Осень того года, когда семья Ярослава переехала в новый дом, выдалась тревожной для парня. Вместо того чтобы спокойно в своей комнате учить уроки, Ангеловский отправился к дому соседей, потому что на душе кошки скребли. Бабушка Валерии, увидев Ярослава на пороге, сразу же пригласила парня в дом:
— О, ты ведь наш новый сосед! Заходи! Не стесняйся.
— Добрый день! — чуть склонив голову, поздоровался молодой человек.
— Хорошо, что ты сегодня решил через дверь прийти, — насмешливо заметила пожилая женщина, — а то все через забор да через забор.
— Пожалуйста, простите, — смутился Ярослав.
Молодой человек даже не подозревал, что бабушка Валерии наблюдала за ним, когда он приходил на помощь девушке. Хотя пожилая женщина могла и не видеть его прыжки через ограду, а просто знает об этом со слов внучки. Бабуля заметила нерешительность Ярослава, схватила парня за запястье и потянула за собой:
— Входи же скорее, не стой на пороге.
— Не надо, — без особой надежды на успех произнес молодой человек и нехотя шагнул через порог. — Меня Слава зовут. Я только узнать хотел…
— Приятно познакомиться, Слава! — кивнула соседка. — А меня называй Динара Василевна.
— И мне приятно познакомиться, Динара Васильевна, — пробормотал парень.
Ангеловский скинул уличную обувь возле порога и в носках прошел из прихожей в холл.
— Да не Васильевна, а Василевна, — хохотнула пожилая женщина. — Моего отца звали Василь, это такое татарское имя. Есть еще женское имя — Василя, так звали мою бабушку. Поэтому я Василевна.
— Понял, простите, — Ярослав поднял ладони в знак капитуляции. — Извините, что сначала неверно произнес.
— Идем в дом, — бабушка Валерии споро зашагала вглубь помещения и махнула парню, чтобы следовал за ней.
Первое, что бросилось Ангеловскому в глаза, едва он вошел в холл, это картины вдоль стен, в старинных деревянных рамах. К каждой было подведено персональное освещение, идеально соответствующее цветовой гамме. Пожилая женщина тем временем уже прошла в соседнюю комнату.
— Ох ты! Просто обалдеть! — молодой человек изумленно разглядывал полотна, потому что почувствовал себя, словно в художественной галерее. — Потрясающие картины!
— Эту коллекцию начали собирать мои родители еще в эру палеозоя, — шутливо сообщила бабушка Валерии из кухни. — Это я так называю эпоху Советской империи и период до образования новой Российской Империи. Проходи сюда.
Динара Василевна вернулась к замешкавшемуся парню и жестом пригласила следовать за собой. В столовой также каждую стену украшали картины.
— Ух ты! И здесь! — искренне восхитился Ярослав.
Парень остановился перед небольшим полотном в центре. Глубокое синее небо, будто покрывало, окутывало яркое, освещенное новогодними огнями жилище, и один широкий светлый луч падал на дверь, ступени, снег, словно радушно приглашая зайти в гости, в теплый дом, в уютное лоно семьи. Несмотря на холодные тона — белый, синий, пронзительно-голубой — от нее веяло теплом и душевностью.
— Да, и это подлинники Мацеевич! — похвасталась женщина. — Екатерина Павловна дружила с моей мамой. Видишь, какой нестандартный формат, вытянутой формы? Это первый признак того, что перед нами подлинник. Историки искусств долго спорили и пытались найти ему возвышенные объяснения, но все было куда как банальней: художница в молодости, пока не прославилась на весь мир, от безденежья использовала доставшиеся по случаю листы полуватманов. Их приходилось резать пополам. Бабушка говорила, потому и все рамы требовалось на заказ делать.
— Раньше и такие дома в России строили? — поинтересовался молодой человек.
— Отец своими руками этот дом построил. Картина называется «Дом в снегу». Написана акрилом. Ранний период, когда использовался этот, более дешевый аналог масла. Екатерина Павловна приезжала в гости, а после изобразила наш дом на картине. Мама очень гордилась. Говорила: «Слава Богу, мы обеспеченные люди, и нам не нужно продавать эти картины ради выгоды». А ведь за подлинники Мацеевич в те времена, когда она стала знаменитой, предлагали миллионы, не меньше.
— Ого! — уважительно отозвался Ярослав.
Его взгляд притянуло полотно, которое висело над старинным секретером. Очень низкая линия горизонта наводила на мысль, словно мы видим все глазами кота: широченный двор, огромный, уходящий стенами в ввысь, дом и громадное небо сверху. Резкие мазки создавали ощущение стремительности и мимолетности действия. Казалось, еще мгновение и кот сорвется с места заряженной пружиной, а вместе с ним завертится мир, двор, дом и даже само небо.
— А! Эта картина называется — Вечер с котом, — пояснила Динара Василевна. — Екатерина Павловна запечатлела Пушка еще до моего рождения. Мамин любимый кот. Я в детстве тоже очень любила его. Он прожил больше двадцати лет. Представляешь, какой долгожитель по ранешним меркам?
— О! Э-э… интригующая картина, — пробормотал парень, обратив внимание на полотно, которое висело чуть в стороне.
— Это — «Читающая девушка», — заметив реакцию Ярослава, расхохоталась бабушка Валерии. — Любимая тема художницы — обнаженная натура. Написана уже маслом на холсте, позднее, видимо, в более обеспеченные времена, но тот же нетипичный формат с головой выдает автора. В твои пятнадцать лет такие картины, наверное, рассматривать рановато, — иронично добавила пожилая женщина.
— Я согласен, — хмыкнул парень и отвел взгляд.
— Это знаменитая техника пяти цветов, — как ни в чем не бывало, продолжала рассказывать бабушка Леры, оседлав любимого конька, и Ярославу снова пришлось обратить взор на картину. — Пятым цветом здесь — белый, цвет самого холста. Как в акварельной технике, художница оставила самые яркие места не закрашенными. Словно бы добавляя белый цвет, на самом деле не используя его.
Желто-красные пятна, явно специально не смешанные, создавали причудливое тело обнаженной девушки. Зеленые тени и резкие черные акценты — так разительно отличающиеся от стандартных цветов, используемых для написания тела человеческого, здесь почему-то были удивительно к месту.