Маша и Медведь (СИ)

Глава 5 Еда и прочие удовольствия

Миша не стал спорить, все свое внимание обратил на еду. Сам уже устал выяснять отношения, но какая-то странная сила заставляла его говорить, говорить и говорить. Он никогда не общался так с девчонками, предпочитал хохмить, шутить, редко бывал серьезным. Балагур и весельчак. Он привык быть таким.

С Машей же все пошло не по сценарию. Как-то сразу на них навалилось что-то тяжелое и темное. Словно в прошлом их связывал какой-то страшный или противный секрет. Мишка действительно ее не помнил, разве что тот фантомный запах бензина или ацетона Но вряд ли они угнали машину или сожгли чей-то труп. Такое не вдруг забудешь. Однако ощущения были похожие. Миша априори чувствовал себя виноватым. Вроде не обижалась на него Маша за Алису, вроде и за месячное молчание сняла грех, но Мишка все равно не мог расслабиться. Грудную клетку словно сдавило невидимыми ремнями.

Симонов жевал молча, изредка косясь на хозяйку дома. Она в свою очередь не прятала взгляд сидела и смотрела, как он ест. Миша старался быть аккуратным, хотя изголодавшийся организм побуждал смести пищу побыстрее. Но он сдерживался, изображая спокойствие и хорошие манеры.

Когда тарелка опустела, Маша моргнула, словно вышла из транса.

Чай? спросила она.

С удовольствием, разве он мог отказаться.

«Меня не гонят это плюс», подумал Мишка снова. Эта мысль немного успокоила. Он не хотел уходить. Совсем.

Маша поставила чайник на плиту, чашки на стол, высыпала на блюдце пакетики заварки и пристроила рядом плетеную корзинку с сахарным печеньем.

Сейчас вскипит, пообещала она, забрала пустую тарелку, чтобы помыть.

Миша повернул голову, чтобы рассмотреть спину хозяйки дома. Она казалась ему такой хрупкой, маленькой. Очередная волна стыда накрыла с головой. Как он мог что-то ей выговаривать, осуждать? Как осмелился предъявить претензии, когда сам наделал дел.

Ведомый все той же виной и легким флером эгоизма, Мишка поднялся, встал позади Маши, обнял.

Что ты делаешь? проговорила она тихо, Мешаешь ведь.

Симонов не отреагировал. Лишь прижался губами к почти белой коже шеи.

Сам помою, пробормотал он, не прекращая целовать.

Миша аккуратно забрал из ее рук тарелку, губку, занялся делом. Поглядывал на раковину, но не забывал о поцелуях, даже не думая отпустить Машу или отстраниться.

Когда тарелка и вилка были отмыты, Симонов позволил ей повернуться лицом. Маша хотела что-то сказать, но он не дал, закрыл ее рот поцелуем. Нежным, глубоким, чувственным. Именно таким, каким должен быть первый поцелуй с девушкой, которая нравится. Разумеется, ему сразу захотелось большего: сжать ее волосы в кулаке, избавиться от одежды, усадить на столешницу Но Миша изо всех сил давил на тормоз, понимая, что уже много раз превысил скорость. Это было так ему не свойственно. Так странно и интенсивно. Он ведь ждал чертову вечность с Алисой. И вообще никогда не был повернут на сексе. А с Машкой все летело к чертям. Миша бесился от этого, желая быть собой, а не одержимым маньяком. Потому что именно Маша заслуживала всего того, что он мог дать. Только теперь поди докажи, что он именно тот, кто ей нужен.

Почему-то Мишка был уверен, что он ей нужен. А еще в нем с каждой минутой крепло понимание, что сам он нуждается в Маше.

Можно у тебя на ночь останусь?

Он давно хотел напроситься, но не знал, как лучше сказать. Маша тихо засмеялась. Она подняла руки, обнимая Мишу за шею. Ее улыбка озарила лицо каким-то волшебным светом. Симонов заулыбался в ответ, млея.

Ты такой наглец. Накорми, в баньке попарь, спать уложи. Я тебе Баба-Яга что ли?

Ты лучше. Да и с очередностью мы немного напутали. Сначала мылись, потом есть пошли, нашелся он.

Что это меняет?

Хотя бы то, что ты точно не Баба-Яга.

Ох, спасибо, Симонов. Успокоил.

На плите засвистел чайник, и Маша поспешила выбраться из медвежьих объятий, чтобы разлить по чашкам кипяток. Они снова присели за стол, изображая культурных людей. Ели печенье, пили чай, вели светскую беседу, в ходе которой Мишка снова стал напрашиваться на постой.

Езжай домой, Миш, в очередной раз послала его Мария, Зачем тебе вообще оставаться в Туле?

Я обещал в «ТТ» завтра утром тренировку провести.

Она тут же встрепенулась, напряглась, сверкнула глазами.

Ах, вот почему ты примчался начала кипятиться Маша.

Нет, тут же обрубил Симонов, Я ехал к тебе, но адреса не знал. Вот и пришлось заложить твоему боссу свой талант в обмен на информацию.

Что? взвизгнула Крылова, Ты Тульскому сказал, что я беременна?!!

Нет-нет, снова пришлось объясняться Мишке, Конечно, нет. Просто сказал, что ты мне нужна, что я тебя обидел. Он проникся, слава богу. А то пришлось бы, наверно да. Рассказал бы про беременность.

О, господи.

Маша уронила голову на стол, накрылась сверху руками, изображая домик. Миша едва разбирал, как она бормочет:

Это ужасно. Он же меня теперь изведет. Стыдоба какая.

Брось, Маш, перестань, уговаривал он ее, Я все на себя взял. Ничего не случится плохого.

Она не переставала. Симонову пришлось отодрать ее от стола и усадить к себе на колени. Он поглаживал ее по спине, крепко обнимая, говорил какие-то глупости, извинялся в сотый раз. А потом все эти утешительные ласки снова превратились в поцелуи. Губы притягивались, словно магниты. Едва расстояние между ними сокращалось, они начинали целоваться. Потом Маша снова ругалась, Мишка все признавал и опять целовал ее. Губы болели, голова кружилась. Он безумно хотел отнести ее в кровать, чтобы продолжить в горизонтальной плоскости, но не посмел. Что-то щелкнуло в голове рано, не сейчас. Словно он и так взял слишком много, не дав ничего взамен. Сейчас отдавал долг поцелуями, объятиями.

Маша очнулась, когда за окном горели звезды, а часы запрещали выгонять вон даже не очень желанного гостя. Но и праздника Мишке она не собиралась устраивать.

Раскладушки у меня нет, объявила она, спи тут, на диване.

Симонов оценил узкий кухонный диванчик, на котором даже его задница с трудом помещалась.

Или проваливай в Москву, резюмировала Маша, оценив страдание в его взгляде.

Тренировка же напомнил он.

Тогда в гостиницу.

Нет. У тебя, доблестно принял решение.

Окей.

Маша сходила в комнату, принесла чистое белье. Миша в это время прикидывал, не будет ли лучше постелить себе прямо на полу. Решил, что не лучше. Бросил подушку на диванчик, попытался улечься. Не понравилось.

Издевательство, пробормотал он.

Вдвоем на таком помещались, со страной улыбкой ответила Маша.

Она задержала взгляд на Мише, словно ждала от него каких-то важных слов, но на ум приходили одни ругательства.

Свежо преданье, буркнул он, стягивая джинсы с таким видом, словно собирался прыгнуть в прорубь.

Маша не стала досматривать его стриптиз, печально вздохнула и ушла в комнату.

Спокойной ночи, крикнула она через минуту, туша свет.

Ага, сварливо отозвался Симонов, скрипя диваном.

Это была пытка. Мишка пробовал на боку и на спине, свешивал ногу и руку, возился, словно его кусали, но заснуть не мог. Он старался изо всех сил, но слишком уж неудобная лежанка досталась. Наверно, прошло уже несколько часов. Глаза слипались, но тело ныло, не желая дать разуму отключиться.

Через какое-то время он провалился в забытье. Вроде и в сознании был, потому что старался удержать равновесие и не свалиться с узкого дивана, а вроде и сон видел. С Машей. Они были в гараже у Геллеров, пахло бензином. Мишка смотрел на девочку в светлых брюках, изо всех сил желая прижать к себе и никогда не отпускать, но.

Ладно вставай, услышал он приказной шепот.

Миша открыл глаза, с трудом различая в темноте Машин силуэт.

Дурацкая шутка была. Почти как про беременность, проговорила она, Пошли со мной на диван.

Сон, как рукой сняло. От радости, вставая, Мишка все-таки свалился. Маша хихикнула, но протянула ему руку. Не только, чтобы помочь подняться, но и провести в комнату.

Улегшись на разобранный диван, Мишка заскулил от удовольствия.

Машуль, ты святая, прошептал он, притягивая ее к себе.

Об этом мы не договаривались, огрызнулась она.

Ничего не знаю. Обнимашки идут в комплекте.

Уф, фыркнула Маша, но вырываться и протестовать не стала, Странный ты. Нет бы развалиться после кухонной лавки, все равно жмешься.

Нравишься ты мне.

Ой скептически.

Миша придвинул ее попу к своему паху, чтобы доказать правдивость слов.

Спи, неугомонный, Маша поверила.

Ты сама чего не спала?

Совесть заела.

Повезло мне.

А мне нет.

Они замолчали. Миша хоть и устроился очень удобно и уютно, растерял весь сон. Он ласково поглаживал Машу, слушая ее дыхание. Руки изучили шелковые пижамные шортики и такой же топ. Тихий стон обрадовал его сильнее, чем ровное дыхание сна.

Миш, на работу же завтра. Вставать рано.

Он игнорировал ее вопрос, но задал свой.

Тебе хорошо со мной?

Было бы плохо, ты бы сейчас ехал домой.

Во время близости, уточнил Миша, проталкивая руку под топ, чтобы погладить живот и грудь.

Миш Маша снова захлебнулась воздухом.

Скажи. Честно.

Мне хорошо, ей не было смысла врать.

Но не настолько, да?

Он продолжал дразнить грудь, добавив еще и легкие касания губ к спине, плечам, шее.

Маша с трудом, но поняла о чем он.

Оргазма не было, честно призналась она.

Прости.

За что?

Что не было.

Брось. Зато весело.

Он хмыкнул.

Та еще смехопанорама. Давай для разнообразия попробуем развеселить тебя.

Ладонь скользнула в шортики, нашла горячую влагу. Его давно ждали там.

Не надо, Маша начала отодвигаться, слабо протестуя, Уже поздно.

Уснешь потом, как пристреленная. Обещаю. Дай мне пять минут.

Не дожидаясь ее согласия, перекатил на спину, сам навис сверху, чтобы целовать губы, щеки, шею, продолжая поглаживать, ласкать.

Маша металась на подушках, искала его губы, цеплялась за плечи. Мишка не засекал, но кажется справился даже быстрее заявленного времени. Вздрагивая, она сжимала его ладонь между бедер так крепко, что стало почти больно. Он терпел и ликовал. Потрясающее самоудовлетворение и лёгкость заполнили душу. Первобытные рефлексы велели стащить с Маши шорты и взять. Вряд ли она была бы против. Но Миша сдержался. Слишком много раз за столь малое время он не сдерживался с ней. Ни к чему хорошему это не привело. А он хотел много хорошего с Машей. Сам еще не понимал к чему это желание и зачем.

Получив в награду глубокий сладкий поцелуй, Симонов снова уложил Машу на бок, пристроился к ней ложкой, потерся носом о волосы.

Пойдем завтра ко мне на тренировку.

В семь? сонно промямлила Маша, Это жесть.

Пойдём-пойдем. Будет весело, неуклюже уговаривал он.

Ну раз весело зевнула, ладно.

Круто.

Мишка уткнулся ей в волосы и провалился в сон.

Будильник пел где-то вдалеке, ненавязчиво, мелодично. Миша не сразу вспомнил, что оставил телефон на кухне. Однако не забыл, что сам спал с Машей. Она лежала на животе, перекинув через него руку, уткнувшись в подушку, сладко спала, не реагируя на песни с кухни. Миша поцеловал ее в щеку, погладил по спине, зашептал:

Мааааш, встаем.

Будильник не звонил. Сколько времени? сонно отозвалась она.

Пять тридцать.

Ты сдурел? Мне к девяти на работу.

Мне-то к семи, Мишка не преминул напомнить, Ты обещала, что пойдешь на тренировку.

Я была пьяна.

Возможно. От чувств.

От каких еще чувств?

Которые я в тебе бужу. Нежность, трепет, желание.

Сейчас во мне просыпается желание заехать тебе по лицу, Мишань.

Он тихо засмеялся.

Ладно, поспи еще, милостиво разрешил, прикрыв одеялом.

Маша не стала спорить, свернулась калачиком, укрывшись до самого носа.

Сам Симонов пошел на кухню. Благодаря Алисе привык, что кофе стынет и завтрак накрыт, но еще не забыл, как готовить. Отыскав у Маши на крупяной полке пачку быстрой овсянки, он поставил кастрюльку на плиту, рядом пристроил кипятиться чайник. Приличного кофе не нашёл, но был согласен и на растворимый. Пока все воды грелись, сгонял в ванную: умылся и почистил пальцем зубы.

Маша не спала. Ей очень хотелось, но само присутствие Миши в доме, а уж тем более его хлопоты на кухне, не позволяли отключиться на сладкие минуты перед подъемом. Она лежала и слушала, как он гремит посудой, журчит водой в ванной, сплёвывает пасту. Вернувшись на кухню, Симонов первым делом залил кипятком кофе. Маша поняла это по запаху, который сразу пробрался в комнату, окончательно разбудив. Она закрыла глаза, услышав, что он идет к ней.

Просыпайся, девочка. Пора, нежно, но очень уверенно проговорил Миша, снова целуя ее лицо, Твой кофе ждет. Завтрак почти готов.

Маша села в кровати, протянула руки к горячей чашке.

Я добавил молока и сахара. Полагаю, ты не сидишь на диете.

Не страдаю лишним весом, хрипло ответила Маша.

Она глотнула, снова прикрыла глаза, но уже от удовольствия.

Ммм, спасибо, Миш.

Мне не сложно.

Он залез к ней под одеяло со своей чашкой. Нашел прохладными ногами ее теплые ступни, прижал греясь. Маша захихикала отстраняясь.

Как спала? поинтересовался он.

Как пристреленная.

Я же говорил, самодовольно подмигнул Симонов.

Он сделал большой глоток, стал выбираться из кровати.

Не сиди долго, поторопил он хозяйку дома, Завтрак готов уже.

Расчесывая волосы пальцами, Маша вошла на кухню. Мишка не обманул. На столе дымились две тарелки с овсянкой.

Ты нашел овес? подозрительно уточнила Маша.

Нашел, кивнул в ответ утренний повар, А что?

Он там года два гниет. Я его терпеть не могу.

Зачем же покупала?

Не помню уже.

Ну не знал.

Маша присела за стол, опустила ложку в кашу, зачерпнула, подула, осторожно попробовала.

Вкусно, оценила она.

Стандартный рецепт: овес, молоко, мед, изюм довести до кипения, дать постоять.

Ты просто клад, а не мужик, Симонов. Или у вас качков это норма?

Сама ты качок, огрызнулся Мишка.

Как все кроссфиттеры он относился к посетителям тренажерного зала и билдерам с легким предубеждением и брезгливостью. Маша об этом знала, конечно, поэтому и дразнила.

Заноза ты Машка. Редкостная, надулся он, Мне же приятное сделать хотелось.

Так молодец, пожала плечами Крылова, Кофе в постель, кашка горячая вкусная. Я тронута.

Хвалишь, а такое чувство, что издеваешься.

Экий ты мнительный, Миш. Как девочка. Вам качкам это не к лицу.

Он надул щеки, чтобы фыркнуть на нее, но сдулся, понимая, что вряд ли одержит победу в этой словесной перепалке.

Ешь давай и поедем, скомандовал Симонов и усиленно заработал ложкой.

Он, конечно, закончил с кашей первым, встал, чтобы помыть посуду. Маша собиралась сполоснуть свою тарелку, но он забрал, кивнув в сторону ванной комнаты.

Умывайся, одевайся. Скоро выходим.

Хорошо, она слегка опешила, но послушалась.

Миша засчитал себе очко. Краткие, четкие указания с Машей работали лучше витиеватых бесед на пространные темы. Он сразу понял, что на тренировке с ней будет легко.

Управившись с посудой, Симонов натянул толстовку, провел рукой по волосам, причесываясь. Слава богу, в машине валялась сумка со спортивной одеждой и кроссовками. Иначе вести урок пришлось бы в носках, трусах и бахилах. Выглянул в окно машина была на месте. Посмотрев на часы, Миша понял, что почти опаздывает. Он пошел в ванную, чтобы поторопить Машу, и буквально замер у двери. Одной рукой она приглаживала непослушный локон на лбу, а второй выкладывала из объемной косметички на полочку тюбик за тюбиком. Среди них Симонов опознал тональный крем, тушь, пудру. Остальной хлам он мог бы угадать, наверно, но вряд ли с первого раза.

Маш, ты прикалываешься? вскипел он моментально, едва пришел в себя.

Чего? она очень натурально удивилась, округлив глаза.

Это что за палитра художника Цветика? Миша ткнул пальцем в полку.

Мне работать потом весь день. Не страшком же сидеть.

Симонов скрипнул зубами, призвал на помощь терпение, объяснил популярно и как можно более спокойным голосом.

Весь твой марафет потечет через пять минут. Какой смысл? Примешь душ после тренировки, уложишься-накрасишь. Бери все с собой и поехали.

Чего это он потечет? Машка подбоченилась, как воинственный мышонок.

Потому что со мной все текут.

Поняв, какую меткую двусмысленность ляпнул, Мишка довольно оскалился.

Ресницы накрашу, уперлась Маша, закатывая глаза на его бахвальство.

Ладно, он не возражал, только проницательно добавил, Сразу форму спортивную надевай. Я машину прогрею, не замерзнешь.

Ладно, почти не огрызнулась.

Симонов оделся и вышел во двор. Как и обещал, завел мотор, крутнул на максимум печку, пока чистил стекла от инея, не успел замерзнуть, но успел психануть. Пришлось набрать Машу и еще раз поторопить. Через минуту она вышла из подъезда с объемной сумкой через плечо. Миша мигнул фарами, чтобы она узнала машину.

Не дав ему разразиться тирадой о женских привычках, проговорила быстро:

Не психуй. Тут ехать пять минут. Город пустой. Успеваем.

Миша сузил глаза, решая, стоит ли вставить пять копеек для порядка.

Поехали уже, снова прервала его сомнения Маша.

Он чуть раздраженно причмокнул губами и стал выезжать со двора.