Маленькая смерть

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Если бы кто-то нашел меня здесь, я могла бы разыграть спектакль. Притвориться пьяной. Сказать, что заблудилась, но стоит им снять с меня маску и тут же появятся вопросы. Страх быть обнаруженный заставляет меня броситься через всю комнату в гардеробную, заполненную бильярдными киями, постельным бельем, коробками без надписей и, в основном, пустыми полками. Я едва успеваю пробраться внутрь, как кто-то распахивает дверь в комнату с такой силой, что она бьется о стену.

— Прекрати сопротивляться, — произносит низкий, знакомый голос, который я сначала не могу распознать, а затем раздается глухой удар чего-то тяжелого и твердого об пол. Доски под моими шпильками вздрагивают, и я отступаю вглубь гардеробной, но полки останавливают мое движение с протестующим стуком, и я вздрагиваю, в груди все сжимается. Деваться некуда.

— Закрой дверь, — приказывает голос.

Дрожать от страха бессмысленно, но я стараюсь стать как можно меньше. Конечно, они не догадываются, что я слышу каждый звук ссоры, которая происходит буквально в двух шагах.

Дверь захлопывается, вырывая из меня вопль, который я пытаюсь заглушить рукой. Колени грозят подкоситься, поэтому я сжимаю их и свободной рукой хватаюсь за полку позади себя. В ушах грохочет сердцебиение, и я заставляю себя глубоко вдыхать влажный воздух, чтобы не потерять сознание и не выдать себя.

— Теперь, когда мы остались наедине, — продолжает знакомый голос, — не хочешь ли ты еще раз сказать мне, чего ты требуешь? Потому что, боюсь, я плохо расслышал тебя внизу. Там шумно, неправда ли?

Мне следовало уйти, когда у меня была такая возможность. Если бы я не позволила ностальгии схватить меня за горло, меня бы здесь уже не было, я была бы в безопасности, добиралась домой на такси. Вместо этого я застряла в гардеробной, вынужденная слушать, что происходит снаружи, и близка к тому, чтобы обмочиться от страха. Мой телефон жужжит в клатче, сообщая о следующем контрольном сообщении Ясмин, но я не решаюсь его достать, боясь, что свет как-то выдаст мое присутствие.

Тени перемещаются в пространстве под дверью. Я проглатываю всхлип, когда дверь начинает трещать. Если бы мне пришлось гадать, тот, кто говорит, только что швырнул в нее кого-то. Мое сердце уходит в пятки. Что бы ни происходило, это не кажется безобидным.

— Это недоразумение, — говорит второй голос, звучащий так близко, что он, должно быть, и есть тот, кого прижали к двери. Швырнули в нее? — Да ладно. Мы можем обсудить это.

— Боюсь, больше не о чем говорить. Мы не ведем дела таким образом. Мы договорились о цене, и, к сожалению, пересмотр условий невозможен.

— Прекрасно, это прекрасно. Я принимаю твои первоначальные условия. Ну же, О'Коннор. Давай будем разумными. Ты ничего не можешь мне сделать. Я полицейский. Меня будут искать, ты не можешь тронуть даже волос на моей голове. Так что давай остановимся, пока ты не сделал то, о чем потом пожалеешь.

От выпитого ранее дорогого шампанского у меня бурлит в животе, и я начинаю беспокоиться за свои сверкающие «Лабутены». Он не может иметь в виду О'Коннора. Должно быть, я ослышалась. Не Эйдена О'Коннора. Я пытаюсь слиться с полками позади меня, молясь, чтобы они волшебным образом превратились в портал, и я смогла сбежать куда-нибудь на пляж. Я всегда мечтала побывать на Мальдивах. Но как бы я ни старалась, они не сдвигаются с места и не позволяют мне исчезнуть.

На мгновение я возвращаюсь к тому моменту, как попала в поле его зрения, и, признаться, вполне могу представить, что он может навести ужас на любого, даже на полицейского.

Чертовски потрясающе.

Остается надеяться, что они перенесут эту маленькую встречу в другое место.

— Я очень ответственно относился к нашему соглашению, Дюфрейн, пока ты не попытался потребовать больше денег за свои услуги. А потом угрожал моему благополучию. Честно говоря, мне не нравится, когда какой-то чертов мудак решает, что может играть со мной в игры. Особенно, если это продажный коп.

Что ж, с надеждой можно попрощаться.

Страх ложится свинцовой тяжестью в желудок. Все, что я могу сделать, — это молчать, чтобы этот ужасный, угрожающий голос не обратился в следующий раз ко мне.

— Хватит тратить время на этот кусок дерьма. Он того не стоит. — Я не узнаю третий голос, но его равнодушное безразличие к происходящему подсказывает, что нужно держаться как можно дальше от того, кому он принадлежит. Только такому же монстру может быть скучно от угрожающего тона Эйдена.

Я жду, что О'Коннор поможет человеку, которому он угрожает, подняться на ноги. Чтобы все уладить и вернуться на вечеринку. Я не совсем понимаю, чем этот парень — Дюфрейн — разозлил его, и не хочу находиться поблизости, чтобы выяснять это. Чем меньше я буду знать, тем лучше.

Но мне не суждено пожить в этом мире грез, потому что в следующее мгновение в быстрой последовательности происходят три события.

Раздается щелчок. Дюфрейн вздрагивает и кричит:

— Нет! Не надо! Я всем расскажу...

Но его обрывает резкий свист воздуха и глухой, влажный стук.

Он...?

Нет. Я качаю головой, с такой силой зажимая рот рукой, что понимаю — если продолжу, у меня на лице останутся синяки в виде кончиков пальцев.

Скучающий голос возвращается.

— Чертовски грубо с его стороны шантажировать тебя на благотворительном вечере. Американцы. — Он фыркает, затем раздается еще один глухой удар, и тело Дюфрейна ударяется о дверь. Меня неудержимо трясет. — Он не мог подождать до понедельника? Теперь мне придется пропустить остаток веселья, чтобы разгрести этот бардак. Я почти хочу, чтобы он был жив, чтобы я мог убить его за такую дерзость.

— Ты выживешь. Спрячь его где-нибудь. Я заблокирую служебный лифт для персонала, и мы разберемся с телом завтра. Позови кого-нибудь из парней, если тебе понадобится помощь. Я должен вернуться на вечеринку, пока меня не хватились.

Из всех ужасных сценариев сегодняшнего вечера, которые я представляла, этот не входил в их число.

С тех пор как он купил дом моей семьи, я рисовала себе худший образ Эйдена О'Коннора. Безжалостный, жадный миллиардер, который берет то, что хочет, и плевать хотел на все остальное. Но все мои глупые карикатуры меркнут по сравнению с реальностью.

Ведь Эйден О'Коннор — не только хладнокровный, высокомерный засранец.

Он убийца.

— Теперь ты у меня в долгу, — говорит другой голос. — Может, мне просто добавить это в твой счет?

Что бы ни сказал в ответ Эйден, его заглушают звуки ворчания, когда другой мужчина поднимает тело и выносит его за дверь.

Я задерживаю дыхание, пока не слышу, как за ними захлопывается дверь, а потом даю себе шестьдесят секунд на то, чтобы окончательно поддаться панике. Я ведь не слышала, как миллиардер Эйден О'Коннор хладнокровно убил кого-то прямо рядом со мной, правда? В реальной жизни такого не бывает.

И все же...

Я знаю, что слышала.

По истечении шестидесяти секунд, несмотря на звон в ушах, несмотря на то, что кончики пальцев совсем не ощущаются и неконтролируемо дрожат, я глубоко вдыхаю через нос и выдыхаю через рот. Сейчас мне просто необходимо как можно скорее убраться отсюда.

Мой телефон снова жужжит, возвращая меня к жизни, и я решаю написать Ясмин, как только окажусь в безопасности. Если вообще выберусь из этой адской дыры.

Часть меня хочет замереть, остаться в этом гардеробе навсегда, но мамин телефон заставляет меня приоткрыть дверь. Комната пуста. Нет никаких признаков того, что здесь был кто-то еще, кроме нескольких капель на полу, которые я игнорирую ради сохранения своего здравомыслия.

С последним долгим вздохом я пересекаю комнату и подхожу к двери, оказываясь на шаг ближе к сладкой свободе. Выбраться из этой адской дыры быстрее невозможно. Дрожащими пальцами я нажимаю на ручку и дергаю дверь. Крик, который нарастал в моей груди последние четверть часа, вырывается из моих легких, когда я вижу, что по ту сторону меня ждет Эйден О'Коннор, как будто он не удивлен обнаружить меня здесь, в этой комнате. Это застает меня врасплох, и мои брови сходятся на переносице.

— Мне показалось, что я что-то слышал. Я должен был догадаться, что это заблудившаяся девочка бродит там, где не следует, — говорит он, и я на мгновение расслабляюсь. Если бы он знал мое имя, он бы так и сказал. Он закрывает мне рот рукой, прежде чем я успеваю закричать или позвать на помощь. — Нет, нет. Это лишнее. Ты никуда не пойдешь.

Свободной рукой он заталкивает меня обратно в комнату, придерживая за талию. Я спотыкаюсь на своих дурацких высоченных каблуках, и мы оба падаем на пол. Его рука заглушает мой крик боли, и мое тело взрывается вспышками агонии. Мои локти, моя голова, моя задница.

Вес Эйдена — 200 с лишним фунтов чистых мышц — обрушивается на меня секундой позже с приглушенным «уф», выдавливая то немногое, что осталось в моих легких. Слезы наворачиваются на глаза, но я стараюсь не показывать слабости.

— Господи, — хрипит Эйден, осторожно поднимаясь на колени и убирая руку с моего лица, чтобы сжать свою промежность. Это не имеет значения. Во мне не осталось воздуха, чтобы кричать.

Если бы я могла говорить, я бы сказала ему, что сделаю кое-что похуже, чем раздавлю его яйца. К счастью, я сохранила достаточно здравого смысла, чтобы держать свой умный гребаный рот на замке. Мне не нужно еще больше неприятностей, чем те, что у меня уже есть.

— Гребаная фантастика, — выдавливает он сквозь зубы, костяшки его пальцев побелели, так сильно он сжимает свои мускулистые бедра.

— Это Киан послал тебя, чтобы сделать меня бесплодным? Черт!

Задыхаясь и кашляя, я бросаю на него свирепый взгляд, который, кажется, только раздражает его еще больше, и он хмурится. Я сжимаю руки в кулаки и хватаюсь за живот, потому что попытка выколоть ему глаза моими новыми акриловыми ногтями «Французский гроб» никак мне не поможет. Должно быть, я схожу с ума от недостатка кислорода.

— Может, скажешь, что ты здесь делаешь? Я точно знаю, что эта дверь была заперта.

Ни один мой ответ не удовлетворит этого мужчину. Мне не удастся выпутаться из этой передряги. Даже если бы я смогла придумать идеальное объяснение, я знаю, что стать свидетельницей того, как он казнит офицера полиции, все равно что оказаться мертвой. Я могу только надеяться, что мы будем говорить достаточно долго, чтобы придумать способ сбежать. Внутри меня всё замирает от ледяного холода, и я содрогаюсь под его пронизывающим взглядом.

— Она не была заперта, когда я ее нашла. Я пыталась найти ванную, — хрипло выдыхаю я.

— Ванную, — насмешливо повторяет он. — И ты не смогла найти ее внизу?

— Там было полно народу, а дом большой. Я заблудилась.

— Заблудилась.

— Именно так.

— Как неудачно для тебя, — говорит он.

У меня сводит желудок, но я говорю:

— Можешь повторить это еще раз. Может, теперь позволишь мне встать?

Не говоря ни слова, он поднимается на ноги, и я делаю то же самое, морщась от боли в мышцах. Мои мысли кружатся в голове, словно в бешеном вихре. Мне нужна всего одна возможность выторговать себе выход отсюда. Если у меня появится хоть один шанс сбежать, я установлю новый мировой рекорд по спринтерскому бегу. Я так близко подобралась к тому, чтобы выяснить, что случилось с моей матерью, что ни за что на свете не умру, не закончив начатое.

Прежде чем он успевает сказать что-то еще, дверь со скрипом распахивается, и в комнату, слегка запыхавшись, входит его друг, тот самый, с растрепанными темно-каштановыми кудрями. Увидев нас, он замирает. Его глаза расширяются, а затем весело прищуриваются.

Его взгляд устремляется к Эйдену, и он приподнимает бровь.

— Не произноси ни единого гребаного слова, — выплевывает Эйден, его акцент становится грубее и резче, чем раньше. — Ты разобрался?

— Да. — Он кивает в мою сторону, обходя нас с Эйденом. Его безумная улыбка и хищный взгляд напоминают мне гиену. Я разрываюсь между тем, чтобы не спускать с него глаз, и осознанием, что путь между мной и дверью свободен. — Тебе помочь разобраться... с этим?

Неприятное чувство подсказывает мне, что я не хочу знать, что он имеет в виду.

Взгляд Эйдена скользит по моей коже, как будто он прикасается ко мне, а не просто смотрит. Я бы предпочла, чтобы второй парень убил меня, пристальному вниманию Эйдена.

— Нет, я так не думаю. Почему бы тебе не спуститься вниз и не развлечь наших гостей? Я скоро спущусь.

Без малейшего предупреждения я бросаюсь к двери, мои каблуки выбивают бешеное стаккато по деревянному полу, но и на шаг не приближаюсь к сладкому спасению. Вместо этого Эйден обхватывает меня за талию и разворачивает, преграждая своим телом путь к побегу.

— Обалдеть! — восхищенно говорит парень. — Ты уверен, что тебе не нужна помощь?

— Уверен, — отвечает Эйден, его губы так близко к моему уху, что я чувствую его теплое дыхание на своей шее.

Его друг колеблется. Безумное веселье на мгновение покидает его глаза.

— Тебе не кажется, что...

— Я сказал, я уверен. Я скоро спущусь. — На этот раз тон Эйдена не терпящий возражений. Даже я не решилась бы перечить ему.

— Вечно все удовольствие достается тебе, — хмыкает его друг, закрывая за собой дверь и снова оставляя нас с Эйденом наедине.

Черт.

Может, было бы лучше, если бы этот сумасшедший остался.

Встав между мной и дверью, он отпускает меня, и я поворачиваюсь, не желая стоять к нему спиной ни на мгновение дольше, чем необходимо. Его лицо не выражает никаких эмоций, кроме сумасшедшего любопытства, которое ему не удается скрыть. Оно настолько сильное, что я отступаю на шаг назад, чтобы уменьшить его интенсивность.

— Клянусь, я ничего не скажу. Отпусти меня, и ты больше никогда меня не увидишь.

Когда произношу эти слова, я чувствую, как внутри меня что-то умирает, учитывая, как упорно я боролась и на что решилась пойти, чтобы добиться справедливости для своей матери. Да, этот парень убил человека, но если тот действительно был коррумпированным полицейским, то я не испытываю к нему никакого сочувствия. И я не смогу никому помочь, если буду мертва.

— Боюсь, я не могу этого допустить, — отвечает Эйден.

— Тогда что... что тебе от меня нужно?

— Я хочу, чтобы ты рассказала мне настоящую причину, по которой оказалась в этой комнате, и чем занималась на вечеринке. Я знаю всех в списке гостей, и тебя в нем не было.

Я вздергиваю подбородок.

— Черта с два я тебе что-то расскажу. Ты все равно убьешь меня, как того копа.

Он наклоняет голову.

— Да, это так. Но обычно я не убиваю безоружных женщин. Скажи мне, что ты здесь делаешь, и я подумаю над тем, чтобы отпустить тебя.

— А что, если мы бросим монетку? — выпаливаю я прежде, чем он успел предложить что-то гораздо более ужасное.

Он замирает, а я понимаю, что даже не заметила, что он подошел ближе.

— Монетку, правда?

— Ага. Ты же управляешь казино, верно? Тебе нравятся азартные игры. Что, если мы подбросим монетку или что-то в этом роде? Орел, ты отпускаешь меня, а я обещаю держать язык за зубами. Решка — я остаюсь и... — Мой голос прерывается, потому что он смотрит на меня, как кошка на мышь, на которую вот-вот бросится. Я тяжело сглатываю.

— Решка, ты остаешься и... что? Пожалуйста, продолжай. Признаюсь, я заинтригован.

Я сглатываю. Заинтриговать его — последнее, чего я хочу, но это мой единственный выход.

— Решка, я останусь и составлю тебе компанию до конца мероприятия.

Меня снова пробирает дрожь под его пристальным взглядом.

— И с чего ты взяла, что мне нужна твоя компания? Десятки женщин внизу прибегут, как только я щелкну пальцами.

Я облизываю губы и замечаю, как его внимание переключается на них.

— Потому что, если бы ты хотел избавиться от меня, ты бы уже это сделал. — Он подходит ближе. Я едва удерживаюсь от дальнейшей болтовни, но прикусываю язык и жду его ответа.

Он подходит еще ближе, и теперь стоит практически вплотную. Тыльной стороной пальцев он проводит по моей челюсти.

— Хорошо. Но я предпочитаю кости. Четное — ты остаешься. Я буду делать с тобой все, что захочу, до утра, и ты расскажешь мне, зачем ты здесь. Нечетное — ты свободна, без вопросов. Договорились?

Эйден достает из кармана пару игральных костей и перекатывает их на ладони, их постукивание остается единственным звуком в комнате, пока я не отвечаю дрожащим голосом:

— Договорились.