

Налила ещё одну чашку, выпила половину, а ты даже первую не закончил, потому что всё ещё болтаешь, и это никогда не закончится.

Но, в конце концов, я больше не могу это терпеть.

Я поставила свою чашку на блюдце с громким намеренным стуком и ты, молча, вздрогнул. Позволила себе на минутку насладиться отсутствием шума, искупаться в тишине, привести в порядок свои мысли и позволить тебе увидеть моё недовольство. Ты потеешь, неловко перемещаешься на кожаном диване и не встречаешься с моим пристальным взглядом. Знаешь, что допустил ошибку.

— Мадам Икс, простите, я....

— Достаточно, Джонатан, — я произнесла твоё имя, подражая тебе, с акцентом на первом слоге, чтобы показать, как глупо это звучит. — Ты потратил около получаса моего времени. Напомни мне, Джонатан, сколько платит твой отец за час наших занятий?

— Ммм, я....

Я посмотрела на тебя острым, как бритва, взглядом.

— Ну? Говори. Говори ясно и чётко, попытайся уничтожить слова-паразиты в своей речи.

— Тысячу долларов в час, Мадам Икс.

— Верно. Одну тысячу американских долларов в час. А потратив полчаса на болтовню о футболе, сколько ты потерял?

— Пятьсот долларов.

— Верно. По крайней мере, ты владеешь основами математики.

Я потягиваю чай, собирая свою ярость в концентрированный шар внутри себя.

— Просвети меня, Джонатан. С чего ты решил, что такая чушь стоит моего времени?

— Я, ммм.....

Я вновь опускаю свою чашку со стуком, а ты снова вздрагиваешь. Встав, я разглаживаю платье на бёдрах и замечаю, как ты рассматриваешь меня, когда я делаю это и направляюсь к двери.

— Мы закончили, Мистер Картрайт.

— Нет, Мадам Икс, мне очень жаль, я сделаю лучше, я обещаю.

— Не думаю, что ты способен на лучшее, Мистер Картрайт. Ты даже не в состоянии прекратить употреблять «ммм», «как» и разные пошлости. Не говоря уже о трате нашего времени на разговор о футболе.

— Я поддерживал беседу, Мадам Икс.

— Нет, Джонатан. Ты не разговаривал со мной, ты говорил мне. Извергал экскременты из своего рта, лишь для того, чтобы слушать себя. Возможно среди твоих... друзей... такой мусор можно считать разговором. Я — леди. Я — не твой друг. Я — не какая-то легкомысленная барная шлюха, которая может быть ослеплена белыми зубами, причёсанными волосами и дорогими слаксами. Мне не важно, насколько богат твой отец, Мистер Картрайт. Даже отдалённо. Таким образом, если хочешь продолжить эти уроки, тебе придётся стать лучше, и как можно быстрее. У меня нет времени, чтобы тратить его впустую, нет терпения на ерунду.

— Простите, Мадам Икс.

Я впиваюсь в тебя взглядом.

— Ты хныкаешь и унижаешься. Ведёшь себя как ребёнок. Когда ты говоришь, то наполняешь свои предложения ненормативной лексикой и всё же не сообщаешь ничего значимого. Когда я указываю на твои недостатки, ты извиняешься как мальчик, пойманный с рукой в банке печенья.

Ты просто уставился на меня, сидя, сложив свои руки на колени, беспокойно царапая и щипая их дёргающимися пальцами. У тебя нет достоинства, нет осанки, нет элегантности. Ты очарователен, как пень.

Работа с тобой будет настоящей проверкой моего мастерства. Я рассердилась, читая тебе нотации. Разозлилась на тебя, потому что ты — обезьяний болван. Я зла на.... него.... за то, что он заставил меня впустую потратить своё время на такого неуклюжего, заикающегося, ругающегося матом мужчину-ребёнка, как ты, потому что ты, Джонатан — худший представитель всех моих клиентов. Ты мне наскучил, я зла, я варюсь на медленном огне с едва скрытым презрением. И знаешь что, Джонатан? Это не сулит тебе ничего хорошего.

— Сядь прямо. Откинься назад на диване и расслабься. Язык твоего тела должен источать уверенность и контроль, Мистер Картрайт. Ты должен выглядеть непринуждённо в любом случае.

— Я чувствую себя в своей тарелке, — споришь ты.

Не став затруднять себя ответом, я просто шагнула через комнату к тебе и остановилась, встав между твоими коленями. Я удерживаю на тебе свой взгляд, позволяя всей силе собственной выдержки сломать тебя, показывая моё полное и окончательное пренебрежение. Ты — никто. Ты — ничто. Ты — ребёнок. Красивый, избалованный ребёнок. И я позволяю всему этому отразиться в своём пристальном взгляде.

Ты снова неловко ёрзаешь на диване, перенося свой вес с одной ягодицы на другую. Ты первым отводишь взгляд и проводишь пальцем по складкам на твоих слаксах.

Я просто стою перед тобой, молча уставившись на тебя.

Ты нарушил тишину:

— Что? Что вы хотите, Мадам Икс?

А это та причина, по которой ты здесь. Не следовало об этом спрашивать. Ты должен знать. А еще лучше — сам скажи мне, чего я хочу. Это стало бы хорошим началом.

— Что мне необходимо сделать, чтобы вы мной заинтересовались? — ты спросил это жеманным тоном, хотя скажу, что ты подразумевал соблазнительный тон. Или что-то типа того.

Я засмеялась и отвернулась:

— Ох, Джонатан. Я никогда этого не сделаю. Вряд ли у тебя получится меня заинтересовать. Ни в малейшей степени. Тебе не хватает... что ж, слишком много перечислять. Вот почему ты находишься здесь.

Я слышала, как ты встал с дивана, и жду твоих дальнейших действий. Ты незаметно подошёл сзади, да, ты высокий; да, ты проводишь много времени в спортзале, судя по твоему хорошему телосложению. Однако, без доминирования и поддержки — это ничто. Ты кладёшь свои руки мне на талию, разворачиваешь на месте, и я позволяю тебе это.

— Почему я здесь, Мадам Икс?

— Тебе не следует спрашивать об этом, Джонатан.

— Почему вы продолжаете так произносить моё имя?

— Так его произносишь ты.

— Оно забавно звучит.

— И ты тоже.

Ты хмуришь брови и, проблеск горячности, который я на мгновение увидела, ускользнул прочь.

Отлично. Я хочу убрать эту внешнюю видимость, хочу докопаться до твоей истинной сущности.

— Я — нет, — настаиваешь ты.

Я удивлённо улыбаюсь безжалостной улыбкой, когда говорю:

— Хочешь препираться — иди, найди свою сестру. Или присоединись к команде по дебатам средней школы. Ты должен быть выше споров.

— Почему я здесь, Мадам Икс? — спрашиваешь ты снова, твои руки всё ещё на моей талии, но ты больше ничего не предпринимаешь.

Позволение коснуться меня — это своего рода валюта, и ты даже не в состоянии её потратить.

— Ты действительно не знаешь?

Ты пожимаешь плечами.

— Не знаю, правда.

— Кто я?

— Вы — Мадам Икс.

— И что это означает, как думаешь?

Ты моргнул и посмотрел направо.

— Вы... вы предоставляете услугу, — я смотрю на тебя, подняв бровь. Ты прочистил горло и заикнулся. — Ну, я... ммм...

— Скажешь «ммм» ещё раз, я рассержусь, — мой голос звучит холодно, но я позволяю тебе продолжать трогать меня, только из любопытства, что ты сделаешь дальше.

— Я не хотел говорить это.

— Трус, — слово сорвалось с моих губ, как камень.

Ты отпустил меня, отошёл на несколько шагов, покраснел и вернулся ко мне.

— Ты как... проститутка. Или эскорт. Но... нет.

Я позволяю своему пристальному взгляду метать острые бритвы, поскольку ты следишь за моей реакцией. Подходя к тебе, я двигаю бёдрами с ещё большим соблазнением, и презрительно сжимаю губы.

— О, действительно? Ты так думаешь?

— Ну... не совсем, но...

— Ты думаешь, что всё это связано с сексом? — я остановилась от тебя на расстоянии волоска. Моя грудь почти коснулись твоей футболки. — Откуда у тебя такое впечатление, Мистер Картрайт?

Ты покраснел, а затем побледнел.

— Ну, я имею в виду, ваше имя — Мадам Икс. Как.... Госпожа. И тысяча долларов в час? Я имею в виду, тут же всё ясно.

— Почему я похожа на проститутку, Мистер Картрайт? — я подняла подбородок и, не моргая, смотрю на тебя.

— Не похожа... я имею в виду.., — ты замолчал, и я позволяю тишине повиснуть, а тебе повеситься на своём молчании.

Минута молчания мучительна в большинстве случаев, а для тебя — это чистая пытка.

— Ты читал договор, Мистер Картрайт? — спрашиваю я, приподняв бровь.

Ты беззаботно пожимаешь плечами:

— На самом деле — нет.

— И ты всё же надеешься унаследовать компанию своего отца? — я качаю головой. — Ты жалкий.

Ты становишься разгневанным. Говоришь, как будто телеграфируешь. Ноздри раздулись, глаза прищурены, пальцы сжимаются в кулак.

— Мне надоело. Я плачу тысячу долларов в час, не для того, чтобы быть оскорблённым.

— Ты ничего мне не платишь. Это делает твой отец. И я надеюсь, что ты, действительно, устанешь от всего этого. Возможно, найдёшь в себе силу духа прекратить провоцировать меня на оскорбления.

Я отворачиваюсь от тебя и беру наш контракт. Коротко и просто сформулированный, но железобетонный. Его подписал ты, твой отец и я. Я знаю содержание наизусть, знаю, что твой отец читал его, но ты просто слишком ленив и не чересчур обеспокоен этим.

Держа договор в одной руке, я использую другую, чтобы толкнуть тебя. Моя ладонь попадает в центр твоей груди, и ты так удивлён, что падаешь назад и жёстко приземляешься на диван. Ты застыл в шоке. Я поставила одну ногу на блестящий тёмный африканский дуб между твоих ног, а каблуком другой ноги, обутой в мои чёрные Лабутены, достаточно сильно наступила на твою грудь, чем вызвала твой дискомфорт.

— Обрати внимание, Джонатан. Это самое важное, никогда не подписывай ничего, не прочитав весь документ, каждый параграф и подзаголовок, любую линию мелкого шрифта. Я думала, что твой отец успел научить тебя этому к настоящему моменту.

Ты открываешь рот, чтобы возразить, но я вдавливаю каблук в твою грудь, и ты стискиваешь зубы.

— Я прочитаю его тебе, Джонатан, а ты послушаешь. Это очень просто, правда.

Наклоняюсь вперёд, и твои глаза расширяются, так как я делаю тебе больнее. И, тем не менее, твой взгляд опускается к изгибу моей голени, где тёмно-нефритовое платье от Валентино поднялось аж до колена.

— Обрати внимание, болван. Смотри мне в глаза, а не на мои ноги, — я ослабляю давление и ты можешь послушать. — Подписывая этот документ, стороны соглашаются на следующие условия, поскольку они относятся и к подрядчику, в дальнейшем именуемой Мадам Икс, и к клиенту, Джонатану Эдварду Картрайту III. Пункт первый: ни Мадам Икс, ни клиент, ни в коем случае не должны ни с кем обсуждать ни этот контракт, ни предоставляемые услуги, ни условия, которые в нём указаны. Пункт второй: вознаграждение Мадам Икс осуществляется через электронный банковский перевод со счёта Джонатана Эдварда Картрайта II на счёт ООО «Индиго Сервис», размеры которого не должны каким-либо образом изменяться либо Мадам Икс, либо клиентом. Пункт третий: к услугам, предоставляемым Мадам Икс, не относятся половые акты любого рода, будь то оральные или проникающие действия. И такие действия не должны быть затребованы либо Мадам Икс, либо Джонатаном Эдвардом Картрайтом II, либо представителем заказчика. Пункт четвёртый: детали этого соглашения касаются образовательных услуг, предоставляемых лично Мадам Икс, и не могут быть опротестованы клиентом или его представителем. В любом случае, изменение или оспаривание образовательной программы и используемых методов, влечёт за собой расторжение договора. При этом, оплачивается полная стоимость программы, независимо от количества проведённых занятий, а также штраф в размере тридцати пяти процентов от общей суммы контракта. Пункт пятый: брошюра образовательной программы, представленная в запросе, является лицензированной, защищена авторским правом и законодательством. Брошюра и её содержание не должны копироваться, распространяться, или каким-либо образом сообщаться кому-либо, кто не указан в этом соглашении. Нарушение данного пункта влечёт за собой немедленное прекращение действия договора, выплату денежных штрафов, а также любые действия, необходимые, чтобы наказать за нарушение авторских прав.

Я делаю паузу, смотрю на тебя и вижу, что ты действительно слушаешь и жалеешь, что не прочёл договор и, наверное, даже брошюру.

— Ну, Джонатан? Вопросы?

Ты качаешь головой.

— Нет. Нет, я вижу, что допустил ошибку, не прочитав договор. Мне очень жаль, Мадам Икс. Я надеюсь, что не оскорбил вас.

Великодушно улыбаясь я убираю ногу с твоей груди. Ты потираешь больное место ладонью, и я с огорчением наблюдаю, что твои руки трясутся, пока ты это делаешь.

— Ты читал инструкцию, Джонатан?

Ты снова покачал головой.

— Нет, нет, не читал.

— Прекрати многословить. Говори четко и только по делу.

— Окей.

— Не «окей», Джонатан, а «да, Мадам Икс».

Это маленький тест. Если ты на самом деле мне повинуешься, отвечая с такой сопливой покорностью, то с треском его провалишь.

Ты прищурился и глубоко вздохнул.

— Вы играете со мной.

Я улыбаюсь своей хищной улыбкой-лезвием. Ты отпрянул от меня, когда я наклонилась поближе, и твои глаза опустились на мою грудь. Я делаю щелчок пальцами.

— Смотри мне в глаза, Джонатан. Ты не должен смотреть на мою грудь. Ты этого не заслужил.

— Заслужил? — в твоём голосе послышалась надежда.

Жалкий мальчик.

Я положила руки на спинку дивана по обе стороны твоей головы. Моё лицо в нескольких дюймах от твоего, и я чувствую запах гнилого дыхания, и могу сказать, что ты не потрудился почистить зубы утром. Я даже не знаю, с чего начать с тобой, как я могу спасти твою корыстолюбивую, избалованную, ленивую и пассивную личность. Продолжаю на тебя смотреть, пока ты не отводишь взгляд и не пытаешься похоронить себя в диванных подушках.

Когда я понимаю, что ты будешь слушать меня, выпрямляюсь и стою прямо с высокоподнятой головой, буквально и фигурально опустив свой нос на тебя.

— Мне не платят, чтобы я тебе нравилась, Джонатан, значит, я и не собираюсь этого делать. Мне платят, чтобы я научила тебя быть человеком. Как сидеть, стоять, говорить, принимать пищу, пить и думать не только как какой-то богатый и ленивый маленький ублюдок, но и как наследник многомиллиардной компании. Иначе, я не обратила бы внимание на тебя, Джонатан. Не посмотрела бы на тебя дважды. Я бы даже не потрудилась улыбнуться тебе, если бы встретила в баре или на улице. Ты источаешь некомпетентность. Всё твоё поведение и отношение говорит о том, что ты не имеешь даже малейшего дерьмового представления о том, как тебя воспринимают.

— Я думал, меня это не должно волновать, — ответил ты.

— Неправильно. Ты должен всегда знать, как тебя воспринимают. Нужно казаться уверенным в себе человеком, для которого мнения прохожих не имеют никакого значения. В итоге получишь постоянную уверенность, беззаботность и достаточное количество высокомерия, чтобы быть привлекательным.

Я указываю на тебя пальцем.

— А прямо сейчас, Джонатан, ты воняешь. Твоё дыхание протухшее, и ты слишком переоценил свой низкокачественный одеколон. Всё это отталкивает. Ни одна женщина никогда не захочет быть рядом с человеком, который забыл почистить зубы, прежде чем с ней встретиться. Это мнение моего органа обоняния. Ты почтительный и покорный, но крайне высокомерный. Не удосужился прочитать договор, который подписал, и даже не знаешь, на что именно согласился. Это говорит о том, что ты безнадёжно ленив и абсолютно некомпетентен. У тебя нет манеры держаться, отсутствует осанка. У меня нет желания провести ещё хоть одно мгновение в твоей компании. Ты надоел мне с разговорами о футболе и обо всём остальном. Одним словом, Джонатан Картрайт, ты жалок. Мы закончили.

Я указала на дверь, и ты разгневанно поднялся с места.

— Вы не имеете права так со мной разговаривать.

— Безусловно, имею. Ты мне не нужен. У меня список очередности клиентов на два года длиной. Я не искала тебя; твой отец нашёл меня, потому что ты безнадёжен. Твой отец теперь... личность. Когда он входит в комнату, люди это замечают. Когда он говорит, его слушают. Да, частично это можно списать на то, что он один из самых богатых мужчин в стране. Но как ты думаешь, он заработал своё богатство? Сидя без дела и смотря футбол? Двигаясь вперёд без усилий, сидя на шее своего отца? Нет! Он привлекает внимание и уважение своими заслугами. Ты... нет.

Я поворачиваю ручку двери, распахиваю ее, жестом указываю на фойе и лифт.

— Уйди, Джонатан, и не утруждай себя возвращением, по крайней мере, пока не изучишь основные правила гигиены. Я уже молчу про умение вести интересный разговор.

Ты уставился на меня со злостью, смущением и болью в глазах. Конечно же, ты ненавидишь сравнение со своим отцом, но только потому, что знаешь — такие сравнения обнажают все твои недостатки.

Закрыв за тобой дверь, и лишь когда услышала, что двери лифта открылись, а затем закрылись — я позволяю себе резко отпрянуть от двери, дрожа от нервов и судорожно дыша. Я только что оскорбила сына одного из самых влиятельных мужчин в мире.

Как бы оно ни было, такова моя работа.

Раздаётся стук в дверь, тихий скрип шарниров, а затем я чувствую тепло и твёрдость позади себя. Слабый, но опьяняющий намёк на одеколон, скрип кожи. Руки на моей талии. Губы на шее. Дыхание на моей коже.

Я не смею возбуждаться, не смею дышать от страха, не смею отстраниться.

Сильные, твёрдые, накаченные руки поворачивают меня на месте, а указательный палец касается моего подбородка и поднимает лицо. Он ловит мой пристальный взгляд. Я не могу дышать, не смею, мне не было дано разрешение.

— Ты красивее, чем когда-либо, Икс, — произносит глубокий, ровный, благородный голос, похожий на мурлыканье точно настроенного двигателя.

— Спасибо, Калеб, — мой голос тих и осторожен. Мои слова тщательно подобраны и аккуратны.

— Виски,— команда прозвучала шёпотом, едва слышно.

Я знаю, какой ты любишь: стакан, ограненный кристаллами, один кубик льда, густая янтарная жидкость не должна доходить дюйма до края. Я предлагаю стакан и жду, опустив глаза и держа руки за спиной.

— Ты была слишком жестока с Джонатоном.

— Со всем почтением, я не согласна.

— Его отец ожидает результатов.

Я ощетиниваюсь, и это не остается незамеченным:

— Я когда-либо не достигала результатов?

—Ты послала его подальше менее чем через час.

— Он не был готов. Ему надо было показать его недостатки. Он должен понимать, сколькому нужно научиться.

— Возможно, ты права.

Лёд звенит, и я беру пустой стакан, ставлю его в сторону, заставляю себя оставаться на месте, вынуждаю себя продолжать дышать и напоминаю, что должна повиноваться.

— Я пришёл сюда не для того, чтобы обсудить Джонатана Картрайта.

— Предполагаю, что нет.

Мне не нужно было говорить это. Я пожалела о сказанном, как только слова слетели с губ.

Мои запястья стукнулись друг об друга от его сокрушительной хватки. Жёсткие тёмные глаза находят мои пронзительные и испуганные.

— Предполагаешь, что нет?

Мне следовало бы попросить прощения, но я лучше знаю. Поднимаю свой подбородок и встречаю эти холодные, жестокие, умные тёмные глаза.

— Вы знаете, что я буду выполнять наш договор. Это всё, что я имела в виду.

— Нет, это не всё, что ты имела в виду, — рука проходит сквозь искусно взъерошенные чёрные волосы. — Скажи мне, что ты действительно имела в виду, Икс.

Я с трудом сглотнула:

— Вы здесь для того чтобы получить то, что всегда хотите, когда навещаете меня.

— Что именно? — тёплый палец касается моей ключицы, сползает в вырез декольте. — Скажи мне, чего же я хочу.

— Меня, — прошептала я так тихо, что даже стены не услышали.

— Верно, — моя кожа горит там, где его сильный палец с ухоженным ногтём проводит линию до моего плеча. — Порой ты испытываешь моё терпение.

Я стою неподвижно, даже не дыша. Его дыхание касается моей шеи, он горячо фыркает мне в затылок, а его пальцы играют с застёжкой платья.

— Знаю, — отвечаю я.

А затем, когда я ожидаю, что молния скользнёт вниз по моему позвоночнику, жар его тела и горячее дыхание, пронизанное нотками виски, внезапно исчезает. И одно единственное слово опаляет мою душу:

— Раздевайся.

Мой язык касается сухих губ и лёгкие сжимаются, протестуя отсутствию воздуха. Руки дрожат. Я знаю, что от меня ожидают, и не могу, не смею оказывать сопротивление или протест. И... какая-то часть меня не хочет этого делать. Но я хочу... хочу свободы выбора.

Я слишком долго колебалась.

— Икс. Я сказал... раздевайся.

Молния скользит вниз между моими лопатками.

— Покажи мне свою кожу.

Я опускаю застёжку-молнию вниз к её началу, напротив основы моего позвоночника. Сильные, настойчивые руки помогают мне снять платье с плеч, стягивают его с рук, и затем оно плавно спадает на пол к моим ногам. Это вся помощь, которую я получу. Я знаю на основе своего большого опыта, что должна сделать маленькое шоу из своих следующих действий.

Я поворачиваю голову и вижу загорелую кожу и вечную двухдневную щетину на красивом, сильном подбородке. Острые скулы, твёрдые тонкие губы, чёрные глаза-омуты, глаза, что источают желание. Мои волосы перекинуты на одно плечо. Я поднимаю колено, ставлю голые пальчики ног на блестящий дуб, поджимаю плечи, показывая взглядом свою уязвимость. Сделав глубокий вдох, растёгиваю лифчик, позволяя ему упасть.

Ну вот я и добралась до нижнего белья.

— Нет, — раздалось мурлыканье. — Оставь это. Я сам.

Я позволяю пальцам слегка затронуть бёдра и жду. Моё нижнее бельё медленно соскальзывает, и вслед за его пальцами, горячие и влажные губы касаются моей кожи, и я не могу уклониться, не могу уйти или сказать, как сильно сейчас хочу побыть одна. Что хоть раз я имею право хотеть чего-то ещё.

Но у меня нет этого права.

Его руки путешествуют по моей обнажённой коже и разжигают во мне желание против воли. Я слишком хорошо знаю тепло этих прикосновений, пожары кульминации, последующие моменты приятных ощущений, когда тёмные глаза дремлют и мощные руки спокойны, и я могу позволить себе снять оборону. Я по-прежнему стою, коленки дрожат, а его губы скользят по моей коже. Он вдыхает аромат моих бёдер, а прикосновения его языка похожи на удары молнии.

Я задыхаюсь, но один единственный взгляд успокаивает меня.

— Не дыши, не разговаривай, не произноси ни звука, — я чувствую его шёпот на своих бёдрах, ощущаю, как дрожат мои кости, и киваю, соглашаясь. — Не подходи ко мне, пока я не скажу.

У меня нет выбора, кроме как, стоять и молча принимать атаку на мои чувства: мягкие волосы напротив моего живота, щетина касается бёдер, руки обхватывают зад. Ярость расцветает внутри меня. Я сдерживаю её, прикусываю язык, чтобы заглушить стоны, сжимаю руки в кулаки, потому что не получила разрешение на прикосновение.

— Хорошо. Теперь не сдерживайся, Икс. Хочу услышать твой голос, — его палец проникает в меня, кружит внутри, находит мою потребность и выпускает её, я освобождаю свой голос, позволяю стонам и хныканью сорваться с моих губ. — Хорошо, очень хорошо. Так красиво, так сексуально. Теперь покажи мне свою комнату.

Я веду его к себе в спальню, распахиваю дверь, за которой открывается вид на белое покрывало, с лежащими на нём чёрными подушками. Всё заправлено и расположено, как требуется. Ложусь, отбросив в сторону подушки, и жду. Его глаза разглядывают моё обнажённое тело, изучая меня и оценивая.

— Думаю, дополнительные двадцать минут в спортзале пойдут тебе на пользу.

Эта критика воспринимается болезненно, она предназначена напомнить мне о моём месте. — Сбросить лишний вес, совсем чуть-чуть.

Я скрываю спазм в животе, боль в сердце, ожог в глазах. Скрыть всё, похоронить, потому что это не позволено. Я моргаю и киваю:

— Конечно, Калеб.

— Ты прекрасна. Не пойми меня неправильно.

— Я знаю. Спасибо Вам.

— Я говорю это просто потому, что наши клиенты ожидают совершенства, — его поднятая бровь указывает на то, что я должна продолжить фразу.

— И Вы тоже.

— Точно. А ты, Икс, можешь это дать. Ты идеальна. Почти, во всяком случае.

Теперь твоя улыбка сверкающая, блестящая, ослепляющая и мучительно прекрасная, была направлена на то, чтобы меня успокоить. Палец касается моих губ и затем проходит по любимым местам на моем теле: губам, горлу, груди, бёдрам.

— Перевернись.

Меня начинает тошнить.

— На колени.

Я притягиваю колени к животу.

— Дай мне свои руки.

Я завожу обе руки за спину, он связывает мои запястья своей сильной накаченной рукой. Мои лопатки касаются друг друга, а лицо вдавливается в матрас. Я сглотнула, напряглась, сделала вдох.

О, я чувствую болезненную жёсткую пульсацию, когда он проникает в меня, толкается вперёд и боль доходит аж до моих плеч, но властный контроль запястий удерживает меня на месте.

У меня нет выбора, кроме как, ощущать растущее пламя внутри, нет выбора, кроме как, задыхаться и позволять ему входить в меня. Мне хочется плакать, проливать слёзы, рыдать...

Но я не делаю этого.

Пока не делаю.

Я позволяю себе пошевелиться, когда он приказывает:

— Иди ко мне, Икс.

А потом всё заканчивается, и я задыхаясь поворачиваюсь, чтобы лечь на спину. Он шёпотом произносит:

— Так хорошо, Икс. Так прекрасно, — затем пальцем поднимает подбородок, чтобы встретиться с моим взглядом. — Тебе понравилось?

— Да.

И это не ложь. Не совсем, по крайней мере.

Физически, меня трясёт от дрожи. Физически, последствия ещё захватывают меня и прикосновения заставляют трепетать, я задерживаю дыхание. Физически, да, я наслаждаюсь. Ничего не могу с этим поделать, но мне это нравится.

Ещё... есть пространство внутри меня, глубоко-глубоко... глубокий колодец, где существуют истины, о которых я даже не смею думать, они скрыты и похоронены. Там, где находятся эти истины, я жажду... прощения, свободы, возможности дышать когда я хочу, возможности говорить без задней мысли.

Но я не могу позволить этим мыслям наполнить меня. Не могу, и не делаю этого. Я — мастер самообладания, в конце концов. Могу удержать оргазм на неопределенное время. Могу обойтись без дыхания, пока мне не прикажут дышать или пока не упаду в обморок. Могу сидеть неподвижно в течение многих часов, пока мне не прикажут начать двигаться. Я знаю, что могу сделать эти вещи, потому что прошла через это. Изучила полный контроль в самой жёсткой из школ.

Это похоже на детскую игру, когда моё тело свободно ложится под видом интимной близости на твёрдый, упругий, мускулистый торс, пока звон из сброшенных слаксов не привлекает к себе внимание.

— Мне нужно ответить, — он выдержал паузу, вдохнул, и провёл пальцем по экрану сотового телефона. — Это Калеб. Да. Да. Несомненно, дайте мне двадцать минут. Конечно. Нет, не впускайте его, пока я не доберусь туда.

Он целует меня в висок, проводит пальцем по моему телу от плеча до бёдер и спускается им к ноге.

— Я должен идти.

— Хорошо.

Я не спрашиваю, когда мне ждать его возвращения, потому что не хочу этого знать и потому что я не получила бы ответа.

— Будешь скучать по мне?

— Конечно.

Это ложь и мы оба это знаем.

— Отлично. Твой следующий клиент придёт через два часа, у тебя есть время принять душ, переодеться и подготовиться. Его зовут Уильям Колин Дрейк, он — наследник компании по разработке технологий стоимостью в пятьдесят миллиардов. Используй обычные условия. Досье на Уильяма поступит в обычном порядке.

— Должна ли я ожидать таких же проблем с Уильямом, как с Джонатаном?

На губах появляется насмешливая улыбка.

— Нет, я думаю. Уильям очень сильно отличается от всех животных, за которыми я наблюдал, — после небольшой паузы он бросает на меня любопытный взгляд. — Но... Икс?

— Да, Калеб?

— Будь осторожна с Уильямом. У него дурной характер.

— Спасибо, что предупредил.

— Он должен научиться контролировать себя, так что тебе придётся помочь ему это осознать и избавить его от этого. Но, повторяю, будь осторожна.

Избавить его от этой черты. Это как дразнить змею, будить спящего медведя. Риск получить травму в любом случае. Это будет не в первый раз и не в последний. Надеюсь, мне не понадобится медицинская помощь, как в прошлый раз. Это не прописано в контракте, конечно, но это подразумевается: никогда не причиняйте вред собственности «Caleb Indigo»; это просто неразумно.

Когда дверь закрывается за широкой, одетой в костюм спиной, я иду в душ и смываю с себя эту вонь от секса. Тру себя сильнее и дольше, чем нужно и борюсь с накалом запрещённых эмоций. Когда моя кожа начинает гореть от трения, я заставляю себя покинуть душ и одеваюсь, наношу макияж, перестилаю кровать и готовлю чай.

Потом присаживаюсь на диван и глубоко дышу, успокаиваясь, снижая уязвимость, избавлясь от страха и желания. И снова я — Мадам Икс.

Я бросаю один, мгновенный взгляд на маленькую тёмную точку на потолке, спрятанную в углу, и пусть мои глаза выдают меня. Я представляю, что вижу красную точку в чёрной глубине камеры, и мне кажется, что я наблюдаю весь путь электронов и лицо по ту сторону монитора.

Всё, что я могу — это только представлять.

Раздаётся решительный стук в дверь, и встав я медленно выдыхаю, поднимаю подбородок, разглаживаю своё платье на бёдрах, шевелю ногой в обуви и дышу, дышу, позволяя моменту продлиться.

Затем открываю дверь и встречаю тебя.

Ты симпатичный, но не красавец.

— Я вижу, что твоя сексуальность не была преувеличена, — сказал ты.

Я игнорирую замечание и провожаю тебя к дивану:

— Уильям, добро пожаловать. Спасибо, что пришёл. Присаживайся. Чаю?

Ты смотришь на графин.

— Лучше виски.

И затем ты опускаешься на диван, скрещиваешь лодыжки и ждёшь, когда я тебя обслужу, и твои глаза жадно следят за мной. Я вручаю тебе стакан, три кубика льда, немного виски.

— Я прочитал контракт, и должен сказать это не то, что я ожидал. Вы тоже.

Я протягиваю тебе контракт, ты читаешь его снова и снова, затем подписываешь, как и я.

— А чего ты ожидал, Уильям?

— Ну, я, конечно, не ожидал наличие третьего пункта, это точно. Я подписал его, и таким образом, буду соблюдать правила, но я разочарован, Мадам Икс. Я хотел бы вытащить Вас из этого платья.

Твои глаза осматривают меня, оценивая моё тело.

— Уверена, что так оно и есть, Уильям.

— Зовите меня Уилл, пожалуйста.

Ты сделал маленький глоток с обычной для тебя утончённостью.

— Ладно, Уилл. Скажи, что ты надеешься получить от наших совместных занятий?

— У меня вопрос получше, — ты наклонился и взял контракт так, как будто собирался разнести его в клочья. — Что скажешь, если мы порвём эту ерунду и перейдём к хорошим вещам? Мы всегда можем снова подписать его позже.

Я, должно быть, до сих пор чуть-чуть пахну сексом, несмотря на то, как безжалостно драила свою кожу: твои ноздри подрагивают, и ты вдыхаешь, наклоняясь поближе, позволяя своим плечам коснуться моих. Я взяла у тебя контракт, мягко, но решительно положила его на журнальный столик и отодвинула подальше от тебя.

— Я так не думаю, Уильям, — я встаю, беру твой стакан. Ты не сопротивляешься, но твой взгляд становятся жёстче. — Ты подписал его, и по закону теперь им связан. Если не хочешь продолжать, можешь подать прошение, чтобы освободится от контракта. В противном случае я настаиваю, чтобы ты держал дальнейшие такие комментарии при себе, поскольку они не разрешены и не желаемы.

Ты встаёшь прямо передо мной. Твой взгляд твёрдый, глубокий, в нём бушует злость.

— О, я думаю, что Вы лжёте, Мадам Икс. Полагаю, что они желаемы. Но... Я подписал контракт, и я — человек своего слова, — ты возвращаешься на своё место на диване, скрещиваешь лодыжки и усмехаешься. — Итак. Учите меня. Я готов.

Я не обращаю внимания на долю правды в твоих словах, медленно дышу, затем поворачиваюсь к тебе, позволяя моему острому, как бритва, пристальному взгляду пройтись по тебе, разрешая тишине затянуться. Ты не ёрзаешь на диване, но начинаешь показывать признаки дискомфорта.

— Скажи, Уильям, какое твоё самое заветное тёмное желание?

Сейчас тебе позволено говорить, и твой взгляд становится пронзительным и обжигающим.

— Не уверен, что вы действительно хотите это знать, Мадам Икс.

— О, хочу, Уильям. Я бы не спрашивала, если бы мне это было не интересно, — я подхожу на два шага ближе. — Ты же не думаешь, что можешь меня шокировать, правда?

Ты сглотнул, моргнул, а затем улыбка коснулась твоих губ.

— Хорошо, вы сами попросили об этом. А...это предусмотрено условиями контракта, да? Вы не можете разглашать это кому-либо?

— Не могу, и не стала бы.

Я не говорю тебе про камеры и микрофоны.

— Мне нравится... грубо, — говоришь ты. — И мне нравится неповиновение.

Ты следишь за тем, какой эффект произведут на меня твои слова.

Я кивнула:

— Продолжай.

И ты рассказал мне всё в красках.

Я ещё никогда так не радовалась третьему пункту в договоре, как сейчас.