Маленькая птичка

10

Новость, что Лоуренс прибудет к ним на ужин, заставила ее сердце забиться от радости. Несмотря на тщательно демонстрируемое ею безразличие, мысль о том, что она вскоре увидит его, вновь разбудила все страхи и счастливое волнение, которые немного отошли на второй план в общении с Элизабет. Но теперь от этого безразличия вдруг не осталось и следа, и она ужасно волновалась, выбирая себе, туалет на этот вечер из платьев, что ей одолжила Элизабет. Карина, молоденькая горничная, подумала, что если ее новая госпожа будет всегда такой же требовательной, как сегодня, жизнь будет нелегка.

— Нет, Карина, это не то! Как ты думаешь, может, мне померить вон то, красновато-коричневое?

— А вы думаете, госпожа, что оно вам больше подойдет, чем это, зеленое?

— Ах, Карина, я не знаю! Но я должна что-то решить. Ладно, пусть будет красновато-коричневое. Унеси, пожалуйста, остальные! Чтобы я их не видела…

Карина унесла ворох платьев, а затем зашнуровала, приладила, причесала и уложила все, что потребовалось, к полному, хотя и несколько нервическому удовлетворению Оливии. Как он отнесется к ее стоившей таких трудов элегантности? Понравится ли ее прическа из заплетенных и уложенных в сетку волос безо всякого покрывала, закрывающего шею? Одобрит ли он все это?

Она отступила назад, чтобы увидеть в зеркале отражение новой Оливии во весь рост. На ней было красновато-коричневое платье, перетянутое кожаным поясом, а жакет из темно-коричневого бархата прекрасно гармонировал с медным оттенком ее волос. Она кивнула своему отражению в зеркале. Что ж, дорогая моя, внешняя оболочка, может быть, и изменилась, но как насчет того, что внутри?

Мысль о том, что и внутри она тоже стала другой, уже не раз приходила ей в голову, но она отмахивалась от нее, как от докучливой мухи. Ей не хотелось меняться. Удивительно, как все-таки одежда влияет на человека! Ее новый облик придал ей уверенности в себе. Хорошо, что она больше не выглядит как деревенская девочка-простушка. Уж теперь-то она…

Стук в дверь прервал ее размышления, заставив вздрогнуть и прижать руку к груди, чтобы успокоить заколотившееся сердце. И куда же девалась вся ее уверенность, о которой она только что думала? Значит, достаточно ему постучать в дверь, чтобы она…

Он был одет в мягкую синюю тунику, цвет которой выгодно оттенял его серые глаза. Широкие полосы вышивки серебром окаймляли вырез, подол и широкие рукава, позволявшие видеть узкие рукава нижней рубашки того же оттенка, что и блестящие черные волосы, а его бедра обвивал серебряный пояс. Оливия заметила, что на нем был искусно выгравирован прихотливый узор. Она перевела взгляд на его лицо и увидела, что он улыбался ей радостной и обезоруживающей улыбкой. Счастье расцвело в ней как весенние цветы, и, забыв про свое элегантное хладнокровие, она заулыбалась. Будь сдержанней, сделала она замечание самой себе, если не можешь казаться спокойной и невозмутимой.

— Оливия… — произнес он низким хрипловатым голосом, и в его устах ее имя прозвучало как ласка. Он протянул руки, и она шагнула к нему навстречу, не обращая внимания на то, что ей продолжал говорить строгий внутренний голос. — Оливия, похоже, что ты рада меня видеть. Я прав?

— Нет, сэр, ты ошибаешься… — И она оказалась в его объятиях. — Я совсем не рада… тебя видеть…

Ее руки скользнули вверх по его плечам и сомкнулись на шее. Когда он обнял ее несколько более горячо, чем позволяли приличия, она запустила пальцы в его волосы и притянула голову к себе. Перед тем как закрыть глаза, она успела увидеть, как его взгляд из слегка удивленного стал счастливым. Но ее тело уже изогнулось, приникнув к нему, и губы сказали все, что он хотел знать, и даже больше. Внутренний голос замолк, поняв, что проиграл это сражение.

Спустя некоторое время голова ее упала ему на плечо, и она обвела пальцами контуры его лица, остановилась на губах и игриво оттолкнула их. Она глубоко, прерывисто вздохнула. Ее вдох прозвучал как стон, и она спрятала лицо в сгибе его руки. Прижимаясь к мягкой ткани, она одним глазом подсматривала в зеркало напротив. Там отражался прекрасный в своем совершенстве образ двух влюбленных, слившихся в одно. Почувствовав, куда она смотрит, Лоуренс повернул голову и тоже увидел отражение.

— Кто эта женщина, Оливия? — спросил он шепотом, словно более громкий звук мог заставить прекрасное видение исчезнуть.

Оливия задумчиво посмотрела на образ в зеркале — изящное, желанное, томное от страсти создание с алыми губами, прижавшееся к своему черноволосому кавалеру.

— Мы не очень близко знакомы с нею, сэр.

— Чего нельзя сказать обо мне. Я ее хорошо знаю и… люблю. А сейчас хочу кое-что вручить ей.

С этими словами он развязал ленту, которой подаренное им кольцо крепилось к ее руке, и надел ей на палец другое, на этот раз точно по мерке.

— Какое красивое, — прошептала Оливия, разглядывая топаз, укрепленный между двумя крошечными золотыми руками. — И прямо по руке. Спасибо, Лоуренс.

— Завтра я надену его тебе на другую руку, Оливия.

Она любовалась кольцом и поэтому не сразу вникла в смысл его слов. Поняв, наконец, что они означают, она с надеждой посмотрела в его глаза, ища признаки того, что это просто шутка, и к своему ужасу поняла, что он говорил серьезно. Весь ее былой гнев снова мгновенно вскипел в ней. Она яростно затрясла головой, сжав ладони в кулаки.

— Нет, сэр. Это невозможно!

За кого же он ее держит, если даже день своей свадьбы она не может выбрать сама?

— Оливия, все уже назначено на завтра. Арчибальд только что вернулся из Италии, и они с Элизабет будут нашими свидетелями. — Его голос смягчился. — Тебе не уйти от этого, маленькая птичка. Мы ведь с тобой обо всем договорились.

Она с умоляющим лицом повернулась к нему, протянув руки в бессильной мольбе.

— Прошу тебя, Лоуренс, давай повременим немного! Лоуренс, пожалуйста… Я не готова… Я не могу так, сразу…

Мне нужно время. Ты все еще чужой для меня. Я боюсь — эти непроизнесенные вслух слова замерли в ее груди. Бесполезно! Он не поймет…

— Оливия, послушай меня, маленькая птичка! — словно услышав ее мольбы, начал он утешать ее нежным голосом, хотя про себя не мог не усмехнуться тому, что это испуганное существо было той же самой женщиной, что с такой страстью встретила его всего несколько минут назад. — Послушай! Перестань биться и послушай.

Она замерла, дрожа и спрятав лицо у него на груди. Он взял в руки ее запястья и свел у нее за спиной, лишив возможности сопротивляться.

— Ты знаешь, чем дольше мы будем откладывать свадьбу, тем дольше Генриху и Кэтрин придется ждать помощи. Ты ведь не могла об этом забыть.

Но она не желала слушать о них. Не ее вина, что так получилось. Разве она просила, чтобы на нее возложили эту ответственность? Я буду управлять твоей жизнью, Оливия, хочешь ты этого или нет. Таковы были его слова, и она их тогда приняла как неизбежность. И вот снова приходится признавать его власть над собой, отныне и навсегда. Ей необходимо через это пройти. Она подняла голову и бросила на него взгляд, полный гнева и негодования. Самоуверенный. Безжалостный. Неуправляемый. Но — мы еще посмотрим!

Он наклонил к ней голову и, почувствовав, что она немного успокоилась и расслабилась, отпустил ее руки. Взяв в свои ладони ее лицо, он поправил выбившиеся из прически локоны и разгладил пальцем нахмуренные брови.

— Что случилось с леди Миддлвей? — мягко спросил он.

Оливия покачала головой.

— Я никого не знаю с таким именем, сэр, — тихо ответила она, стараясь не глядеть на него.

Он улыбнулся и нежно поцеловал ее в губы.

— Пойдем, моя птичка, мы опаздываем к ужину. Арчибальд с нетерпением ожидает, чтобы я познакомил его с тобой.

Присутствие Арчибальда, давнего друга Лоуренса, только что возвратившегося из Италии, помогло разрядить обстановку и снять напряжение, возникшее после разговора. Из взаимного добродушного подшучивания приятелей Оливия поняла, что именно Лоуренс познакомил Арчибальда со своей сестрой. За исключением того, что оба были высокого роста, в остальном они очень отличались друг от друга. На первый взгляд Арчибальд был эдаким светловолосым простодушно-веселым увальнем, однако за его мягкой и доброжелательной манерой поведения скрывались острый ум и цепкая практичность делового человека. Его приятное лицо и то, как он открыто выражал радость по поводу встречи с ней, заставили Оливию на время позабыть о своих огорчениях.

Она не могла не почувствовать теплого отношения этих прекрасных людей, не втянуться в их интересный разговор. За прошедшие годы ей редко удавалось услышать такую занимательную беседу. Арчибальд рассказывал о своих путешествиях, он и Лоуренс обменивались впечатлениями, и Оливия впервые поняла, как много ее будущий муж повидал, и какой он образованный и начитанный человек. Слушая, как эти развитые, остроумные люди обмениваются репликами, то забавными и галантными, то вполне серьезными, она вдруг поймала себя на мысли, что хотела бы всю свою жизнь наслаждаться теплом и естественностью этого маленького теплого кружка. Арчибальд и Элизабет незаметно втянули ее в общий разговор, пожелав побольше узнать о ее познаниях в области целебных трав. Оливия так уверенно и увлекательно рассказывала о действии различных настоев и о способах их приготовления, что ее слушатели застыли в изумлении.

— Нет, ты слишком хороша, чтобы достаться такому тирану! — смеясь, сказал Арчибальд, кивнув на Лоуренса. Тот, скрывая улыбку, с озабоченным видом подался вперед и положил свою руку на руку Оливии.

— Недобрую службу ты мне сослужишь, дорогой зятек! Держи свои мнения при себе, пока я не заполучил ее окончательно.

Элизабет с одобрением отметила, с каким вкусом была в тот вечер одета Оливия, а та показала ей свое новое кольцо.

— Так значит, это произойдет завтра, Оливия.

Это был не вопрос, а утверждение. Оливия посмотрела на свою новую подругу, которая была так добра к ней эти два дня.

— Я не думала, что это должно произойти так скоро, Элизабет, но Лоуренс настаивает…

Элизабет уловила в ее голосе тревогу.

— Арчи и я тоже будем с вами. Хочешь, чтобы Карина помогала тебе?

— Я бы очень этого хотела, Элизабет. Как ты думаешь, не могли бы две твои горничные, которые тогда участвовали в моем превращении, тоже помочь?

— Разумеется. Я знаю, они будут только рады. И о каком это превращении ты говоришь? Ты так мила в любом наряде, что Арчибальд тобой просто очарован.

Выходя из-за стола, Элизабет искоса взглянула на свою юную гостью. А может быть, она?.. Нет, Лоуренс не попался бы так легко, это немыслимо. Но почему же все-таки понадобилась такая неуместная спешка? Бедняжке даже не успеют сшить новые платья! Озадаченная, Элизабет покачала головой.

— Супруга сказала мне, что ты еще и искусная вышивальщица, — заметил Арчибальд. Оливия посмотрела на него, пытаясь понять, чем продиктованы его слова — вежливостью или действительным интересом.

— Не думаю, что меня можно назвать искусной, но я действительно много лет провела под опекой матери-настоятельницы Антонии в Гринхилле. Вы слышали о ней? Вот она и впрямь знаменита своим искусством.

— Да, разумеется, я слышал о ней. Я знаю о ее славе. Если она научила тебя, то тогда Элизабет права — ты, несомненно, искусная вышивальщица. Лоуренс рассказал мне, что ты вышила облачения для Кемберлендского аббатства. Собираешься ли ты возобновить это занятие после того, как выйдешь замуж?

— Это было бы моим самым заветным желанием, сэр. К сожалению, работу такого рода можно выполнять только в условиях специально оборудованной мастерской. Но у меня нет ни малейшего желания всю жизнь вышивать лошадиные попоны и монограммы на платье.

На этом следовало остановиться. Она и так сказала чересчур много, но искушение выговориться в условиях полной безнаказанности было слишком сильным, чтобы устоять против него. Лоуренс покачал головой.

— В таком случае я, похоже, должен отвезти тебя обратно в Гринхилл, Оливия. Ты бы этого хотела?

Он вновь ее обезоружил, и они оба это поняли. Несмотря на смех, прозвучавший в этих словах, его взгляд давал понять: что бы она ни делала, что бы ни говорила — она принадлежит ему. И вновь Оливия послушалась своего внутреннего порыва. Она взяла Лоуренса за руку и взглянула ему в лицо, увидев, как смягчился его взгляд, и вызов в его глазах сменился замешательством и даже растерянностью.

— Нет, Лоуренс, — мягко ответила она, словно Арчибальда не было с ними, — я не хочу возвращаться в Гринхилл. Я предпочту остаться здесь с тобой.

— Ты, наверное, не осознаешь этого, Оливия, — прервал Арчибальд воцарившееся вслед за ее словами красноречивое молчание. — Но может быть, это был тот единственный раз, когда Лоуренс позволил, чтобы последнее слово осталось не за ним!

— Я пропустила что-то интересное? — спросила Элизабет, которая в этот момент возвратилась в комнату и услышала их громкий смех.

Лоуренс галантно поцеловал ей руку.

— Дорогая, я должен поблагодарить тебя за мои любимые устрицы. Ты не забыла!

— Кстати, об устрицах. Бен и Остин только что сказали мне, что встретили мастера Толланда у рыбного причала, куда я их посылала за устрицами.

— Да-а, похоже, я вовремя вернулся! — сказал Арчибальд. — Кажется, ты несколько выпустил дела из-под контроля. Элиза, бесценная моя, расскажи мне, что делал там мастер Толланд?

— Это не тот, кого мы встретили в городе? — вставила Оливия.

— Тот самый.

— Так вы его сегодня видели дважды? — удивленно спросил Лоуренс.

— Нет, мы видели его только один раз. Дважды его встретили Бен и Остин, потому они мне об этом и сказали.

Лоуренс и Арчибальд с озабоченными лицами смотрели друг на друга.

— Скажи, родная, где были вы и где был он, когда вы его увидели?

— Он и другой человек шли нам навстречу в начале Винд Роуд. Как только они нас увидели, то быстро повернулись и пошли в обратную сторону.

— А кто был тот, другой? Ты его не знаешь?

— Понятия не имею. По его виду можно было бы сказать, что он моряк, вернее капитан, хотя…

— Ты хочешь сказать, похож на чужеземца? Он с бородой? Опиши его точнее.

— Лоуренс, я не могу. Я его видела всего одно мгновение. Он высокий, это я запомнила. Выше, чем Толланд, и — да, у него действительно была черная борода. Больше, чем у тебя.

— Я думала, что он и есть мастер Толланд, о котором вы говорите, — сказала Оливия, удивленная неожиданно серьезным поворотом их приятной застольной беседы.

— Раз появился мастер Толланд, значит, жди неприятностей. Стало быть, его выпустили из тюрьмы. Нам следует остерегаться.

— Он был в тюрьме? За что?

— Ему повезло, что его выпустили, но я думаю, что он дал взятку. Его посадили за то, что он без лицензии, контрабандой вывозил шерстяные ткани. Кажется, он должен был просидеть в тюрьме два года, так, Лоуренс?

— Да. Он тоже торговец бархатом и шелком, и мы с Арчи узнали про его грязные делишки и предупредили королевских офицеров на таможне. Его поймали. Но раз он опять болтается вокруг Портроупа около иностранных кораблей, значит, он ищет кого-нибудь, с кем можно договориться. Хорошо бы знать, как выглядел тот высокий человек.

— У него крупный нос, похожий на клюв, и очень глубоко посаженные темные глаза, кустистые брови и черная борода, заостряющаяся к концу. Он держал голову склоненной, чтобы лучше слышать то, что ему говорил тот, другой, и я видела, что его волосы причесаны на пробор… — Оливия помедлила, — …с левой стороны. — Слова ее продолжали течь ровным потоком, глаза были устремлены в пространство, а трое ее сотрапезников, опешив, смотрели на нее в совершенном изумлении. — У него на шее был большой капюшон, он почти закрывал его уши, по краю капюшона — кайма с квадратным рисунком, вышитым серебром. Цвет темного золота… да, с темным рисунком. Кайма вышита и по краю подола туники. Туника хорошо сшита, с серебряными пуговицами, нашитыми спереди в ряд до самого низа, — ее руки выразительно двигались, жестами повторяя то, что говорил ее голос. Незнакомец был описан от макушки до модных остроносых туфель. — Это вам поможет? — спросила она, взглянув на потрясенного Лоуренса.

— Поможет ли это нам? Ты хочешь сказать, что успела все это заметить за то мгновение, что вы видели их?

— Да, — кивнула она. — Сказать тебе, что было надето на его спутнике?

— Ну, давай!

И она столь же подробно описала своим потрясенным слушателям, как выглядел мастер Толланд.

— Да, и еще я думаю, что он — левша, — рассеянно произнесла она.

— Левша? Кто — Толланд?

— Нет, другой. Иначе, зачем бы он стал делать пробор с этой стороны?

— Ты удивительна! Ты это хоть понимаешь?

— А что, вы узнали описание?

— Нет, а ты, Арчи?

— Нет, но я никогда в жизни не слышал столь блестящего описания! Теперь, если мы его встретим, то непременно узнаем.