Маша без медведя

05. ПЕРВЫЕ ПЛОДЫ МОИХ УСИЛИЙ

СЕАНС ГИПНОЗА

Вторая комната была обставлена менее лаконично. Видимо, в чьём-то представлении шторы травянисто-зелёных оттенков — и плотные, и тюлевые — должны были создать умиротворяющую атмосферу. И кресло, оббитое зелёным ворсистым материалом типа плюша.

Кресло было странным. При взгляде на него, я почувствовала, как ещё одна икринка со звонким «пык!» превращается в рыбку — и, о ужас, лучше бы она засохла икрой! Точно такое же кресло, со слегка откинутой спинкой, подголовником, подлокотниками и приступкой для ног стояло в стоматологическом кабинете. Только я видела детский размер, и обтянуто оно было светло-коричневой клеёнкой. Фу-фу-фу. Не хочу.

Я села на задвинутый за ширму угловой диван и услышала звук запирающей дверь защёлки. Добрый доктор, вошедший в комнату, с удивлением заглянул в этот уголок:

— Пересаживайтесь в креслице, пожалуйста.

Я подала ему руку, словно намереваясь встать, а когда он коснулся пальцев, велела:

— Садитесь.

Всё-таки мне для нормального контроля нужен был постоянный контакт, иначе человек начинал как будто плыть.

— Итак, Павел Валерьевич, скажите мне для начала: как долго длится стандартый сеанс гипноза?..

Я беседовала с доктором около часа. Выяснила всякое.

Что государство, в котором мы находимся, называется Россия, и что является оно империей. Правит государь император Александр III Владимирович, счастливо женатый на государыне Анне Павловне. Вдовствующая императрица умерла три года назад. Императору два года назад справляли пятидесятилетний юбилей, императрица на пять лет моложе.

Монаршая чета имеет четверых детей, из которых три дочери: Софья (двадцати трёх лет), Татьяна (шестнадцати) и Елена (тринадцати). Наследник был вторым ребёнком (двадцати одного года от роду), звали его Дмитрий, и в данный момент он обучался на последнем курсе военной академии.

Сословия имелись, и даже в изрядном количестве, но именно сейчас государственная дума готовила на рассмотрение государю законопроект о новом перечне сословий, поскольку прежний устарел.

Повезло-то как.

Во всяком случае, в обществе совершенно чётко присутствовали дворяне, духовенство (нескольких конфессий), служилые люди разных сфер, купечество, крестьяне, мещане, рабочие. Помимо этого доктор пошёл разглагольствовать о почётном дворянстве и о статусах землевладельцев. Всё это, должно быть, до определённой степени его задевало, поскольку рассказывал он увлечённо и подробно — настолько, что я (будучи совершенно не в теме) быстро потеряла нить повествования и задумалась о своём.

Мне предстояло определиться с сословием. Вот прямо сейчас.

Из детских воспоминаний на сословную принадлежность мало что намекало — да и стоило ли на них ориентироваться, по-честному-то?

Баграр принадлежал к высшей военной аристократии, но, как я уже упоминала, был убеждённым холостяком, раздолбаем и дебоширом, поэтому духом высокого аристократизма в нашем доме и не пахло. Выбрать мещанство? Мне почему-то не нравилось, как это звучит. Ни то, ни сё. Вроде как: не можешь ни служить, ни работать — ну будь мещанином, что ли…

— Павел Валерьевич, — бесцеремонно прервала я докторские рассуждения, — а какое сословие имеет максимально высокий статус в обществе?

— Дворянство, конечно же! — мгновенно ответил он.

Дальше мне пришлось приложить усилия по части изобретательности в вопросах, поскольку доктор никак не желал съезжать с накатанной дорожки беседы о почётных гражданах. Еле как я из него выцарапала фамилию, более-менее подходящую к моему прозвищу: Мухина. Когда начала выспрашивать более точно, доктор внезапно снял с полки над нашим диваном толстую книгу (почитывал он её тут при случае, что ли?) и начал листать и показывать мне картинки, снабжая всё подробнейшими комментариями. Причём, если я просила покороче, он всплёскивал руками и возглашал: «Матушка, да куда ж уж короче!» В конце концов так меня эти подробности достали, что я стала напоминать себе Баграра с похмелья.

Мухиных нашлось несколько родов, причём вообще не связанных друг с другом. Все они были не особо древними — чуть больше сотни лет младшему, около двухсот — старшему. Все были большими и рассеянными (в смысле — по империи рассеянными). В итоге я выбрала тот, у которого основателем был известный для своего времени доктор-физиолог — с бриллиантовыми колечками, медицинской змеёй и орлиными крыльями на гербе.

Теперь надо было определиться с местом моего рождения. Думала я так и сяк, хотела тоже примучить доктора своими допытками да выбрать какой-нибудь глухой медвежий угол, а потом вспомнила слова Баграра: «Легче всего спрятаться в толпе».

Зачем мне местечко маленькое, где все друг друга знают? Пусть будет мой родной Заранск. Город большой, миллионник, тут кого хочешь можно спрятать.

— Доктор, а что будет, если по вашему запросу не удастся обнаружить никаких моих родственников?

Доктор с усилием оторвался от своего возлюбленного тома:

— В случае невозможности это исполнить, вам будет назначен временный опекун от попечительского совета её величества государыни императрицы Анны Павловны. Дворянских девиц неимущего состояния помещают в специальные её величества гимназии постоянного пребывания — до достижения совершеннолетия. У нас в Заранске есть такая. Насколько я знаю, государыня сама принимает участие в благополучном устройстве будущности своих воспитанниц.

Хм.

— А совершеннолетие у нас во сколько?

С совершеннолетием (я-то по наивности решила, что это простой вопрос!) всё оказалось очень запутанно.

Всё мало того что зависело от пола и состояния, так ещё и от условий.

Скажем, для дачи показаний в суде человек рассматривался как совершеннолетний с четырнадцати лет.

Управлять имуществом можно было уже с семнадцати лет — но все серьёзные манипуляции вроде купли и продажи недвижимости или драгоценностей совершать только с присмотром и согласием попечителя, а совсем самостоятельно — только с двадцати одного. Ха!

В нижние чины целого ряда служб поступить можно было по окончании среднего школьного звена (то есть, седьмого класса) — а значит, тоже в четырнадцать, но если каким-то образом умудрился закончить ранее — то и ранее можно. Но это только для юношей.

Для незамужних лиц женского пола поступление на службу (даже на медслужбу, допустим, санитаркой) было возможно не ранее восемнадцати лет с согласия попечителя, а для замужних — с шестнадцати, но с согласия мужа! Самостоятельно устроиться на работу я смогла бы после двадцати одного. Но тут, опять же, если муж (у кого он есть) был против трудовой деятельности супруги, по его требованию женщину освобождали от занимаемой должности в трёхдневный срок.

Мать моя магия, как всё накручено…

Зато жениться можно было в восемнадцать! Парням. А девушкам — уже в шестнадцать. Что, интересно, — девушкам невтерпёж, что ли? Но тем и другим до двадцати одного требовалось согласие родителей или попечителей. Блин!

Ещё больше возрастных заморочек было во всяких выборах, дворянских собраниях и думах — там ограничения были совершенно разнообразные. Доктор снова пустился в деталях разбирать тонкости этих ограничений, а я даже вникать не стала — не до того. Да и смысл? Всё равно это только для мужчин, и зачем мне голову забивать.

И всё это не давало мне прямого ответа на мой вопрос.

— Так всё-таки, до скольки лет девушки учатся в этих ваших богадельнях?

Доктор посмотрел на меня искоса:

— Милочка! Все дети, независимо от пола и сословия, получают обязательное начальное и среднее образование.

— Семь классов?

— Да-да-да! Затем, есть некоторые училища, в которые можно поступить, успешно сдав экзамен — вот, скажем, медицинские училища для низшего уровня персонала курирует великая княжна София.

— Там учатся бесплатно? — уточнила я.

— Те, кто прошёл вступительный отбор — абсолютно бесплатно. Нет, можно и вне конкурса, но оплата небольшая. Даже крестьяне своих детей спокойно пристраивают. Рабочие тоже.

— А есть и платные?

— Е-е-есть. В основном технические. Бывают стипендиаты и в этих заведениях, для того и организуются различные конкурсы среди юношества…

Далее доктор разразился пространной тирадой про учёбу и пользу усердия.

— А что там с императорской гимназией-то? — совсем уж нетерпеливо перебила его я.

— Внутренний уклад может отличаться от дворянских гимназий неполного дня, — развёл руками доктор. — Тем не менее, предполагается, что за время пребывания в этом заведении воспитанницы усвоят девятилетний курс полной школьной программы, а также приобретут ряд навыков, необходимых для ведения домашнего хозяйства. Кроме того, все без исключения гимназистки приобретают достойные и уважаемые в обществе приобретение профессии, в меру способностей. Я досконально не помню обо всех, но точно знаю, что медицинское отделение при гимназии имеется.

Да уж! Или здесь и впрямь все сдвинуты на медицине, или дядя доктор чисто в силу своей специфики в курсе событий.

— Слышал о художественном, — продолжил меж тем Пал Валерьич. — Педагогическое, скорее всего. Возможно — музыкальное…

Ясно-понятно. Я посмотрела на часы. Целый час уж телепаемся!

— Итак, дорогой Павел Валерьевич, сейчас мы вернёмся в ваш кабинет и запишем все полученные в результате гипнотического сеанса данные.

Когда доктор уселся за стол, я продиктовала:

— Мухина Мария Баграровна. Дата рождения: восемнадцатое февраля, год сами высчитайте, мне сейчас семнадцать, — доктор деловито кивнул. — Место рождения: город Заранск, остального не помню. Листок с буквами верните мне, он вам совсем не нужен. Остальные рисунки велите развесить в отделении. Те, что больше на кружева похожи — в комнаты к особо нервным пациентам, острогранные — к персоналу, веселее работать будут. Мне велите принести учебник, по которому дети читать учатся, толковую книгу по истории государства нашего и по географии. И про устройство общества, пожалуй. Можно учебник или так. Журналов разных из последних — посмотрю, что мне интересно будет. Из вещей: поставить в палате стол, стул, бумаги принести несколько пачек хорошей рисовальной, краски, кисти, цветные карандаши и прочее, что из подходящего для рисования сможете найти. Ниток вязальных хороших и крючков разной толщины, — доктор схватил другой листок и деловито в нём записывал. Да разузнайте, где вчера был пожар — точный адрес и кто расследованием занимается. Никому об этом не рассказывайте, только мне.

Все свои внушения я тщательно заякорила на докторский перстень — очень уж эта каменная пирамидка оказалась для такого дела удобная. Да и, судя по виду, доктор с этим перстнем никогда не расстаётся. Я вообще сомневаюсь, что он сможет его так запросто с пальца снять, если вдруг захочет.

Ну, всё, пора выходить.

— А теперь, дорогой доктор, отпустите меня в палату и оформите запрос о моей личности, как это у вас положено.

Павел Валерьевич на секунду замер, осмотрел стол, словно просыпаясь, и потянулся к предмету, который я первоначально никак для себя не выделила. И только когда он снял трубку, я поняла, что это было! Телефон!

Тот телефон, что остался в моей детской памяти, на стенке в прихожей нашей квартиры, был чёрным прямоугольным ящичком со слегка скруглёнными гранями, внизу у него был крючок, на который привешивалась трубка со специальным колечком, а на передней панели — дисковый наборный круг. Из сходств с этим аппаратом здесь был только витой шнур, соединяющий основной корпус с трубкой.

— Шурочка! — сказал доктор в трубку. — Курьера вызовите мне, пожалуйста!.. Да-да… Спасибо! — потом нажал на рычажки телефона, на которые полагалось укладывать трубку, и набрал ещё один номер: — Агнесса Матвеевна, милочка, проводите девушку в палату.

— Да я, в общем-то, сама могу дойти, — скромно предложила я.

— Ах-ха… да-да… видите ли, у нас так не принято.

Дверь распахнулась — должно быть, сестринская находилась совсем близко.

— У нас прекрасный прогресс! — порадовал медсестру доктор. — Девушка вспомнила своё имя, её зовут Мария, можете вписать в карту назначений. Мухина Мария, — и многозначительно добавил: — дворянского сословия.

Медсестра как будто молча сказала «ах!» и выразительно кивнула:

— Всё поняла, Павел Валерьевич! Всё поняла! Пойдёмте, Машенька!

Мы проследовали длинным коридором до моей палаты. За дверью Лейлы стояла тишина.

ИЗМЕНЕНИЯ

Я проводила очень вежливую медсестру и вернулась к идее рисования. Два листочка у меня всё-таки ещё осталось! Я сидела и размышляла, что если в палату втащат стол, в ней станет совсем тесно.

В кармане платья что-то мешалось, и я с некоторым удивлением вытащила из него свой носовой платок с завязанной в него риталидовой оправой. Это хорошо, что никто её не вытряс нечаянно! При здешнем магическом богатстве, глядишь, и восстановить получится. Я сунула своё сокровище пока что обратно в карман и продолжила рисование.

Спустя буквально двадцать минут в двери постучали.

— Войдите.

На пороге показалась та самая Агнесса, только что не с караваем.

— Прошу прощения, госпожа Мухина…

— Можете спокойно звать меня Мария, без титулов.

Наверное, я сказала что-то не то, потому что по лицу медсестры словно пробежала странная тень. Или показалось мне?

— Э-э-э… Мария, Павел Валерьич распорядился вас в другую палату перевести, — теперь Агнесса кланялась почти на каждом слове, напоминая своими движениями то ли уточку, то ли неваляшку.

Да что случилось-то???

— Хорошо, — я встала, достала из-под подушки свою щётку, ночнушку, поднос с двумя листочками сунула под мышку — а больше у меня и не было ничего, — идёмте.

Мы снова прошли весь длиннющий коридор — почти до самого поворота. Медсестра толкнула дверь и снова клюнула воздух:

— Проходите.

Новая палата оказалась в четыре раза больше предыдущей. Для начала, в ней был стол! Больше похожий на обеденный, чем на письменный — да и тем лучше, люблю садиться со всяких сторон, а не только с той, где мастером предусмотрена ниша для ног.

Из дополнительных приятностей присутствовал небольшой шкаф с закрывающимися дверцами внизу и открытыми полками вверху. И стул. И толстая пачка бумаги!

Кровать тоже была рангом повыше — в полтора раза шире прежней. А над кроватью не один звонок, а целых три! И даже постельное бельё не просто белое, а с какими-то голубенькими цветочками. Наверное, в больнице для бедных это невыразимый шик. Правда, на углах пододеяльника и наволочек чернели такие же казённые печати, как и на прежнем белом, а на простыне в изножье кровати страшно чернела надпись «ноги», но это меня тревожило мало.

Торопливыми шагами влетела ещё одна медсестра с бренчащей банкой:

— Вот! Пал Валерьич сказал: к вечеру будет всё, что вы просили, — эта тоже клюнула носом.

— Спасибо, вы можете идти, — я приняла банку. При ближайшем рассмотрении в ней обнаружились ручки шести цветов и несколько разномастных карандашей.

Разноцветным ручкам я обрадовалась больше всего. Цветной узор куда лучше впитывает ману, чем простой графитный! А маны здесь тоже было больше, возможно, потому, что окна было два, и рядом со вторым в стену была врезана высокая, в верхней части остеклённая дверь. Причём, стёкла не были замазаны краской, и решёток непосредственно на окнах не было, а сами окна выходили на крошечный садик, с трёх сторон окружённый глухой кирпичной стеной.

Стены меня волновали мало — главное, что садик был! Низкорослые клёны горели в нём красным и багряным, и была открытая земля газона — а ничто так сильно не излучает ману, как живая земля, разве что море. Поэтому маги старались селиться в лесу или на побережье.