Глава 4 Врать плохо

Маша стояла посреди прихожей, всем своим видом изображая картину Репина «Не ждали». Она хлопала глазами так часто, что Мишка сам заморгал. Выглядела хозяйка дома очень миленько. Кроткие шорты и длинные, выше колена, гольфы. Или гетры. Мишка не очень разбирался во всем этом чулочно-носочном, девчачьем трикотаже. А вот в ногах девичьих разбирался очень даже неплохо. У Машки они были красивые. Может чуть тонковаты на его вкус, но это можно было легко поправить тренировками. И лукавила девчонка, когда говорила, что не приседает ни с чем тяжелее грифа. Квадрицепс у нее был. Хороший такой, рабочий квадрик. Даже на глаз Мишка прикинул, что она легко присядет с шестьюдесятью килограммами. Возможно, и фронтально.*

Пока он ее бессовестно разглядывал, Маша немного пришла в себя, обрела дар речи, чтобы задать сакраментальный вопрос.

Ты откуда тут взялся?

Приехал, просто ответил Миша, разуваясь.

Я тебя не звала.

Дождешься от тебя, заворчал он, снимая куртку, вешая на крючок возле Машиного пальто.

Как бы между прочим отметил, что вещи присутствуют только женские, а значит скорее всего живет одна. Бойфренд все бы еще больше запутал. Миша понадеялся, что такового нет не только в Машином жилище, но и в жизни.

Пресекая ее попытки устроить разнос, Миша заговорил сам. Спокойно, уверенно, убедительно.

Понимаю твое возмущение, Мария, но у нас сейчас нет времени на это. Давай постараемся унять твои гормоны и спокойно поговорить. Это ведь нас обоих касается.

Что касается? она словно не понимала, Зачем ты приехал?

Как зачем? Миша начал злиться, Хотел увидеться нормально. По телефону такие вещи не обсуждают.

Да какие вещи, Миш?

Ребенок, беременность, врачи, узи Что еще там? Анализы? И вообще, мы будем родителями. Разве это не повод мне тебя навестить?

Ответом ему был сначала смешок, а потом нервный, переходящий в истеричный смех.

Миш, я Я не захлебывалась Маша икотой и хохотом, не в силах прекратить, Не будет у нас никакого ребенка.

Аборт? Ты аборт сделала? тут же озвучил первую мысль Миша.

Неееееет, Маша продолжала всхлипывать, Не было никакой беременности. Я пошутила.

Что? теперь пришла очередь Симонова выкатывать глаза из орбит, Ты ЧТО?

Он повысил голос на последнем слове. Машу его крик словно отрезвил. Она последний раз шмыгнула, утерла слезы, вздернула нос.

А ты и примчался сразу, усмехнулась зло, Вот уж не думала, что поведешься так легко.

Миша сделал два шага вперед, схватил ее за плечи, хорошенько встряхнул.

Это неправда. Скажи, что врешь.

Наврала, что беременна. Сейчас не вру.

МАША! рявкнул Симонов, снова встряхнув ее сильнее прежнего, Разве так можно?

А почему нет? дерзко отвечала она, Тебе же можно подождать месяц после перепихона и только потом объявляться с тупыми вопросами.

Я начал Мишка, но не нашел слов, только повторил опять, Я.

Головка от патефона «Заря». Перетрухал, да? А вдруг залетела эта дуреха и не сделала аборт? Лучше ведь проконтролировать, да?

Нет, господи, нет, оправдывался он, продолжая трясти ее для убедительности, словно куклу, Все не так.

А выглядит именно так. Ты, Симонов, выглядишь последим слизняком. Впрочем ты всегда им и был.

Замолчи, процедил он сквозь зубы, сильнее сжимая девичьи плечи.

Правда глаза колет? Вон отсюда! Проваливай назад в свою Москву. Мудак!

Последнее слово Маша буквально выплюнула ему в лицо. С таким удовольствием и злостью, что Мишка вскипел. Он мог, наверно, сунуть ее головой под холодную воду, чтобы остыла, а потом популярно и спокойно объяснить, как Маша неправа. Ну или частично неправа. Но он не нашел сил. Хладнокровие в кои то веки отказало ему.

Миша просто поцеловал ее. Прижал к себе покрепче и впился в ядовитые губы поцелуем. Она, конечно, попыталась вырваться, врезала ему в грудь кулаком, но на этом и успокоилась. Маша перестала дергаться, раскрыла губы, встретила его язык своим, так яростно и неистово, словно ждала этого всю жизнь. Миша не сдержал гортанного стона. Он прижал Машу к стене, понимая, что одними поцелуями вряд ли ограничится. Кровь забурлила, будя животные рефлексы и первобытные потребности.

Что ж ты за ведьма, прорычал Симонов, целуя ее шею, расстегивая пуговки на вытянутой домашней кофточке.

Сам козел, не сталась в долгу Маша, но повернула голову, чтобы ему было удобнее водить языком от уха к ключице.

Хочу тебя, продолжал признания Мишка, с трудом отрываясь от горячей, уже чуть влажной кожи.

Избавившись от кофточки, он с удовольствием обнаружил отсутствие лифчика. В туалете «ДжедайКроссфит» не успел ее даже раздеть. А вот сейчас с удовольствием осматривал груди, плечи, плоский живот с еле заметными выпуклостями кубиков. Несколько раз провел ладонями от Машиной шеи до резинки шорт. Ему нравилось трогать ее, прикасаться. Даже голова немного закружилась. Лекарство от этого недуга он решил поискать у Маши в трусиках.

Она вскрикнула, когда он коснулся ее там, но опять была не против. Вцепившись в Симонова мертвой хваткой, Маша буквально повисла на нем. Для верности еще и ногу закинула ему на бедро и тихо поскуливала от невероятных ощущений, который дарили его пальцы. Но ее счастье не было долгим. Очень скоро Миша убрал руку, быстро расстегнул джинсы.

Не могу хочу тебя, заноза, снова признался он. Вроде как извиняясь.

Маша ухватилась покрепче, помня, как все было интенсивно в прошлый раз. Миша не разочаровал. Он снова торопился, был почти грубым. Но так сладко прижимал губы к ее щекам, векам, касался поцелуями виска, лба, что Маша принимала неистовство с радостью. Даже с какой-то гордостью. Второй раз ведь довела человека.

Уже закончив, он долго стоял, не отпуская ее. Маша попыталась опустить ногу, но Мишка промычал что-то недовольно. Вроде попросил не шевелиться. Она послушалась. Благо тренировки позволяли достаточно долго сохранять статическое положение. Cлушать Мишкино дыхание было приятно. Он не сразу смог его выровнять. Видимо поэтому и нуждался в паузе.

Я я опять в тебя, зашептал он Маше в ухо, не смея поднять глаз и встретиться взглядом.

Она уже пришла в себя, поэтому ответила в своем духе:

Я таблетки пью, чудо. Это вы мужики безмозглые: сунул-вынул-все дела.

Ммм, неопределенно замычал Симонов.

Он еще решал, должен ли обидеться, возмутиться или покивать, как Маша заявила:

Ты как хочешь, а я иду в душ.

Тут уж Мишка долго не думал.

Я тоже хочу в душ, обнаглел и улыбнулся, с тобой.

Больше ничего не хочешь? закатила она глаза.

Еще поесть, но это подождет.

Маша только ехидно хмыкнула. Симонов посчитал, что отсутствие посыла знак согласия. Не ошибся. Он галантно помог даме забраться в ванну, придержав за локоть. Правда снова нарвался на снисходительно колкий взгляд, но его опять же не гнали. Это плюс.

Пристроившись сзади Маши под струями душа, он какое то время просто стоял, наслаждаясь теплой водой. Она тоже не двигалась. Лишь подняла голову, подставляя лицо, словно летнему дождю. Миша вспомнил, что у него есть руки и решил, что зря они висят вдоль тела без дела. Он положил ладони на Машины плечи, потер, привлек к себе. Она прижалась спиной к его груди, откинув голову назад. Было в этом что-то доверчивое, наивное. Словно он был стеной, а она былинкой на ветру. И только он мог защитить ее, не дать улететь в черную даль.

Мишка потерся щекой о мокрые волосы Маши, скользнул рукой вверх, обхватывая пальцами шею. Она была такой тонкой, хрупкой, маленькой. Его большая мозолистая ладонь лежала громоздким ожерельем. Надави он чуть сильнее, придушил бы легко. Но рука словно знала, как сильно можно сжать. Миша чувствовал ее комфорт, рассчитывал силу. Сам не знал, почему, но был уверен, что не сможет сделать этой девочке больно. Словно он знал ее всю жизнь. Словно всю жизнь изучал ее тело.

Его вторая рука обхватила грудь Маши. Ей богу, он хотел просто помыться, но ее близость, нагота, податливость и гипнотический шум воды поменяли планы. Оказалось, что Маша не против. Она тихо постанывала, отзываясь на его ласки. Мишка полагал, что на втором раунде сможет нечто большее, чем сомнительный подвиг в туалете и в прихожей. Но куда там. Очень скоро выдержка его покинула. Потребность оказаться внутри была столь острой, что все в паху заныло. Он надавил Маше на спину, безмолвно прося наклониться. Она снова послушалась, уперлась руками в стену, прогнулась.

И снова все кончилось слишком быстро. Он ощущал ее так остро, почти болезненно. Хотел сдержаться, но не нашел сил. В этот раз Симонов был уверен на все сто, что кончил только он. И начал подозревать, что и до этого играл в одни ворота.

Чтобы хоть как-то загладить вину, он потянулся рукой вниз. Маша шлепнула его по пальцам.

Может, мы уже помоемся?

Стоит попробовать, хохотнул Мишка.

Маша протянула ему цветочный гель со злорадной усмешкой. Симонов принял его без брезгливости. Он частенько пользовался Алискиным, почти привык пахнуть розами или клубникой какой-нибудь. Что ему станется от аромата альпийских полевых цветов.

Спинку потереть? услужливо предложил он Маше.

Обойдусь, бросила она через плечо.

Но Мишка все равно забрал у нее губку и прошелся несколько раз по спине. Маше ничего не осталось, как оказать услугу в ответ. Она всплеснула руками, покрутила пальцем, веля ему повернуться, смыла губку, добавила еще геля. Ей пришлось попотеть, чтобы хорошенько отдраить Мишкину широкую спину.

Вернувшись под душ, оба задумчиво водили пальцами по телам друг друга, провожая мыльную пену. В одночасье стало как-то неловко. Мишка вылез первым, снова подал Маше руку.

Поехали поедим куда-нибудь. В центре вроде была уютная пиццерия.

Маша скривила лицо, заныла.

Волосы сушить, укладывать, краситься перечисляла она.

Зачем? не понял Миша.

Затем, что на улице зима. Как с мокрой головой?

Симонов оценил Машины волосы до поясницы, скептически приподнял бровь.

Тебе сушиться сто лет, даже феном.

Укладываться, Миш. Краситься, напомнила она пункты в списки для выхода из дома.

Зачем? повторил он вопрос.

Затем, что мне почти тридцать. Не девочка уже. Чего людей пугать.

Симонов не сдержался:

Дурында ты, Машка.

Он оглядел ее лицо, на котором не нашел ни одной морщинки. Может совсем чуть-чуть в уголках глаз, но они ему даже нравились.

Ты сейчас очень красивая, честно признался он.

Это потому что я голая, нашлась Крылова.

Она кое-как вытерлась, отдала Мишке полотенце и пошлепала босыми ногами в прихожую, чтобы подобрать и надеть наспех сброшенную одежду.

Симонов промокнул кожу влажным полотенцем, поспешил за Машей.

Голая ты вообще бесподобна, подтвердил он, Боюсь, если увижу тебя без одежды на кольцах, то упаду на колени и начну молиться прекрасной богине.

Не бойся, фыркнула Маша, не увидишь.

Ну ты не зарекайся. И давай уже пошевеливайся со своей косметикой и укладкой, если это так уж необходимо. Я правда есть хочу, снова вернулся к вопросу питания Мишка.

Но Маша не разделила его печали, даже не посочувствовала. Наоборот, выпустила иглы.

Никуда я с тобой не поеду, ощетинилась Крылова, К жене возвращайся. Пусть она и кормит.

Мишка аж крякнул от такого занятного посыла.

Я не женат, Маш, признался он проникновенно, И никогда не был.

Ой, ну к подружке. Ты же с ней живешь считай жена. Кого сейчас волнуют паспортные штампы.

Тебя, похоже, подколол Симонов.

Если б волновали, я бы тебе не дала.

Логично.

Давай, Миш, проваливай, подгоняла она его, неуютно переминаясь с ноги на ногу.

Но он и не думал слушаться, подошел к Маше вплотную, почти впечатывая ее в стену, возле которой недавно отлюбил.

Нет у меня девушки, Маш, снова честно признался.

Не ври.

Не вру.

Еще скажи, что не было, когда мы в Джедай приезжали. Мне Ви все рассказала.

Миша выдохнул раздраженно, процедил сквозь зубы:

Трепушка размалеванная.

А Маша продолжала убивать его фактами, даже уперлась ладонью в грудь, чтобы немного увеличить между ними расстояние. Для убедительности и трезвости мыслей.

Ты и с этой размалеванной тоже спал. Брось, Миш. Не надо тут изображать праведника. Тебе не идет.

Ох, все ты знаешь, девочка.

Предпочла бы не знать, но как-то так вышло.

Понятно, кивнул Симонов, накрывая ее ладонь своей, Было у нас с Ви. Так давно, что почти уже и не помню. А Алиса.

Ах, да. Алиса, прокривлялась Маша, изображая с придыханием его доверительные интонации, Так что же с ней?

Мы расстались в тот самый день, когда ты приезжала.

Ох, надеюсь, не из-за меня. Право, не стоило, Миш, продолжала она паясничать.

Отчасти, Миша решил быть честным, Я пришел домой и рассказал ей.

Ой, дурак, присвистнула Маша.

Симонов подумал и решил, что вряд ли прорвется сквозь ее скепсис и цинизм, поэтому решил воспользоваться оружием помощнее вызвать жалость.

Знаешь, после того, как она мне изменила с Глебом, все к этому и шло. Давно нужно было прекращать.

Она? С Глебом? Маша даже чуть взвизгнула от удивления, С Геллером?

С ним, кивнул Мишка.

Он же твой лучший друг.

Был. Ладно, Маш, забудь, он сделал шаг назад, позволяя ей вдохнуть полной грудью.

Маша снова переступила с ноги на ногу, посмотрела на него исподлобья.

Ладно, повторила она, словно соглашаясь.

Что ладно? уточнил Симонов.

Накормлю тебя, раз уж жены нет.

Она прошла на кухню. Мишка расплылся в улыбке и отправился следом. В общем, именно на это он и рассчитывал. Как бы ни любил пиццу, а домашняя еда всегда вкуснее. К тому же им с Машей требовалось о многом поговорить. Вернее, Симонов имел многое ей сказать.

Он присел на табуретку, наблюдая, как хозяйка вынимает из холодильника кастрюли-сковородки. Хотелось проникнуться уютом теплых тонов кухни, но в этот момент на Мишку накатило осознание, что Маша ему соврала. Она не беременна. Не будет никакого ребенка. Родителями они соответственно тоже не станут. Переваривание этой мысли вопреки Машиным прогнозам вызвало не облегчение, а странное чувство потери. Мишка успел проникнуться идеей отцовства и оказалось неожиданно больно отпускать волнительное предвкушение большого события в его жизни.

Изысканной кухней не владею. Ешь, что есть.

С этими словами Маша продемонстрировала тарелку с картофельным пюре и котлетой. Мишка кивнул, и она поставила еду разогреваться в микроволновку.

Печально. А я думал эскарго или фуа гра отведать.

Не завезли сегодня в гастроном. А то бы обязательно, фыркнула Маша в ответ.

Пискнул звоночек, и перед Мишей выросла тарелка с доброй порцией еды. Пахло вкусно, но он поморщился, отодвинул.

Зачем ты мне наврала? выпалил он, сверля Машу пронзительным взглядом.

Что? не поняла она.

Про ребенка, Маш. Это было жестоко.

Она сверкнула глазами, прищурилась.

Серьезно? Ты вот прямо серьезно сейчас говоришь?

Да. Такими вещами не шутят.

Невероятно, Симонов! Ты умудрился поинтересоваться моими делами аккурат через месяц. А вдруг она залетела? А вдруг не сделала аборт? Потом еще алименты платить, да? кричала на него Маша, Потрясающий цинизм, Миш. Хочешь знать, почему я наврала? Потому что меня выбесило твое идиотское сообщение. Как дела? Мать твою! Ну ты нормальный сам?

Нормальный, буркнул Симонов.

А повел себя, как дебил, честное слово.

Согласен, неохотно подтвердил Миша, продолжая признаваться свои ошибки, Если честно, я не подумал сразу о беременности. Это все так неожиданно произошло. Я я ведь не каждый день девчонок в туалете трахаю.

Правда? Через день что ли? ввернула она.

Ты первая.

Ох, ну с почином.

Перестань. Я не любитель всего этого экстрима. Еще и Алиска Рассказал ей, потом долго думал, почему мне не стыдно. Изменил же по факту.

Маша фыркнула.

Совестливый какой. Да все мужики гуляют. Подумаешь.

Ну я не гулял. Не в моих правилах.

Медаль себе на шею повесь.

Вместо гадостей, которые очень просились на язык, Миша выдохнул, сосчитал до пяти, спокойно произнес:

Я обрадовался, что ты беременна. Об аборте и не думал. Правда, Маш. Тугодум я, наверно. Долго доходит. Поэтому чертовски задела меня твоя шутка.

Его искренность, какая-то почти детская обида в голосе и взгляде растопили Машины ледяные стены. Она тоже шумно выпустила воздух через нос, проговорила:

Прости. Я разозлилась очень. Не думала, что ты так все воспримешь.

Плохо с тобой поступил. Ты имела право злиться. Обычно не веду себя так с девушками. Я не мерзавец.

Хочется верить, откликнулась она тихо, подвинула тарелку ближе, Поешь уже. Почти остыло.

Загрузка...