Глава 9

Яфур Каамал, шатаясь, ввалился в спальню сына. У постели Этера, дрожащими пальцами сминая губы, сидела молодая непримечательная женщина. Она заискивая смотрела в бледное, синеющее лицо мужа, не зная, что сделать, сказать, почувствовать. Яфур провел широкой ладонью по обвисшим щекам. Никто не ждал, что Каамал-Льстивый-Язык так отощает всего за несколько недель, пока его старший и теперь уже единственный сын был прикован к кровати коварной отравой.

Яфур нетвердо прошел к кровати и повалился на колени у изголовья.

— Этер, — позвал тан. Сын не отзывался. Мучаясь в горячке, Этер метался по простыне, но, похоже никого не слышал. — Этер, — почти слезно позвал тан. — Ну же, мальчик мой, открой глаза, — Яфур осторожно похлопал сына по бессильным вытянутым пальцам. Этер не проявил никакой реакции, и Яфур в отчаянии всхлипнул.

— Нандана! — воззвал он, упав головой на кровать сына.

С тех пор, как почитай год назад Этер женился на девчонке из дома Раггар, Яфур дал строжайший наказ: пока невестка не родит, или хотя бы не забеременеет, ахтанат дома, единственный его сын, не имеет права покидать чертог. Никаких вылазок, никаких стычек и распрей с Яввузами, как бы сильно ни обидела их Бану Кошмарная. Никакой охоты или рыбной ловли. Прежде всего нужно обеспечить прямую линию наследования, а уже потом думать, как отомстить клятвопреступнице, поправшей все законы кровных уз, которая настолько обнаглела, что даже позвала на бракосочетание. Благо, он проигнорировал.

Хотя Этер, как отчитывался отцу, никогда, ни дня не пренебрегал супружеским долгом, желанного наследника не было и тени. Сколь бы Яфур ни мотал по всем лекарям невестку, те в один голос убеждали, что девочка вполне способна иметь потомство, и если и стоит искать проблему, то только в ахтанате. Этер от подобных заявлений сходил с ума: да у него отряд бастардов! Тоже мне лекари! — бросал он в сердцах отцу. Но нарушать приказ сидеть в чертоге до беременности жены не спешил. Видимо, понимал, как отчаянно нужен законный преемник ему самому.

Наконец, совсем недавно, два месяца назад, лучшие из лечебных дел мастеров подтвердили: молодая танин Каамал ждет первенца. На радостях Яфур спустил с цепи безумного от сидения взаперти Этера. Ахтанат выбрался на охоту.

Вернулся озлобленный и израненный: из-за вмешательства отца со своими запретами, Этер утратил форму и угодил в капкан в лесу. Будь он проворным, как раньше, такого в жизни бы не произошло! Яфур тогда раздраженно цокнул на сына: здоровенный лоб, а от пары царапин ноет, как ребенок! Лекари со всем управятся, заявил Яфур и оставил сына заходиться бранью в его отсутствии.

Лекари действительно управились: тщательно обработали ранение, перевязали ногу и прописали Этеру постельный режим. Неприятно, конечно, но помощь была оказана вовремя, и все обойдется, — решил Яфур, оставив сына на собственное довольствие.

Драгоценный момент возможного спасения оказался безвозвратно упущен. Поначалу жалобы ахтаната Яфур не воспринимал серьезнее необходимого: во-первых, попасть в капкан — тяжелая травма, и естественно, что сын измучен болями и восстановлением. А во-вторых, их отношения существенно разладились после Бойни Красок, и теперь Льстивый Язык был убежден, что сын просто привлекает внимание. Однако вскоре забеспокоилась и новая танин Каамал: у мужа жар и озноб, его лихорадит и ничего хорошего явно ждать не следует. Лекари суетились денно и нощно, не находя ответов на вопросы тана.

Наконец, прозвучало последнее разумное объяснение: неизвестный яд.

Получив вести, Яфур едва не влез на стену от отчаяния. Он грозился четвертовать каждого целителя в танааре, если его сына не спасут. Он обещал вырезать все лекарские семьи по пятое колено. Обещал озолотить каждую из семей количеством золота, равным весу всех членов этой семьи вместе взятых. Но никакие увещевания и угрозы не могли предотвратить неизбежное.

Этер Каамал медленно и неуклонно умирал. Яд не спешил, и несчастный ахтанат мучился уже третьи сутки. Каждое утро, обнаруживая, что сын дышит, Яфур чувствовал, как в сердце загорается надежда. Еще одна ночь позади. Быть может, если он переживет и следующую тоже, пойдет на поправку? В конце концов, столько бороться с заразой — его мальчик наверняка победит!

Но мальчик таял и чах. И сегодня, в холодное ноябрьское утро тану сообщили, что час Этера близок. Он более никого не узнает, почти не приходит в себя. Видимо, яд поразил части мозга, с важным и сокрушенным видом поведали жрецы. Яфур не вдавался в подробности. Он просто отпихнул зазнавшихся лекарей подальше, гаркнул неразберимое ругательство, и помчался к сыну.

Не наврали, ублюдки.

Яфур сглотнул комок в горле, но слезы все равно выступили на глазах. Нет, говорил себе тан, не смей. Этер еще не умер, он еще может выкарабкаться. Не вздумай оплакивать его, будто выхода уже нет. Однако голос разума настойчиво протестовал: где видано, чтобы, наступив в отравленный капкан и не получив вовремя необходимой помощи, люди выживали?

Сколь бы надежда ни терзала грудь Яфура, правда была сильнее. Тан, жестко обхватив ладонь сына, всхлипнул и вжал лицо в простыни.

Чтобы никто не слышал, какой он, Яфур Каамал глупец, который начинает понимать силу собственной отцовской любви всякий раз лишь тогда, когда видит умирающее чадо.

* * *

Этера Каамала погребли в семейном склепе дома Каамал через два дня.

Яфур искоса глянул на невестку. По ней пока не скажешь, но девчонка на сносях. И теперь судьба всего Серебряного дома зависела от того, выносит она его, Яфура, внука или нет.

* * *

Дождавшись погребальной церемонии, Раду перевел дух и двинулся назад к чертогу дома Яввуз.

Одиннадцать месяцев назад танша поручила ему приговорить Каамала так, чтобы ничего не указывало на Пурпурный танаар. И, надо признать, за этот срок Раду вконец извелся.

Большей пытки, большего наказания танша воистину придумать не могла. Быть на виду, в охране, самым ярким и огромным пятном среди окружения Матери лагерей — это завсегда, это пожалуйста. Но организовать тайное убийство!

Раду имел почти четыре с половиной локтя в росте, и в принципе любое тайное поручение уже по этой причине не подходило ему ни на грош. Даже приблизиться на расстояние, необходимое для наблюдения за жизнью Этера или, тем более, затеряться в толпе оказывалось непосильным. Пробраться среди ночи и вспороть живот, было не только рискованно, но и бесперспективно: на закулисные игры Раду не годился.

Время шло, и танша все более и более укоризненно поглядывала на Раду всякий раз, когда тот возвращался из Серебряного танаара: мол, что, все еще не готово? Спустя три месяца после свадьбы Сагромаха и Бану Раду был отстранен от участия в любых мероприятиях и от всех прочих задач, включая охранение танской семьи. С каждым днем здоровяк выглядел все хуже: мрачнел, огрызался с людьми, пару раз распускал руки. Но решение не находилось и неминуемая кончина — неотъемлемая и неизбежная цена провала — приближалась все стремительней.

Раду даже думал грешным делом порешить саму таншу, раз она такая неугомонная до чужих смертей.

Положение спас Русса, к которому на границу с Раггарами Раду сбежал посреди лета. Измотанный ситуацией, он напился до беспамятства и поведал другу о несчастьях. Русса подсказал затаиться, наблюдать и пользоваться случаем. Он не извинялся перед Раду, что тот оказался в столь скверной ситуации из-за него, поскольку не считал себя виноватым. Но на советы не скупился. Вскоре сезон охоты. Отъевшиеся за лето кабаны и лисы, лани и медведи просятся быть подстреленными. Можно как-нибудь воспользоваться этой ситуацией. Наверняка Этер Каамал не откажет себе в участии.

Раду, слушая, мало представлял себе, как можно завалить Этера во время охоты. Его же все равно все узнают, едва он приблизиться к Каамалу для удара. А если обнаружится причастность танши к гибели родича, то, Раду всерьез опасался, что в таких условиях смерть для него окажется самой натуральной милостью.

Тогда, прочитав в лице товарища по его возвращении в чертог полную безнадежность, вызвался помочь Вал. Он предложил несколько человек, которые вполне могли сгодиться на роль егерей и заблаговременно изучить местность угодий, где обычно охотились Каамалы. От Бану все, разумеется, держали в тайне. Но в скором времени родные егеря Каамаловых рощ были перебиты, а подставные уже всерьез взялись за дело.

Столкнувшись с ними, Этер Каамал даже не стал выяснять, куда подевались прежние, которых он кое-как помнил. В конце концов, с этой женитьбой отец не выпускал его из чертога почти год, мало ли что могло произойти. Получив команду готовить капканы, егеря взялись за дело: расставили ловушки, обработав каждую медленнодействующим ядом. Рецепт отравы Вал вызнал у Варна, который, как все Клинки Богини, постиг его в Храме Даг. Первые признаки отравления проступали не раньше, чем через двадцать четыре часа, а порой начальная волна недомогания затягивалась почти на трое суток. Дурнота и плохое самочувствие у раненного вопросов не вызовут: в конце концов, угодив ногой в капкан, человек теряет немало крови. Кости может подробить, и это невыносимая боль, а значит, можно испытывать тошноту просто оттого, что измучен.

Самое главное, если упустить нужный момент, кончина неминуема. Дело оставалось за малым: убедить егерей провести Этера тропами, где тот наверняка попадет в ловушку.

* * *

Когда Раду вернулся в чертог с вестями об успехе, встретил его только Тахбир: полтора месяца назад танша выехала в чертог к Маатхасу и по сей день там. Переведя дух, Раду поинтересовался охраной танши. Большая часть, ответил Тахбир, отправилась с госпожой, в чертоге осталось только несколько новобранцев во главе с Валом, которому поручено обучать «молодняк» уму-разуму. Отыскав товарища, Раду пал в ноги, заявив, что теперь он вечный Вала должник. Вал на это отреагировал сдержанно. Раду мог напридумывать себе, что угодно, но правда была в том, что бойцами вроде него не разбрасываются. Он в жизни бы не справился с поручением Матери лагерей, не померев от руки Каамалов, которые поймали бы его на месте действия, или от руки тану Яввуз, которая за провал разлучила бы Раду с головой. Даже грозная северная танша порой может сгоряча переоценить собственный расчет. Если однажды она поручила нечто подобное Улу, чтобы тот мог оправдаться и, управившись, даже возглавить отряд таких же неудачников, надеявшихся обелиться любым подвигом, то попытка предпринять схожий шаг в отношении Раду, была откровенно провальной.

Потому только Вал и влез в это дело. Раду все еще имел высочайшую ценность с тяжелым двуручным мечом в руках, даже среди «меднотелых».

Потрепав Раду по плечу и заявив, что они непременно еще сочтутся, Вал поздравил здоровяка с успехом, спросил, как скоро ждать его подосланных «егерей» и был таков. Уж что-что, а о смерти Каамала Раду должен сообщить танше лично, заявил Вал. Ведь теперь именно её сын становится единственным претендентом на танское кресло в Серебряных землях.

Вот тут-то Раду и погрустнел окончательно. Судя по слухам, которые он ловил на рынке в крепости Каамалов пока ждал похорон, Яфур имеет большие надежды на беременность вдовой жены Этера, и для Матери лагерей в этом мало хорошего. Вал поджал губы, но ничего не сказал. Настолько скверные новости Раду и впрямь должен сообщать в одиночку.

* * *

Прибыв к чертогу Сагромаха, Раду заторопился к танам, но почти сразу встретил сопротивление в лице одной из теток Маатхаса.

— Тану не до тебя, — пригвоздила женщина.

— Это важно! Дайте пройти, — настоял Раду.

— Ей и впрямь не до тебя, — попыталась женщина снова, но Раду только поджал губы и поспешил к танскому покою. Впрочем, он еще не дошел до двери, когда издалека на него злобно зыркнул Сагромах, а потом что-то шепнул Хабуру. Последний зашагал Раду навстречу.

— Разве тебе не сказали, что таны заняты?

— Я…

— Проваливай! — напряженно гаркнул Маатхас через весь коридор.

Раздался бессчетный вопль, и, не мешкая больше ни минуты, Сагромах ворвался в комнату.

— Тан! — на весь этаж заорал семейный лекарь Маатхасов, поднимая голову от собственных окровавленных рук и бансабировых окровавленных ног. — Вы в своем уме?! Выведите его!

Тан проигнорировал.

— Бану! — он бросился к женщине, но ей и впрямь было не до всех. Мокрая, измученная двенадцатым часом на родильном ложе, с тонкими руками, на которые больше не было сил опираться, пыталась вытолкнуть из себя наследника и жадно, истерично хватала ртом воздух.

— Тану, пожалуйста, — ласково попросил лекарь. На деле Сагромаха никто не попытался выпроводить, но он уже понял, что лучше не привлекать внимание никаким образом. Боясь дотронуться до жены, для которой каждое новое прикосновение оказалось бы пыткой, Сагромах прижался спиной к входной двери, стараясь сдерживать ужас, накатывавший волна за волной то паникой, то тошнотой. Праматерь, что здесь происходит? Это всегда происходит так? Бану… Только бы не Бану… Он ведь не для того женился, чтобы … Всеблагая, он должен был тут с самого начала сидеть!

Как будто так он мог бы повлиять на ситуацию, если та станет совсем скверной.

Где-то между схватками врач еще раз оглянулся на тана, успев подумать, что неясно, кто бледнее: тану от непосильной задачи или тан от шока, который пережил, узрев. А потом про Маатхаса все забыли.

Когда из последних сил Бану почти сложилась пополам, хныча, и в следующее мгновение лекарь извлек дитя, Маатхас не досчитался души в теле. Он хотел спросить хоть что-нибудь: здоров ли ребенок, кто это, — но мог только бессмысленно и беззвучно шевелить губами, цепляясь побелевшей ладонью за грудь и слушая голос своего первенца.

Бану рухнула на подушки, не дожидаясь, когда перережут пуповину.

Тогда Маатхас отмер. Он кинулся к ней, как безумный, поймал руку — почти безжизненную, тонкую, слабую. Как она вообще этой рукой ухитрялась поднимать меч?!

— Ребенок здоров? — обернулся он на лекаря. Тот передавал дитя на руки помощнице.

— Здоров. Крепкая румяная девчушка, — отозвался доктор.

Сагромах утер лицо ладонью.

— Всеблагая, — не то подумал, не то шепнул. — Боги милосердные. Здоровая дочка, Бану.

Бану не отзывалась — едва дрогнули ресницы. Маатхас с жаром припал к её руке.

— Бану, родная, — шептал тан. — Милая Бану, отдыхай, — он ласково провел ладонью по женскому лбу. Бансабира по-прежнему не реагировала.

— Куда отдыхай?! — взревел лекарь. — ТАН! — гаркнул он на Сагромаха. — Вы мешаете! Приведите её в чувство, — кивнул помощникам. Пара девушек засуетились перед Бану, а юноша-ученик, оттолкнув Сагромаха, подпер Бансабиру со спины. Голова танши закачалась из стороны в сторону, выдавая бессознательное состояние.

— Живей! — торопил доктор. Одна из девушек поднесла к лицу танши какой-то флакон. Едва Бану разлепила глаза, лекарь гаркнул:

— Давайте, тану! Всё вниз! Подтолкни еще! — скомандовал парню за спиной танши.

Маатхас побелел окончательно. И отмер только через четверть часа, услышав голос целителя:

— А вот и маленький ахтанат.

Бансабира, наконец-то, наклонила голову вбок. Маатхас уже сидел у изголовья, перепуганный и счастливый, оглушенный натиском всех чувств, и гладил жену по слипшимся мокрым волосам — безотчетно, под давлением пережитого страха за её жизнь, раз за разом.

— Двое, родная. Девочка и мальчик.

— Совсем как у ваших деда и бабки, — улыбнулся лекарь, вкладывая детей в руки матери.

— Я… — Бану прижала девочку, — не удержу, — призналась она.

— Я помогу, — Маатхас забрал дочь, а лекарь помог Бану взять сына. — Мы не думали, что их будет двое, — растерянно-счастливо пробормотал он.

— Разве это мешает? — риторически спросила Бану, неотрывно глядя на детское личико. — Шиимсаг и Шинбана? — спросила танша, не взглянув на Сагромаха. Зато тот переводил любовный взгляд с дочери на жену. Он пожал плечами почти незаметно, чтобы не потревожить крохотное плачущее создание.

— Шиимсаг и Шинбана.

* * *

Бансабиру укутали в теплые одеяла и оставили отдыхать. Маатхас отказывался покидать жену и, как ни ратовали лекарь и родня, настоял на своем. Ему принесли матрац и расстелили на полу.

— Пока она не встанет, я не уйду, — твердо решил Сагромах, и слову был верен.

* * *

Прошедший год был для него похож на сказочное волшебство каких-то далеких легенд, которые Сагромах слушал в детстве.

На то, чтобы научиться жить с величием друг друга им с Бану понадобилось три недели. Уже спустя двадцать дней путь компромиссов был благополучно освоен. Удивительно, как легко Бану шла навстречу всякий раз, когда согласно договору, Маатхас отходил в сторону в решении любого вопроса. А он и впрямь нарочно, нарочито уходил в тень, самоустраняясь почти от любой несемейной беседы, что побуждало молодую таншу всеми силами искать его совета.

Советчик из Сагромаха был избирательный. Ему, на вкус Бану, не хватало жестокосердия, но за редким исключением, Бансабира признавала, что советоваться с ним стократ приятней, чем с Гистаспом и в большинстве случаев не менее продуктивно.

Бану любила Сагромаха. Уже через полгода она могла честно признаваться в этом — ему и всему свету. Маатхас, окрыленный до глубины души, заботился о Бану с неугасимым рвением. Он был внимателен к каждому жесту и пожеланию, понимая, что, воспитанная военными шатрами, Бану и так неприхотлива. За его отзывчивость, за его удивительное качество отыскать для Бану время всякий раз, как ей действительно требовалось, Бансабира проникалась к Маатхасу во всю силу.

Со свадьбы они не расставались ни дня. Как и было оговорено, они провели сначала три месяца в доме Сагромаха, потом месяц в крепости Валарт, контролируя отстройку обители, затем еще четыре месяца прожили у Бану, а потом вернулись в Лазурный танаар, где и было решено дождаться родов.

Все это время Сагромах был счастлив. Так, как едва ли прежде представлял себе возможным. Когда Бансабира сообщила о беременности, он три дня носил её на руках, не взирая на все протесты. А теперь, когда у них родилось двое прекрасных детей, вовсе обезумел.

В чертоге дома Маатхас новую таншу — твердую в принципах, непреклонную в решениях, безразличную в чужих симпатиях — приняли разношерстно, но худо-бедно спокойно. Альтернатив все равно никто не предлагал. Только сестры и тетки Сагромаха судачили, что, дескать, стоило ли так убиваться ради этой Матери лагерей — ничего ведь особенного. Кожа да рожа — вполне обычная. Маатхас не слушал: для него Бану была лучше всех, и потому мнение этих всех его не волновало.

За Бансабиру всерьез вступались Хабур и фактически вся лазурная армия — Бойню Двенадцати Красок, в течение которой эти двое раз за разом вытаскивали друг друга из передряг, помнили все. Командир «воителей неба», личной гвардии Сагромаха, Аргат и один из опытнейших генералов севера конник Мантр в откровенную подтрунивали над танами. Особенно над Маатхасом, раз за разом припоминая на все лады танский поединок на берегу Бенры, когда к ногам Сагромаха пал девичий пояс Бансабиры. Кроме этих двух в поддержку тану Яввуз-Маатхас встали и другие военные управленцы разного ранга — те, кто хорошо помнил Бану по походу и кто был рука в руку знаком с её ребятами. Так что в целом, объединение домов шло полным ходом.

А особенно и простых солдат, и ремесленников, и вообще северян располагало столь редкое в высоких домах, но самое искреннее, благородное и простое чувство. Бану и Маатхас не выпячивали и не скрывали свою любовь, однако их обыденные заботы открывали людям и в танах — людей.

* * *

Бансабира почесала голову — характерным и теперь уже привычным жестом. За срок беременности волосы сильно отросли. Чтобы во время почесываний они не сильно путались, Бану глубоко зарывалась пальцами в макушку, делая несколько массажных движений и не меняя положения руки.

Сегодня она впервые после родов села за стол в трапезной, который в обоих танаарах давно уже был наречен столом командования. Малышам Шиимсагу и Шинбане не было трех дней, и слабость наваливалась на Бану непомерной тяжестью. Но Раду настаивал, что его вести важные, и выслушать стоило.

Вести и впрямь оказались стоящие.

— Столько хороших новостей за неделю! — устало улыбнулась Бану, закрывая лицо руками. Если бы не кормилицы, она откровенно бы вздернулась, но так танше удавалось более или менее спать. Самочувствие осложняло только непривычно медленное восстановление.

— Так ты все-таки исхитрился? — как могла требовательно уставилась танша на Раду. Маатхас сидел рядом с ней, готовый в любую секунду поддержать или оказать помощь.

Раду замешкался: соврать — не дайте Боги всплывет. И так подмочил себе имя, чтобы опять вляпываться и опять прилюдно. С другой стороны, выдать Вала тоже грозило черной неблагодарностью парню: а ну как и ему перепадет?

— Ну, — похоже, танша верно уловила тон ситуации, не дождавшись ответа, — как бы ты ни решил этот вопрос, я рад, что он улажен.

Это Раду приободрило.

— Рассказывай, — велел тан, и Раду рассказал.

Лицо Бану сияло, пока Раду вещал. Он еще не успел закончить, как танша тут же влезла:

— И когда Льстивый Язык собирается провозгласить моего сына преемником?

Вот тут-то Раду и застрял. Надо было как-то сообщить, что Яфур пока не намерен, ибо надеется на благодеяние небес и успешное разрешение невестки.

— Эм… ну….

Раду тыкался так и эдак, пока раздраженный его поведением Сагромах не рявкнул низко и коротко, чтобы тот заканчивал. Раду перевел дух, опустил глаза, взял себя в руки и как на духу выпалил все в одной фразе. Так-то и так-то, беременна малая Каамалша, все.

На лице Бансабиры застыло недоумение. В каком смысле беременна? Разве Юдейр не должен был еще не пойми когда уладить вопрос и обустроить каамаловы кухни так, чтобы Этер стал бесплодным? Поскольку никто из присутствовавших, кроме Сагромаха и Гистаспа, покинувшего Иттаю, чтобы неотступно следовать за госпожой, о жизни Юдейра осведомлен не был, поднимать разговор было бессмысленно и даже вредно.

Бансабира поглядела на Раду еще разок, потом ощупала взором собравшихся, перекинулась взором на стены того же железно-каменного оттенка, что и в её собственном чертоге. В чуть утомленном жесте повела рукой:

— Кто, что думает?

Домыслов было немного. Хабур высказался первым:

— Дела на полпути не бросают. К тому же все здесь понимают, что к чему. Так что, лучше всего назвать одного человека и доверить ему доделать начатое, — усач открыто посмотрел на Раду, и тот запаниковал. Снова приближаться к чертогу Каамалов, желания не было. Ладно бы порубить, а так…

— Ну… ммм, — размышлял Раду. — А вдруг она родит девочку?

Бансабира перевела на подчиненного взгляд до того полный изумления, что Раду свое имя позабыл.

— Вдруг она родит девочку? — осторожно переспросила танша.

— М-м, — когда здоровенный бугай скомкано кивнул, Хабур от комичности зрелища загоготал.

— Раду, — доверительно обратилась танша, — я тоже девочка. И кому это помогло?! — она слегка развела руки.

Раду замямлил, отвел глаза и с ответом не нашелся. Бансабира вздохнула:

— Пошлите гонца за Валом. Я сама с ним поговорю.

Поговорить с Валом удалось совсем скоро и, перекинувшись парой фраз с госпожой, телохранитель смекнул, что надо ловить Юдейра.

Командир разведки стал поистине неуловим как тень, и за Валом, к которому не то, чтобы до сих пор хранил обиду, но которого всерьез опасался, эта тень следовала неотступно.

Когда они встретились — здесь же, в чертоге Маатхаса — малышам минул сорокоднев, а Бансабире пошел двадцать второй год. Времени оставалось все меньше, и тану начинала паниковать.

— Разве не ты должен был сделать так, чтобы Этер был бесплодным?!

— Я и делал, — ответил Юдейр, стаскивая с лица ставшую привычной повязку и поудобнее располагаясь в кресле напротив танского. Он огляделся. — Кабинет совсем как ваш в чертоге Яввузов. Тан постарался?

— Тан. Что с Этером?

Юдейр хмыкнул: настойчивая, как всегда.

— Ничего, — разведчик пожал плечами. — Видать, пока я был в плену в Ласбарне, упырь, которого я отрядил травить Каамала, прознал об … анархии в наших рядах, решил больше не иметь с вами дел и дал деру.

— Хорошо бы, чтобы, если так, у него где-нибудь по дороге язык отсох. На всякий случай.

У Юдейра дернулся вверх уголок губ.

— Так или иначе, — Бану почесала бровь, — надо решать с Каамалами. Я не Раду, и не могу полагаться на случай вроде охоты и капканов. Мне надо устранить все, что мешает Яфуру наречь Гайера прямым преемником.

Юдейр снова хмыкнул, в каком-то неоднозначном жесте повел головой.

— Как думаете, — философски заметил он, — Этер Каамал знал, что угодил в жернова вашей одержимости ни от кого не зависеть только потому, что родился?

Бансабира оценила выпад взлетом брови. Она усмехнулась в ответ, сказав:

— Не знаю. А ты?

Юдейр поджал губы:

— Вы спите в постели Сагромаха и родили ему двоих детей. Почему я, — Юдейр сделал акцент, — все еще здесь?

Бану повела плечиком:

— Без понятия. Но если больше не хочешь маневрировать, как уж на сковороде, между мной, разведкой, которую надо как-то координировать и строить, и той какой-то мутной частью твоей жизни, о которой мне, видимо знать надо, но не дано — бросай все.

— Чего? — от такого заявления Юдейр обалдел.

— Бросай все, — повторила Бану. — Ты сделал более, чем достаточно. Сообщи Варну, чего он еще не успел узнать сам, как когда-то Рамир тебе, и уходи. Варн из Храма Даг, так что за пару месяцев управишься. И, — Бансабира развела руки, подразумевая свободу выбора, — ты можешь тоже больше от меня не зависеть.

Юдейр едва дослушал.

— Вы с воем уме? — спросил жестко. — Я жизнь угробил, а теперь могу не зависеть? Попользовалась и выбросила, так? — он встал рывком, так что стул отъехал на три шага. — Думайте, что говорите, тану. Помрет эта ваша девчонка из Каамалов. Хотя, клянусь, я бы посмотрел, как Раду облажается и будет казнен.

Бансабира вздохнула: если сможет устранить проблему — пусть ведет себя, как угодно. Но Юдейра вдруг осветило такое торжество, что Бансабире поплохело.

— А что?! — почти распел мужчина. — Отличная затея, не находите? Давайте так и решим! — с энтузиазмом Юдейр хлопнул ладонями по танскому столу. — Пусть дерьмо за Раду прибирает Раду. Вот когда он провалится, и я посмотрю — издали, конечно — на его публичную казнь, вот тогда дерьмо за Юдейром приберет Юдейр. Идет?

Бансабиру возмутило.

— Ты что ли со мной торгуешься? — уточнила танша.

— А то, — Юдейр оскалился. — После Ласбарна так и тянет на какой-нибудь незаконный денежный дебош, — пооткровенничал наигранным тоном. — Ну если так можно выразиться.

Бану было плевать, как он там выражался. Вел себя Юдейр отвратно.

— Если в Ласбарне тебе отшибло память, я напомню: ты не торгаш, ты разведчик и мясник. Сделай так, чтобы Яфур назначил Гайера преемником и поживей.

— Или что?

Оборзел в край.

— Знаешь, почему я побаиваюсь Гора? — спросила женщина. Юдейр мотнул головой больше для вида, чтобы продемонстрировать вообще какую-то реакцию. — Потому что он научил меня всему, что я знаю. Соответственно, он знает меня. Так вот, Юдейр, тебя, лидера своей разведки, всему учила я.

Юдейр еще даже не успел открыть рот, как уже услышал решающее:

— Иди.

Мужчина прицокнул, прочистил зубы языком — в несколько показном тоне — хмыкнул: сколько бы детей ни родила, а пока кормит она не сама, Мать лагерей остается собой.

У самой двери мужчина обернулся с вопросом в глазах:

— Знаете, у вас на севере… — начал он, колеблясь. Потом понял, что не придумал, как спросить так, чтобы танша ничего не поняла, и зашел сбоку. — Ном-Корабел зачастил за Астахирский хребет. Все время возится с какими-то кораблями. Ума не приложу, что там происходит.

Бансабира откинулась на спинку кресла, поглядев на мужчину свысока:

— Тогда приложи свой ум к задачам, которые тебе поручены.

Юдейр поглядел в пол, и если и выругался в мыслях, то вслух промолчал.

* * *

Распрощавшись с Юдейром, Бану снова позвала Вала и Раду. Лучше пораньше пресечь возможную нежелательную инициативу, которая подчас может оказаться пагубной. Если Юдейру потребуется помощь, Вал всяко узнает первым. Раду же следовало просто отвлечь на что-нибудь, чтобы не мешался «под ногами» и не лез с расспросами, почему танша недовольна. Посему, следовало также сказать, что она довольна в положенной мере, нареканий не имеет, и первый шаг на пути восстановления её, тану, доверия сделан с успехом.

— А раз так, — добавила Бану в конце, — для тебя будет отдельное задание.

Раду подбоченился. На деле Бансабира решила дать увальню поручение сопроводить Нома-Корабела в очередной поездке на север. Бессмысленно и абсолютно бесполезно, зато Раду не слоняется без дела и не вступает больше в заговоры. Но именно в этот момент стражник по ту стороны двери сообщил, что тан Маатхас просит, «если госпожа не сильно устала» присоединиться к нему в столовой. Есть какие-то важные новости.

— Продолжим позже, — кивнула Бану телохранителям и двинулась к двери. Оба рванулись сопровождать, но Бану махнула рукой. Она давно уже пришла в себя и набралась сил. Нечего носиться с ней, как со стеклом.

* * *

— Са, — Бану вошла в столовую.

Маатхас сидел наедине с Хабуром и что-то увлеченно объяснял. Увидев супругу, он подскочил и прошел навстречу, подал руку.

— Бану, — кратко поцеловал. — Все хорошо?

Бансабира кивнула, улыбаясь.

— Бану, — поздоровался Хабур. Их отношения после бракосочетания с Маатхасом быстро перетекли в теплое дружеское русло. Женщина улыбнулась в ответ.

— Вести из столицы, — объяснил тан. — Раман Кхазар скончался. Коронация Кхассава назначена на первое марта.

Бану переменилась в лице: неожиданно. Сагромах провел её к столу, посадил между собой и братом.

— Стало быть, — Бансабира распрямила плечи, — Гавань Теней?

Сагромах молча кивнул с вдумчивым выражением на лице.

— Направление кораблю задает капитан, — размеренно проговорил тан. — Прошлый отпустил руль, и за него ухватилась девчонка, которая ни разу прежде и на лодке-то не каталась вдоль берега.

Хабур тоже кивнул:

— Идеальный способ дать Кхассаву понять, что ему таны не простят того попустительства, которое допустила его мать.

— Но ведь не все знают о вмешательстве Тахивран, — резонно заметила Бану. — Многие могут вполне искренне верить, что все произошло будто само по себе. Или винить во всем Шаутов. Или меня.

— Достаточно того, что правду будет знать раман, — сказал Сагромах. — А вслед за ним могут узнать и те, кто еще не в курсе.

Бану соглашалась.

— Тогда надо решать, кто из нас поедет.

Маатхас с интересом наклонил голову, и Бану пояснила:

— Если поедешь ты, все таны как один возьмутся болтать, что я больше не та, стала домашняя квочка, трясусь вокруг детей. В целом, это легко можно использовать со временем, если потребуется. Если поеду я, все начнут тебя жалеть и насмехаться, что сидишь у жены под юбкой, боясь высунуть голову.

— А если вы поедете оба? — спросил Хабур.

— Наилучший вариант, — тут же признала Бану. — Но…

— Дети, — пригвоздил Маатхас. Бансабира набрала полную грудь воздуха:

— Я могу отозвать Руссу с границ, и Хабур останется с ними.

Хабур улыбнулся самым краешком губ.

— Тогда вдвоем? — уточнил Сагромах.

Бансабира качнула головой:

— Вообще-то, я давно не была дома.

Хабур видел, как брат поджал губы. Са терпеть не мог, что Бансабира еще не приучилась считать домом и его чертог тоже. Но напоминать об этом, кажется, не время.

— Надо отправить половину моей охраны в Пурпурный чертог. Не то мои хаты опять распустятся, а солдаты разжиреют, — по-честному созналась танша.

Они засмеялись вместе.

— Тогда у меня предложение, — вступил Сагромах. — Я дождусь Руссу, и вместе с ним и Гистаспом отвезу Шиимсага и Шинбану в Пурпурный чертог, после чего поеду в столицу. Коронацию пропущу, но ты поедешь вперед и извинишься.

— И поскольку твое здоровье только начало восстанавливаться, — Хабур поймал мысль тана, — я поеду с тобой. Вместе с охраной, конечно.

— Точно.

Бансабира потерла подбородок, взвешивая за и против.

— Дети слишком маленькие, чтобы возить их туда-сюда, особенно посреди зимы. Пусть будут здесь. Ты поезжай в пурпурный чертог сразу, вместе с нами. А когда Русса приедет сюда, они с Гистаспом и всей братией охраны и родственников со стороны дома Маатхас наверняка смогут защитить близнецов. Идет? — спросил танша в конец.

Сагромах нахмурился, повел перед собой рукой, будто что-то перемещая в воздухе.

— Хабур? — глянул он коротко. Тот развел руками в простом жесте: как скажешь.

— Тогда решено, — Маатхас с каким-то воодушевлением припечатал пальцами по столу. — Найдешь Гистаспа?

Хабур понял. Он усмехнулся в усы, поднимаясь из-за стола.

— И распоряжения по подготовке в путь тоже отдам.

Маатхас сделал жест рукой:

— Нет-нет, останься, — попросил и подал ту же руку Бану. — Увидимся, — простился тан.

За окном холодил последними всполохами по-настоящему ледяного, острого, как коса, ветра январь. И, наблюдая, как таны плечом к плечу идут к выходу, чтобы наверняка провести больше времени наедине и с детьми, Хабур теперь улыбался, не пряча счастье под усами. Бансабире чертовски шел этот лазурный утепленный плащ и распущенные волосы цвета белого золота, как и положено госпоже высокого дома. Этот плащ ей подарил Сагромах, впервые настолько довольный полнотой жизни и вознагражденный за все лишения, которые пережил на пути к ней.

Хабур поднялся снова, когда за танами закрылась дверь. Бесценно иметь настоящую семью.

Семью, в которой, даже в редкие минуты несогласия, чувствуешь себя своим среди своих.

* * *

Прощание было трудным и болезненным. Никогда человек не понимает силы чувств столь сильно, как, когда тот, кто вызывает их, исчезает из поля зрения.

Бансабира поднималась в седло невиданно медленно. И не потому, что подводило здоровье после родов, но потому, что отпустить державшую до последнего ладонь Сагромаха казалось женщине равносильным отрубить собственную.

Хабур наблюдал за ней всю дорогу, скорее по привычке. От того, что кто-то был столь открыт и щедр к его дорогому младшему брату — молочному, кровному, какая разница! — согревалось в его груди.

* * *

В Гавань Теней Бансабира, сопровождаемая частью охраны Маатхаса во главе с Хабуром и собственной братией во главе с Валом, прибыла едва ли не первой. Кроме неё до столицы пока добрался лишь отец действующей раману тан Аамут.

Бансабиру Кхассав встретил лично. Вместе с женой, на лице которой застыло недовольное выражение.

— Тану Яввуз! — приветствовал он. — О, или правильнее, тану Маатхас.

Кхассав сиял, улыбаясь обворожительно.

— Я совсем запутался, — сокрушенно пожаловался он, разводя руки, будто для объятий, когда Бану спешилась.

Хабур тоже уже был пеш, и тут же загородил собой родственницу.

— О, — тут же ретировался Кхассав. — Не хотел обидеть. А…? — он поглядел на Хабура повнимательней. — Я что-то пропустил? Когда прошлому Маатхасу наследовал кто-то из его родичей?

— Хабур, — спокойно позвала Бану, и тот отошел в сторону. — Молочный брат Сагромаха, — представила танша. — Рада видеть вас в здравии, раман, — она протянула руку, и Кхассав не


замедлил пожать.

— Я могу проводить вас? — Кхассав не торопился отнимать длань.

Бансабира усмехнулась, совсем как девчонка:

— Ну сколько раз говорить, государь…

— Я еще не государь, — заметил Кхассав.

— Кого волнуют формальности? — отозвалась Бану. Глаза Кхассава окончательно загорелись, озорно, почти по-мальчишески. — Ладно, государь, — настояла танша, — с нашей последней встречи мало что изменилось: ваша супруга и так жутко недовольна тем, что вы приближаетесь ко мне ближе, чем дальность полета стрелы, а законы нам препятствуют.

— Тц, законы, — Кхассав, наконец, отпустил таншу и махнул рукой, предлагая идти ко входу во дворец. Бану, кивнув из вежливости, последовала. — Я перепишу их совсем скоро.

— Тогда постарайтесь сделать так, чтобы все таны страны не разобидились на вас.

— Да что вы, — хоть Кхассав улыбался, Бансабира прекрасно слышала и видела в глазах собеседника, что его флирт навсегда останется именно флиртом и интересы страны он поставит выше собственных. — Я вообще не могу повлиять на обиды других людей, будь даже они трижды танами.

Бансабира заинтересованно обернула к нему лицо: отличный взгляд на вещи.

— Раманин, — Бану кивнула в приветствии, поднявшись на ступеньки парадного крыльца. — Слышала, ваша прошлая беременность завершилась успешно. Поздравляю с дочерью, — бесстрастно заметила Мать лагерей, поглядев на пополневшую талию женщины.

— Стараемся, — Кхассав развел руками, будто отвечая на незаданный вопрос о наследнике. — А вы, до меня дошли слухи, постарались на славу? — улыбнулся он, пропуская вперед Бансабиру.

— Тану благословила дома Яввуз и Маатхас дочерью и сыном, — отозвался Хабур.

— Х… Хабур, да? Давай, давай, не отставай, — подначил Кхассав, обернувшись через плечо, хотя Хабур и без того шел след в след. — Ну, поскольку вы первые, и места еще полно, можете выбрать из свободных комнат, где остановитесь. И сколько вам надо места? Смотрю, северяне как всегда, со всей ордой, — усмехнулся Кхассав.

— Это только пол-орды, — отозвался Хабур, хохотнув следом за таншей и государем.

— Отлично! Джайя, нам надо бы разместить наших дорогих северян. Да отогреть, они ж небось продрогли в снегах?

— Если надо, поручи это прислуге. Или пусть этим занимается раману, — взбрыкнула Джайя и, развернувшись, свернула в первый попавшийся коридор, лишь бы больше не находиться в компании Бану. Последнее пребывание на севере и встреча с Маленькой таншей серьезной занозой засели глубоко в сердце.

Раман глядел вслед супруге с неподдельным человеколюбием.

— Эх, жаль, что все беременные женщины такие вздорные.

— Разве? — поинтересовался Хабур таким безынтересным тоном, что даже Мать лагерей посмотрела на него с завистью.

Кхассав с легким недоумением поглазел на Хабура, потом на Бану и захохотал во все горло.

— Ах! — выдохнул он в конце. — Хорошее замечание! Нам сюда…

Кхассав первым делом накормил прибывших. Воинам накрыли в столовой для дворцовых гвардейцев. Хабура и Бану Кхассав пригласил за свой стол, и вскоре изложил, что раз уж Мать лагерей здесь, то он хотел бы поделиться с ней кое-какими планами на грядущее правление.

— Прямо сейчас? — уточнила танша.

Да нет, успокоил Кхассав. Пусть Бану отдохнет, как следует, а вечером можно побеседовать. Увидев придирчивый взгляд Хабура, Бану вздохнула, а Кхассав тут же уточнил, что молочный брат тана Маатхаса тоже, разумеется, должен присутствовать, и вообще беседу можно устроить и за завтрашним завтраком.

— Если можно, — добавила танша, поднимаясь из-за стола. — Мне стоит прогуляться и поспать сегодня.

— Еще бы, — отозвался Кхассав. Пока они обедали прислуга действительно подготовила комнаты, которые тану Яввуз занимала в прошлый раз и «нашла вполне пригодными». — Поздравляю с рождением близнецов, тану, — учтиво простился Кхассав.

Когда Бану и Хабур удалились, Кхассав откинулся на спинку кресла. Женись он на ней сам в свое время, сейчас не ломал бы голову, как получить на свою сторону все полчища северян и их огромную казну.

Но когда они встретились, он, увы, был женат на Джайе. Вопреки его тайным надеждам, тощая девчонка не померла во время родов, а Бану за это время уже сама исхитрилась выйти замуж. Действительно жаль.

* * *

На следующее утро Кхассав, Бану и Хабур расположились в кабинете собрания совета. Залы для празднований и столовые во дворце были, как и тысячи лет ранее, убраны низкими столами, вокруг которых рассаживались на пол на расстеленные ковры и подушки. Обсуждения деловых вопросов было невозможно вести в подобных расслабленных тонах, и потому сегодняшний завтрак было решено перенести сюда — в комнату с высоким дубовым столом, высокими стульями, со строгой рабочей атмосферой.

— У меня есть затея, — начал Кхассав сразу, как трое вошли в комнату. — Замысел, — поправил он себя. — И, честно сказать, среди остальных танов я тут едва ли найду более компетентного советчика.

Бансабира глянула на рамана искоса: серьезно? Он думает, её проймет лесть? Или он сейчас говорит правду и действительно намерен посоветоваться?

Едва успели рассесться прибывшие, как в дверь, возле которой замерли Вал, Шухран и парочка подданных дома Маатхас, постучали: завтрак, не иначе.

— Войди, — велел государь.

В кабинет вошли раману Тахивран и тан Аамут, её престарелый, обиженный и опозоренный Бансабирой на исходе Бойни отец.

— Доброго утра, сын, — Тахивран была, как всегда высокомерна. Аамут держался также.

— Раману, — приветствовал Кхассав. — Тан.

Аамута он активно отказывался звать дедом хотя бы потому, что ничегошеньки не помнил об этом человеке и едва ли не впервые на сознательном веку увидел его в день именин отца.

— Отчего ты не сказал нам, что собираешь собрание? — укоризненно поинтересовалась Тахивран.

— Оттого, что я хотел обсудить нечто с тану Яввуз наедине?

— За спиной у раману?

— Как раман имею право.

— Ты еще не раман.

— Но если выбирать из вас двоих, — обронила Бану как бы между прочим, разглядывая собственные пальцы, — армию дома Яввуз я поставила бы именно на его сторону.

— Армию северян? — Аамут поджал губы: от ненависти к маленькой танше его трясло с головы до ног, и это позволяло ему хоть немного контролировать себя.

— Армию Яввузов. За дом Маатхас я могу убить, но решать за него — не праве, — спокойно отозвалась женщина. Хабур улыбнулся в душе.

— Тебя никто не спрашивал! — рявкнул старый, разваливающийся тан Аамут, который, судя по виду, цеплялся за жизнь исключительно душившей его злобой к северянам. — И как ты смеешь сидеть, когда раману стоит?!

— Раман сидит, — заметил Хабур.

— А ты еще кто?!

— Так, или мы обсуждаем, зачем собрались, или расходимся, — настояла Бану. У дверей Шухран случайно покашлял, но в сложившейся ситуации вышло внушительно.

Кхассав вздохнул: в его семье действительно почему-то оказались на редкость тупые женщины!

— Речь о походе на Ласбарн. Что, если поход будет запланирован на какое-нибудь лето? Это удачное время?

Аамут и Тахивран сели за стол тоже, принимая живое участие в происходящем и всем видом демонстрируя, что от своего не отступят.

— Что? — уточнила Бану.

— Если Джайя родит мальчика, придет время исполнить условия договора. Не хочу, чтобы весь Этан тыкал в меня пальцем, называя клятвопреступником. Даже если эту клятву давала моя мать. Так что — Ласбарн. А вы, тану, насколько я знаю, бывали там не единожды.

— Угу, — согласилась Бану. — И нет никакого удачного времени для путешествия в Ласбарн.

— Ну, судя по истории Дайхатта, главное — не зимой, чтобы не попасть в бурю в Великом море, — заявила Тахивран. Бану не понравилось: Аймар за прошедший год ничего не сообщал ей о контактах со Светлейшей.

— Но уж точно не летом, — огрызнулась тану. — Там такое пекло, что здесь в то же время коренные ласбарнцы вымерли бы от холода. Зато ночью продирает до костей. Без должной привычки ничем хорошим для наших войск это не кончится.

— Что ты предлагаешь? Весну или осень?! Осенью воевать нельзя: если компания продлится до зимы, мы застрянем там из-за опасности штормов в Великом море, а в незнакомых местах…

— В незнакомых местах вроде Ласбарна лучше вообще никогда не воевать, — осекла Бану. — Я до сих пор не могу представить, каким образом эту страну в свое время подмял Орс.

— Но ведь ты там выжила! — Тахивран настойчиво ударила ладошкой по столу во имя настойчивости.

— Я знаю несколько троп и маршрутов, которые заучила с юности. Знаю несколько привычных ориентиров. Могу сообразить, как быть только в известных мне ситуациях или как выбрать путь, отталкиваясь от положения звезд и направления ветра. И я знаю, что ни в коем случае не стану идти пешком по незнакомым местам. В любое время, кроме января, в центре Ласбарна нечего делать на лошади. А вам ведь нужен центр и даже юг, не так ли? Чего ради воевать за глупый договор, если это не несет выгоды? Все шахты и прииски, редкая руда, редчайшие яды, от которых здесь не знают противоядий и которые можно сбывать на черном рынке среди своих и переправлять в Мирасс за баснословные деньги, — почти мечтательно перебирала Бану, — все находится в центре или на юге Ласбарна. А еще эта чудодейственная ласбарнская известь, что лечит многие раны и отнимает многие жизни. Ах! — она разулыбалась душевно.

Раманы уставились как на безумную, а танша внезапно посерьезнела:

— Понятно, что вам нужно, раману. Но цена, которую вы заплатите в песках, превысит все деньги, которые вы получите.

— Если бы не обокрала корону, — влез тан Аамут, — всего этого вообще бы не требовалось!

— Так это я повинна в неспособности Светлейшей уяснить, что самый главный элемент в битве — человек? — искренне удивилась Бану. — Когда в Ласбарне во имя бессмысленного золота поляжет половина или даже больше половины ясовской армии, военная мощь страны упадет до безобразного ничтожества, и тогда любой иноземный захватчик, проявивший некоторую прыть, не замедлит разбить нас на голову, захватить и, — Бану повела рукой, — увезти золото, над которым вы так трясетесь. Хотя бы тот же Алай Далхор, если почешется. И — пожалуйста: воззрения его заскорузлой державы перекроят весь Яс с головы до ног.

Бансабира ухмыльнулась. Кхассав не отводил от неё глаз, но молчал, подмечая, как таинственно преображается Мать лагерей, когда говорит о войне. Никогда прежде он не видел и даже не представлял её в образе воительницы, хотя и доподлинно знал, что Бану является таковой. Сейчас, с горящими глазами, перед ним сидела избранница Шиады, которая с неподдельным удовольствием говорила о том, что дорого сердцу.

— Да когда это было проблемой, — тан Аамут рассвирепел, — найти и подкупить местных проводников?!

— Теперь будет, — не отступала Бану. — Все ясовцы после гегемонии Далхоров ненавидят любых иностранцев, за что вряд ли можно их осуждать, и всякий проводник почтет скорее честью былой могущественной империи завести войско в области каракуртовых гнездовий, затащить в жидкие пески и смотреть, как бесчисленные глаза жертв выклевывают лысые, обглоданные жарой грифы. Или просто поможет, если отряд небольшой, кому-нибудь из удельных князей пополнить ряды рабов.

— Тогда твоей долг перед родиной особенно состоит в том, чтобы быть проводником при захвате шахт и рудников, — вынесла заключение Тахивран. — В уплату того ущерба, который ты нанесла стране в годы Бойни.

Бансабира почувствовала, как внутри все перевернулось от такого заявления.

— Когда у армии, которую вы надеетесь отправить в Ласбарн, будет полное обеспечение верблюдами, когда вы сможете объяснить людям, почему они должны будут оставить свои дома перед самым сбором урожая, над которым корпели всю весну и лето, и они согласятся, вот тогда я, может быть, и дам пару советов. Но на мое войско в Ласбарне не рассчитывайте.

— Это не предложение! — Аамут вскочил со стула и, уставившись на Бану, начал при каждом слове колотить ладонью в стол. — Ты не можешь отказать раману и… — он осекся, поглядев на племянника, — и государю.

— Государь мне пока ничего не предлагал, чтобы я отказывала. Но если предложение будет лишено здравого смысла, откажу непременно.

— А тебе не страшно? — по-честному спросила Тахивран, белея.

— Нет, — безмятежно отозвалась Бану. — Все трое моих детей сейчас с Сагромахом. Если он окажется при них регентом, он все сделает верно.

Все заходило к прямым угрозам, и сопровождение Бансабиры, вальяжно откинувшейся на стуле, заметно напряглось в боевой готовности. Сама танша тоже сидела отнюдь не в платье, и некогда побывавший в Храме Даг Кхассав хорошо помнил рассказы о Бансабире Изящной, которая за каждой складкой в воинском одеянии ухитрялась иметь по лезвию. За столом только она, Хабур и сам Кхассав — Тахивран и дряхлый Аамут, случись заваруха, вообще ничего не сделают.

Надо было как-то сгладить конфликт, и оставалось только надеяться на сознательность Матери лагерей.

— Ну прекратите, — Кхассав строго посмотрел на мать и деда. — Что это еще за угрозы.

— Как ты мог вообще посадить её за один с нами — с нами, Кхассав! — стол! — разошлась Тахивран.

— Раз посадил, значит, считаю, что поступил верно, — жестко осадил Кхассав.

— Будешь раманом, и считай, как хочешь.

— Раману! — терпение Кхассава явно заканчивалось. Ему нужны северяне в союзниках, а не во врагах. А никто из семьи никак не может изжить какую-то поганую чушь в собственных предрассудках!

— Если ты и впрямь называешь себя государем, — нравоучительно влез Аамут, — ты должен не предлагать танам или советовать, а приказывать и требовать. Таны обязаны подчиняться.

— Ты не спешишь подчиниться и заткнуться, хотя я и приказал.

— Я — другой дело, — веско напомнил тан. — Я твой дед.

Бансабира, наблюдая, вздохнула.

— Ладно, — опираясь на стол, она встала, ногами отодвигая стул. — Мое время едва ли этого стоит.

— А ну сядь! — рявкнула Тахивран. Бансабира, стоя, чуть наклонила голову, подумала о чем-то, потом посмотрела на Кхассава.

— Государь, — обратилась танша, — из двенадцати танов Яса на лицо только двое — я и Аамут. И мало надежд, что мы согласимся. Нет смысла больше заседать.

Кхассав был согласен полностью. Он совсем не так планировал эту встречу, и раз она столь отвратительно завернула в никуда, был рад побыстрее закончить. Надо будет позднее поговорить с Бану один на один, лучше после коронации, чтобы наверняка иметь власть выгонять мать отовсюду. Она должна узнать сущность его идеи от него самого, чтобы был шанс наверняка расположить таншу к себе.

Поджав губы, государь глянул на Тахивран. Надо же так все испортить! Воистину, склочная баба. Самая настоящая.

Не только Кхассав вырос во многом без матери — она тоже едва ли знала сына, и лад меж ними оказывался невозможен. Тахивран считала Кхассава заносчивым и неблагодарным мальчишкой, вздорным, взбалмошным романтичным юнцом, который напутешествовался всласть и напридумал о правлении полную чушь. Кхассав считал мать ограниченной и действительно тупой марионеткой в руках деда, которая никогда не видела сражения и едва ли имеет представление о главном в жизни.

— Благодарю за уделенное время, тану Яввуз, — Кхассав поднялся, протянув Бану руку. Он, как обычно, улыбнулся располагающе и до неприличия лучезарно, и Бансабира уступила харизме, пожав в ответ.

Когда северяне скрылись за дверью, Кхассав перевел глаза на мать и с черным от негодования лицом спросил устрашающим голосом:

— Какая мразь донесла тебе об этой встрече?

Тахивран даже замолчала от удивления: в таком тоне с ней не разговаривал никто уже много лет.

— Как ты смеешь так говорить с матерью? — попытался вступиться Аамут тише, чем ерепенился прежде.

— КАКАЯ МРАЗЬ?! — заорал государь и, зная, что ответа не дождется, объявил:

— Моя коронация переносится на завтра.

— Но приготовления и гости…

Кхассав не слушал.

* * *

На другой день он стал государем великодержавного Яса. Светлейшим раманом Кхассавом VII.

* * *

А на первое марта, объявил государь, пусть назначат торжественный прием тех, кто не успел приехать пораньше. Главное по всем бумагам и перед всей столицей он отныне — владыка.

* * *

Таны съезжались в столицу тем скорее, чем ближе оказывался первый день весны. За неделю до установленного срока прибыл Иден Ниитас и на этот раз вполне серьезно — насколько мог, щурясь, хихикая, и постоянно причитая и повторяя слова — завел с Бану речь о давнем сговоре.

Показано 48 из 67 страниц

◄ 1 2… 46 47 48 49… 66 67 ►

Её братцу уже одиннадцать. О помолвке пора заявить во всеуслышанье. Его правнучке правда, пока только четыре, но уже имеет смысл. Бансабира не спорила, соглашаясь, однако в душе отчаянно начинала перебирать в уме, каким образом можно хоть как-то повлиять на наследование в доме Ниитас так, чтобы Иден не понял, что к чему, и не обиделся. Ведь что ни сделай, дед точно поймет: Иден может сколько угодно строить из себя идиота, но соображает он здорово.

Наличие живого Идена Ниитаса, который, похоже, планировал пережить всех остальных танов, расстраивало прибывшего Яфура. В коем-то веке Каамал-Льстивый-Язык прибыл не по-свойски похудевшим, бледным и одетым для него почти скромно: в кольцах было всего шесть пальцев из десяти, да и пуговицы на камзоле из мирассийских шелков не золотые, а из черного дерева, которое доставляли морскими путями оттуда же. На торжестве Яфур был невиданно мрачен, огрызался и старался не разговаривать ни с кем. На Бансабиру поглядывал с каким-то необъяснимым выражением. При всяком приближении невестки, пытался скрыться из виду, и её соболезнований по кончине второго сына почти не слышал.

Впрочем, соболезнований Яфур не слышал ничьих. Время от времени он начинал волком смотреть на собравшихся, подозревая в смерти Этера всех и каждого, потом успокаивался, покрасневшие глаза белели, зрачки сужались, и Яфур становился то плаксив, то по-тихому злобен.

Все торжество он провел в далеком углу, и, побаиваясь, другие таны не стремились беспокоить его. Даже Бансабира. Сначала Яфур думал, что стоит ей подойти, она возьмется тут же без умолку трещать о наследственных правах Гайера. Сам Яфур на сей счет становился все более растерянным с каждым днем: если жена Этера не родит, ему хоть самому снова женись. Или — согласиться на Гайера.

Бану, осознав, что неугодна свекру, больше не приставала и не преследовала. К тому же, её внимание все время оказывалось занято то Иденом, то Кхассавом, то Хабуром, то Дайхаттом. У последнего танша вполне искренне спросила, отчего с ним не прибыла Иввани, и Аймар сообщил, что не стал рисковать положением беременной.

— Ей, наконец, четырнадцать, и мы рискнули, — поведал Аймар вполне по-семейному. Выглядел он довольным и цветущим, и Бансабире только оставалось надеяться, что с Иввани все хорошо.

К концу празднования Бану снова нашла деда и сказала, что договорную свадьбу между ними стоит устроить как можно раньше — хотя бы, как только Адар войдет в брачный возраст. Она умалчивала о причинах, но, если в четырнадцать Адар не окажется в браке по законам Яса он, как кровный брат тану Яввуз станет представителем дома и должен будет переехать в столицу. Именно отсутствие такого ценного заложника во многом развязывало Бансабире руки, и танша хорошо понимала, что сколько бы власть ни менялась, а от такого удобного закона отказываться не станет ни один разумный государь.

Кхассав VII Яасдур назло матери и жене полвечера приударял за водными женами, которых уже имел двух, а другую половину ходил среди танов и болтал на разные темы. Бансабира старалась не попадаться ему на глаза, сколько могла, но Кхассав все равно находил.

— Будь здесь Сагромах, он вел бы себя скромнее, — замечал Хабур, стоя рядом с таншей.

Бансабира была полностью согласна. Сагромах так и не приехал, прислав весть, что на всех собраниях доверяет представлять свои интересы жене и Хабуру. Кхассав воспринял новость спокойно: конечно, кто-то из родителей всегда должен быть с детьми. Так уж вышло, что между Пурпурным и Лазурным домами сейчас наследники были общие, так что вполне естественно, что одного из двух танов во дворце нет.

* * *

После торжества Кхассав созвал новое полномасштабное собрание двенадцати танов (с Хабуром вместо Сагромаха) и завел речь о походе на Ласбарн. Тахивран тоже была здесь и теперь делала все возможное, чтобы разговор был обстоятельным, всячески поддерживая идеи отца. Кхассав, став государем, всерьез ограничил её вмешательство в военные дела, заявив, что ключевая задача раману состоит в снискании благорасположения Богов. Бансабира расхохоталась в голос, когда Светлейший напомнил об этом: Джайя наверняка отлично справится, когда придет час, подумала танша.

Раманин тоже сидела в зале переговоров, в углу подальше, и старалась не подавать вида, что обижена на мужа по уши.

К Бану в вопросе ласбарнского похода, к удивлению танши, некоторые прислушались. Доводы находили разумными и Иден Ниитас, и Дарн Вахииф, и Аймар Дайхатт, побывавший в песках лично.

— Если какую-то часть снабжения вы можете вменять в обязанность танов, государь, то покупка такого необъятного количества боевых верблюдов, как и наставников для обучения управлению ими, — Бансабира сделала акцент на выучке животных, воздев перст, — не по силам ни одному из нас. К тому же, в них надо хоть немного разбираться, а не могу же я в одиночку перевыбрать больше ста тысяч голов. Да в Ласбарне столько даже не сыщется хоть все оазисы обойди!

Почему для похода на Ласбарн, ободранный и нищий, как представлялось многим по байкам о колонии Орса, нужны именно всадники отказывались понимать все. Бансабира объяснять не спешила: кто никогда не видел, как люди умирают от укуса паука, едва ли поверит в серьезную их опасность.

Но даже если отбросить затею биться верхом на верблюдах, поход на Ласбарн вставал в огромные деньги. И тут все головы оборачивались в сторону Бану.

— Всем известно, сколько ты вывезла из моих земель, — начал старую песню Аамут.

— Ну еще пока не всем известно, сколько Шаут вывез из твоих земель, — спокойно отозвалась Бансабира в упор глядя на Ранди Шаута, который приехал на собрание танов лично. Странно было видеть его здесь после всего, но все таны за этим столом ненавидели друг друга одинаково сильно, чтобы сейчас устраивать из этого отдельную проблему.

Иден, знавший сермяжную правду, на этой фразе расхохотался до притворных слез.

Кхассав попытался убедить Бану выгодой — повышенным процентом награбленного, но Бану поинтересовалась честно: отрастут ли за эти деньги у раненных новые руки и ноги, и сможет ли она найти колдуна, который воскресит погибших.

— Но не бывает войн без потерь, верно? — спросил Аамут.

— Бывает, — философски заметил тан Вахииф. — Если в них не ввязываться. Без должной причины.

Богатство по мнению большинства было более чем должной и солидной причиной, чтобы влезть в любые неприятности. Споры возобновлялись активнее и активнее.

— Слушайте, — вступил Вахииф в оконцовке, широким жестом пригладив редеющие волосы, — за этим столом многие недолюбливают Мать лагерей, это так. Но не признавать разумность доводов тану Яввуз нельзя.

Для Бану было необычным найти поддержку в его лице, но, видимо, совместное путешествие в Орс пару лет назад как-то расположило владыку Бежевого дома.

Раггар заявил, что трястись перед песком — трусость непередаваемая.

— Даже малец в песочнице не боится, а грозная северная танша дрожит, как песчинка! — гордый остротой, тан Мураммат Раггар уперся в столешницу двумя кулаками.

— А со змеями мы как-нибудь управимся, — поддержал тан Луатар. — В наших землях их тысячи, и ничего, живы пока. К тому же, поскольку в походе наверняка будет несколько жрецов, они найдут тварям применение.

Бану разводила руками: то, что от участия отказывается она нисколько не означает, что она разубеждает остальных.

— Я всего лишь говорю, почему я туда не сунусь. Над вашими подданными я не властна.

— Мне так нравится, как она себя ограничивает, — похихикал Иден. — Да, ага, ага, — закивал он. — Нравится!

Остальным симпатии Идена оказались совсем не интересны. Большинство вовсе сочувствовало его подданным, фантазируя, как должно быть, ужасно живется при таком тане.

— Я бы согласилась с тану Яввуз, — подала голос новая тану Наадал, племянница прошлого покойного тана, которого в свое время на голову разбил Сабир Свирепый. — Бойня Двенадцати Красок длилась десять лет, и всего через три года после её окончания снова ввязываться в войну абсолютно бессмысленно. Мы в жизни не окупимся.

— Бабы! — не сдержался Раггар. — Только и можете, трястись за свои юбки.

Тану Наадал поджала губы. Бану повела бровью, глядя на Раггара в упор.

— Ты от моей юбки тоже трясся. Напомнить, как ты подмазался к идеям Шаута и прятался за его спину, моря нас голодом?

— Тану Яввуз, — влез сам Шаут.

— Ты, Ранди, по крайней мере, имел смелость дать мне бой, и не один. И, давай будем честны, мы оба в те дни хлебнули и позорных отступлений, и бессчетных потерь. А Раггар, как последняя крыса, что тогда, что сейчас, тычет иголками мне в спину.

— О чем речь? — Кхассав оживился мгновенно. Не дело, если с самого начала его правления между танами идут распри до вооруженных стычек.

— Кто-то бьется за мое приграничье, государь, — ровно и бесцветно отозвалась тану Яввуз. — Но не переживайте, мне не нужна ваша помощь, чтобы отодрать пару яиц тому, кто их не стоит.

Кхассав не удержался и засмеялся. Иден захихикал. Вахииф улыбнулся. Яфур тоже хотел, но был слишком для этого мрачен. Зато Раггар подался вперед, отзываясь на личное оскорбление.

— Мы собрались не для того, чтобы слушать твою брань, — напомнила Тахивран жестким голосом.

— Ах да, точно. Мы собрались, чтобы попросить меня вернуть то золото, которое я забрала у вас в уплату жертв моих людей. Не то, чтобы хватило, но лучше, чем ничего.

— Я тебе пришлю яйца, — Раггар, наконец справился с собой. Присел, с видом, будто вот-вот плюнет танше в лицо бросил. — Яйца твоего брата.

Бансабира никак не отреагировала. Так или иначе, золото компании она не предоставит. К тому же она давно растратила большую его часть. Вариантов оставалось немного.

— Тан Каамал, — обратился Кхассав. — Все мы наслышаны о вашем выдающемся торговом таланте. И такой знающий человек, как вы, не может не видеть очевидных прибылей от ласбарнской компании.

Яфур вздохнул, при этом поднялась и опала пусть похудевшая, но все еще тучная грудь. Встал, тяжело опираясь на стол, и заявил:

— Я похоронил обоих сыновей. Мне нет дела до ваших походов и прибылей. И даже если каждый из вас лично подохнет в какой-нибудь ласбарнской шахте, мне плевать.

— Тан Каамал, — первой вздернулась Тахивран. Поднялась, уставилась на тана. — Вы не можете говорить в таком тоне с собранием танов и тем более с правящей династией!

Яфур чуть наклонился вперед и проникновенно поведал:

— Я клал свой член на всю династию и всякое собрание, если в самые черные для себя дни нахожу в них прорву голодных ртов, алчущих моего золота.

Тут помрачнел даже Кхассав. До Ласбарна ему тоже, откровенно говоря, не было дела, но тон тана и впрямь переходил разумные пределы.

— Стража! — рявкнул Аамут, опережая всех.

Все случилось невиданно быстро. Но уже через несколько мгновений за спиной Яфура стоял гвардеец, а к его горлу прижималось тонкое лезвие в руке Бану, еще совсем недавно сидевшей напротив свекра.

— Убери руки, — попросила танша.

— Бану! — Хабур забеспокоился. При себе у него был только кинжал, но за дверью залы наверняка ждет пара танских охранителей, которым можно бросить клич.

Бану не опускала руку, сколь бы ни голосила Тахивран, чтобы сейчас связали и её.

— Я не могу решать за дом Маатхас, — напомнила танша остальным, когда, повинуясь кивку Кхассава, стражник отступил на полшага, опустив меч. Она обернулась к собранию, а Хабур быстро встал за её спину в защитной стойке. — Но в клане Яввуз мое слово последнее. Неважно, в чьей постели я сплю теперь. Яфур Каамал — мой свекор, дед моего старшего сына. Напасть на него, значит, объявить войну и мне.

Яфур был поражен. В обычном расположении духа он наверняка счел выпад Бану мастерской игрой, но сейчас даже думать не хотел ни о чем подобном. Когда остаешься один, найти поддержку в лице тех, от кого отвернулся прежде, особенно дорого.

— Бансабира, никто и не пытался на него нападать, — Кхассав мысленно выругался. Что нужно было сделать со страной, чтобы теперь все его подданные были настолько озлоблены?! Надо было спасать ситуацию.

— Очень странно, что ты встаешь на сторону человека, который надеялся сгноить этого первенца! — вскинулась Тахивран. Дура, протянула мысленно Бану. Так обнажить себя.

— Тан Каамал действительно знает толк в золоте, — объявила Бану, обводя взглядом всех собравшихся. Сам Яфур как-то даже приосанился за её спиной. — И этим особенно мне близок, ибо девиз Храма Даг гласит, что время и золото требуют опытных рук. Он знает толк в том, как выгодно купить и где выгодно продать. Но он никогда не продавал свою честь и к посягательствам на жизнь Гайера Каамала-Яввуза, в отличие от вас, раману, не имел отношения.

Яфур посмотрел в затылок Бану с каким-то новым выражением.

— Хватит! — рявкнула Тахивран.

— Наши отношения не всегда складывались безоблачно, правда, — Яфур отодвинул Бану твердой рукой и вышел вперед, загораживая женщину, как полагалось мужчине и свекру. — Но вы, — он ткнул пальцем в Аамута и повел дальше, указывая на всех подряд, — все вы, кто пытался рассорить нас в дни Бойни, так и не поняли, что никакие ссоры не разъединяют северян. Ибо на севере руки отпадут у всякого…

— … кто не радеет о родственниках, — будто чувствуя момент, древнее изречение единовременно закончили и Яфур, и Бану, и Хабур.

Затянулось молчание. Что-то сказать или добавить не мог никто, как никто не понимал, что


сейчас нужно делать. Поэтому переведя дух и спрятав нож, Бану опять взяла слово:

— Думаю, участие в этом походе северян обсуждению не подлежит. Впрочем, если Хабур считает нужным, не стану препятствовать. Мое почтение.

Они с Каамалом поклонились и направились к выходу. Хабур простился тоже.

— Тану Яввуз, — окликнул государь, — задержитесь. Остальные могут идти. Хабур может остаться тоже.

Таны переглянулись и, ворча, повставали с мест. Тахивран вообще не одобряла происходящего: нечего возиться с таншей с таким неуправляемым характером. Но Кхассав, похоже, всерьез считал, что именно недостаток здравомыслия и терпения не позволил женщинам династии в прошлом достичь выгодной договоренности.

Раману не собиралась уходить, и Кхассав выпер её с трудом. На Джайю он глядел долго, но та не двигалась с места. То ли из ревности, то ли еще почему, и в конечном счете Кхассав понял, что будет даже лучше, если раманин останется. Пусть воочию поглядит на силу дипломатии.

— Если позволите, государь, — сразу обратилась тану, когда их осталось четверо в кабинете, — дам совет. Как человек, который на весь Яс славится своими боевыми псарнями, могу сказать, что годен лишь тот пес, который в бою признает одного хозяина.

Кхассав поднял брови в ожидании продолжения.

— Казните всех, кто позволяет себе командовать стражей в вашем дворце, если только это не происходит по вашему разрешению. И всех, кто подчиняется таким приказам, казните тоже.

Он улыбнулся и кивнул:

— Я тоже подумал об этом. И не только сегодня, — Кхассав снова расслабился, откинувшись в кресле правителя и предложив Бану и Хабуру сесть. — Аамут всерьез верит, что он тут хозяин, а мать и в ус не дует.

Бану села, подтянув на бедрах штаны, по-воински, как в шатре.

— Аамут обмочился, когда в свое время я явилась по его голову, а у вашей матери, как у всех женщин, нет усов.


Кхассав усмехнулся:

— Нет, иногда встречаются.

Бану улыбнулась, но было видно, что ей не очень комфортно здесь.

— Государь, я соскучилась по детям и хочу домой. Вы прекрасно понимаете, что я все еще здесь только потому, что династию теперь возглавляет здравомыслящий человек, и вы неповинны в грехах матери. Говорите, что собирались скорее, и я поеду.

Кхассав деловито кивнул. Хороший подход.

— Я не пойду в Ласбарн.

— ЧТО?! — Джайя взвилась тут же. — Но договор…

— Плевал я на договор, заключенный без моего участия.

— Твоя мать…

— Раман я, — осек Кхассав. — И я не имел никакого отношения к этому договору.

— По этому договору, — Джайя подошла к мужу ближе, — ты получил меня, царевну династии Далхор. Если бы я только знала…

Нытья Кхассав не выносил совершенно. И поскольку здесь была именно Мать лагерей, напрямую участвовавшая в заключении альянса Яса и Орса, раман не сдерживался.

— Можно подумать, ты не сама согласилась выйти за меня!

Бану засмеялась.

— Что вы, раман! В стране, где выросла раманин у женщин не принято спрашивать согласия.

Кхассав вытаращился с неверящим ужасом. Потому перевел взор на Джайю, которая стояла, высоко задрав голову в необъяснимой гордости.

— Неужели вы слышите об этом впервые? — изумилась Бану.

— Вы что, вообще ничем не занимаетесь, кроме… — Хабур заткнулся, когда понял, что в отличие от Бану он не тан и лучше не заноситься.

— Прекратите обсуждать меня, будто меня тут нет! — рявкнула Джайя.

— Давайте к делу, государь, — спокойно позвала Бансабира. Тот кивнул. На вопрос Хабура предпочел не отвечать.

— Ласбарн, может, и не нищ, но мне откровенно не нужен.

Джайя сцепила зубы и села обратно: черта с два она уйдет!

— Тогда зачем этот фарс? — спросил Хабур.

— Чтобы убедить мою мать, что я всячески намерен, пусть и в ссорах с ней, следовать наследию, которое они с отцом мне оставили.

— И чтобы узнать, что и кому из нас надо на самом деле, не так ли? — улыбнулась Бану. — Поручи своим людям выполнить дело строго в срок, и узнаешь, на кого и до какой степени можно положиться.

На этой фразе Кхассав взметнул бровь: даже если это дело — просто визит. Она правильно все увидела. Бану продолжила:

— Спроси у них о правильном и неверном, и узнаешь их взгляды. Попроси привести доводы и увидишь, как они изменятся.

Сегодня на совете он и попросил, прикинул в уме Кхассав, сказать о причинах идти или не идти в военный поход на пустыню.

— Напои их, как это было вчера на торжестве, чтобы наблюдать за их поведением.

Кхассав заулыбался до ушей.

— Соблазни их будущей выгодой, и увидишь, насколько они скромны.

Кхассав, не отводя взор от танши, засиял почти влюбленными глазами.

— Классическое искусство стратегии, — подытожила Бансабира.

— Классическое и непреложное, сколько бы времени ни прошло, — Кхассав одним взглядом подтвердил каждое сказанное таншей слово.

Джайю, наблюдавшую этот взгляд, передернуло. Хоть она и поклялась себе остаться до конца этой встречи, наблюдать за восхищением Кхассава к танше, которую он всегда ставил Джайе в пример, утверждая, что та поняла бы его абсолютно в любой ситуации правильно и сразу, стало невыносимо. Изобразив рвотный позыв, раманин стрелой кинулась к двери, и больше о ней не вспоминали.

— Если все так, — обронил Хабур глядя в закрывшуюся дверь, — стоило ли её отпускать сейчас.

— Разумеется, — улыбнулся Кхассав. — Теперь она знает часть правды и будет метаться между верностью семье, к которой принадлежит её дочь, и верностью отцу.

— Так почему вы отказываетесь от Ласбарна, государь? — спросил Хабур.

— По многим причинам. Этот пресловутый «ласбарнский договор» — прошлое. Моя мать умрет рано или поздно, отец Джайи тоже. И договор тогда не будет иметь никакого значения. К тому же, по сравнению с Мирассом, Ласбарн действительно нищ. А вот взять Мирасс было бы по-настоящему достойной задачей. Поскольку я прожил там почти десять лет, у меня осталось связи. К тому же там у нас не будет сложностей с проводниками и погодой, как в пустыне.

— Но такой поход требует колоссальной подготовки, — заметила Бану.

— Как любой другой. Но этот — особенно, да. Поэтому я и буду настраивать всех, что мы идем в Ласбарн, сколько потребуется.

— Очень разумно, — вдумчиво протянула Бану. — Таны станут снаряжать войска и тренировать их. Выяснив слабости и сильные стороны каждого в этом собрании, вы, государь, сможете, руководить подготовкой сборной армии так долго, как потребуется, исходя из того, что помните о военных характеристиках Мирассийской державы. И если раману Тахивран будет угасать довольно медленно, в день её кончины, вы получите разрушительной силы орду, которую в один миг развернете от Ласбарна на цветущий Мирасс. Пуф! — Бансабира сделала жест, выпростав пальцы из кулачков. — Сначала все вражеские шпионы думают, что Яс готовиться к войне с Ласбарном, а потом одномоментно ничего не подозревающий Мирасс подвержен штурму со всех берегов.

Кхассав спрятал лицо в ладонях.

— Почему, тану? Почему, когда я два года назад позвал вас замуж, вы отказались, а?

Бансабира застыла с удивлением на лице. Это тут причем?

— Если бы вы говорили всерьез тогда, — попыталась она отшутиться.

— Я говорил, — подтвердил он, и Хабур, как мужчина, мгновенно понял, что так и есть. Бану изумилась сильней и одновременно напряглась: такие разговоры всегда смущали.

— Бану? — обратился Хабур недоверчиво. Раман махнул рукой.

— Ничего, о чем следовало волноваться, — это заявление бдительность Хабура не усыпило. — Просто твой молочный брат, Хабур, женат на лучшем из всех союзников, которых можно иметь.

— Мой молочный брат, — Хабур непроизвольно повторил интонацию, — едва ли не костьми лег, чтобы получить этого союзника, — закончил он так, чтобы было понятно, что связь Бану и Маатхаса намного глубже, и нечего тут принижать достоинства Сагромаха до банальной погони за выгодой, которую мог принести такой брак.

Кхассав кивнул, продолжая над чем-то размышлять. Потом спросил:

— То, что вы сказали, тану, ну, насчет того, что в Орсе женщин не спрашивают о согласии в замужестве, это правда?

Хабур не удержался.

— Да серьезно! Простите, ваше величество, но вы женаты два года! Вы что, сами не могли спросить раманин межд…

— Я не тебя спросил, — резко осек Кхассав, и Хабур изумленно застыл. Что за мальчишка такой?

— Да, как можно понять, у нас с Джайей мало общего, и мы крайне мало разговариваем. Она без конца трындит мне про долг, который должна была исполнить, но я никогда не воспринимал всерьез. Думал, она прибедняется, примеряет роль жертвы. А похоже, не врет?

— Нет, — Бансабира просто пожала плечами. — Но варварскими считает наши обычаи.

Кхассав усмехнулся:

— Я заметил.

— Их учение гласит, что Бог создал женщину из ребра мужчины. Вроде как обрат от сливок. Поэтому мужчина и распоряжается своими ребрами, как вздумается. Говоря откровенно, — Бану перешла на философский тон, — если бы я росла с таким учением на устах, я бы тоже не удивлялась обычаю не спрашивать женщин. Разговаривать с ребрами как-то негоже.

Хабур расхохотался, а Кхассав, улыбнувшись, сохранил серьезный взгляд.

— В Мирассе я слышал старые астахирские песни. И во всех почти говорилось, что северные женщины происходят от Богов. Не знаю, байки или нет…

— В смысле, байки? — уточнил Хабур.

Теперь настал черед удивляться Бансабире. Она обернулась к мужчине всем туловищем.

— Подожди, то есть …? — в зеленых глазах застыл вопрос. А в глазах Хабура практически сразу читался ответ. — Я думала, Сагромах без конца повторяет мне это, чтобы … ну как… из любви.

Хабур загоготал.

— Нет, ну в чувствах Сагромаха и впрямь нет надобности сомневаться. Но он зовет тебя так не для того, чтобы приласкать твою гордость. У Астахирского хребта до сих пор, если ударить законную жену или изнасиловать, можно потерять голову. А если за неё не вступится родня…

— Им отрубают руки? — наконец, до Бану дошел смысл этой фразы. Хабур, видя её удивление, засмеялся с каким-то теплом в сердце. Все-таки прав Сагромах: имея выдающийся талант стратега, в деле обычных человеческих отношений Бансабира смыслит очень мало. Особенно в тех, в которые вовлечена лично.

— Да, таков закон северян. Тебе надо думать о себе получше, чем ты привыкла, Бану, — посоветовал Хабур, словно они были наедине. — Поэтому, — он перевел глаза на рамана, — я попрошу вас, государь, не делать очевидных жестов в сторону тану Яввуз.

Кхассав, улыбаясь, вскинул руки.

— И в мыслях не бы…

— Тогда чего ради вы выставили всех, чтобы пооткровенничать с ней?

— Всех, да не всех, Хабур. Ты — здесь. Хорошо, — уступил Кхассав. — Давайте на чистоту. Я разослал своих хронистов по всей стране, собирать сведения о Бойне из первых рук, и знаю о вас немало, чтобы не доверять вашему мнению относительно опасностей Ласбарна. Уже этого достаточно, чтобы не желать никак с ним связываться. Но главное, я могу сказать вам, что я был гостем в Храме Даг девять дней. И я бывал в ранговой комнате.

У Бансабиры захватило дыхание. Глаза расширились и застыли, не мигая.

— И этот знак, — он кивнул в сторону разложенных на столе женских рук, на одной из которых по неизменной традиции сидело храмовое кольцо с вензелем, — это ведь узор первого ранга? Так?

Бансабира не находила, что ответить. Да и не то, чтобы раман сейчас в самом деле спрашивал.

— Когда мы впервые встретились, узор соответствовал тому, который я видел под вашим именем в Храме Даг. А теперь у вас такой же, как под именем Ирэн Безликой.

— Ты знал Ирэн?

— Одним из моих охранников был её давний ученик. Так что мастера Ирэн Безликую и её последователей я точно успел узнать.

Бансабира отвела лицо в сторону. Слишком неожиданно.

— Я не просто видел ваше имя, тану. Я слышал о вас рассказы. От неё, от мастера Ишли. От парня по имени Астароше. От Шавны Трехрукой, такой выразитель…

— Замолчите, — вдруг осекла танша.

Кхассав замер: кажется, беседа приобрела непринужденный тон. Что произошло?

— Простите, государь, — Бану поджала губы. — Шавна Трехрукая очень мне дорога, — посмотрела Кхассаву прямо в глаза. — Она погибла.

— Мне жаль, — только и нашелся Кхассав.

— Давайте больше не будем о храме. Я поняла, все, что вы хотели сказать. Мирасс, так Мирасс. Я поразмышляю об этом разговоре, но, честно сказать, едва ли без видимой причины ввяжусь в войну так далеко. Вы и сами знаете, что чем дольше путь до снабжения, тем меньше шансов победить. Едва ли это лучше, чем Ласбарн.

— Все же подумайте, тану, — попросил Кхассав.

— Хорошо. Я могу возвращаться в танаар?

— Не хотите задержаться? — Кхассав поднялся сразу, как, прощаясь, встала Бану. — Мы могли бы составить несколько действительно хороших бесед.

— Разве что до завтрашнего утра — чтобы мои ребята окончательно протрезвели, — улыбнулась танша. Кхассав кивнул.

— Думаю, вы найдете, что сказать остальным по поводу моего скорого отъезда.

— Конечно, — подтвердил Кхассав и через стол протянул Бансабире руку. Мать лагерей улыбнулась и ответила на рукопожатие, глядя государю в глаза.

* * *

Когда Джайя вылетела из кабинета, свирепая и обиженная, чуть поодаль её остановил Дайхатт.

— Что-то стряслось, раманин? — обеспокоенно спросил Аймар. — Я могу вам помочь?

— Нет, — отрезала женщина. — Если только вы не способны прирезать Бану Кошмарную, — буркнула она под нос, не сдержавшись.

— Ну, я не могу пообещать прямо прирезать, госпожа. Но если Бансабира посмела нанести оскорбление будущей раману Яса, этого, конечно, прощать нельзя. Что я могу для вас сделать?

Джайя осмотрела с головы до ног полным пренебрежения взглядом.

— Думаете, я не знаю, что вы с Бану в родстве?

— Думаете для меня это важно? Бансабира только играет в честность, но врет больше всех нас вместе взятых. И иногда врет не тем, — заметил Аймар.

— Уйдите с дороги! — разбираться в происходящем у Джайи не было никакого желания, она толкнула Дайхатта в грудь. Тот поглядел раманин вслед. Ничего, беременность невечна. Однажды он достучится до Джайи. Тахивран уже не молода, но Джайя ненавидит Бану также сильно, как и он. Так что у этих двух еще много-много времени, чтобы отравить жизнь Бансабире Яввуз в той же мере, в какой она отравила её им всем.

* * *

Кхассав сказал, что из-за тоски по двум малышам-грудничкам, Бансабира Яввуз, разумеется, не может позволить себе задерживаться в столице долго, а приехала она раньше многих. Никакие увещевания и посулы не помогли уговорить её помочь походу средствами, и завтра танша покинет Гавань Теней. Хабур поедет с ней. Яфур тут же заявил, что тоже отправится с братьями-северянами. Но зато, объявил раман, тану Яввуз согласилась-таки поучаствовать в ласбарнской кампании наравне с остальными в вопросе отправки армии, и уже это было победой.

Иден, услышав, выглядел очень удивленным, но молчал: ему Бансабира, явившись под ночь, лично сказала, что участвовать ни в чем не намерена и уедет с рассветом.

Кхассав раздал необходимые распоряжения остальным танам, молча поглядел на Яфура. По взгляду тана понял, что в любом разговоре о золоте его ждет отказ еще более категоричный, чем первый. Потому Кхассав от Каамала отстал и отпустил в Серебряный танаар скорбеть по сыновьям.

Танам было велено развернуть активную подготовку войск для похода, а поставку золота для военных нужд, раз уж ни один из танов не пожелал ссудить необходимую сумму, Кхассав обещал взять на себя.

— Это может занять некоторое время, но тем лучше будут подготовлены наши войска, — убедил он остальных.

Таны согласились.

— А, и да, — добавил раман напоследок, — стража! Уведите тана Аамута в темницу.

— Что?! — Тахивран бросилась вперед. — Ты не посмеешь! Это твой дед!

— Это человек, который посмел приказывать моим людям в моем дворце. Вы придете на его казнь завтра?

Тахивран побелела.

Никто не сказал ни слова.

* * *

Узнав о предстоящей казни Аамута, Иден теперь сам заглянул к внучке и спросил, не желает ли та остаться.

— Такое зрелище, внученька, такое зрелище! — предвкушал тан.

— Ох, и взглянуть бы, да, деда? — в тон отозвалась танша.

Бану оценила приглашение, позволяя воображению разгуляться. Однако, поблагодарив, отказалась: чем раньше она вернется в чертог, тем раньше её лаваны возьмутся за составление бумаг, оповещающих о помолвке Адара и правнучки Идена.

Ниитас счел это разумным. Однако уходить из покоя внучки не торопился.

— Ну и? — спросил он, улыбаясь так, словно рот его был из медовых сот. — Шинбана и Шиимсаг, значит, да? Правнучки мои тоже, да?

Бансабира засмеялась:

— Ну, в том, что я их мать у меня точно сомнений нет…

Они проболтали до глубокой ночи. Бансабира пригласила деда гостить в любое время, но, когда близнецам исполнится год — обязательно.

* * *

Через несколько дней после казни тана Аамута, посеревшая Тахивран встретила в коридорах дворца сына и отшатнулась. Он, впрочем, нимало не уныл и продолжал перекраивать устоявшиеся ясовские порядки на свой лад. В тот день он сел рука в руку в кабинете с тремя телохранителями, которые сопровождали его в течении десяти лет скитальства. Первому было наказано полностью прочистить ряды дворцовой стражи, и для этого он был назначен новым её командиром.

Второй стал командующим столичной армии, которую предстояло не только тренировать и обучать, но и попросту собрать. Не городские патрули, ни дворцовых гвардейцев, но нормальную регулярную армию, пусть и небольшую. Этого Кхассав назначил генералом. Третий, Таир, по-прежнему оставался главным в его личной охране, сущность которой сводилась к тому, чтобы защищать государя ото всех опасностей, как бы далеко они ни находились.

Теперь такой опасностью стал Яфур Каамал.

— Мне нужен доступ к золоту Льстивого Языка, — сухо проговорил Кхассав, тарабаня по столу пальцами.

— Проще в мирассийском борделе найти шестнадцатилетнюю девственницу, чем договориться с озлобленным таном, который уже все потерял, — прокомментировал Таир.

— Именно, — согласился раман. — С Каамалом я не договорюсь, сколько бы ни бился. Но Мать лагерей — стоящий сподвижник.

— Кажется, её сын теперь едва ли не единственный наследник каамалова золота?

Кхассав оскалился жадно и хитро:

— О том и речь. С Бансабирой можно иметь дело. Если я смогу уговорить её, пока она будет регентом при сыне, Мирасс будет наш. Только надо уговаривать медленно. Ей понадобиться хороший срок распланировать затраты так, чтобы не сильно остаться в убытке. А без этой возможности не прогнется и она.

— Тогда, может, убрать их обоих?

Кхассав прицокнул и мотнул головой.

— Глупо. Если я стану рубить танам головы направо-налево, снова начнется смута и война. Мне надо остаться в истории не разжигателем гражданской войны, а завоевателем, равному которого мир не помнил. И уж честно, остатки Ласбарна на величайшее завоевание явно не тянут. Так что надо поспособствовать, чтобы Мать лагерей стала матерью всего севера.

— А её муж?

— Ну, жаль, конечно, что это не я. Но, если откроется, что я замешан — быть беде. А за Яфура, даже если Бану узнает, вряд ли сильно расстроится.

Таир кивнул.

— Тогда я все понял. Как скоро надо его убрать?

— Не торопись. Для начала, надо чтобы он официально назначил сына Бану преемником. Потом, чтобы мальчишка прижился рядом с дедом хотя бы пару лет. Намозолил глаза в замке, стал знаком подданным. А потом можно и прибрать. Главное, проследи, чтобы Каамал не наплодил кого-нибудь еще или не назначил в наследники.

— Понял, — отозвался Таир. Кхассав заулыбался: раманом быть здорово.

* * *

Недалеко от границы Пурпурного и Золотого домов северяне разбили короткий привал.

— Как в старые времена, правда? — горько спросил Яфур, оглядывая раннюю весну в округе троп и возвышающихся неподалеку гор дома Раггар. Они чуть отошли от остальных, расположившихся на отдых, чтобы поговорить.

— Как в старые времена, — подтвердила Бану. Во времена, когда она только примкнула к кампании отца, когда только познакомилась с Этером и Маатхасом. Только выбрала сторону. Только встретила Юдейра, невинного и робкого мальчика, красневшего всякий раз, как видел её грудь.

Сколько людей умерло в этой самой груди с тех пор?

— Странно, правда, что мы впервые встретились, лишь когда те времена прошли.

Каамал, сжав губы, кивнул.

— Я не знаю, зачем ты сделала в столице то, что сделала, — проговорил Яфур, промолчавший большую часть совместного пути, — но я благодарен. Спасибо. Закончить жизнь столичным узником было бы совсем жалко.

— Если в твоих словах, тан, была хоть сотая доля искренности, когда ты говорил о родственниках, значит, я сделала это не зря. В конце концов, ты и впрямь всегда оставался человеком, которому знакома честь.

Льстивый Язык чуял подхалимаж за версту. Но сейчас не мог сказать наверняка, лицемерит Бану или нет.

— Я давно не видел своего внука, — заметил тан. — Когда твои дети окрепнут, Бану, я бы был рад увидеть тебя и их. И… Сагромаха тоже можешь позвать, — добавил тан.

К тому моменту жена Этера наверняка родит, и всякого конфликта между новорожденным и Гайером, точнее между их сторонниками, можно будет избежать.

— Спасибо за приглашение, тан. С радостью воспользуюсь твоим гостеприимством.

Яфур покосился на молодую женщину. Бансабира поймала этот взгляд и осторожно кивнула. Яфур поднял руку, несколько колеблясь положил руку Бансабире на плечо, пару раз аккуратно прихлопнул и поспешно убрал. Бансабира улыбнулась этому жесту в душе.

— Хотел спросить всю дорогу, — Каамал быстро перевел тему. — Что такого ты сказала раману наедине, что он отстал от меня?

— Что даже если ты загрузишь все свое золото на корабли, выведешь их в море и подожжёшь, никто не отнимет у тебя этого права, ибо ты — тан Серебряного дома Каамал.

Она соврала, но соврала с достоинством, и Яфур не смог уловить и слабого оттенка неправды. Поглядев на невестку, Каамал перевел дух.

— До встречи, Бану, — он не стал благодарить за отпор Кхассаву.

— До встречи, Яфур, — в некоторых людях голос гордости звучит громче зова чести, и потому Бану не стала ни на чем настаивать.

* * *

Оставшиеся дни пути до чертога Маатхасов Бансабира держалась отстраненно и почти молча. Иногда Хабур спрашивал, не случилось ли чего? Танша качала головой. Порой, неверно толкуя ситуацию, он подбадривал:

— Да скоро, скоро ты увидишь детей, Бану. Ну и Сагромаха заодно, — Хабур как-то двусмысленно посмеивался при этом, ощущая себя чрезвычайно глупо. Но Бансабиру его намеки не утешали и не веселили.

Однажды за ужином Хабур не удержался и встряхнул женщину за плечи:

— Бану! Мы не первый день знакомы, не надо мне говорить, что все в порядке. Что? — он требовательно уставился на родственницу.

— Кхассав, — отозвалась, наконец танша. Хабур нахмурился, движением головы будто спросил: что с ним?

— Кхассав умен, — добавила Бану. — Он может быть опасным противником, если я откажусь идти войной на Мирасс.

— А может и не быть, — тут же отрезал Хабур, отпуская женщину. — Если он думает, что сможет сначала разбить Мирасс, а потом северян или даже наоборот — пусть попробует. Да если мы продержим его здесь до любой из зим, он примерзнет своим поганым языком к собственному мечу.

Бансабира усмехнулась:

— Пожалуй.

* * *

Долгожданные вести настигли Бану в чертоге Сагромаха в середине апреля. Зайдя утром в кабинет, она нашла на столе пергамент, полностью замазанный угольком, на фоне которого высвечивались белые буквы, гласившие, что отныне Яфур Каамал признает преемником сына своего младшего сына Нера, Гайера Каамала-Яввуза и закрепляет за ним все законные права.

Бансабира, раз за разом недоверчиво перечитывая белые строчки, безотчетно водила пальцем по листку, мараясь в саже. Пока из дальнего угла комнаты, из укрытия за книжным шкафом, не донесся голос Юдейра:

— Бедняжка безутешна, у неё, как вы и просили, случился выкидыш. Малой кровью, как по заказу, — Юдейр развел руки и чуть склонил голову, будто напрашиваясь на рукоплескания.

— Спасибо, — Бансабира оглядела разведчика с таким пренебрежением, будто он был пьяным паяцем. — А это что?

— Ну как же? Не видите? Это копия. Снял угольком с гравюры в литейной дома Каамал. Скоро по всему Серебряному танаару разойдется новость.

— Надо, чтобы она разошлась по всему Ясу.

— Ну раз надо, — Юдейр пожал плечами. — Что-нибудь еще? Голову Яфура, например?

Бансабира чуть нахмурилась:

— Нет смысла. Яфур нужен живой и здоровый. Просто бесплодный, как и Этер раньше, а остальное — не мое дело. Я бы даже сказала, что сейчас наоборот, тебе следует блюсти жизнь и здоровье тана Каамала во всем, кроме его способности размножаться.

— Оу. Ну, как скажете. Нам ведь с вами не впервой лезть в исподнее других ребят, а?

— Юдейр, — Бансабира непроизвольно сделала полшага от стола. — Ты пьян?

— Что? Неужели отсюда не пахнет так сильно, как я надеялся?

— Ясно, — едва он сделал пару шагов вперед, Бану отступила еще. Юдейра это завело.

Делать нечего. Были дни, когда она молилась, что до этого не дойдет.

Воспользовавшись подпитием разведчика, Бану бросилась вперед, сделала несколько умелых и проворных боевых маневров и вскоре тонкое жало ножа прижалось к шее мужчины.

— Ну зачем вы так?

— Чтобы ты понял, что не можешь безнаказанно ко мне приставать.

— Я же еще даже не начал, — он потянулся вперед несмотря на нож, и Бансабира, не ожидая от самой себя, ослабила хватку, отводя назад руку. Юдейр, между тем, уже прижался губами к её, затем чуть отстранился, посмотрел на них снова, облизнулся. Поднял глаза на зеленые очи.

— Я же говорил, — заговорил разведчик неожиданно внятно и строго, и только сейчас Бансабира поняла, что элем пахнет не от него самого, а только от одежды. — Это моя обязательная цена. Помимо денег.

— Цена — развалить мой брак? — уточнила Бану совершенно бесстрастно.

— Не драматизируйте, тану. Всего лишь немного расслабиться. А, да: если вы сейчас перевели с облегчением дух, знайте, это моя форма. И я пил четыре дня, а потом еще четыре сох. Вот.

— Зачем ты мне это говоришь?

— Чтобы ты поняла, наконец, что я скоро свихнусь! — заорал Юдейр, грубо толкнув таншу. — Дай мне хоть какое-нибудь стоящее дело или просто прибей! Или даже с рождением детей у тебя не появилось и подобия сердца?

Бану отвела глаза. Она проигнорировала его первое открытое за столько лет обращение на «ты», понимая, что это совсем неважно сейчас. Кое-как заставила себя удержать строгость в тоне. Прочистив горло, Бану заявила:

— У тебя есть стоящее задание. Ляг костьми, но добейся того, чтобы Яфур заботился о Гайере и видел в нем свое будущее. Если вскоре Каамал пошлет за преемником, я вряд ли смогу отказать, и тебе придется беречь моего сына.

Юдейр зааплодировал.

— Браво! — он разошелся. — Я должен беречь вашего сына! Мальчишку, отца которого я убил своими руками. Отличный приказ, тану, — Юдейр облизал растянутые в оскале губы. — В вашем духе.

— Прекрати это! — терпение заканчивалось. В душе все равно сидело тревожное чувство неравенства.

— Уже, — внезапно сухо отозвался Юдейр и, не кланяясь, вышел в дверь.

Бансабира упала на стул за столом и уронила голову на руки. Черт знает что.

Кажется, так всю дорогу от Орса до Яса ругалась Джайя, когда ухитрялась не опорожнять с борта желудок в море. Похоже, этот самый черт весьма и весьма знающий парень, думала Бану.

Она положила руку на грудь и закрыла глаза. Ей было страшно. Кое-как совладав со сбивающимся дыханием, Бансабира поднялась и отправилась искать Сагромаха — он где-то таскался с Гистаспом и Хабуром. С ним было спокойнее.

* * *

В начале мая Яфур попросил прислать Гайера для воспитания в наследственном наделе и по этому случаю отрядил к Бану вместе с письмом эскорт для маленького ахтаната. Пока было рано ехать всем вместе — близнецы не могли еще даже сидеть. Но отказывать нельзя.

Триумф был близок.

Она отозвала ото всех прочих задач Руссу и Раду — с этого дня всякий раз, когда Гайер будет отправляться в Серебряный танаар, им надлежит хранить его безопасность и наставлять в искусстве войны. В помощь Бану отрядила еще сотню отборных «меднотелых». Потом написала длинное сообщение свекру, в котором сообщила, что Гайер будет проводить у деда только весенние и осенние месяцы. Отправить мальчика прямо сейчас нельзя, ребенок еще мал и его следует попросту подготовить к тому, что теперь полгода он будет жить не дома. А до той поры эскорт, который был прислан Яфуром за мальчиком, может расположиться в чертоге на правах почетных гостей.

* * *

Теперь Гайер находился при Бану неотлучно. Вместе с Шиимсагом и Шинбаной он путешествовал с матерью и отчимом.

Сагромах был великолепным отцом. Заботливым семьянином, который, с одинаковой любовью относясь ко всем трем детям, собственным примером приучил Гайера с теплом относиться к матери. Гайер полюбил Сагромаха как родного, по-настоящему. С малых лет не было никого, кого бы мальчик звал папой, но с Сагромахом у ребенка получалось легче, чем можно было предположить.

Танша, в свою очередь, тоже по-другому взглянула на старшего сына. Появление детей от любимого мужчины сделало Бану добрее и мягче, и теперь ее сердце раскрывалось и для мальчика, который столь долгое время был чужим. Поэтому, когда она прибыла в чертог из Гавани Теней, Гайер на правах старшего из детей и единственного, кто пока умел ходить, вбежал в раскрытые объятия матери, обхватив её шею крепкими руками. Сагромаха Гайер откровенно любил сильнее, но теперь и Бану стала не только «госпожа» или «тану-мать», но и просто «мам».

Бану с трудом верила, но именно Сагромах добротой и опытом прожитых лет слепил их семью в единое целое. День за днем Бансабира брала мужа за руку, ощущая, как необъятное тепло разливается в груди и заполняет до пальчиков ног. Ночь за ночью она откидывала голову ему на плечо, когда Сагромах обнимал жену сзади, и пыталась привыкнуть к ощущению, что все хорошо, которому прежде не доверяла никогда. И тем сильнее становилась её любовь к Сагромаху, чем больше была благодарность.

Когда иссякло лето, и настал срок Гайеру покинуть родителей, Бансабира вызвалась отвезти его сама. Маатхас поразмыслил и сказал, что, похоже, самое время воспользоваться предложением погостить у старого тана. Ребенку будет намного легче проститься с родителями там, нежели заведомо ехать непонятно куда в столь нежном возрасте.

Встретив их на пороге чертога, Яфур не протестовал. Одиночество снедало тана, и вся былая злоба выходила на нет перед властью, как он думал, судьбы.

Оставляя сына на чужбине, над которой Гайер однажды возвеличится, Бансабира могла утешиться: наконец-то. Наконец-то их с Сабиром Свирепым замысел начинал сбываться.

ТЕЛЕГРАМ

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Большая библиотека с любыми жанрами и авторами

Большая Библиотека

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги