Магия красоты

Глава 10

Но Роберт Марни настаивал на том, что с ним все в порядке… Он уверил их, что прекрасно себя чувствует, лежа под одеялом в яркой черно-багровой полосатой пижаме, и притворялся, что весьма заинтересован новым романом, который был привезен из Англии недели за две до этого и сейчас лежал рядом с ним.

— Не позволяйте доку Паттерсону забивать вам голову ерундой, — сказал он, но голос его звучал слабо, а вид был изможденный. Он указал на доктора, который решил побыть с ним, пока не вернется его племянница… Колину пришлось вернуться к работе на ферме. — Этот парень обожает запугивать людей, и я понятия не имею, почему он тратит здесь свое время, когда у него и без меня полно пациентов.

Доктор Паттерсон, выглядевший внушительно теперь, когда потребовались его профессиональные услуги, взглянул на Джульетту и взглядом предупредил ее, что все не так просто. Тем не менее, когда он заговорил, голос его звучал непринужденно.

— О, я просто убиваю время, — сказал он. До их приезда он сидел в ротанговом кресле рядом с дядей. — У меня его полно, так что я решил, что какую-то его часть можно провести здесь. — Он усмехнулся, глядя на человека в кровати. — Приглядывая за вашим дядей!

Джульетта поспешно подошла к дяде и озабоченно взглянула на него.

— Почему ты не сказал мне сегодня утром, что не очень хорошо себя чувствуешь? — с упреком сказала она. — Я думала, у тебя просто болит колено. Ты же прекрасно знаешь, я ни за что на свете не оставила бы тебя, если бы имела хоть малейшее понятие о том, что что-то не так.

— Чепуха, любимая! — Он взял ее за руку и потянул ближе. Она буквально источала здоровье и была прелестна, хотя и бледна из-за всех переживаний. Он всегда чувствовал себя гораздо лучше, когда рядом была племянница, — может, потому, что она была очень женственна, а ему уже давно недоставало общества женщины. — Дорогая моя, уверяю тебя, они поднимают шум по пустякам! Я почувствовал какую-то слабость после ленча, но, может, я просто съел что-то не то или все еще никак не оправлюсь после жары, которая стояла на той неделе. Ты не должна думать, что я разваливаюсь…

— Миссис Грэхем сказала, что доктор Паттерсон хочет, чтобы ты поехал домой в Англию на обследование.

Марни скорчил гримасу:

— А почему нельзя устроить обследование здесь?

Вмешался доктор Паттерсон:

— Потому что человек, к которому я хочу вас направить, в Лондоне. И я немедленно свяжусь с ним и скажу, чтобы он готовился принять вас, как только вы будете в состоянии лететь домой и отправитесь в Англию. — Он поднял палец, потому что у Марни был такой вид, словно он собирался заспорить. — Нет, Боб, все уже решено… или почти решено! И я уверен, что мисс Марни не откажется отправиться с тобой, потому что я не могу позволить тебе лететь одному.

— Конечно, я поеду с ним! — с готовностью объявила Джульетта. На мгновение она взглянула на Грейнджера, который сидел и смотрел на ее дядю с непроницаемым выражением лица. — Я поеду с ним, как только вы разрешите ему ехать, доктор Паттерсон… а когда ему можно будет вернуться, я вернусь вместе с ним. Что бы ни случилось, его не бросят на произвол судьбы, уверяю вас. Как только мы приедем домой, о нем будет заботиться моя мама, и уж она-то проследит, чтобы дядя Боб, как следует отдыхал и слушался указаний доктора.

— Замечательно! — с легким сожалением улыбнулся ей Паттерсон, так как, если она собиралась ехать домой, это значило, что он довольно долго не увидит ее снова. И нельзя было исключать возможность, что он вообще ее больше не увидит.

Марни погладил, а потом крепко сжал руку племянницы.

— Я отлично знаю, что будет, когда твоя мать приберет меня к рукам, — сказал он. — Мне не дадут и пальцем пошевелить.

— Разумеется, нет, если только врач не разрешит.

— Только послушайте ее, — слабо воскликнул Боб. — Если врач не разрешит! Что, уже дошло до этого?

— Боюсь, что да, сэр, — улыбнулся ему Паттерсон.

Майк, который до сих пор не вмешивался в разговор, вдруг решительно заговорил.

— Я обеспечу тебе транспорт, Боб. Можешь долететь до Найроби на одном из моих самолетов, а там пересядешь на какой-нибудь лайнер. Это я тоже устрою. И естественно, я позабочусь о заказе места для Джульетты — она будет для тебя наилучшим сопровождающим.

— Благослови ее Бог! — воскликнул Роберт и с любовью взглянул снизу вверх на Джульетту. — И надо же было такому случиться, когда ты успела провести здесь всего пару недель, крошка! Приехала на полгода, а теперь едешь домой, не пробыв и месяца! Что обо мне подумает твоя мать после того, как я так тебя подвел?

— Ты прекрасно знаешь, что она о тебе подумает, — тихонько пробормотала Джульетта, опускаясь на колени рядом с его низкой кроватью и обеими руками держа его руку.

Майк Грейнджер поднялся и подошел к окну. Стоя спиной к кровати, он не заметил испытующего взгляда, который бросил на него Марни.

— Ну и как вы провели день? — спросил Боб. — Надеюсь, он не был прерван тем, что объявилась миссис Грэхем и наткнулась на Джульетту?

В его глазах был вопрос. Он был не особенно в восторге от происходящего.

Джульетта осторожно заговорила.

— Благодаря мистеру Грейнджеру я чудесно провела день, — призналась она.

Майк обернулся, встретился с ней взглядом и отрывисто произнес:

— Да, пожалуй, в какой-то степени.

Видя, что дядя нахмурился, Джульетта заговорила торопливо.

— Ты накормил меня прекрасным ленчем, и вообще это был очень приятный день, — решительно произнесла она. — А теперь, дядя Боб, мне кажется, тебе надо отдохнуть. Уверена, что доктор Паттерсон тоже так считает, не так ли, доктор?

Доктор кивнул:

— Тебе надо, как можно меньше волноваться, Боб.

Марни скорчил гримасу:

— Пока я лежу здесь в постели, мне не грозят никакие волнения.

В гостиной доктор Паттерсон покинул их, сказав, что оставляет для пациента таблетки, которые надо принимать через определенные промежутки времени, и снотворное на случай, если он не сможет заснуть. А после его ухода Грейнджер пересек комнату и, подчеркнуто прямо стоя перед Джульеттой, заговорил тоном, совершенно отличным от того, которым беседовал с ней весь день.

— Мне очень жаль твоего дядю, и ты прекрасно знаешь, что, если тебе потребуется какая-либо помощь, тебе нужно только обратиться ко мне. Можешь рассчитывать на меня в любое время дня и ночи. Если я тебе потребуюсь, я сразу же приеду! — Его натянутость стала еще заметнее. — Я сожалею, что мы встретились с Клариссой… но, по крайней мере, она предупредила тебя насчет дяди! Это слегка смягчило удар.

— Да, — так же натянуто согласилась она.

— Знаешь, Клариссу не всегда стоит воспринимать серьезно… я имею в виду ту часть разговора, что не касалась твоего дяди. Ее всю жизнь баловали, и она считает, что так будет продолжаться вечно.

— Насколько я поняла со слов Колина, у нее была довольно несчастная жизнь, пока не умер ее муж, — не смогла удержаться от замечания Джульетта.

Он взглянул на нее сверху вниз посуровевшими глазами.

— Колин? — откликнулся он. — А что вообще Колин знает хоть о чем-нибудь? — сказал он с презрением в голосе. — И уж наверняка он не знает и десятой доли правды о сестре губернатора! Он всего лишь сентиментальный юнец, готовый стать ковриком у ее двери; но, может быть, теперь, когда его отец заболел и на его плечи ляжет больше ответственности за ферму и остальное, он, наконец вырастет и перестанет вести себя так, будто он еще подросток. По крайней мере, я на это надеюсь.

Джульетта молчала.

— Ты больше похожа на взрослого человека, чем он. Тебе можно доверить присмотр за твоим дядей.

— Спасибо, — сказала она.

Он смотрел на нее, странно прищурившись.

— Я только что заговорил о миссис Грэхем потому, что вспомнил вопрос, который ты задала мне, прежде чем мы вернулись сюда. Я сказал тебе, у меня нет привычки, развлекать особ твоего пола у себя дома, даже если обязанность развлекать их ложится на меня. Признаваясь тебе в этом, я ожидал, что ты поверишь мне.

Она снова промолчала.

— Но ты не веришь мне?

Она подняла на него глаза с обманчивым спокойствием и безразличием.

— Если бы я знала о пропавших перчатках, я могла бы поискать их, пока была у тебя, — заметила она будто для поддержания разговора. — Как обидно, если это были хорошие перчатки… я имею в виду, обидно их потерять! А миссис Грэхем всегда так хорошо одета, что, думаю, они были очень дорогими. Она никогда не носит ничего дешевого, не так ли?

Майк еще раз пристально посмотрел на нее и отвернулся.

— Очень хорошо, — сказал он, — если тебе так больше нравится! Можешь верить, во что хочешь — про меня, миссис Грэхем, любую женщину в округе, — я больше никогда не буду пытаться разубедить тебя. А теперь вернемся к твоему дяде. Как только он вполне придет в себя, ты должна дать мне об этом знать — или пусть это сделает Колин, — и я устрою перелет. Я уже сказал, что если я понадоблюсь еще для чего-либо, то тебе надо всего лишь обратиться ко мне. — И он поспешно повернулся, вышел сквозь распахнутую дверь на веранду, а через минуту она услышала, как заработал мотор его машины.

Она стояла и прислушивалась к этому шуму, пока он не стих вдали. Потом, сжав в кулаки опущенные руки, она так сильно прикусила нижнюю губу, что потекла кровь; в ее глазах застыли боль, нерешительность и недоумение. Колин, завершивший все дела на ферме, вскоре после этого вошел в комнату и обратил ее внимание на то, что у нее на подбородке появилось маленькое красное пятнышко.

Колин был выбит из колеи внезапной болезнью отца, и Джульетта сразу начала относиться к нему с сочувствием, потому что он откровенно тянулся к ней за помощью. Теперь, когда на него свалилась эта новая забота, он, казалось, напрочь позабыл о Клариссе Грэхем. Джульетта была привычным, знакомым человеком, и то и дело он с тоской обращался к ней, будто искренне надеялся, что при изменившихся обстоятельствах их старые отношения могут возродиться. Но, хотя Джульетте и было его жаль, теперь в ее обращении с ним появлялась сдержанность, как только они оставались вдвоем, — в конце концов, это он первым установил новые условия общения. И никакое сочувствие не могло стереть прошедших недель или заставить ее снова взглянуть на него так же, как она смотрела на него много лет — до недавнего времени.

Она была благодарна своему приезду на Манитолу за одно — он открыл ей глаза на Колина. Если бы не Кларисса Грэхем, она вышла бы за него замуж и обрекла бы себя на неудачный брак.

А потом она спросила себя, был бы он таким уж неудачным? Разве нельзя было выйти замуж потому, что испытываешь к мужчине искреннюю привязанность и преданность, а не безумно влюблена в него?

Но к несчастью, она теперь имела представление о том, каково было бы выйти замуж за человека, от одного взгляда которого ее не держали ноги, а его прикосновение, даже случайное, обжигало кожу. И теперь, когда она узнала то, о чем не подозревала многие годы, мысль о замужестве из соображений привязанности и дружбы казалась ей такой же пустой, как дно заброшенного колодца.

Если бы она теперь вышла замуж — если бы она вышла замуж, что было весьма сомнительно, — то только при том условии, что она не могла бы жить без мужчины, за которого собиралась выйти, и ни по какой иной причине.

В следующие несколько дней она полностью посвятила себя дяде. Ухаживая за ним, она даже чувствовала наслаждение оттого, что проблемы, которые камнем лежали на сердце, отошли на второй план. Сейчас нужно было строго следить за режимом, и это избавляло от тоски, появлявшейся, когда приходили раздумья. Но Роберт Марни был непростым пациентом. Он протестовал против постоянного безделья и, безропотно проведя пару дней в кровати, что было для него не так уж неприятно, поскольку погода была гораздо прохладнее, он потребовал, чтобы ему разрешили встать. Чтобы не вступать с ним в спор, Джульетта проконсультировалась с доктором Паттерсоном. Получив разрешение, при условии, что пациент не будет напрягаться, она позволила дяде принять душ, одеться и устроиться на старом месте на веранде.

После этого ему становилось лучше с каждым днем, и концу недели, не без помощи лекарств, он почти совсем пришел в себя. Доктор Паттерсон, придирчиво осмотрев его, объявил, что удовлетворен состоянием Роберта и тот может отправляться в Англию, как только к путешествию будет все готово.

Незамедлительно пришла записка от Майка Грейнджера с сообщением, что он все устроил. Полет домой обещал пройти очень гладко, ведь самый богатый и влиятельный человек на Манитоле сделал все возможное для этого.

В бунгало приезжали соседи попрощаться с Джульеттой, которую, безусловно, надеялись снова увидеть, и с Бобом Марни, которому угрожали страшными карами, если он не вернется на Манитолу через несколько месяцев таким же, каким был до болезни. Джульетте казалось, что они забывают о том, что он уже не молод и, проведя какое-то время в Англии, он может не захотеть вернуться на Манитолу, тем более, что на ферме он был уже не особенно нужен. Но конечно, нельзя было полностью исключать возможность того, что он захочет вернуться, и в этом случае она может поехать, а может и не поехать с ним…

Отсюда она отказывалась заглядывать далеко вперед, но понимала, что, если бы у нее был выбор, она никогда бы не вернулась на Манитолу… чего доброго, как раз вовремя, чтобы получить приглашение на свадьбу Клариссы Грэхем и Майкла Грейнджера!

Это была бы слишком изощренная жестокость!

Но в эти последние дни на Манитоле у нее было полно работы — собирать дядины и свои чемоданы. Колин болтался поблизости, словно потерянный пес, и боялся, что позволил своему счастью ускользнуть сквозь пальцы. Правда, семья Фортескью пообещала присмотреть за ним, пока его отец будет в отъезде, и Амабель ходила с горящими глазами. Теперь, когда Джульетта ушла с ее пути, а его интерес к миссис Грэхем явно исчез, Колин сам, придя в чувство в результате болезни отца, не мог понять, что его привлекало в ней; она была на много лет старше его, и теперь он видел, что она просто развлекалась с ним, но никогда не отнеслась бы к нему серьезно. Теперь все было за то, что со временем юноша с радостью обратится к Амабель за утешением и, скорее всего, в результате женится на ней. Что очень обрадует его отца, потому что она, по крайней мере, станет Колину хорошей женой.

За два дня до отъезда Джульетта получила записку от миссис Грэхем. Она поняла, что письмо от Клариссы Грэхем, как только увидела конверт, очень дорогой и надписанный мелким, аккуратным женским почерком — точно такой же, что и тот, который сестра губернатора прислала ей с приглашением на чай в резиденцию.

По причине, которую сама не могла внятно себе объяснить, она вдруг в последний момент передумала вскрывать конверт. Поскольку Кларисса ассоциировалась у нее с несколькими неприятными моментами, которые ей пришлось пережить на Манитоле, и была причиной ее глубоко запрятанного несчастья и нежелания смотреть в будущее, она сунула записку в сумочку не распечатывая, а потом забыла про нее до того момента, когда действительно попрощалась с Манитолой.

К этому моменту она уже была в самолете, и взлетная полоса Муанги быстро удалялась от нее. Вместе с ней в маленькой легкой машине находился ее дядя — она надеялась, с нетерпением ожидавший возвращения в родную страну, — и пилот, Майк Грейнджер собственной персоной, который практически ничего не сказал ей ни до, ни после того, как они взлетели.

Глядя на залитую солнцем взлетную полосу и увитые гибискусом и бугенвиллеей здания рядом с ней, Джульетта поймала себя на том, что разглядывает его спину, прямые плечи и красивую темноволосую голову. При мысли о том, что совсем скоро после недолгого прощания она, скорее всего, навсегда расстанется с ним, ее сердце болезненно сжалось, и она почувствовала, что ее охватывает отчаяние.

Англия — привычная рутина, постоянные пасмурные дни, монотонность, безнадежность — маячила перед ней, словно гора со множеством крутых склонов, которые ей не под силу одолеть, и ей стало дурно. Когда они с Майком впервые встретились этим утром — первая встреча с того дня, когда она была у него в гостях и чувствовала себя счастливой, — он посмотрел на нее с лихорадочным, вопросительным блеском в глазах. И когда она спокойно встретила его взгляд, ничем не выдав, что ее сердце разбивалось от мысли о том, что это было их последним прости, ей показалось, что его губы сурово сжались. Он отвернулся от нее, что-то торопливо сказал ее дяде, а после этого больше не было возможности поговорить, и все, что она видела от Майка, — это его спина.

Слезы жгли ей глаза, когда она заставила себя отвести от него взгляд и посмотреть в окно. Вся Манитола раскинулась под ней — ярко-зеленые поля, красные дороги, пересекавшие их, темные пятна леса. Она видела яркий блеск ручьев, сверкавших на солнце, — тех, что еще не успели высохнуть, — и лиловую вершину горы, по которой они с Майком поднимались.

Это больше никогда не повторится.

Дядя, сидевший рядом с ней, молчал. Но, бросив на него осторожный взгляд, она поняла, что это было молчание, вызванное приятной задумчивостью. Если бы он повернулся и посмотрел на нее, то увидел бы слезу, которая перелилась через край и собиралась скатиться по щеке, поэтому девушка и начала рыться в сумочке в поисках носового платка, и ее пальцы нащупали письмо, пришедшее несколько дней назад от миссис Грэхем.

Удивленная находкой, она внезапно решила прочесть письмо. В конце концов, это вполне могла быть просто обманчиво дружелюбная прощальная записка. Теперь Кларисса могла позволить себе быть дружелюбной.

Дрожащими пальцами Джульетта открыла конверт, а потом ее изумленные глаза быстро пробежали письмо.

Кларисса, используя фиолетовые чернила, коротко писала аккуратным, четким почерком:

Был и постскриптум, гласивший:

Джульетта долго сидела с письмом в руках после того, как прочитала его, а потом вдруг подняла глаза и увидела, что Майк смотрит на нее через плечо, и в его глазах было новое выражение… удивление и задумчивость.

Теперь она поняла, почему утром его взгляд был таким мрачным. Он думал, что она давным-давно прочла письмо Клариссы и, несмотря на него, не могла или не хотела верить мужчине, о котором там шла речь и из-за которого, собственно, оно и было написано.

Она пришла в ужас, подумав о неверных выводах, которые он сделал, и поверх бурного всплеска счастья в ее сердце появился страх, что он не простит ей такого беспричинно холодного обращения с ним. Он был человеком гордым. Простит ли он ее когда-нибудь?

Она вдруг осознала, что дядя с беспокойством тормошит ее, потому что, хотя он обращался к ней вот уже несколько раз, она никак не реагировала. Она взглянула на него сияющими глазами, пробормотала, что с ней все в порядке, а потом подняла письмо Клариссы так, чтобы Майк мог его видеть. К ее невыразимому облегчению, его лицо сразу прояснилось, губы расслабились, бирюзовые глаза улыбнулись, и он кивнул. Она почувствовала себя так, будто ей подарили весь мир.

Они заходили на посадку в Найроби, и он должен был сосредоточиться на управлении. Но теперь Джульетта готова была сидеть и ждать. Теперь, по крайней мере, расставание будет недолгим. Может быть, даже совсем-совсем коротким… и она вернется на Манитолу. Ее сердце пело.

В Найроби они должны были сделать остановку и провести ночь в гостинице, и в суматохе и неразберихе аэропорта Джульетте не показалось странным, что Майк поехал с ними на такси. Он проявлял повышенную заботливость о ее дяде, и она, в общем-то не ожидала, что он покинет их в аэропорту. В глубине души она надеялась, что он не собирался возвращаться на Манитолу сразу же… по крайней мере, до того, как она сможет объяснить ему, что на самом деле произошло с письмом Клариссы.

Ей становилось мучительно больно каждый раз, когда она представляла себе, какая безнадежность охватила его в то утро, когда он встретил ее… и, несомненно, он ожидал объяснения в аэропорту. Но не получил его. Теперь такси быстро пронесло их по незнакомым улицам, они подъехали к большой белой гостинице, и несколько портье выгрузили кучу багажа. Она явно значительно превышала количество вещей, собранных в дорогу Джульеттой. Багаж внесли в гостиницу, произошла небольшая заминка у регистрационной стойки, а потом лифт, похожий на резную позолоченную клетку, отвез их в номер люкс, комнаты которого были большими, светлыми и полными свежего воздуха, а одна из них ожидала дядю Боба. Джульетта тревожно оглянулась на Майка, прежде чем отвести дядю в его комнату и проследить, как он устроился в кресле у окна, выходившего на защищенный бледно-зеленым тентом балкон. Потом она торопливо вернулась в гостиную номера, чтобы удостовериться, что Майк никуда не исчез.

Явно не собираясь исчезать, он заказал в номер напитки, и, когда она вошла в комнату, поднос уже стоял на столе — специальный состав для дяди Боба, стакан для Манка и традиционный лайм со льдом для Джульетты. Она нерешительно сделала к нему несколько шагов, но тут дорогу ей преградил Майк.

— Сначала объяснение, — мягко произнес он. — А потом уже напитки!

— Я должна отнести дяде Бобу его…

Глаза Майка смотрели на нее умоляюще.

— Он может подождать несколько минут. В любом случае я приказал официанту отнести поднос и в его комнату. — Его голос зазвучал хрипло, он буквально пожирал ее глазами. — Что ты хотела мне сказать?

— Я хотела сказать тебе, что не видела письма… то есть не читала его до того момента, как села в самолет.

— И теперь?

— Ах, Майк! — воскликнула она.

Он раскрыл объятия ей навстречу и она без колебаний прижалась к нему, спрятав лицо у него на плече и не глядя на него, пока делала свое признание.

— Я не хотела его читать! Я… я думала, что это просто прощальная записка… и она и так одержала надо мной верх! О, Майк, — подняла она на него умоляющий взгляд, — ты сможешь простить меня? Не только за то, что я не прочитала письмо, но и…

— Конечно, конечно, — успокаивающе произнес он, притягивая ее к себе. Она почувствовала его дрожь, когда он изо всех сил обнял ее. — В том, что ты сделала эту ужасную ошибку, столько же моей вины, малышка, сколько и твоей. Я должен был с самого начала сказать тебе правду про Клариссу, тогда бы ты поняла. Кларисса хочет снова выйти замуж — за любого человека с деньгами! И она выбрала меня, потому что у меня их много — так уж сложилась жизнь. До твоего приезда все это было всего лишь забавной игрой, а потом все изменилось. Но, должен признать, я не ожидал, что она будет лгать, чтобы заполучить меня! Только не сестра сэра Питера. Он в высшей степени честный человек, и, естественно, я ожидал, что и она на него похожа.

— Даже несмотря на то, что ты знал, что она поощряет Колина?

— В общем-то она не поощряла его. Просто она очень любит мужчин.

— И больше всего тебя!

Он покачал головой, нетвердой рукой поглаживая ее волосы.

— Нет, дорогая, не меня… мои деньги! Но давай забудем про Клариссу, а?

Она тут же согласилась, а потом порывисто прижалась к нему.

— О, Майк, — выдохнула она дрожащим голосом, — я была так безнадежно несчастна, и я… я…

— Скажи это, милая, — взмолился он, прижавшись подбородком к ее лбу. — Не бойся произнести это!

— Я так люблю тебя… так тебя люблю!

— Ты же знаешь, что я тебя обожаю! — Он отодвинул ее от себя и взглянул на нее горящими глазами. — Я обожал тебя с того момента, как мы встретились, что я и пытался недавно сказать тебе, но боялся, что все происходит слишком быстро и я могу отпугнуть тебя. Понимаешь, я не был на сто процентов уверен в твоих чувствах…

Ее затуманенные глаза улыбнулись ему.

— А следовало бы.

— После того первого поцелуя?.. Но это был неправильный поцелуй… не утоляющий поцелуй! — Его губы жадно приникли к ее губам. — Не такой — как этот!

— О, Майк! — слабо воскликнула она.

— Я же предупреждал, что съем тебя, разве нет? — Он попытался взять себя в руки, приподнял ее подбородок и взглянул ей в глаза. — Джульетта, моя маленькая любовь, наша встреча была волшебным мгновением. И все наши отношения с тех пор были чистейшим волшебством! А когда мы поженимся…

Это заставило ее вздрогнуть.

— О, Майк, — сказала она, вспомнив то, что ей совсем не хотелось вспоминать, — ты же уедешь обратно на Манитолу!..

Он улыбнулся ей:

— Еще очень не скоро, моя милая. Я еду с вами в Англию, и как только мы туда приедем, мы сразу же поженимся… в кругу твоей семьи, в присутствии дорогих тебе людей. Как ты думаешь, они одобрят меня в качестве твоего мужа? Твой дядя уже одобрил!

Ей показалось, что она сейчас упадет в обморок от счастья. И конечно же ей пришлось крепче ухватиться за него для поддержки.

— Майк, — выдохнула она, — Майк, любимый! Я… я не знаю, что нужно сказать или сделать! — На ее лице отразилась целая гамма чувств, как у ошеломленного небывалой радостью ребенка. — Мне ничего не приходит в голову!

— Тогда поцелуй меня, — попросил он. — Это все, что сейчас нужно!