Маленькая смерть

ГЛАВА ВТОРАЯ

Его пристальный, неожиданный взгляд приковывает меня к месту. Это длится не дольше нескольких мгновений, но кажется, что проходит столетие. Может быть, он пытается определить кто я из десятков его гостей. А может, ему интересно, почему я пялюсь на него. В любом случае, морщинка между его бровями разглаживается, и я начинаю сомневаться, была ли она вообще. Один из его спутников что-то говорит ему, и он отворачивается от меня.

Я отмираю, дыхание со свистом вырывается из легких, словно его внимание давило мне на грудь. Вскоре, но не так быстро, как хотелось бы, он и его свита проходят через дверь рядом со мной. На мгновение он оказывается так близко, что его запах щекочет мне нос. Глупо, потому что это может быть любой из мужчин, которые находятся рядом с ним, но я почему-то знаю, что этот темный, землистый аромат принадлежит ему.

Меньше всего мне хочется привлекать к себе внимание, поэтому я отхожу на несколько шагов, чтобы вместе с другими гостями полюбоваться брошюрами с подробным описанием сегодняшнего благотворительного мероприятия. Мое сердце продолжает бешено колотиться, пока трое мужчин не скрываются из виду.

Я: Я знала, что ты ведьма. Это ты его вызвала? Он смотрел прямо на меня. Кажется, у меня случился сердечный приступ.

Ясмин: Я выбрала ужасное время, чтобы стать истиной католичкой. Я думала, ты собираешься держаться от него как можно дальше??????

Визг микрофона прорезает звуки струнного квартета, и чистый женский голос доносится из скрытых динамиков, установленных повсюду. Пользуясь моментом, я пытаюсь пробиться сквозь толпу, но это почти невозможно, потому что гости массово направляются к дверям террасы.

— От имени сотрудников «Изумрудного острова» мы хотели бы поприветствовать вас на благотворительном вечере в честь нашего торжественного открытия, которое состоится на следующей неделе. Как вы все знаете, все доходы от сегодняшнего мероприятия будут переданы в поддержку региональной больницы Нового Орлеана. Я хочу представить вам главного героя вечера, мистера Эйдена О'Коннора! Давайте поприветствуем его!

Представление прерывается вежливыми аплодисментами, за которыми следует хриплое рычание Эйдена, и я прячу свое кипящее возмущение за очередным глотком шампанского.

— Благодарю вас. — Он говорит «вас», как «ваз», и я внутренне усмехаюсь его бесспорно привлекательному ирландскому акценту. — И спасибо, что пришли сегодня поддержать это новое начинание и собрать немного денег на благое дело. Это значит, что пришло время достать свои бумажники и найти в себе скрытую щедрость. Фонд О'Коннора намерен со своей стороны поддержать каждый доллар.

Оглядевшись по сторонам, я замечаю, что все потрясены этим заявлением. Это впечатляет, несомненно. Но я не верю ни единому слову.

Я: Я не искала его. Он выходил на улицу, и мы столкнулись.

Ясмин: Может, мне вернуться в церковь? Моя мама будет в восторге, так что это одна из причин не ходить. Но я готова сделать это ради твоей заблудшей души.

Я: Нет?

Ясмин:..так он горячий?

Я: Нет!

Ясмин: Я так и знала. Он чертовски хорош, не так ли?

Я отдаю свой пустой бокал из-под шампанского ближайшему официанту и, отказавшись от добавки, отхожу к окну рядом с роялем, где сразу же обнаруживаю Эйдена на импровизированной сцене, окруженного кольцом гостей. Даже на расстоянии он производит впечатление властного человека... и красивого. Я уже назвала его падшим ангелом, и то же самое определение приходит мне на ум снова, когда он продолжает свою речь. Люди, не отрывающие взгляда от его великолепного лица и темно-золотистых волос, выглядят так, будто готовы последовать за ним в ад при малейшем побуждении с его стороны.

Я отворачиваюсь и заставляю себя не думать о нем. Он не имеет значения, и, скорее всего, я его больше никогда не увижу. Главный зал почти опустел, так что это идеальное время, чтобы скрыться и привести свой план в действие.

Я: Нет

Мне не нужно видеть ее лицо, чтобы понять, что она, скорее всего, считает меня лгуньей.

Единственная фотография, которую я смогла найти, была сделана, когда он был намного моложе. До того, как он унаследовал миллионы отца и основал свою империю в индустрии гостеприимства. Согласно имеющейся ограниченной информации, он использовал свое наследство, чтобы открыть свое первое казино в Ирландии. Оно имело огромный успех, что сподвигло его использовать тот же подход в нескольких европейских странах и в конечном итоге расширить свою деятельность до Америки.

Ясмин: Лгунья. Пожалуйста, не позволяй его дьявольской внешности отвлечь тебя. Я не выживу в медицинской школе без тебя, если тебя поймают и посадят в тюрьму за незаконное проникновение.

Чтобы добраться до лестницы, мне приходится протискиваться сквозь толпу, направляющуюся на террасу, привлеченную ирландским акцентом Эйдена. У меня заготовлено оправдание на случай, если меня обнаружат, — я заблудилась в лабиринте особняка в поисках ванной. Никто не усомнится в этом, потому что я не собираюсь снимать маску, пока не вернусь домой. Мало кто знает, что раньше я была принцессой этого замка.

Я: Не волнуйся. Он занят тем, что изображает хозяина. Я поднимусь, пока все на террасе. Все будет в порядке. Войду и выйду.

Ясмин: Тот факт, что ты считаешь любую часть своего плана нормальной, говорит о том, что это ужасная идея. Не говори, что я тебя не предупреждала.

Я: Я напишу тебе еще раз через тридцать минут, когда выберусь отсюда и буду в безопасности. Ты слишком много волнуешься.

Ясмин: Я собираюсь украсть лекарства из больницы, чтобы усыпить себя.

Я: Я тоже тебя люблю!

Полгода назад я и не подозревала, что способна на такое. Учиться в юридической школе — это одно. Пробираться на вечеринку, устроенную новым миллиардером Нового Орлеана, — другое.

Но я уже не та личность, которой была полгода назад.

Она умерла вместе с моей матерью.

Я поднимаюсь по лестнице так быстро, как только могу, чтобы не привлекать внимания, но, похоже, это не имеет значения. Официанты слишком заняты уборкой оставленных на столиках напитков и закусок, чтобы обращать на меня внимание. Мысли о призраке моей матери и всплывающие жуткие воспоминания подгоняют меня быстрее добраться до вершины лестницы.

Моя цель находится в самом дальнем конце коридора, в свободной комнате, которую моя мать превратила в собственную библиотеку-укрытие. Если я хочу найти ее телефон — последнюю возможную улику, которая может пролить свет на то, что с ней случилось, — это единственное место, где он может быть. После ее смерти, по словам отца, он и полиция искали его повсюду, но так и не нашли. Если ошибаюсь и ее смерть была несчастным случаем, и я ничего в нем не найду, я откажусь от своего крестового похода... Но если права... Если я права, это будет доказательством, которое мне нужно, чтобы заставить полицию и моего отца серьезно отнестись к моим подозрениям.

Каждые несколько шагов я оглядываюсь, уверенная, что кто-то идет за мной по пятам, но не вижу ничего, кроме своей тени. Это не избавляет ни от бешеного биения моего сердца, ни от появления пота вдоль линии роста волос. Нервно смахнув его, я давлю первые ростки надежды, которые заставляют мою руку дрожать, и тянусь к дверной ручке.

Она не поворачивается.

Черт.

Ругаясь себе под нос, я достаю из клатча небольшую упаковку ярко-розовых инструментов — слава богу, я взяла их с собой и выбрала сумочку побольше — и приступаю к работе. Надеюсь, просмотренных на YouTube видео будет достаточно, чтобы взломать дверь. С третьей попытки замок чудесным образом открывается, и я с приглушенным писком удивления оказываюсь внутри.

Запах поражает меня, как удар полузащитника, останавливая на полпути, и я закрываю рот и нос рукой, чтобы избежать его. Другой рукой я хватаюсь за дверной косяк, чтобы удержаться на ногах. В животе образуется свинцовая тяжесть. С каждым вдохом в меня проникает все больше маминых духов Dior, и я могу поклясться, что она сейчас в комнате вместе со мной. Даже запах свежей краски не заглушает его.

Однако, когда я собираюсь с духом и открываю глаза, в комнате не оказывается никого, кроме меня. Полки, на которых она хранила свои любимые детективные романы, пусты, за исключением лаконичного мужского декора. Они выкрашены в глянцевый черный цвет, который я из принципа начинаю сразу же ненавидеть. Вместо удобных антикварных кресел для чтения и ламп Тиффани здесь стоит гладкий, дорого выглядящий бильярдный стол. Слева от меня на стене висит стойка с киями. Нейтральные сине-зеленые стены перекрашены в тот же черный.

Мои каблуки тонут в восточном ковре, когда я практически бегу через комнату к дивану у окна вдоль дальней стены. Открыв один из отсеков, я обнаруживаю, что в нем нет ничего, кроме запасных подушек, но это меня не останавливает. В детстве мы с Элизабет обнаружили внутри потайное отделение. Мы использовали его, чтобы передавать записки маме или друг другу. Мама часто удивляла нас подарками — маленькими вещицами, чтобы показать, что думает о нас. Конфеты. Книги. Игрушки. Мелочи из ее путешествий.

Меня захлестывают воспоминания о всех тех случаях, когда я делала это раньше. В горле першит, в носу щиплет. Моя рука неудержимо дрожит, когда я тянусь, чтобы отодвинуть панель, ведущую в потайное отделение. Я медлю мгновение, прежде чем надавить. Такое чувство, что моя грудная клетка открывается вместе с дверцей. Я быстро засовываю туда руку и вслепую ощупываю пространство, одинаково опасаясь того, что ничего не найду, и того, что найду.

Если там ничего не будет, то это дикое, безумное чувство, с которым я живу, окажется просто горем. Это был ад, но по крайней мере я буду знать правду. По крайней мере, это даст мне стимул справиться с чувствами. Если там ничего нет, это будет первый шаг к признанию того, что она была глубоко несчастной женщиной, которая решила жестоко и бессердечно покончить с жизнью. Я найду способ жить дальше, если таковой вообще существует. Мне просто нужно знать наверняка.

Мой терапевт сможет порекомендовать мне уважаемого психолога, который поможет мне разобраться в сложностях моей жизни. Я уже на полпути к тому, чтобы записаться на прием, когда мои пальцы касаются чего-то гладкого и прохладного.

Металл и стекло.

Ее телефон.

Боже мой, это ее телефон.

Мучительный, отвратительный звук вырывается из моей груди, и я сжимаю его пальцами, словно кто-то в этой пустой комнате может украсть его у меня. Я вытаскиваю его и едва могу разглядеть экран из-за пелены слез перед глазами. Я пристально смотрю на него, но он не исчезает. Я не могу поверить, что он передо мной, но чувствую его успокаивающий вес в своей ладони. Я бы узнала его бледно-розовый чехол из искусственной кожи где угодно. Элизабет сказала, что искала телефон повсюду, но никто из нас не пользовался этим тайником почти десять лет — с тех пор, как мы были детьми, — поэтому я не удивлена, что она не подумала о нем. К тому времени, когда я вспомнила, она вообще перестала говорить о маме, не то, чтобы искать его вместе со мной.

Конечно, он разряжен, но я все равно нажимаю на кнопку питания. Как бы мне ни хотелось скорее залезть в него, я знаю, что испытываю удачу каждую секунду, пока медлю. Я убираю его в сумочку и подключая к пауэрбанку, после чего закрываю панель и устанавливаю на место диванное сидение. Теперь меня охватывает приятное оцепенение. Может быть, я диссоциирую². Это невероятно после столь долгого времени, проведенного в состоянии обостренного восприятия абсолютно всего.

Заполучив телефон, я заставляю себя переключиться на то, как выбраться с вечеринки, не привлекая лишнего внимания. Когда я доберусь до лестницы, мне нужно будет проверить, что вокруг никого нет, и сделать вид, что я не вламывалась в одну из комнат и ничего там не крала. Я так близка к тому, чтобы наконец получить ответы на свои вопросы, что практически ощущаю их вкус.

Несмотря на растущее во мне нетерпение, я в последний раз внимательно осматриваю комнату, вспоминая, как много времени я проводила здесь с мамой. Я думаю о том, как она сидела в кресле у окна, держа нас на коленях, и читала «Вечный Тук» или «Мост в Терабитию», и у меня щиплет в носу. Я настолько погружаюсь в воспоминания, что не замечаю звуков по ту сторону двери, пока не становится слишком поздно.

Раздается возня и скрежет, и дверная ручка поворачивается.