Маша без медведя

12. ЛИЦА ПРИЯТНЫЕ И НЕ ОЧЕНЬ

ЗНАКОМСТВО

С этими мыслями я вернулась в спальню — и вовремя, иначе, спустя пару минут, сходу получила бы выговор и от классной дамы тоже. И за горничную, и за то, что из спальни ушла, когда мне говорили не уходить. Говорили же? А я забыла. И, вроде, можно было бы воспитательнице голову заморочить, а вот почему-то пищит потихоньку такое убеждение, что не надо. Не надо наглеть и магией налево-направо светить. Во всяком случае, без крайней на то нужды.

То, что здесь магов не видно, вовсе не значит, что их совсем нет. Эта мысль посещала меня с завидной регулярностью. А если они вдруг есть — вдруг им не понравится появление нового конкурента? Решит какой-нибудь магистр меня на ноль помножить, а у меня боевого опыта совсем мало, с мышкин коготок. Так что надо сидеть тихонько и по возможности практиковаться. Хоть защиты выставлять для начала, что ли.

Я достала из комода узелочек с риталидовой оправой и сунула его в карман. Мало ли, тут всякого ожидать можно. Вдруг какой всплеск, хоть будет во что обработанную ману сливать. Поразмыслив, сунула в объёмистый карман фартука тетрадку с началом записей по магии и самопишущую ручку из больничных запасов — если они тут этими ужасными перьями изощряются, у меня хоть своя будет. Неизвестно, насколько строго здесь придерживаются расписания, а записи продолжать нужно срочно, пока в памяти свежо.

Прошлась по спальне. Отметила, между прочим, отдельные отступления от казарменной строгости: на некоторых тумбочках лежали явно самодельные салфетки — вязаные или разнообразными способами вышитые. Наверное, продукция уроков рукоделия допускается к использованию? Примерно как те печеньки.

От нечего делать пересчитала кровати. Со стороны внешних окон было устроено двадцать пять спальных мест, со стороны коридора — двадцать три. Значит, ещё три запасных.

Не успела покончить с этими высокоинтеллектуальными вычислениями, как послышался звук открывающейся двери. Агриппина Петровна появилась из-за массива шкафов, окинула взглядом мою кровать, комод и шкаф, удовлетворённо кивнула и слегка повела рукой (очень элегантно, конечно же):

— Прошу следовать за мной.

Я последовала, составляя в голове примерную схему здания императорской гимназии.

Получалось, что в общем приближении здание гимназии действительно похоже на четыре прямоугольных корпуса, составленные квадратом (причём, на первом этаже и середина была занята каким-то помещением, а на его крыше, на уровне второго этажа, располагалось нечто вроде спортивной площадки). Завершали комплекс лестничные клетки, слегка выступающие по углам на манер крепостных башенок.

— Агриппина Петровна…

— Слушаю вас.

— Спальни занимают весь третий этаж?

— Здесь находятся все расположения отделений, а также хозяйственная комната, медицинский пункт с изолятором и малая гимназическая церковь.

— Прямо здесь, на этаже? — удивилась я.

— Да, на случай, допустим, чьей-то тяжёлой болезни, когда нет возможности выйти в большой храм, батюшка служит здесь.

— Спасибо.

Пошли мы не в сторону входной лестницы, а дальше по коридору, до следующего угла, напротив которого имелась в точности такая же лестничная клетка, как та, по которой я бегала в кастелянную, и спустились на первый этаж. С нижней площадки выходило три двустворчатых двери.

Одна, направо, с крупными мелкозернисто-стеклянными вставками, заложенная на массивную металлическую задвижку — с надписью «Пожарный выход». Рядом ещё висел устрашающий стенд с правилами поведения при пожаре и молотком в ящичке под стеклом. А напротив задвижки была весьма серьёзная надпись: «Если не можешь открыть — разбей стекло молотком!»

Вторая, очень похожая, уходила прямо, и сквозь её окошки виднелось некое подобие обширной остеклённой веранды.

А третья, с настежь распахнутыми створками, вела налево. В неё мы и повернули, и буквально через десяток шагов повернули ещё раз, оказавшись в большом, довольно строго и просто оформленном зале. В пять рядов стояли длинные столы. За дальним сидели, судя по всему, местные учительницы-воспитательницы (исключительно женщины), а за прочими — воспитанницы. Что меня внезапно поразило — платья на них были разные. Я почему-то думала, что все гимназистки будут в зелёном, а оказалось, что все четыре отделения имели форму своего цвета. Самые маленькие — кофейную, следующие — синюю, а самые старшие — бордового цвета.

— Барышни, внимание! — строго сказала моя классная. — Представляю вам новую воспитанницу нашего заведения, Марию Мухину.

Девицы дружно, как одна, встали и сказали хором:

— Приятно познакомиться. Добро пожаловать!

Две мысли одновременно мелькнули в моей голове. Первая: ну и дисциплина тут у них, судя по всему! А вторая: не всем так приятно, как хотелось бы. Устремлённые на меня взгляды выражали самые разнообразные эмоции, от живого любопытства до высокомерного презрения. Да и ладно. На самом деле я не особо была настроена заводить тут близкую дружбу. Мне пока вообще не очень понятно было, насколько я здесь задержусь, и не придётся ли слинять по-тихому.

Классная дама указала мне на свободное место у зелёного стола. Я села, чувствуя множество изучающих взглядов, и сказала фразу, которую пару раз слышала от медсестры тёти Тани, когда она заглядывала ко мне в палату во время еды:

— А нгела за трапезой!

Полагаю, тут она подойдёт лучше, чем Баграровское: «Пожирнее, чтоб шерсть лоснилась!» — или другой вариант: «Ну, чтоб в мясо, а не в сало!»

Мои соседки переглянулись, а одна, сидевшая почти напротив, отчего-то сморщила довольно выдающийся нос. М-м, это, очевидно, должно было меня зацепить? Ну-ну.

На столах стояли тарелки дымящегося супа, однако никто не ел. Внезапно из той же двери, откуда мы пришли, появился мужчина (факт сам по себе поразительный), одетый совершенно не так как все ранее виденные мной здесь представители сильной половины человечества — в длинное, до пят, простое, просторное и довольно архаичное чёрное одеяние. А! Я припомнила давешнюю рыбку памяти — батюшка! На груди у священника поблёскивал крест размером примерно с ладонь.

Все снова дружно встали.

Батюшка сходу кивнул всем оптом и начал напевно произносить странноватые слова. Общий смысл я уловила: спасибо высшим силам за всякую еду, аминь! После чего он размашисто изобразил большой крест над всей столовой сразу, прошёл на своё место за взрослым столом и все, наконец, взялись за ложки. Ели чинно, особо не переговариваясь. У «кофейного» стола дежурили три довольно молодых помощницы вроде горничных, но не совсем. Время от времени они делали замечания самым младшим, чтобы те не брякали ложками и не хлюпали, и вообще следили за порядком.

Суп мне, в целом, понравился. Чувствовался хороший навар. И вкус приятный, сладковатый — не забывайте, меня воспитывал медведь, а у медведей к сладкому особое отношение. Мяса, правда, было маловато — пара крошечных малозаметных кусочков. Зато овощей нормально и приправлено зеленью, что, в целом, уже неплохо.

Хлеб предлагался чёрный, и меня это тоже устроило — я такой люблю, однако заметила, что та девица со сморщенным носом свой кусок отодвинула с брезгливостью, и несколько сидящих вокруг, глядя на неё — тоже. Их дело. Или тут в моде особая худоба? Я так увлеклась обдумыванием этой мысли, что не успела отвести взгляд, когда носатая уставилась на меня, вздёрнув брови. Я пожала плечами и отвернулась к своей тарелке. Тоже мне, цаца.

На второе подали рис вперемешку с обжаренной морковкой, луком и снова мясом. Мда, если бы мяса было побольше, я бы не обиделась.

На третье — яблочный компот и пирожок, в котором через дырочку сверху просматривалась та же яблочная начинка.

Ну, что — чтобы в мясо, а не в жир!

В конце все снова встали, батюшка взял слово и сказал, что мы благодарим, и вообще, всё здорово. И все пошли, начиная с малявок.

Примечательно, что по лестнице подниматься не стали, все устремились по широкому коридору, ведущему, как и на третьем этаже, вдоль стены. Видимо, на обещанный в расписании променад?

Первое отделение двигалось под жёстким контролем. Второе — просто под строгим. Наша же Агриппина Петровна просто окинула своих подопечных взглядом и развернулась, в полной уверенности, что все последуют за ней. Классная дама четвёрок и вовсе подошла с каким-то вопросом к батюшке, махнув своим:

— Идите, барышни, я сейчас догоню.

Я шла по коридору в ровном строю из пар воспитанниц, в самом хвосте, и вдруг идущая за три пары впереди меня носатая девица резко остановилась и развернулась. Следующие за ней девушки сочли за благо обойти её с двух сторон, как ручей огибает камень, попавшийся на его пути.

Дождавшись меня, носатая вскинула согнутый крючком палец:

— А вам, мадемуазель, следовало бы знать, что в благородном обществе неприлично таращиться на малознакомых людей!

Она развернулась на каблуках так резко, что юбки взметнулись, и устремилась по коридору, рассекая воздух подбородком, я даже слово вставить не успела.

— Ты не обращай на неё внимания, — сказал голос из-за моего плеча.

Я обернулась. Слева стояла тоненькая девушка с очень светло-голубыми грустными глазами и пушистой косой цвета сгущённого молока.

— Это Далила, — глядя вслед носатой продолжила та, — она ждёт не дождётся, когда ей восемнадцать стукнет.

— И что тогда будет? — мне стало любопытно.

— По завещанию отца, это для неё срок замужества. Она в двенадцать ещё была просватана, за какого-то армянского князька. Месяц остался, вот она и фыркает, думает, взрослая уже.

— Поня-ятно, — протянула я. Судя по интонации беленькой девушки, «князёк» — это был некто, много о себе думающий, но имеющий мало веса в обществе. И эта Далила такая же, нос выше потолка. Пометить ей этот нос чем-нибудь, что ли? — А тебя как зовут?

— Маруся, — она перевела на меня свои грустные глаза, — Мария Рокотова, если это важно.

— Тёзка, значит. Ну, будем знакомы. Мария Мухина, — я протянула руку. Маруся немного удивлённо улыбнулась и пожала её:

— Мы прямо как мужчины.

— Да? Ну, извини. Меня в основном отец воспитывал.

— Да ничего. Пошли скорее, а то Агриппина изведётся.

Войдя в раздевалку, я подумала, что организовал заведённый порядок некто уж очень щепетильный. Шкафы были составлены боком к стене и на таком расстоянии от следующего шкафа, чтобы только дверцу открыть. Ты как бы оказывался в крошечном персональном футлярчике для переодевания. Не пойму я, для чего такие сложности в исключительно женском коллективе, ну, да ладно.

На внешней боковушке шкафа значился закреплённый за каждой воспитанницей номер, а под ним стояла сетчатая металлическая полочка — видать, для выставления задания чистильщику. Внутри, как и обещала горничная, меня ждали уличные вещи.

НА ПРОГУЛКЕ

Я думала, что выходить на прогулку мы будем через центральный холл, но оказалось, что в раздевалке есть отдельный выход, причём не сразу на улицу, а сперва в остеклённую галерейку, проходящую вдоль всей боковой стены здания. Впрочем, далеко по галерейке ходить не пришлось, здесь же, напротив выхода из раздевалки, находился и выход из этой «теплички». В нескольких метрах в стороне виднелся такой же выход из раздевалки четвёртого отделения; первое и второе выходили на противоположную сторону здания. Пока я крутила головой и разглядывала, как всё устроено, — естественно, оказалась последней.

Дев и цы разбрелись по дорожкам по-осеннему яркого парка — группами, парами. Моя давешняя собеседница стояла напротив входа, спиной к нему, рассматривая цветник с георгинами. Я подошла, молча встала неподалёку.

— Нам сказали, у тебя случилась потеря памяти, — всё так же глядя на цветы, сказала она, — и чтоб никто к тебе не приставал. Но если тебе что-то нужно — ты спрашивай. Если я смогу, отвечу.

Что ж, весьма ободряюще.

— Маруся, подскажи: как назывались блюда сегодняшнего обеда.

Она с изумлением посмотрела на меня:

— Неужели до такой степени?

— К сожалению — да, иногда не помню самых простых вещей. Хвала небесам, хоть речь не забылась.

— Действительно, могло быть и хуже, — согласно покачала она головой. — Если говорить последовательно: суп назывался «борщ», подан с чёрным бородинским хлебом, на второе был плов, хотя я бы так высокопарно его не именовала, затем компот из яблок и пирожок-расстегай с яблочной же начинкой. Не хочешь пройтись? Стоять зябко.

— Пошли, — мы направились вдоль живой изгороди. — А почему плов — не плов?

— В нормальном плове куда больше мяса. И подозреваю, что на преподавательском столе его и было больше.

— Это почему так?

— Очень просто. По уставу заведения преподаватели и учителя питаются из одного котла. Никто ведь не пойдёт ковыряться в порциях у воспитанниц. На вид блюда очень похожи…

Меня как-то возмутила эта ситуация. Особенно тот факт, что некто неизвестный тырит мясо фактически из моей тарелки!

— Так это что — получается, кухня ворует⁈

Маруся иронично поморщилась:

— Скажем так, подворовывает. Слишком нагло обчищать императорскую гимназию вряд ли кто рискнёт. Но пощипать… Там кусок, тут лоток…

То-то мне показалось, что яблоки сперва слегка поварились в компоте, прежде чем начинкой стать! Я посмотрела на Марусю, так уверенно рассуждающую о нечистых на руку служащих.

— Папа мой государственным инспектором был, — ответила на невысказанный вопрос она. — Покрупнее дельцов по носу щёлкал. Эти — так, мелкие сошки.

— Но у детей воровать? — это даже звучало как-то… фу.

— Согласна, подленько. Однако, они осторожны. Я с августа наблюдаю. Ходят по краю, на цыпочках. Рыбу поделить на порции чуть меньшие, чем положено. С каждого куска грамм по десять-двадцать — и вот тебе, три килограмма севрюги. А если по тридцать грамм усечь — то и все пять. Котлетки рубленные, то же самое, чуть поменьше накрутить. В тефтельки побольше риса добавить — не учителям, конечно, Боже упаси! Вдруг кто догадается. С мясом вот сегодня ловко обошлись. Явно же из супа вынули и воспитанницам на нём же недоплов этот состряпали. Два раза, считай, сэкономили.

Я аж остановилась.

— Ну, это, я считаю, уже наглость!

— Наглость, — согласилась Маруся, — но труднодоказуемая. Сейчас побеги к ним проверять — гарантию даю, никакого лишнего мяса в кухне нигде не припрятано.

— Уже вынесли?

— Конеч-чно. Или сами под благовидным предлогом выход и ли, или к ним кто-нибудь из семьи прибегал.

Нет, вроде мелочи, но изо дня в день вот так…

— Маруся, у меня, кажется, есть план.

— Если ты хочешь начальству на них открыть глаза, повторяю: не ст о ит. Крайне труднодоказуемо, а себе репутацию подпортишь…

— Нет, начальство вообще ничего не узнает. Во всяком случае, пока, — я покусала губу. — Я всё обдумаю и вечером тебе расскажу, хорошо?

— Только, прошу, хотя бы посоветуйся со мной, договорились? — похоже, Маруся была настроена крайне скептически.

— Договорились. Слушай, а зимой тут очень холодно?

Маруся сложила светлые брови домиком:

— Ничего себе… Ой, извини!

— Не переживай. Я учебники географии перечитала, но Россия такая большая!

— Это верно. Здесь у нас бывает холодно, хороший снег выпадает, и не очень сыро, но сильных морозов не очень много. Вот пару лет мы жили в Якутске, папа алмазные прииски инспектировал. Ты не представляешь, что там зимой творится…

Мы долго болтали и убрели в самый дальний угол сада, когда раздался звон небольшого колокола.

— Это сигнал на конец прогулки! — Маруся с довольно умеренной поспешностью развернулась в сторону раздевалки. — Пошли, а то на урок опоздаем. Музыкантша у нас принципиальная, не успеем до звонка — может заставить весь урок стоять.