Глава двадцать вторая

В маленькой церквушке, расположенной в нескольких верстах от имения графа Вольшанского происходил священный обряд венчания Елизаветы и Владимира. Обряд был тайным и скромным: без единого намека на роскошь. Его вполне можно было назвать мрачным, если бы не светящиеся счастьем лица жениха и невесты. Кроме счастливой пары, священника, адвоката Елизаветы господина Корнаева и друга графа Вольшанского Василия Узорова в церкви больше никого не было. Однако вскоре после начала церемонии появился ещё один человек. Это был Алексис. Он неслышно вошел в церковь и остановился чуть поодаль от своих венчающихся родителей.

Церемония подходила к завершению. Елизавета и Владимир повернулись лицом друг к другу, чтобы надеть друг другу кольца. Взгляд Елизаветы случайно упал на Алексиса. Ее лицо расцвело в радостной улыбке при виде сына. От волнения и неожиданности её рука вздрогнула в руке жениха, когда он надевал кольцо.

— Что с вами, любовь моя? — вполголоса спросил он.

— Он здесь. Он пришел.

Владимир посмотрел туда, куда был направлен её взгляд, и увидел Алексиса. Алексис приветственно улыбнулся ему. Владимир ответил ему такой же улыбкой.

— Я в этом не сомневался! — сказал он Елизавете. — Он не мог омрачить такой день своим отсутствием.

Наконец, церемония была окончена.

Алексис подошел к родителям.

— Как я рада тебя видеть! — сказала ему Елизавета, крепко обнимая его.

— Мы оба рады! — поправил Владимир.

— Я уже боялась, что ты не придешь, — призналась Елизавета.

— Как я мог не прийти! — возмутился Алексис. — Правда, я немного опоздал к началу, зато не пропустил самое главное. Я бы мог объяснить причину моего опоздания, но, мне кажется, момент для этого не подходящий, да и место тоже. Надеюсь, вы не в обиде на меня?

— Не в обиде! — в один голос произнесли Елизавета и Владимир.

— В любом случае, приношу свои извинения! — сказал Алексис. — От всей души рад за вас! Преодолев все трудности, вы наконец-то обрели друг друга. Вы заслуживаете счастья!

Алексис пожал руку Владимиру и тихо произнес:

— Берегите ее! Сделайте её счастливой! Она этого заслуживает.

— Обещаю!

Елизавета оперлась на твердую и уверенную руку своего супруга, и они вышли из церкви, возглавляя небольшую процессию. Немногочисленные присутствующие принялись одаривать их поздравлениями и выражать свое восхищение. Узоров подкрепил свои поздравления несколькими дружескими напутствиями, а Корнаев — вопросами по долгу службы и предостережениями. Он отвел Елизавету от основной группы и серьезным тоном, который никак не соответствовал её счастливому настроению, произнес:

— Сударыня, извините, что в такой день досаждаю вам вопросами. Но как ваш адвокат, защищающий ваши интересы, я должен находиться в курсе ваших намерений.

— Намерений относительно чего?

— Как долго вы собираетесь сохранять в тайне ваше повторное замужество?

— Сейчас я не могу ответить на ваш вопрос, господин Корнаев. Предоставлю решать это своему супругу.

— Однако я не советовал бы вам торопиться с оглашением вашего брака, сказал Корнаев. — Вы должны понимать… Женщина, сочетающаяся новым браком, спустя ничтожно малое время после получения развода… Это чревато пересудами и сплетнями.

— Я это понимаю, — вздохнула Елизавета. — Но что поделать!

— Вы решительная! — с восхищением сказал Корнаев.

— В данной ситуации меня более беспокоят неприятности с законом, нежели сплетни.

— Меня, признаться, тоже. Я весьма опасаюсь, как бы ваш новый брак не был признан недействительным. И хотя видимых оснований к этому нет, разве что — короткий срок… Однако помимо этого…

Корнаев в нерешительности остановился. Подобная его манера была довольно хорошо знакома Елизавета, и означала она, что ему необходимо поговорить о некой личной и деликатной проблеме, что для него весьма неудобно.

— Говорите же, господин Корнаев! — подбодрила его Елизавета. — Ни о чем не беспокойтесь.

— Это касается вашего сына.

— Говорите.

— Насколько мне известно, сударыня, граф Вольшанский собирается признать его и дать ему свое имя.

— Это так.

— Весьма опасаюсь, как бы ваш бывший супруг — князь Ворожеев не воспользовался этим фактом и не обвинил вас в сговоре. Более того, он может выставить себя жертвой вашего обмана.

— И это несмотря на то, что он обвинен в двоеженстве и мошенничестве? — возмутилась Елизавета.

— Однако он может заявить встречное обвинение, в том что вы, простите, сударыня, были далеко не образцовой женой. И на сем основании синод может пересмотреть свое решение о разводе.

— Что значит — пересмотреть? — почти в ужасе переспросила она. — Уж не хотите ли вы сказать, что я могу вернуться к этому ненавистному браку, от которого я с таким трудом избавилась?

— Это маловероятно, — убедил её Корнаев. — Однако в формулировке может быть изменено основание развода, а соответственно, и последствия. Это может негативно сказаться не только на вашей репутации, но и на вашем настоящем браке.

— О нет! — мучительно вздохнула Елизавета. — Ничего больше не говорите об этом!

— Однако, возможно, это всего лишь мои опасения, — успокоил её Корнаев. — И никому в голову не придет ничего подобного сделать. Однако я должен был вас в них посвятить.

— Да, конечно.

— Простите меня, сударыня, что я омрачил столь радостное событие, виновато сказал Корнаев. — Но я ваш адвокат. Я должен был.

— Не извиняйтесь, господин Корнаев! Вы правильно сделали.

— А теперь, позвольте мне откланяться, сударыня.

— Благодарю вас, что вы присутствовали на этой церемонии.

— Всегда к вашим услугам, сударыня! И ежели понадобится моя помощь, вы можете во всем на меня рассчитывать.

Елизавета проводила его встревоженным взглядом. Затем её взгляд переметнулся в сторону мужа. При виде этого дорогого образа с полюбившимися чертами лица её тревога мгновенно рассеялась.

«Мой муж, — с гордостью и блаженством подумала она. — И он любит меня. А я люблю его. Люблю так, как никого никогда не смогла бы полюбить, потому что никто не сможет сравниться с ним. И я его жена! Из всех женщин мира она выбрал именно меня! А все остальное: основание развода, моя репутация… Как все это ничтожно и мелочно, по сравнению с тем, что мы сегодня стали мужем и женой!»

— Нет! Столь радостное событие ничто не в силах омрачить, — тихо произнесла она.

От внимания её супруга не укрылось, что её взгляд, излучающий любовь и восхищение, обращен на него. Нежной и счастливой улыбкой он вознаградил её за этот взгляд, затем подошел к ней, обнял её за талию и произнес:

— Мы можем ехать.

— Поезжайте, — с улыбкой произнес Алексис, вслед за ним подошедший к Елизавете. — А мне нужно возвращаться в Шалуевское имение. — Он повернулся к Узорову и предложил: — Не окажете ли мне честь, сударь, остановиться в нашем имении?

— С превеликим удовольствием, — ответил тот.

— В таком случае, можете располагать местом в моей коляске.

— Благодарю вас.

— Всего вам самого наилучшего! — пожелал Алексис своим родителям.

— Всех благ вам! — произнес Узоров. — Мое почтение, княгиня… О, простите! Мое почтение, графиня.

Через несколько минут от церковного дворика отъехали два экипажа. Один направился в Шалуевское имение, другой — в родовое имение графа Вольшанского.

Карета графа и графини Вольшанских остановилась у высоких ворот. Лакеи графа Вольшанского немедленно поспешили открыть ворота господам. Карета въехала во владения и по выложенной ажурной каменной плиткой дорожке поехала к усадьбе, расположенной на небольшом возвышении. У лестницы карета остановилась. Владимир вышел и подхватил свою супругу на руки прежде, чем её ноги успели ступить на землю. Он пронес её на руках через парадный вход и аккуратно поставил на пол перед дверями гостиной.

— Добро пожаловать в наше гнездышко, графиня! — произнес он.

— Как-то все это удивительно, — в смятении произнесла она.

— Что вас удивляет, любовь моя?

— Я, и вдруг новобрачная, — с каким-то неверием произнесла она. Словно молодая девушка перед первой брачной ночью… Словно нет позади мучительного брака с князем Ворожеевым длиной в двадцать лет, и словно нет позади целой жизни.

— Быть может, так оно и есть, — сказал её муж. — Наша жизнь впереди.

— Да, правда! — согласилась она.

Она с наслаждением прижалась к его плечу. Подобно бризу её окутывало необыкновенное тепло, которое может исходить только от любимого и дорогого человека. Какое же это счастье — чувствовать своей рукой его твердую и уверенную руку; видеть, как его нежный взгляд подобно лучу солнца скользит по твоему лицу и проникает в твои глаза; и осознавать, что этот человек часть тебя самой!

Его сладостные поцелуи погрузили её в состояние блаженной прострации. Она почувствовала, как её тело оторвалось от пола и, поддерживаемое сильными мужскими руками, воспарило в пространстве.

Он принес её в роскошную спальню, состоящую из двух отделений. Спальня была оформлена в теплых светло-розовых тонах и обставлена со вкусом и изяществом. В первом отделении для новобрачных был приготовлен столик с вином и угощениями. Во втором — их ожидала просторная и удобная постель.

Владимир бережно, словно драгоценную жемчужину, усадил Елизавету на постель. Он снял свой фрак и узкий, туго накрахмаленный галстук, расстегнул крахмальный воротник. Елизавета нежно провела рукой по его крахмальной сорочке. Она положила голову ему на плечо. Он принялся разбираться с потайными застежками, завязками женского платья. Она пришла ему на помощь. Она ловко расстегнула все застежки и сняла верхнее и нижнее платье. Затем она отвязала крепящиеся на талии нижние юбки с кринолином и осталась в очаровательном dessous, украшенном оборками и вышивкой.

Владимир нежно погладил её по плечу и заметил, что она дрожит.

— Ты вся дрожишь! — обеспокоенно произнес он.

— Все это пустяки, — смутилась она. — Я просто немного волнуюсь. Мне не слишком привычны подобные ощущения. Я испытывала их лишь единственный раз в своей жизни.

— Кажется, я знаю, когда, — улыбнулся он.

— А я теперь знаю, кто подарил мне их. Знаю, кто разжег во мне тот огонь, о существовании которого я даже не подозревала; кто был так нежен и внимателен со мной; и в чьих объятиях мне было так уютно и сладко. И подобные ощущения готовы повториться! Только на этот раз они обещают быть более яркими и более восхитительными. Ну как тут не испытывать волнение!

— В самом деле, — согласился Владимир.

Его взгляд, полный обожания и умиления, скользнул по её лицу.

— Подожди минутку! — интригующим голосом произнес он.

Он удалился в смежное отделение покоев, а через минуту вернулся с двумя бокалами вина.

— Попробуй! — предложил он. — Это уменьшит твое волнение.

Елизавета взяла бокал и сделала глоток.

— Какое приятное! — сказала она, делая второй глоток. — А ещё мне бы хотелось съесть что-нибудь из тех угощений, которые находятся за этой перегородкой. Я так голодна!

— Ну… конечно, — смутился он.

Она резво подбежала к столику и принялась с аппетитом налегать на угощения.

— О, Боже! Какой же я невнимательный! — с негодованием и огорчением произнес он. — Возможно, я тоже немного волнуюсь.

Это случайно вырвавшееся признание в своем волнении необычайно тронуло Елизавету. Она подошла к нему и обняла его. Ее губы слегка коснулись его уха.

— Я люблю тебя, — нежно прошептала она.

— И я люблю тебя, — в такт её словам прошептал он.

Их губы потянулись друг к другу и соединились в восхитительном, завораживающем поцелуе. Ее тело подчинилось его объятиям, как мягкая глина подчиняется волшебным рукам гончара. Просторное и уютное ложе приняло их под своим покровом. Его нежные руки принялись освобождать её от батистового dessous[31]. Она почувствовала упоительную сладость, когда её обнаженное тело прикоснулось к его обнаженному телу. Чарующий поток нежных, сладостных, восторженных и страстных чувств охватил её изнутри. Его поцелуи и прикосновения разжигали в ней божественный огонь, превращая её в неземное существо, а она, сама того не осознавая, преподносила этот огонь ему, открывая в нем великого избранного. Они окунулись в волшебный мир любви мир поцелуев и блаженного восторга. Сжимая в экстатическом порыве обнаженные тела друг друга, они шептали друг другу сладкие слова любви и нежности. Они словно растворялись друг в друге, теряя границы каждого в отдельности и объединяя эти границы в единое целое. Они уже не различали собственное «я» от «я» другого. Их дыхания, биения их сердец и движения их тел, слитые воедино, полностью принадлежали каждому, но по отдельности не принадлежали никому.

Стихия любовного слияния подошла к своему лаконичному, расслабляющему завершению, а они продолжали держать друг друга в объятиях, словно боялись выпустить тот волшебный мир, в который только что окунулись. Ее голова умиротворенно покоилась на его плече. Его губы слегка касались её виска, свободной рукой он перебирал её длинные волосы, разбросанные на его груди, другая же его рука была соединена с её рукой в надежный узел. Их лица сияли счастьем.

— Никогда не думала, что я способна так любить, — призналась Елизавета, — отдаваться любви всем своим существом. Я всегда была сдержанна, стыдлива и в какой-то мере холодна. А теперь… Во мне все так изменилось, что мне кажется, словно это не я.

— Это одна из величайших тайн любви, — произнес Владимир, нежно проведя рукой по её плечу. — В объятиях того, кого любишь и страстно желаешь, все происходит совершенно по иному. Когда любишь, мир становится иным: ты по иному смотришь на вещи, по иному мыслишь, по иному поступаешь.

— Я люблю тебя! И я так счастлива! — блаженно потянувшись, произнесла она.

— Ты не представляешь, как счастлив я.

Она улыбнулась. Но неожиданно её лицо вдруг погрустнело.

— Что с тобой, любовь моя? — обеспокоенно спросил он.

— Я подумала о нем. Он меня ненавидит и жаждет мести. И однажды он вернется.

И хотя она не назвала имени, но Владимир понял, что она говорит о своем бывшем муже. Воспоминание об этом человеке, который чуть было не убил обожаемую им женщину, черной, зловещей тучей накатилось на него. У него больно защемило внутри, когда он представил, что все это может вернуться.

— Я сделаю все возможное, чтобы защитить тебя, — заверил он жену. Этот человек — зло. И все же он не достаточно могущественен, чтобы разрушить наше счастье. Для этого одного лишь зла недостаточно.

От его убедительных и ласковых слов её тревоги рассеялись. Она крепко прижалась к его телу и уснула безмятежным сном.

Загрузка...