Разговор с братом оставил тревожное ощущение. Ранее в голове уже начал формировать план, где я уговариваю маму пусть и не бежать в лес вслед за мной, но хотя бы переехать в другую страну.
Например, в Увинес. Хотя нет, там орден занимает примерно те же позиции, так что обмен получится бессмысленным — все равно найдут и достанут.
А вот в Атрор, где магам не давали слишком много свободы, а периодами могли и сжечь, если слишком зазнавались, вполне подходил.
Да, он находился далеко на севере. Да, он не граничил с Заубвальтом и я не знала, смогу ли я потом связаться с родными.
Но это все же был худо-бедно план.
Сейчас он не то чтобы рухнул. Скорее стал менее осуществим.
Я не знала, где держат маму и Вилли, но магический купол намекал, что просто так их вряд ли выпустят.
Но, может быть, теперь мама осознает, что бежать действительно нужно, и согласится? Если бы она не мешала, все прошло бы значительно проще.
Знать бы еще как… Вот бы Курт помог.
При мысли о нем я поморщилась, как будто мышцы на лице свело судорогой.
Было стыдно. Очень.
Я отдавала себе отчет о том, наши отношения закончились, как только мою семью обвинили в измене. И его слова о том, что он меня не оставит, воспринимались скорее как бессмысленные попытки утешить.
Так ведь всегда говорят, чтобы казаться вежливыми. Произносят то, что не имеют в виду на самом деле, надеясь, что человек сам все поймет правильно.
Еще до того, как я отправилась в лес, я начала морально готовить себя к тому, что Курт забудет обо мне очень быстро.
А может быть и отвернется, как все остальные и очень скоро будет делать вид, что вообще никогда не был со мной знаком.
Вот только оказалось, что приходит поиграть с моим братом в то время, как я…
Я не хотела вспоминать тот мимолетный поцелуй, но он стоял перед глазами, обжигая удушливым стыдом.
В голове прокручивались все слишком двусмысленные моменты с Леоном. А еще мои чувства к нему.
Я ощущала себя предательницей. Изменницей. Теперь по-настоящему, а не по ложному обвинению.
Но не могла изменить того, что мне нравился этот блондинистый уничтожитель сладкого. При мысли о нем хотелось глупо улыбаться, а воздуха в легких как будто не хватало.
И как теперь просить помощи у Курта? Скрывать от него то, что я его предала?
Он и так пережил слишком много предательства.
Потомок угасшего магического рода имел свои счеты к ордену. Не столько к старейшинам лично, сколько к общему укладу.
Его мать родилась без магических способностей. В семье магов такие случаи бывали, хоть и очень редко. И судьба у них ждала не слишком завидная. Сначала проверка на способность передачи нужных генов, а потом либо изгнание, либо рабство, в зависимости от результатов этой самой проверки.
С детьми, лишенными магических способностей, никто не собирался считаться. Мальчиков было слишком мало, чтобы подсчитать какую-то статистику, но чаще от них избавлялись.
С девушками все обстояло сложнее. Единственное, что от них требовалось — родить детей от мага. Минимум троих.
Разумеется, брать в жены такой «позор» никто не собирался, да этого и не требовалось.
Нужно отдать ордену должное, такой порядок тщательно скрывали. Большинство магических семей жили достаточно обособлено, возможно, даже под таким же куполом, что накрывает сейчас дом моих родных.
И если бы не Курт, я бы и не узнала о таком варварском обычае.
У сильных магов были официальные жены, которые приносили им выгодные связи и помогали укрепить влияние. А были и такие вот женщины, которые вынашивали их детей.
Их продавали, как дорогостоящий товар. И до конца жизни они занимались только одним делом.
У матери Курта все сложилось иначе. Первые же роды прошли с осложнениями, и стало понятно, что выносить еще одного ребенка она уже не сможет.
Это позволило ей вырваться из под гнета ордена. Хотя далеко ее, конечно, никто не отпускал. Присматривали и даже помогали деньгами. Иногда. Не очень большими деньгами, причем. Такая помощь не позволила бы совсем уж умереть от голода. Но не более.
— Знаешь, она ведь говорила, что ей тогда очень повезло, — печально вздохнул Курт, рассказывая эту историю.
Он тогда жутко напился и начал откровенничать. Кажется, на следующее утро он и не помнил, что поделился со мной столь пикантными подробностями из жизни магов.
— Если бы не осложнения, ей пришлось бы и дальше рожать и рожать. Это ведь только официально «минимум троих детей». А на деле верхние рамки никто не ограничивал. Если бы она досталась кому-то более адекватному, еще был бы шанс. Но этот ублюдок Розер… мой отец.
Последнее слово он выплюнул, словно оно приносило ему физическую боль.
— Он пережил уже не одну свою наложницу. Все в итоге умирали при родах. И для чего? В итоге большинство его детей все равно умерли, не дожив и до десяти. Сейчас у него их не больше чем у остальных с такой же силой.
— Почему они умирали?
— Потому что были слабыми. Слишком слабыми. Магия не смогла прижиться в теле и просто сожгла их. Те кто выживает, становятся магами. И таких все меньше. Знаешь, сейчас даже такие слабаки как я неплохо ценятся.
— Ты не слабак, — заверила я его, перебирая пальцами каштановые кудри. — А обычные люди у вас не рождаются? Такие как я? Меня ведь никакая магия не сожгла.
— Ты — другое дело, — грустно улыбнулся Курт, сонно посмотрев на меня. — Обычные у нас родиться не могут. Магический след-то все равно есть. И тут зависит от того, сколько магии и насколько крепкий организм. Если энергии много и ребенок сильный, получится маг. Если мало и слабый — труп. Если мало, но организм сильный — человек без способностей. Но таких очень мало. И чаще всего девочки. Говорят, что они легче переносят, когда магия в теле перегорает. Их обычно и идут в наложницы… Ненавижу. Как же я их всех ненавижу! — прошипел он и заплакал, уткнувшись мне лицом в колени.
В тот день умерла его мать. Она долго болела, а отец Курта отказался ей помогать. И оплачивать услуги магического исцеления, которое могли позволить себе только самые богатые, тоже.
Курт пытался справиться сам. Он старался достать ей лекарства, готовил зелья под моим руководством, вкладывая знания пусть и недоучившегося алхимика и свою магическую силу. Оббивал все пороги, учился как ненормальный, думая, что если будет достаточно полезным, то ему все же помогут.
Не помогли.
Если бы не этот полуночный разговор, я бы даже не задумывалась о том, чтобы привлечь Курта к плану побега для моих родных. Но с учетом всего он был самым подходящим союзником.
Был.
Шаттенхард больше не привлекал меня к переписыванию своей сокровенной каменной книги, и я занималась своими делами, практически не пересекаясь с ним.
Возможно, он решил, что вытягивать слишком много силы из меня не слишком целесообразно и давал возможность восстановиться.
Тем более расход у меня был и без заданий Черного колдуна. Каждую ночь я брала в руку сферу, оставленную Леоном, и наблюдала за спящим братом.
Приходить днем я боялась. В прошлый раз мне невероятно повезло застать Вилли одного. Но что будет, если я приду в тот момент, когда рядом будут маги? Увидят ли они меня? Рисковать не хотелось.
Иногда брат просыпался, смотрел на меня своими сонными глазами и пытался прижаться, как делал когда-то в другой жизни, когда отец еще был жив, и будущее не было затянуто таким мрачным туманом.
Жаль, что его маленькие ручки проходили сквозь меня.
И с каждой такой вылазкой я понимала, что как бы сильно мне не было стыдно перед Куртом, обратиться к нему все равно придется.
Я не оставлю Вилли в руках ордена. Но и уничтожать лес я не хочу.
Так что выход только один — рано или поздно организовать побег.
Скорее поздно.
Не потому что я хотела оттянуть этот момент. Но мне нужно было позаботиться о многих вещах. В том числе о деньгах, которые понадобятся на побег.
В замке я жила на полном обеспечении, но вопрос заработка все равно оказался достаточно щекотливым.
У Шаттенхарда оклад попросить мне не позволял инстинкт самосохранения. Да и за что? Книгу его я переписывала в качестве наказания.
Конечно, я еще занималась алхимией и травничеством, но пока не слишком успешно. На моем счету были простейшие составы и всего несколько магических зелий, одно из которых я приготовила под угрозой смерти от кровопотери.
Я отчетливо поняла, что мне все же придется идти в деревню и знакомиться с местными жителями.
Сама я была на рынке всего пару раз после того как нас с мамой выпустили из тюрьмы. Но когда мы еще жили в своем доме, наша кухарка чаще всего ходила за покупками рано утром.
Я решила, что это неспроста и нужно придерживаться традиций. Тем более после очередного ночного сеанса связи с братом мне не спалось.
Спускаясь по лестнице, я услышала шаги и шустро спряталась за ближайшим гобеленом.
Я делала так с тех самых пор, как навестила Леона после нашего приключения с кайрингом. А точнее с тех пор, как мне напомнили о Курте, оставленном за границей Заубвальта.
Очень логично и совсем не странно. Так держать, Лиса. Еще немного, и прятаться не придется, от тебя люди сами шарахаться начнут.
Дождавшись, когда шаги стихнут, я продолжила свой путь и уже беспрепятственно вышла из замка, вдохнув свежий лесной воздух.
С каждым днем он казался мне все более приятным. Кто знает, может я привыкаю.
Пока я не чувствовала оттока сил, о котором говорила Берта. Может я счастливое исключение и меня этот странный лес принял без всяких условностей?
Деревня просыпалась рано. Я поняла это еще до того, как показались первые дома. Блеяния коз, отдаленные разговоры, чье-то пение. Эти звуки были такими… земными.
На этот раз я не стала пытаться наблюдать из кустов и сразу же вышла к людям.
Думала ли я, что мое поведение вызовет ажиотаж? Немного.
Но никакой реакции не последовало.
Несколько проходящих по своим делам селян смерили меня взглядом, и пошли дальше, не сказав ни слова.
Ну, в принципе, со мной и не обязаны все здороваться. И даже любить меня не обязаны. Пусть не нападают и тогда я буду считаться их лучшими соседями из возможных.
Главное — найти, где у них здесь организована торговля.
Через полчаса оказалось, что как такового рынка в деревне нет, несмотря на ее внушительные размеры. Зачастую люди договаривались об обмене или продаже чего-то непосредственно между собой.
Им не было нужды вставать ни свет ни заря, чтобы выйти на площадь и орать во все горло, заманивая покупателей. Здесь у каждого было свое дело и все знали, к кому нужно идти.
Любой мог постучаться в дом кузнеца, кожевника, булочника и так далее.
Проблема была в том, что у меня здесь своего дома не было.
В итоге я наткнулась на маленькую таверну, которая больше напоминала сарай. Но вывеска гласила, что это именно то самое заведение, воспетое всеми бардами.
Появилась слабая надежда на то, что здесь я смогу завести какие-то полезные знакомства, чтобы в дальнейшем продавать свои микстуры.
И меня сейчас мало останавливал тот факт, что заговорить с незнакомым человеком для меня было жесточайшим испытанием, поскольку правила этикета, вбитые матерью почти с рождения, это строжайше запрещали.
Едва я открыла дверь, в нос ударил запах кислой капусты и чего-то горького.
Темное помещение всего с двумя окнами было почти лишено солнечного света из-за вековой грязи на окнах. На полу было что-то вроде земли, которую вытоптали до такой степени, что она превратилась в твердую корку.
— Эм… Здравствуйте.
Эта попытка привлечь к себе внимание провалилась.
Все пять столов из темного — скорее всего просто очень грязного, — дерева были свободными. За большой стойкой в углу тоже никого не было видно.
Но когда я вошла, доносились какие-то звуки. Пришлось направиться к их источнику.
— Здесь есть кто-нибудь?
Еще одна попытка заговорить на этот раз дала плоды. Из-за стойки показалось лицо бородатого и почему-то очень недовольного мужика.
— Мы закрыты, — рявкнул он.
— Простите, — стушевалась я. — А когда открываетесь?
— Сегодня закрыты, — отрезал мужик.
— Жаль это слышать. Не подскажите, в деревне есть еще таверны или иные места для досуга местных жителей?
Наверное, я взяла слишком высокопарный слог, потому что мужика как будто заклинило.
Он какое-то время смотрел на меня ничего не понимающим взглядом, а потом сплюнул на пол и отвернулся.
Наверное, надо было пояснить более простым языком, но меня уже несло.
— Возможно, вы будете так любезны, что подскажите, к кому из местного руководства можно обратиться для налаживания торговых отношений.
— Не знаю. Мы закрыты, так что иди в другое место.
По нему было видно, что он едва сдерживается, чтобы не ответить более грубо. Но почему-то мужик продолжал быть со мной настолько вежливым. Настолько, насколько это возможно для его уровня.
— Не знал, что ты когда-нибудь закрываешься, Готс.
Новый голос прозвучал откуда-то из глубины зала.
Повернувшись, я увидела, как с лавки за столиком, который я посчитала пустым, поднимается молодой парень с такими рыжими волосами, что они скорее напоминали морковку, чем реальную человеческую прическу.
— А ты тоже вали отсюда. Иначе я с тебя весь твой долг прямо сейчас стребую. И сколько можно спать у меня на лавках! У меня тут не ночлежка.
— Конечно, нет, — беззаботно отвечал рыжий. — В ночлежке явно лучше. Тухлятиной не воняет. И карманы обчистить никто не пытается.
Парень подошел ко мне и, аккуратно взяв за плечо, повел к выходу.
— Пойдем отсюда. От этого хмыря ты все равно ничего толкового не добьешься.
Я думала, что когда в следующий раз кто-то из этой деревни посмеет дотронуться до меня, то я как минимум закричу. А по-хорошему следовала врезать прямо по слегка помятому после сна на лавке лицу.
Но я оцепенела и молча пошла за рыжим.
Только когда мы оказались на улице, в нос ударил свежий воздух, а по глазам резанул свет, я очнулась.
— А ну убери руки! — взвилась я, стряхивая его ладонь и отскакивая на метр.
— Ой, ну и пожалуйста, — закатил глаза рыжий. — Можно подумать мне больше всех надо. Это не я стоял и мямлил там, надеясь что-то впарить пройдохе Готсу.
— Я ничего не пыталась «впарить»!
— Ну да, ты «налаживала торговые отношения», — спародировал она меня. — Только знаешь что, дорогуша, с тобой здесь никто дел иметь не захочет. Половина отморозков хоть и боится к тебе подходить, но злится на то, что из-за тебя их дружков в лучший мир отправили. А другая половина — не такая отмороженная, — еще долго будут к тебе присматриваться. Если бы сразу пришла, может и смогла бы куда-то прибиться, а теперь все, дилижанс ушел.
Рыжий выглядел таким довольным, словно моя оторванность от общества была истинным счастьем лично для него.
— Но Берта…
— А, эта блаженная. Ну ты ее в расчет не бери. Она вечно всех подряд жалеет. Тащит домой всех облезлых котов, полудохлых щенков. Тебя вот.
— А ты не обнаглел? Ты вообще кто такой?
— Единственный и неповторимый Эмиль Дюкетт к вашим услугам, — представился этот он, исполнив почти придворный поклон.
— Ты из Увинеса? — спросила я, услышав не совсем типичную фамилию для наших широт.
— Что меня выдало? — улыбнулся он. — Да, ты угадала мою далекую родину. Но не надейся, что я тебе за это скидку сделаю.
— Какую еще скидку? Я у тебя ничего покупать не собираюсь.
— Еще как собираешься, дорогуша.
— Да ну? — усмехнулась я. — И что же ты продаешь?
— Услуги. Сразу скажу, с тобой здесь разговаривать сейчас никто не будет. Даже если ты действительно хороший аптекарь, будут ходить к бабе Хайке как привыкли.
— Откуда ты знаешь кто я?
— Это моя работа, дорогуша. Я знаю здесь все. И знаю, как наладить твою небольшой подпольную торговлю микстурами.
— А можно не называть меня «дорогуша»?
— Конечно, можно. За умеренную плату.
Захотелось зарычать.
За столь короткое знакомство этот рыжий успел оставить о себе весьма определенный образ, причем не самый приятный.
Но в одном он был прав. Со мной здесь не слишком охотно общались.
Может это и можно было исправить, но не сразу. Нужно время и силы. А деньги нужно начинать копить уже сейчас.
— Что ты хочешь?
— Пятьдесят процентов.
— Что?! Да ты сдурел!
Я никогда в жизни не торговалась. Но сейчас чувствовала, что нужно учиться, причем на ходу, иначе этот хитрый лис обдерет меня до нитки.
— А ты как хотела? Оптимизация продаж дело дорогое. И кстати, предложение ограничено по времени. Я не всегда буду настолько добрым, чтобы безвозмездно помогать тебе.
— Безвозмездно?!
Моему возмущению не было предела.
Я задохнулась от гнева, пытаясь придумать, куда бы послать нахала с его пятьюдесятью процентами так, чтобы он точно дошел.
Но еще до того как я придумала, Эмиль изменился в лице, прищурился, глядя куда-то в даль, а затем засуетился.
— Впрочем, иногда подумать все же не помешает. Предложение действует до завтра. А сейчас прошу меня простить. Дела.
Выпалив это, он молниеносно скрылся за таверной. Стоило мне заглянуть за этот же угол, там никого не оказалось, словно этот рыжий парень растворился в воздухе.
А через пару секунд мимо меня промчались несколько верзил и явно кого-то искали. Не меня и слава Огме.
Я провела в деревне еще пару часов. И начала понимать, что Эмиль был во многом прав.
Со мной не разговаривали. Ну, не всерьез это точно.
Я видела как кучка девушек в отдалении шушукается, глядя на меня, но заговорить со мной так никто и не соизволил. А если я сама подходила к прохожим с каким-то вопросом, от меня шарахались как от огня.
Наладить торговлю будет трудно.
К вечеру я готовилась особенно тщательно.
Я планировала сделать то, что следовало сделать давным-давно. Как только Леон отдал мне сферу для связи с моими родными.
Связаться с Амелиндой Керн.
Чем дольше я здесь находилась, и чем чаще смотрела на спящего брата, который хныкал в подушку, тем меньше мне хотелось называть эту женщину матерью.
Я ненавидела ее за холодность, пренебрежение, и себя за то, что продолжала ждать ее одобрения.
Хотелось верить, что стоит мне с ней связаться, она скажет какая я сильная и смелая, признает, что я спасла их, поблагодарит, извинится.
Эта надежда и заставляла оттягивать разговор с ней.
Потому что лучше глупая надежда, чем суровая реальность. Иногда так приятно пожить в своих мечтах.
Маленький металлический шарик, в котором скрывались острые иглы, как будто потемнел, пропитавшись моей кровью. Ладонь теперь всегда была перемотана и болела не переставая, но это того стоило. Наверное…
Казалось бы, я уже должна была привыкнуть к тому, что происходит после того, как я сжимаю сферу, отдавая ей приказ, но каждый раз было страшно.
Требовалось около минуты, чтобы собраться с духом и приготовиться к тому, что маленький шарик превратится в ежа прямо в моей руке, пронзая кожу и мышцы.
— Хочу увидеть родителей, — сказала я вслух перед тем, как стиснуть зубы и сжать сферу.
Появилось знакомое и даже уже привычное ощущение, словно сознание раздваивается.
Секундная дезориентация и вот я стою уже не в скудно обставленной комнате брата, а в богатом и со вкусом сделанном кабинете.
За столом сидел незнакомый мужчина с заметной проседью в темных волосах.
Он явно был из ордена, причем из высших чинов. На это намекали его белые одежды, расшитые золотой нитью.
А еще социальный статус подтверждала сама комната, массивный резной стол из палисандра, ковер ручной работы на полу.
Наверное, я ахнула от неожиданности. Или выдала себя каким-то другим образом.
Он поднял взгляд, посмотрев прямо на меня.
Казалось, он ни капли не удивился. Лишь усмехнулся одним краешком губ, как будто увидел что-то занятное, пусть и не особо приятное.
А потом у меня хватило мозгов разжать сферу, прерывая связь.
Что это было?
Почему меня перебросило не к маме?
Может она тоже была в этой комнате, а я просто не заметила?
Ответов на эти вопросы у меня не было. Зато было четкое ощущение, что я только что допустила серьезную ошибку.