Маяк Фишера (ЛП)

Глава 39

Люси

Сегодняшний день

Сет и его жена Мэри Бет находились здесь уже в течение двух дней и, хотя мне нравится разговаривать с моими гостями и больше знакомиться с ними, Сет почему-то касается в большей степени личных вопросов. Всякий раз, когда я пытаюсь расспросить его о жизни, он уходит от ответа и спрашивает меня о моей. Я не знаю ничего о нем. Может быть, его возраст, доброе лицо и его понимающие глаза способствуют этому? Что бы это ни было, я обнаружила, что мое сердце готово излиться ему, причем не единожды.

Мэри-Бет отправилась в город сделать кое-какие покупки, и Сет предложил помочь мне сложить полотенца на столе в гостиной. Я отказывалась неоднократно от его помощи, говоря, что ни в каком случае не позволяю гостям помогать по хозяйству, особенно с прачечной, но он слишком настойчивый старик. Он последовал за мной в столовую, опустился на стул и стал молча складывать. Он игнорировал все мои предложения, поводу того, чем он еще может заняться на острове, просто улыбался, продолжая складывать полотенца, пока у меня не осталось выбора, кроме как сесть напротив и присоединиться к нему.

— Итак, что вы делаете по жизни, Сет? Кроме того, что вручную складываете полотенца, когда должны отдыхать и расслабляться? — поддразниваю я его, пока вытаскиваю полотенца из корзины для белья.

Сет смеется, укладывая сложенное полотенце в стопку.

— Ну, я в отставке уже несколько лет, поэтому провожу свое свободное время в качестве волонтера, как консультант.

Я улыбаюсь про себя, на самом деле совершенно шокированная этим признанием. Я знаю его всего несколько часов, мы вместе выпили кофе, и я готова уже вывернуть ему всю душу наизнанку. Он настолько дружелюбен, что с ним очень легко говорить, и я могу запросто представить его в виде консультанта.

— В военном реабилитационном госпитале на материке, — добавляет он, не поднимая на меня глаз, я перестаю складывать полотенца и смотрю на него.

Ну, разве это не странное совпадение? Что консультант-волонтер из того же госпиталя, в котором Фишер провел весь прошлый год, вдруг появляется у меня в гостинице, именно в тот момент, когда у меня с Фишером возникли проблемы?

У меня начинает першить горло от раздражения, Сет наконец перестает складывать полотенца и поднимает глаза на меня.

— Я знаю, что мне следовало сообщить об этом, когда мы регистрировались, но я не хотел заставлять вас нервничать, — говорит он мне с мягкой улыбкой.

— Безусловно, вам следовало упомянуть, прежде чем я стала изливать вам душу, — говорю я ему с досадой, вспоминая все, что рассказала ему о своих проблемах в отношениях с Фишером. — Итак, я полагаю, что вы консультировали Фишера?

Он кивает, складывая руки на столе.

— Да. Я был единственным, с кем он согласился работать довольно долгое время. Наверное, потому что я настолько же упрям и несговорчив, как и он.

Сет смеется, но я не вижу ничего в этом смешного, поэтому сердито скрещиваю руки на груди. Он наклоняется вперед и хлопает меня по руке.

— Сейчас не сердись на меня и на Фишера тоже. Он еще не знает, что я здесь. Он звонил на днях, хотел посоветоваться, и я решил, что пришло время принять его приглашение и посетить остров, — объясняет он. — И, наконец, встретиться с женщиной, о которой он прожужжал мне все уши каждый день в течение целого года.

Я начинаю ерзать, потому что чувствую себя немного не комфортно. Этот мужчина знает все о Фишере и наверняка обо мне. Он знает, что Фишер ушел на год, что он уходил на свои боевые задания, и я уверена, что Фишер также рассказал ему о многих вещах, которые, наверное, мне не стоит сейчас знать. Потому что это личное, конфиденциальное. Я внезапно чуть ли не умираю от желания узнать их, но в тоже время понимаю, что не имею права спрашивать. Если бы Фишер захотел рассказать мне, что он обсуждал со своим консультантом, он скорее всего рассказал бы мне сам.

— Вы не нарушаете правило конфиденциальности клиента, находясь здесь сейчас со мной? — спрашиваю я.

Сет смеется и отрицательно качает головой.

— Я не врач, я просто старый ветеран войны, которому некуда девать свое время, кроме как проводить свои дни в госпитале для ветеранов, пытаясь помочь мужчинам, похожих когда-то на меня.

Я киваю с пониманием, но все еще не чувствую себя вправе рассказывать ему о Фишере, о том, что Фишер находится в неведении об этом.

— Я не думаю, что Фишер будет счастлив узнать, что вы здесь и сообщаете мне личную информацию о нем.

Сет пожимает плечами.

— Я уверен, что он разозлится, что я здесь уже несколько дней и не сообщил ему об этом, но я планирую позвонить ему позже сегодня вечером и встретиться. Я хотел провести немного времени наедине с тобой, прежде чем встречаться с ним. Фишер в курсе, что я всегда хотел поговорить с тобой, и он ясно дал мне понять, что я могу свободно говорить с тобой обо всем, о чем мы говорили во время его пребывания в госпитале. Он не хочет, чтобы между вами двумя были какие-либо секреты, но ему просто иногда тяжело говорить о своих собственных проблемах.

Я уже хорошо осведомлена об этом факте — разговоры в течение последних месяцев, касались того, что он испытал за рубежом, для него были очень трудными. Он захлебывался слезами, рассказывая о своих друзьях, которых он потерял, останавливался и делал несколько успокаивающих вдохов, потом продолжал рассказывать о страшных ситуациях и снах, которые все еще преследовали его по сей день. И вспомнив все это, я начинаю чувствовать себя ужасно, потому что оттолкнула его из-за пары глупых комментариев женщины, которую я презираю. Сколько ему пришлось пережить страданий и трагедий, сделав такой выбор — защищать свободу людей на родине, которые понятия не имеют, что изо дня в день переживают эти мужчины и женщины, и по сравнению с ними мои проблемы и неуверенность в себе ощущается такой маленькой и жалкой.

— Я не собираюсь утомлять вас своими воспоминаниями относительно характера Фишера или насколько далеко он готов пойти, когда встретил злобного маленького засранца в госпитале, — объясняет Сет с улыбкой, вытягивая толстую папку из-под кучи полотенец, которую я даже не заметила. — Мне кажется, для вас будет лучше прочитать это, его собственные слова.

Сет подталкивает папку к моей руке с улыбкой, я отдергиваю руку.

— Ничего страшного, она не укусит вас. Когда мы наконец-то стали беседовать с Фишером, он сообщил, что раньше, когда был моложе писал журналы-дневники. Я предложил ему снова писать дневник. Он записывал разные вещи, которые даже с трудом мог вспомнить, но я знал, что это может помочь. Он хотел вспомнить все, что натворил, понимая, что это будет тяжело для него. Он отдавал себе отчет, что единственный способ для него стать лучше это пережить все заново каждый момент, когда он слетел с катушек.

Положив папку себе на колени, я запускаю на нее руки. Я читала страницы из его журнала-дневника о том времени, когда мы были моложе, когда он впервые увидел меня, и о наших отношениях, которые были настолько прекрасные. Я до смерти боюсь, что эта папка раздавит, разрежет меня пополам.

Сет встает со стула, проходя мимо пожимает мне плечо.

— Чтобы прийти к хорошему, иногда нужно пережить плохое.

Он быстро удаляется из комнаты, оставляя меня одну. Глубоко вздохнув, я прижимаю папку к груди и встаю из-за стола, направляясь в библиотеку, чтобы свернуться в кресле в углу, рядом с камином. Дрожащей рукой, я открываю папку и вытаскиваю первую страницу, заполненную аккуратным, ровным почерком Фишера.

Я начинаю читать и понимаю, что он описывает примерно тот день, когда вернулся домой со своих последних боевых действий, мы занимались сексом на кухне. Мы уже говорили с ним на эту тему, насколько он корил себя за свои действия, и я сделала все возможное, чтобы убедить его в обратном. Воспоминания, как он переживал и мучился в тот вечер, заставляют приложить руку к груди, чтобы остановить боль. Он наблюдал за мной спящей, проводя пальцами по оставленным синякам на моих бедрах, плача от ненависти и злости на самого себя. Он решил, что сильно обидел меня, запаниковал от того, что я могу его возненавидеть, направившись в туалет испытал ужасные галлюцинации.

Я закрываю рот рукой, потому что по щекам текут тихие слезы от прочитанного, что происходило в его разрушенном разуме той ночью, когда я легла спать такой счастливой и удовлетворенной, а проснулась на следующее утро с мужем, который даже не смотрел в мою сторону, не говоря уже о том, чтобы просто прикоснуться ко мне.

Я переворачиваю страницу и перехожу на следующую запись в журнале-дневнике, это именно тот день, когда я вернулась домой и застала его пакующим мои вещи, приказывающим убираться из нашего дома. То, что я читаю напоминает мне вымышленный триллер, когда он рассказывает о том, что слышал взрыв бомбы и рыскает по нашему дому в поисках врага, которого не нет. Мое надломленное сердце разрывается пополам, когда я читаю строки, как он полз через нашу спальню, полагая, что находится по-прежнему в пустыне, и ему необходимо бороться за свою жизнь. Я еще сильнее заплакала, когда дошла до фразы, что напугала его вернувшись домой, и он автоматически потянулся за пистолетом, которого у него не было на бедре. Он так боялся, что может причинить мне боль, так боялся, что не сможет отделить реальность от своих галлюцинаций, что он не мог ничего придумать лучше, кроме как убрать меня подальше от него, туда, где я точно буду в безопасности.

Я читаю слова, которые он кидал мне в лицо в гневе, и читаю слова, которые он на самом деле повторял про себя все это время, пока орал на меня, и я просто рыдаю, я даже не в состоянии разглядеть исписанную страницу, чтобы дочитать до конца.

— Мы закончили. Все кончено. Я собираю это дерьмо, и ты уезжаешь!

Прости, я люблю тебя, пожалуйста, прости меня.

— Не о чем говорить, и так понятно, что здесь происходит.

Все хуево, как ты не понимаешь? Все разрушено, все стало хреново и тебе нужно уйти.

Прости меня, я люблю тебя, пожалуйста, прости меня.

— Господи, когда ты только поумнеешь!

Прости, я люблю тебя, пожалуйста, прости меня.

— Все твои жалкие унылые письма…

Я вру, не верь мне, пожалуйста, не верь мне. Я любил твои письма, я сохранил их все,

и я дорожу каждым из них.

— Я предпочитаю женщин с немного большим опытом...

На самом деле, я не имею в виду это. Я совершенно не имею ввиду ничего подобного. Потому что я прекрасно знаю, что я единственный мужчина, который был внутри тебя и это заставляет меня чувствовать себя черт побери королем и самым счастливым мужчиной на свете. Прости, я люблю тебя, пожалуйста, прости меня.

— Мне не становится лучше, когда я прихожу домой, к тебе... я ненавижу эту жизнь...

Я вру! Каждое слово — ложь. Мне нравится, как мы живем, и я бы не за что на свете не изменил ничего. Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя.

Я быстро переворачиваю страницу, но не могу разобрать слов сквозь слезы, не в силах терпеть его боль, которую он должно быть испытывал, когда говорил мне все это. Следующая страница не приносит мне облегчения — позже, в тот же вечер у «Barney’s». Именно из-за этого я избегала его всю прошлую неделю, и именно в этом и есть причина, из-за которой я не могу отпустить свою собственную боль и гнев.

Мне так и не был известен точный порядок событий той ночи. Я знала, что он напился у «Barney’s», что он принял Мелани за меня, устроил разгром в городе и я знала, что Бобби вырубил его и потащил на паром, но я не знала всех деталей. Теперь они передо мной, и это заставляет мой желудок сжаться от судороги, а грудь начинает просто болеть. Я читаю именно то, что он думает и чувствует, и мне хочется просто умереть от боли в сердце.

Может это Люси. Может она проигнорировала все дерьмо, которое я ей наговорил и вернулась ко мне. Я знаю, что это совершенно неправильно, и она не должна быть здесь, но мне необходимо увидеть ее прямо сейчас. Мне необходимо увидеть ее еще раз, и тогда я уйду.

Она не похожа и не пахнет, как Люси, но это не важно. Она широко расставляет ноги, обхватив мои бедра, и я хватаю ее за зад, притягивая ближе к себе, чтобы она не передумала и не оставила меня.

Мне не нравится ее голос, он совершенно не похож на тот мягкий, сладкий голос, который всегда заставляет мои уши наслаждаться им, а сердце биться быстрее. Это, наверное, потому, что мое сердце умерло и у меня в груди уже ничего нет, скукошилось, как бесполезный орган. Этот голос звучит пронзительно и раздражающе. Прямо передо мной Люси так изменилась, но мне плевать. Потому что это полностью моя вина. Моя вина, что она стала совсем другой, и я не ощущаю ее так, как и всегда, и у нее совершенно стал другой запах. Это я изменил ее, я причинил ей такую боль... это все моя вина.

Она совсем не такая на вкус, и мне совершенно это не нравится. Я хочу мою Люси, а не эту пьяную трансформированную версию ее.

Я слышу гневные крики словно сквозь туман и шарканье ног, Люси, сидящая у меня на коленях, что-то говорит, и я вздрагиваю от звука ее голоса. Я хочу ей сказать, чтобы она перестала говорить таким голосом. Хватит, пусть вернет свой, и пусть вернет свой запах, который у нее был, и чтобы я опять ощущал ее как прежде... ей нужно это прекратить. Стать МОЕЙ прежней Люси. Мне нужна МОЯ Люси.

Я не герой, я не отличный парень, я плохой муж... я не являюсь положительным ни в одной из этих вещей, и они наконец-то заметили это.

Страницы и папка соскальзывает на пол, я наклоняюсь вперед, обхватив себя руками, чтобы хоть так попробовать удержать себя в руках. Я рыдаю взахлеб, что даже не могу дышать, каждый вдох отражается болью в груди и каждая льющаяся слеза вызывает жжение в глазах. Он все время любил меня так сильно, даже когда запутался и находился в темноте, он никогда не терял веру в меня. Я же позволила нескольким словам женщины, которая ничего не значит для меня, разрушить свою веру в него. Я оказалось такой трусихой и полной дурочкой. Я все время прямо перед собой имела доказательства его любви, но отказывалась в это верить. Стоит лишь обидеть однажды, и становится очень трудно поверить, что тебе не причинят вреда снова. Я должна была доверять ему, должна была верить, должна была принять его любовь, которую он мне отдавал, обхватить его руками и никогда не отпускать.

Я вспоминаю о страницах журнала-дневника, которые он мне сам отдал, как я подтягивала его в химии, как он флиртовал со мной и не сводил с меня глаз и стал потрясающим сильным удивительным мужчиной, которого я и полюбила.

Я вспоминаю тот день, когда он сделал мне предложение и как он сильно нервничал, как сильно он был напуган, что оставляет меня и как у него появилась цель, за которую следовало бороться, жить и возвращаться домой.

Я вспоминаю день нашей свадьбы и как что-то разбилось в доме его родителей, и он запаниковал, и единственной потребностью у него было найти меня, сломав все традиции, увидеть в свадебном платье перед началом церемонии. Как он не смог успокоиться, пока не заключил меня в свои объятия, прижимая к себе и говоря, как сильно любит меня, и мы пообещали, что возобновим наши клятвы на Маяке на пятнадцатую годовщину.

Пятнадцатая годовщина будет через несколько недель.

Воющий ветер снаружи гремит оконными рамами, заставляя меня подняться с кресла, быстро вытереть слезы. Небо, которое с утра было слегка пасмурным сейчас превратилось в черные, как смоль, кружащиеся злые тучи. Деревья вдоль улицы клонятся от порывов ветра из стороны в сторону.

Я быстро хватаю папку и упавшие листки и выбегаю из библиотеки, включив маленький телевизор на столешнице в кухне, диктор сообщает о быстро меняющейся погоде.

— Тропический Шторм Вера сделал неожиданный поворот, и теперь двигается прямо на побережье Южной Каролины. Ветер усиливается до сорока миль в час в некоторых местах, вызывая повреждения, мы предупреждаем всех в данной области о необходимых мерах предосторожности. Пока этот шторм еще не дошел до уровня урагана, но необходимо принять меры безопасности. Мы будем держать вас в курсе шторма Вера, так что следите за новостями.