Глава 11

Кимбра медленно поворачивала лютню в руках, касалась лакированного дерева, с трепетной осторожностью трогала струны. Когда она наконец посмотрела на мужа, в ее глазах блестели слезы.

— Не могу поверить в это!

— Мне понравилось, как она звучит, — небрежно произнес Вулф, — и как ты играешь.

Благодарные слезы совершенно переполнили глаза и готовы были пролиться. Кимбра сморгнула их и улыбнулась дрожащими губами. Ни один подарок в жизни не имел для нее такого значения.

— Спасибо! — сказала она просто и от души.

Вулф не мог не отметить, что в глазах жены обладает меньшей ценностью, чем какая-то лютня. Но ему так и не удалось разжечь в себе негодование.

Вскоре наступило время вечерней трапезы. Ужин был превосходен (лучший ужин, который он ел в своей жизни), а позже, когда прекрасная англичанка опробовала для него новый музыкальный инструмент, ее единственным одеянием была мантия каштановых волос.


Утром следующего дня Кимбра была столь же близка к слезам, что и накануне, но по причине далеко не столь радужной. Дракон Хаконсон был совершенно неуправляемым пациентом, и ей очень хотелось высказать это ему в лицо.

— Если не будешь делать то, что тебе говорят, — сказала она очень медленно и раздельно, — то так никогда и не выздоровеешь. До старости будешь расплачиваться за строптивость.

Дракон сидел в постели с упрямо скрещенными на груди руками, сдвинув брови и сверкая взором.

— Нет, ты скажи, что не так с моей ногой?! Рана зарубцевалась!

— А кто ты такой, чтобы судить?

Он открыл рот для отповеди, но не нашел подходящих слов и уставился в стену, делая вид, что Кимбры не существует.

— Уж не думаешь ли ты, что это заставит меня убраться восвояси? Твой брат, ярл Скирингешила, приказал выяснить, как обстоят дела с твоей раной, и я это сделаю, хочешь ты или нет!

Когда и это не подействовало, Кимбра схватилась за край покрывала, под которым скрывалась нижняя часть тела Дракона, и рванула мех на себя. Если бы не реакция, Дракон остался бы совершенно голым.

— Да ты обезумела, женщина! Или у тебя нет ни капли стыда?

Кимбра пропустила эти слова мимо ушей, разглядывая бедро, на котором красовался вздутый шрам. Пока Дракон рвал и метал, комкая покрывало в паху, девушка осторожно ощупала вздутие.

— Я не могу позволить себе стыд, когда лечу людей. Если твоя стыдливость задета, прошу прощения, но лучше будет, если ты перестанешь меня стесняться. — Подумав, Кимбра добавила: — Смотри на меня как на мужчину, это поможет.

Ульрих, проводивший большую часть времени у постели Дракона, внезапно закашлялся и кашлял так долго и взахлеб, что Кимбра прикинула, не простуда ли это, и подумала о настойке камфары. Дракон же просто потерял дар речи и уставился на девушку.

— Ну вот, в точности как я и ожидала. Рана зарубцевалась, но и только. Мышца плохо срослась, сухожилие зажато. Потребуется время и усилия, чтобы все это исправить. — Она снова легонько нажала на вздутие. — Уж не знаю, кто был твой лекарь, но впредь я бы к нему не обращалась.

— Согласен, — поддержал Ульрих, созерцая рану через плечо Кимбры (он оправился от приступа кашля, но все еще хрипел). — Я и сослепу не натворил бы такого.

— Лекарем был я сам! — отрезал Дракон с недовольной миной. — Для человека несведущего это хорошая работа.

— Ты сам?! — ужаснулась Кимбра. — С чего это вдруг? Разве поблизости не было ни одного лекаря?

— Как-то раз я возвращался домой из Византии и завернул в Ютландию. В Гедби, на ярмарке, на меня возьми да наскочи полдюжины датчан. Я их, конечно, уложил, всех до единого, но уже после того, как получил удар в бедро.

— Всех до единого?!

— Подумаешь, большое дело! Это была шваль, бродяги, едва владевшие мечом. Не поскользнись я в грязи, нога была бы сейчас в полном порядке.

— А где в это время были твои люди? — осведомило Ульрих.

— Их со мной не было, потому что… потому что я навещал одного приятеля.

— Приятельницу, — ехидно поправил старик. — А бродяг нанял ее муж, которому это совсем не понравилось.

— Не знаю, не спрашивал, — буркнул Дракон.

Рассказ произвел на Кимбру громадное впечатление, в особенности тот факт, что Дракон в одиночку управился с такой серьезной раной. Судя по всему, кровотечение было очень сильным, он вполне мог истечь кровью и прекрасно это знал, хотя и представил все как незначительный эпизод.

— Вот на чем мы порешим, — начала она оживленно. — С завтрашнего дня я буду класть тебе на рану примочки, разминать мышцы, а потом сгибать и разгибать ногу. Трижды в день я буду приносить тебе свежий отвар. Если все пойдет хорошо, через неделю сможешь вернуться к тренировкам, но для начала только по четверти часа. — Она одарила больного улыбкой. — А Вулфу я скажу, чтобы и не думал тебя перегружать! Помахали немного мечами — и довольно.

Ульрих и Дракон переглянулись. Старик собрался заговорить, но не успел.

— Я согласен пить отвар, если он не слишком горький, что до остального… — Дракон пренебрежительно передернул плечами, в ширине которых не уступал Вулфу. — С горячкой кончено, ведь так? Завтра я вернусь к тренировкам, и если замечу, что брат обращается со мной как с калекой, тебе придется врачевать уже его раны!

— Ну, конечно, — сладким голосом заметила Кимбра. — еще через пару дней горячка вернется и будет возвращаться снова и снова. Если рана не будет до конца залечена, в конце концов ты потеряешь мужскую силу.

У Дракона отвисла челюсть.

— Не верю! — Он впился взглядом в Ульриха. — Скажи, ведь это пустая угроза?

— Рад бы, но не могу. Я ведь не лекарь и не разбираюсь в таких вещах. Да ведь и спросить-то не у кого! Ни один викинг не жил после такой раны достаточно долго, чтобы рассказать о последствиях!

— А может, ему все равно? — задумчиво произнесла Кимбра. — Может, единственное оружие, которым он владеет, меч?

— Довольно! — взревел Дракон, и на его щеках, к замешательству Ульриха и большому удовольствию Кимбры, проступил румянец. — Сдается мне, брат женился на женщине без стыда и совести! Где твои кротость, скромность, смирение? Тебе больше пристало носиться по небу с бесноватыми сестрами!

— С кем, с кем? — заинтересовалась Кимбра.

Дракон, все еще рассерженный, только передернул плечами.

— С бесноватыми сестрицами, — повторил Ульрих. — Я слышал, у вас есть фурии. Ну, это нечто подобное: создания, ужасные видом, в окровавленных доспехах. Они носятся над полем сражения на диких скакунах, из ноздрей которых валят и пламя. Если сестрица затрубит в рог и возденет свое магическое копье над викингом, он будет поражен невидимой молнией и падет в битве.

— Понятно. — Кимбра повернулась к Дракону. — А теперь вот что! Можешь считать меня бесноватой сестрицей, фурией или кем угодно еще, но придется поступить по-моему. Обещаю, что через неделю ты забудешь о боли, а к зиме будешь совсем здоров.

— Послушайте доброго совета, милорд, — раздался от двери благожелательный голос брата Джозефа, и он, немного смущенный, переступил порог. — Надеюсь, я не помешал?.. Леди Кимбра интересовалась одним лекарственным растением, я взял на себя смелость его отыскать, хотя и не хотел бы вслух называть его.

— Чертов корень? Брат Джозеф, у меня нет слов для благодарности! Непременно покажите мне место!

— С удовольствием, миледи, — ответил священник и улыбнулся Дракону. — Леди Кимбра была настолько добра, что сделала мне примочку от болей в коленях. Воистину я давно уже не шагал с такой легкостью!

— Как трогательно, — буркнул Дракон.

— А что за примочка? — с живым интересом осведомился Ульрих.

— Очень несложная, — сказала Кимбра. — Розмарин, овес, анютины глазки. Сначала нужно сварить обычную овсянку, только следить, чтобы не пригорела. Потом…

Когда Вулф заглянул в жилище брата, глазам его представилась любопытная картина: служители двух разных культов с раскрытыми ртами внимали его жене, в то время как Дракон с плохо скрытым раздражением крутил край покрывала. Предлогом для визита послужила забота о его здоровье, на деле же Вулф не обнаружил Кимбру ни в одной из хозяйственных построек и решил, что в этот момент она находится наедине с мужчиной, кому не впервой валить женщин в постель, под стог сена или под ближайший куст. Правда, мужчина этот приходился Вулфу братом, а женщина, за чью добродетель он опасался, — женой. Не то чтобы он в чем-то их подозревал, вовсе нет… просто его ничуть не радовал тот факт, что они проводят наедине столько времени.

Вулф стоял на пороге, чувствуя себя на редкость глупо. Во-первых, ни о каком «наедине» и речи не шло, а во-вторых, судя по всему, Дракону больше хотелось придушить Кимбру, чем повалить в постель. Такое положение дел было не в пример лучше.

— Вижу, ты в хороших руках, — заметил он, светлея лицом.

— Чтобы я когда женился! — проворчал Дракон, косясь на Кимбру. — Жены слишком быстро отбиваются от рук! С тем же успехом можно вставить себе в нос кольцо с веревкой еще под деревом Игдрасил…

Вулф развеселился окончательно. Временами бывало очень кстати то, что его жена крутит мужским полом, как ей заблагорассудится.

— Значит, завтра ты уже выйдешь на тренировку?

В наступившей мертвой тишине Кимбра решительно вышла вперед, вскинула подбородок так высоко, что Вулф испугался, как бы у нее не переломилась шея, и произнесла чуть ли не по слогам:

— Я и тебе сделаю отвар, муженек! Чтобы остудить голову!

Вулф тут же понял — Дракону предписан полный покой.


— Она — ключевое звено дьявольского заговора англосаксов против викингов. За всем этим стоит король Альфред. Он сейчас у себя во дворце смеется над нами до упаду.

Вулф неохотно оторвал голову от скамьи, на которой был распростерт, голый и мокрый от пота, и посмотрел на брата.

— Мне это приходило в голову. Но почему викинги? Король Альфред скорее расставил бы ловушку датчанам.

Дракон испустил удовлетворенный вздох, плеснул на раскаленные камни ковш воды и снова повалился на спину, нежась в горячем пару. После целой недели пыток под чутким руководством прекрасной англичанки он впервые сегодня вышел на луговину с мечом. Его многострадальную ногу тянули, мяли, выворачивали под невообразимым углом, лупили ребром ладони — словом, всячески издевались. Затем следовала кружка отвратительного на вкус отвара. И все это длилось, пока он не начал мечтать о кровавой битве, в которой мог бы пасть и тем самым положить конец мучениям.

Даже Вулф, привычный, казалось бы, ко всему, порой задавался вопросом: в чьем дьявольском воображении зародились все эти премудрости и от кого Кимбра их набралась?

Тем не менее дело шло, и шло как нельзя лучше. Рана наконец заживала по-настоящему, хотя Дракон скорее откусил бы себе язык, чем в этом признался. За несколько часов тренировки Вулф нашел, что брат значительно окреп, и был этим весьма обрадован.

Он лениво потянулся и поудобнее раскинулся на скамье. В сравнении с обжигающим паром бани дерево под спиной и ягодицами казалось почти холодным.

— Послушай, — начал он, — перестань каждую ночь таскать в постель девчонок, и у тебя скорее прибавится сил.

— Я хочу быть уверен, что со мной все в порядке, — донеслось из пахнущего мятой тумана.

— Уверен? — Вулф опешил, потом расхохотался. — Это еще что за новости? С каких пор у тебя появились сомнения?

— С тех пор как твоя прекрасная англичанка пригрозила, что я лишусь мужской силы.

Вулф уселся с круглыми от изумления глазами.

— Дурацкая шутка!

— Я и не думал шутить. Она улыбнулась — эдак ласково, как умеет — и сказала: мол, раз он так рвется на тренировку в ущерб ране, значит, ему все равно, значит, у него меч… вместо того, что в штанах. Что-то в этом роде.

Вулф не мог в это поверить, просто не мог. Дракон что-то перепутал. Сказать такое у Кимбры не повернулся бы язык. До сих пор, если ей хотелось в постели чего-то конкретного, она застенчиво шептала об этом ему на ухо, алея как маков цвет и потупив очи. Чтобы она могла высказаться так смело, так развязно?

Дракон, следивший за ним сквозь редеющий пар, довольно хмыкнул.

— Не вздумай даже намекать Кимбре, что я передал тебе ее слова, не то пожалеешь. Но если честно, жена у тебя не только красивая, но и мудрая.

— Не пугай, — сказал Вулф без намека на шутку.

После этого братья на совесть отхлестали друг друга березовыми вениками, окунулись в ледяную воду реки и, освеженные телом и душой, послали за скальдом, чтобы провести остаток вечера за выпивкой, сказаниями и чисто мужской беседой.

— Когда мы с тобой вот так пили вдвоем? — полюбопытствовал Вулф спустя некоторое время.

Они с Драконом сидели в траве чуть в стороне от дверей трапезной, хотя он не помнил, как и когда они туда переместились. Луна уже светила вовсю, небо являло собой сплошной звездный ковер, разделенный надвое рекой жидкого серебра, в которой, если верить сказаниям, купались боги.

— Только Один знает когда, — ответил Дракон. — А между тем… между тем братьям надо почаще вместе напиваться! И вместе разбойничать! Разве мы, викинги, не должны разбойничать? Обязаны! Мир этого ждет!

— Мир уже не тот, — возразил Вулф, с нежностью вглядываясь в прошлое.

— Вот еще!

— Нет, правда. И люди уже не те. Да вот хоть здесь, вокруг нас! — Он махнул рукой, включив в этот жест город, порт и крепость. — Кто в наше время разбойничает? Кто вообще говорит о разбое? Мы не нападаем, только защищаемся — правда, частенько благодаря проклятым датчанам и англосаксам. И все равно мы, викинги, уже не разбойники, а торговцы, и богатеем мирным путем.

— Ну и на здоровье! Но что нам мешает время от времени поразбойничать? Нельзя все время торговать, не то превратишься в толстобрюхого купца!

— Я же говорю, времена изменились. Думаешь, почему брат Джозеф пустил здесь корни? Полюбил здешний мороз?

— А чем плох мороз?

— Речь не о морозе! Я так говорю к примеру. Брат Джозеф остается с нами потому, что его слушают. Один свидетель, даже я иногда это делаю!

— Да ну! И что же он говорит?

Вулф сдвинул брови, ловя ускользающие мысли.

— Ну… он говорит; да любите друг друга!

Дракон помолчал, осмысливая услышанное, отвлекся, примялся было за эль, но вспомнил, о чем шла речь.

— А кого он имеет в виду? Не всех же подряд!

Вулф с силой помотал головой и чуть было не повалился навзничь.

— Думаю, как раз всех подряд.

— Чего это я должен всех любить? — возмутился Дракон.

— Я толком не понял. Вроде все мы дети Божьи… да и Бог отправил своего Сына на смерть ради нашего спасения.

— А, жертвоприношение! — Дракон наконец ухватил ему одному ведомую суть и со значительным видом кивнул. — Но ведь жертвы уже не приносят? — заметил он чуть погодя. — Или ты хочешь возобновить этот обычай?

Вулф заколебался. Перед мысленным взором проплыли картины из прошлого — те, что он рисовал себе ребенком, слушая рассказы отца о мужчинах, женщинах и детях, приносивших себя в жертву богам. Было их девять раз по девять, девять дней висели они на ветвях священных деревьев, с подрезанными венами, и кровь капля за каплей стекала вниз, пока земля не напитывалась ею до отказа. Некогда неотъемлемая часть повседневной жизни, жертвоприношение отошло в прошлое, и на смену ему пришло… а что пришло ему на смену?

— Если подрезать горло козе, я не против, — сказал Вулф и осушил свой рог до дна.


Еще позже, уже глубокой ночью, он вошел к себе в жилище. Не желая нарушать покой Кимбры, он приложил палец к губам и громоподобным шепотом произнес: «Тсс!» Сообразив, как это нелепо, он раскатисто захохотал, потерял равновесие и повалился на стол. Кое-как выпрямившись, Вулф направился к кровати, но та поплыла в сторону. Он взял это на заметку. Утром надо обсудить вопрос с Кимброй: ведь кровать не должна менять место, возможно, ее стоит прибить к полу. Так или иначе, но он промахнулся и едва не загремел на пол.

Кимбра давно сидела в постели и следила за мужем снисходительно и не без удивления. Для нее не было секретом, что мужчины любят выпить. Некоторые напивались из вечера в вечер, но она никак не ожидала, что такое может случиться с Вулфом. Это был добрый знак — знак того, что и он небезупречен. Судя по взрывам заливистого хохота, он был в весьма добродушном подпитии, вот только ноги несли его куда угодно, кроме нужного направления.

Загрохотал стул. Кимбре пришло в голову, что так недолго и шею себе свернуть. Когда Вулфа вынесло за порог, она соскочила с кровати, набросила первое, что попалось под руку, и выбежала следом. Ухваченный за руку, он захлопал на нее совиными глазами, потом просиял такой улыбкой, что у нее в очередной раз подкосились ноги.

— Кх… Кхимбра, элсклинг, а я тебя… тебя ишшу!

Он назвал ее элсклинг — милая. Неплохо, пусть даже для этого пришлось напиться.

— Конечно, конечно, — проворковала она. — Идем!

До жилища Вулф дошел кротко, как ягненок, позволив поддерживать себя за талию, но за порогом схватил Кимбру в объятия и потащил в постель.

— Я уж-же говорил, что ты м-мое сокр… сокровище?

— Прямо — нет, но иносказательно не раз. — Она уперлась ему в плечи и попробовала свалить с себя. — Дай же мне встать и разуть тебя!

— Разуть?! — изумился Вулф.

— Ну да.

Еще один толчок, и она оказалась свободной (правда, только потому, что Вулф счел за лучшее откатиться в сторону).

— Хош… хош… хоррошая жена! — сказал он в потолок.

Кимбра взялась за сапог и потянула. Он подался, но неохотно.

— Я не думал… — хитро заговорил Вулф, выставив палец, — никак не ду-думал, что выйдет!

— Правда?

Вес его расслабленной ноги был так велик, что заныли руки. Кимбра упрямо тянула сапог, пока тот не слетел. Она взялась за другой.

— Англичанка! — внятно произнес Вулф и снова бессвязно забормотал: — Д… д… думал, жди проблем! — Он помолчал и добавил: — И этот в… вид!

— Ты вроде решил, что мой вид тебе правится. Или нет?

— Не толь… только мне, но и мно… многим друг… гим. То-то и оно… ик! Голова кру… кругом, когда ты круш… крутишься рядом! Одно на уме, одно на ум… уме… как бы раздвинуть эти… эти твои ноги… ик!

Второй сапог сполз с ноги, перебив ход его мыслей. Кимбра пихнула сапоги под кровать и набросила покровы на своего драгоценного супруга, который при этом попытался обнять ее, но промахнулся. Тогда он надулся, как ребенок, которого лишили сладкого, зарылся в подушку и скоро уже похрапывал.

Кимбра постояла, прикидывая, не улечься ли снова, но спать не хотелось. К тому же брезжил рассвет, а у нее было дел по горло. Она оделась, прикрепила к поясу связку ключей и окинула спящего мужа прощальным взглядом. Он лежал, разбросав руки и ноги так широко в стороны, что занял почти все необъятное пространство постели. Волосы свесились на лоб вороновым крылом, ресницы спали на щеках, и все черты во сне так сильно смягчились, что никто не заподозрил бы в этом мужчине Грозу Англосаксов. Кимбре пришло в голову, что так он выглядел до того, как познал тяготы и невзгоды жизни и ожесточился сердцем.

Получше подоткнув покровы, она коснулась лба Вулфа поцелуем, направилась к двери и не удержалась от еще одного взгляда через плечо. Воистину она была счастливейшей из женщин и даже если бы молилась о хорошем муже, не нашла бы лучшего.

Это счастливый брак, подумала она, выходя из комнаты.

Загрузка...