Маша без медведя

15. ПОТРЯСЕНИЕ

ЛИТЕРАТУРА

С завтрака все расходились не отделениями, а классами. Мы под водительством Агриппины прямиком направились в свою учебную аудиторию, где нас уже ждала пожилая и довольно полная литераторша с обширным седым узлом волос. Ко мне у неё никаких вопросов не было, тема начиналась новая, и мне, как и всем остальным, оставалось только слушать.

Роман назывался «Война и мир» (занимал аж четыре книги(!), которые каждой из нас незамедлительно были выданы) и рассказывал о событиях полуторавековой давности. Кое-что из первых глав даже было прочитано по ролям (мне досталось только слушать). На первый взгляд, всё довольно путано. Имена, титулы, салоны, часть текста на французском, который я вообще не знаю, и мне приходилось беспрерывно заглядывать в сноски. Судя по интонациям, все дружно осуждали столичного хлыща Анатоля из рода Курагиных, который жаловался, что был-де прогрессивный император, Пётр Третий, собирался отменить обязательную дворянскую службу, да не успел.

В местных императорах прошедших эпох я ещё путалась, но Анатоля осуждала тоже. Что это за дворянин, который не служит своей стране? За что тогда ему дворянство и всякие привилегии? Опять же, не хочешь служить — переходи в другое сословие.

На дом было велено прочитать первых пятьдесят страниц.

ЧЕМУ ТУТ ЕЩЁ УЧАТ

Далее шли уроки: математика и логика (это вместе), физика и иностранный язык. С первыми двумя никаких проблем у меня не возникло, физика вообще показалась легкотой для начинающих, а вот иностранный… Понятно, почему девчонки Толстого с такой лёгкостью читают!

Поняв, что тут мне не светит, я плюнула на всё, прикрылась густой «тенью» и сорок пять минут конспектировала особенности применения огненной магии в условиях воздушного боя.

Зато «Закон Божий» меня поразил, хоть батюшка и был сегодня как будто погружён в какую-то не касающуюся урока проблему. Я, собственно, даже знаю, в какую — я же сама сказала кухонным работницам вызвать и директрису, и батюшку. Однако, разбираемая сегодня тема, а ещё более — то, какие энергетические потоки свивались вокруг священника, когда он забывал о земных перипетиях и концентрировался на небесном — это заставляло меня замирать от восхищения.

С другой стороны, мне также хотелось бы спросить, чем кончился вчерашний вызов. Не решились ли воровки упорствовать? Если да, то дела плохи. А если вопрос с Далилой тоже предъявили ему на рассмотрение, то проблем получается уже две.

Но — любопытству пришлось смириться. Откровенно говоря, испытывать на служителе храма свои магические приёмы я опасалась. Было у меня подозрение, что может прилететь неожиданный и неприятный ответ. Причём, не преднамеренный, а нечто вроде автоматической сигнализации. Зато я попросила у батюшки начальную книгу по обучению этому замечательному предмету. И он мне её дал! Даже две!

Одна называлась «Закон Божий для детей» и в подробностях разъясняла молитвы, описывала праздники, толковала событий Священного Писания и всяческие церковные установления. А вторая, вызвавшая у меня полный восторг — книга жизнеописания Бога, пришедшего на Землю! «Новый Завет». Видимо, был ещё и старый, но священник сказал, что этот — главнее, а самые важные части — первые четыре с дивным названием «евангелия». Книга в энергетическом плане светилась как маяк! Батюшка, когда мне её передавал, смотрел на меня странно. Но это мне сказала Маруся — потом, по дороге на обед.

Я обругала себя за то, что нужно бы лучше следить за лицом. Хотя, на самом деле, мне хотелось не обедать, а немедленно, поскорее забиться куда-нибудь в уголок и почитать…

НОВОСТИ!

К обеду по гимназии распространилась новость, что все четыре поварихи сразу заболели, и вместо них срочным порядком приглашён су-шеф графьёв Строгановых — Андрей Николаевич, человек молодой, но успевший уже ради стажировки в лучших ресторанах мира поездить по разным странам Европы, Азии и даже Южной Америки. Все, конечно, знали, что графиня Строганова начальствует над императорскими дворянскими сиропитательными заведениями, однако столь трепетной заботы никто не ожидал.

Но более всего гимназисток будоражил сам факт присутствия в гимназии мужчины. В разгар обеда повар вышел и весьма галантно, хоть и сдержанно, пожелал всем приятного аппетита, что вызвало в рядах воспитанниц и даже сотрудниц небывалую плохо скрываемую ажитацию. Мне это было до крайности непонятно. Ну, мужчина. И что? Но Маруся рассуждала с определённой холодностью восприятия, к которой я начала уже привыкать:

— Смотри сама. Б о льшая часть девочек находятся в гимназии по многу лет. Пять. Семь. Одиннадцать. Мужчин они видят в лучшем случае в выходные и то… Я бы сказала, мельком. Они живут почти исключительно в женском обществе, почти как в монастыре.

— А что, разве преподавателей-мужчин нет?

— Кроме батюшки — нет. Но батюшка, сама понимаешь, — лицо духовное, отношение к нему совсем иное. Ещё из персонала есть дворник и разнорабочий. Они стараются воспитанницам на глаза не попадаться. Шофёры — то же самое. Они… безликие, что ли? А это повар, он смотри какой живой. Громкий ещё, чисто итальянец.

Действительно, присутствие в кухне живого мужчины было как-то особенно осязаемо, время от времени из-за заслонки доносилось, как новый командир гимназической кухни разговаривает с работницами, что-то темпераментно объясняет или даже шутит, хотя за исключением пожелания приятного аппетита больше мы Андрея Николаевича в обед (как, впрочем, и в иные приёмы пищи) не видели. Этот эмоциональный голос заставлял дам розоветь и держать себя более изысканно. Расставленные рядами столы внезапно начали напоминать жёрдочки с цветными птичками, которые вдруг разом решили пригладить свои пёрышки и расправить хвостики.

Зато обед был, как полагается, постный. Великолепный рыбный суп (который все называли «уха») с янтарными капельками жирка, нежные запечённые куски красной рыбы с овощным гарниром, лимонный чай и ломтики фруктов в карамельной глазури. Понятное дело, что строгановский су-шеф готовил куда лучше гимназической поварихи, и искренние восхищённые восклицания наполнили столовый зал.

Между прочим, ни на завтраке, ни на обеде не было директрисы, и я начала втайне подозревать — уж не причастна ли она к воровству продуктов, хотя это было бы уж совсем как-то фу. Однако, к финалу обеда Надежда Генриховна стремительно вошла в зал и объявила:

— Внимание! Воспитанницы отправятся на прогулку в сопровождении горничных, а весь педагогический персонал прошу остаться для экстренного совещания.

— Как думаешь, чем дело кончится? — спросила я Марусю, когда мы вышли на улицу и удалились от остальных.

Она слегка прикусила губу и несколько шагов прошла молча, прежде чем ответить.

— Тут может быть несколько вариантов. Насколько я могу судить, вчера вечером разразился скандал. Но, скорее всего, его постараются не выпустить за стены заведения. Иначе мы бы уже видели работу ревизионной комиссии. А такое скрыть просто невозможно. Деталь вторая — графский повар. Не с улицы же он пришёл?

— Откуда он вообще взялся, я удивляюсь. Неужели Строгановы живут в Заранске?

— Не знаю, есть ли у них тут дом, а вот насчёт большого летнего поместья знаю точно. А также и о том, что в этом поместье находится знаменитая Строгановская утеплённая оранжерея с поздними розами. Самый пик цветения приходится на конец сентября — начало октября.

— А Строганова — особая любительница роз?

— Она сама нет. Однако, её подруга…

— Императрица! — догадалась я.

— Да. Анна Павловна обожает розы и не упускает случая заехать к сердечной подруге на несколько дней. Даже если она ещё не приехала — в поместье вовсю идут приготовления к приёму высочайшей гостьи.

— И сама графиня, конечно же, там.

— Именно так. Полагаю, что именно к ней и бросилась наша дорогая Надежда Генриховна, как только вопиющий факт воровства вскрылся, — Маруся снова покусала губу. — Между тем, дружба дружбой, а репутация императорской гимназии не терпит столь грязных пятен. Именно поэтому на замену оскандалившимся сотрудникам и был направлен аж целый графский су-шеф. Компенсировать по-максимуму.

— Погоди, а поварихи? Их куда? Просто выгонят, что ли?

Маруся фыркнула:

— Нет, моя дорогая, так не бывает — «выгонят»! Это тебе не пряник с лотка стянуть. Налицо факт сговора и многомесячные, если не многолетние, методические кражи. Думаю, их подробно допросили. Возможно, дважды или даже трижды — сперва здесь, затем у статс-дамы, и позже с привлечением полицейских чинов. Суд, скорее всего, проведут закрытый или даже тайный. Наказание в этом случае пропорционально нанесённому ущербу: возмещение плюс штраф.

— И большой штраф?

— До годичного жалованья. Либо принудительные работы на тот же срок. Это уже судья решает.

— Это не считая возвращения украденного?

— Да. Если виновный не в состоянии вернуть похищенное, срок принудительных работ возрастает и гашение задолженности идёт за счёт жалованья.

— А семья? — мне вдруг стало жаль этих дурочек.

Маруся заложила руки за спину и сделалась похожа на лектора:

— Тут возможны варианты. Если виновный раскаивается, сотрудничает со следствием и решительно становится на пусть исправления, он вполне может продолжать жить в семье. В этом случае выдаётся предписание о запрете покидать пределы, скажем, уезда или губернии. Далее, расписывается календарь гашения задолженности — и всё. Человек может сам устроиться, куда захочет или сможет. Однако, если наступает просрочка платежа, в первый раз выносится предупреждение, а во второй — уже предписание о явке на обязательные работы. Но жить может также в семье.

— Надо же.

— Да. Вот если будет попытка покинуть границы предписанной территории проживания — тогда уж ограничения свободы. Поселения или колония.

— Ты прямо как энциклопедия!

— Два года назад я присутствовала на разбирательстве по делу о золотых приисках. Всё это растянулось на несколько месяцев, и за это время я успела стать специалистом в некоторых областях права.

— Так тебе надо на это… как эта профессия называется?.. учиться надо!

— Я думаю над профессией юриста. Есть некоторые сомнения… но этот вариант вполне возможен, да.

ЕЩЁ УДИВИТЕЛЬНОЕ

Предмет, обозначенный в среду после прогулки как «химия» оказался вовсе не химией. Во всяком случае, совсем не такой химией, как я ожидала. Полностью его называли «Химия домашнего хозяйства» и включал он кучу практических хитростей и полезностей, которым цены бы не было, если бы я не умела всё это делать магически. Сегодня, к примеру, была тема «Использование минеральных удобрений в комнатном цветоводстве». Обалдеть, конечно. Второй (связанный по смыслу, на мой взгляд) вечерний предмет назывался «домашняя экономика». Класс с вялой заинтересованностью решал задачки по расчёту заданного меню на определённое количество человек.

А я вместо этого накрылась тенью и достала выданную батюшкой книжицу. У меня было абсолютное ощущение предчувствия, что я стою на пороге тайны.

Так я два урока и просидела в «тени». После второго оторвалась от книги с чувством совершённого открытия. Вот почему мир здесь настолько полон энергией! Когда-то сюда приходил Бог. Ходил по земле, благословлял воду. Сферы небесные, да здесь всё пропитано божественной энергией!

— Маша!.. Маша!.. — я поняла, что Агриппина стоит рядом и безуспешно ко мне взывает.

— Когда это было?

— Что? — она, кажется, немного испугалась.

— Вот это? — я потрясла перед лицом книжкой. — Когда приходил Бог?

— От Рождества Христова ведётся счисление нового календаря… Маша, как вы себя чувствуете? — правда, испугалась.

— Нормально, — я поправилась: — Хорошо.

Не поверила.

— Голова не болит?

— Нет, всё хорошо, правда!

— Тогда давайте пойдём на чаепитие.

— Давайте.

Однако после чаепития Агриппина не сразу ушла домой, а всё-таки сопроводила меня к докторше.

ВРАЧИ ТЕЛЕСНЫЕ И ДУХОВНЫЕ

Елена Игоревна, пожилая серьёзная тётя в очках, выполнила обычный местный комплекс вроде прослушивания лёгких, подсчёта пульса и заглядывания в глаз и вынесла вердикт «соматически здорова». А что касается памяти и стабильности эмоций, то для полного восстановления требуется время, душевный покой, свежий воздух, гигиена и сбалансированное питание — всё это гимназия обеспечит. А доктор будет наблюдать.

— Заходите ко мне, милочка, если вдруг почувствуете недомогание, — она посмотрела на меня добрыми глазами, огромными в линзах её стеклянных очков, — и чрезмерно в нагрузках пока не усердствуйте, ни в умственных, ни в физических.

— Хореография? — уточнила Агриппина.

— Не ст о ит. Прыжки, усиленная нагрузка на сосуды… Нет-нет, опустим. Ограничимся утренней зарядкой и прогулками.

Остаток времени, отведённый для приготовления уроков, я читала книгу про то, как Бог ходил по этому миру, и испытывала самые разные чувства. Часто — удивление и даже злость на этих… как их… фарисеев! Потом я одёргивала сама себя и напоминала, что мир другой, люди не могут ни простым зрением напрямую видеть энергию, ни ощутить её отчётливо. И вот эти некоторые сцены из книги — явно же Бог сам, своими усилиями давал людям иногда увидеть мощь энергетического потока. А в остальных случаях они переживали всё, видя в основном уже результаты.

Я закрыла книжку и сидела, уставившись на её обложку — тёмно-синяя кожа, тиснёные золотые буквы. Пару раз около меня останавливалась курсировавшая по классу классная шестнашек, но ничего не сказала.

Однако во время ужина Маруся сказала:

— Катя на тебя батюшке жаловалась.

— Из-за чего? — удивилась я.

— Из-за твоего отрешённого вида. Боится, как бы ты не впала в экзальтацию.

Я усмехнулась. Эх, ребята! Да если бы вам открылась величайшая тайна мира — так же, как мне! Немудрено тут слегка подвинуться рассудком.

Екатерина же (и её как воспитательницу можно понять) предприняла некоторые действия, и после ужина велела мне зайти в маленький храм на третьем этаже. Перед этим походом я предприняла некоторые приготовления: вынула из узелка риталидовую оправу… но одеть побоялась, уж больно в плачевном состоянии находилась застёжка. Поэтому я просто вложила её в лифчик. Зубчики кололись и царапались, зато контакт с телом получился непосредственнее некуда — если вдруг меня снова энергией захлестнёт, я хотя бы огнём искрить не буду.

Я подошла к маленькому храму (или, как ещё тут говорили: «малому приделу») и взялась за ручку двери — и тут услышала из-за двери рыдания. Плакал девчоночий голос. Потом батюшка отвечал что-то, слов было не разобрать, только бу-бу-бу. Вроде, разговор стал тише. Я отошла к ближайшему окну и уставилась на внутренний двор. Удивительно, но кое-где на спортивной площадке, поднятой на уровень второго этажа и прикрытой с четырёх сторон корпусами, виднелись жёлтые осенние листья. Ветер наносит.

Скоро, говорят, листопад войдёт в полную силу и засыплет всё. Потом листья совсем облетят, и я увижу, какова здесь поздняя осень. Судя по картинкам, сыро, холодно и неприглядно. А потом станет ещё холоднее, но сухо и бел о, зима придёт. Снежной зимы я не видела с самого детства…

Дверь малого придела скрипнула, и по коридору засеменил белый кокон. Далила. Понятно, чего она ревела. Раз прячется — значит, или Агриппина не сказала, или она ей не поверила.

Простынь ей выдали, что ли, чтоб закутываться?

Раструб обмотки смотрел чётко себе под ноги. Белый кокон дошёл до противоположного угла коридора и свернул в боковое ответвление. Агриппина, вроде, говорила, что изолятор здесь же, на этом этаже?