Мечтай обо мне

Глава 6

Вулф плотно закрыл дверь, со скрежетом заложил тяжелый засов, на случай если с крепкой медовухи кого-нибудь из соплеменников потянет на подвиги. Снаружи послышался разочарованный ропот. Большинство горлопанов вернулись к пиршественным столам, лишь самые упорные остались, изощряясь в непристойных шуточках. Вулф выбросил их из головы сразу, как только отвернулся от двери.

Оглядевшись, он, к своему удивлению, не обнаружил новобрачной в постели и в первый момент решил, что она сбежала. Свирепея, он еще раз обвел взглядом просторное помещение. В дальнем углу, где залегла самая густая тень, что-то шевельнулось.

— Разрази меня гром!

Викинг приблизился, шагая чем дальше, тем медленнее, а когда Кимбра подняла голову от колен, то и вовсе остановился. Ее бледное лицо опалово мерцало в темной рамке волос, губы были сжаты в линию. Не требовалось особой проницательности, чтобы понять, что она изо всех сил борется со страхом.

— Ах, Кимбра… — пробормотал Вулф.

Сочувствие оттеснило не только гнев, но и вожделение, еще пять минут назад казавшееся неодолимым. Вулф поднял жену (она не противилась, и он счел это добрым знаком) и уселся на кровать, держа ее на коленях и баюкая, как испуганного ребенка. Сказать по правде, он не знал, как баюкают детей, просто никогда не имел такой возможности, но думал, что именно так это и делается. Собственные руки показались большими и грубыми, когда он отважился погладить ее по судорожно напряженной спине. Он готов был к тому, что Кимбра съежится, но она, наоборот, расслабилась, а чуть погодя храбро заглянула ему в глаза.

— Боже, как я глупа!

Вулф был до того поражен этим замечанием, что расхохотался, а услышав собственный смех, поразился еще больше. С самой первой встречи он ощущал вожделение к Кимбре как яростный голод, в этот вечер оно достигло своего пика, стало почти болезненным, едва выносимым. Ничего подобного не случалось с тех самых пор, когда он, мальчишка, только начинал желать женщин. Как же он может смеяться? Что общего у плотского вожделения с чувством радости, от которой смех сам собой рвется с губ? Или общее все-таки есть?

Совершенно сбитый с толку, Вулф ближе привлек к себе жену.

— Ты вовсе не глупа. Бояться в первый раз нормально.

В самом деле, подумал он, у нее есть все основания нервничать: невинная девушка, против воли отданная за того, кто до сих пор приносил ей только страдания. Мало ли чего можно ждать от него в первую брачную ночь? Но какого дьявола Марта ее не успокоила? Или любая другая из тех, что увели Кимбру? Они все замужем, а Марта к тому же вдова человека, который в юности учил Вулфа держать меч, то есть почти родня, хоть и не по крови. Он потому и отправил с Кимброй целую толпу, что надеялся: их многословные заверения хоть отчасти ее приободрят. Почему же она так испугана?

В памяти Вулфа вдруг забрезжило смутное воспоминание о том, как Марта… а ведь и в самом деле, она пыталась подсунуть ему свою дочь! Он, конечно, не принимал этого всерьез, но сама она, выходит, была настроена иначе. Только Один знает, что она наговорила Кимбре!

— Твоя мать объясняла тебе… ну, все это? — спросил он неловко.

— Она умерла. Я ее совсем не знала, — ответила Кимбра ему в плечо.

— А нянька?

— Мириам — старая дева и ничего не знает о мужчинах. — Вулф ощутил, как Кимбра судорожно набрала в грудь воздуха. — Но не считай меня совсем уж несведущей. Тот, кто лечит, поневоле узнает тайны плоти.

Это заявление мало обнадежило Вулфа. При всем милосердии, которое Кимбра выказывала к страждущим, он готов был поставить свой боевой корабль на то, что она понятия не имеет о плотской любви. Он мог бы многое порассказать ей о том, что происходит между мужчиной и женщиной, но решил, что она и так познает это на собственном опыте.

Поэтому он только сказал: «Вот и хорошо!» — и прижал к себе Кимбру еще теснее. Она завозилась на коленях, устраиваясь. Пришлось прикусить губу, чтобы не застонать в голос.

— Столько всего случилось в последнее время…

Вулф возвел глаза к потолку, стараясь сохранить самообладание, прося у богов терпения. Женщины! Они способны болтать без умолку даже в такой ситуации, когда самый бестолковый из мужчин или держит язык за зубами, или находит ему более подходящее применение.

Но Кимбра была не просто одна из женщин, она стала его женой. Он поклялся беречь ее. К тому же она умела его рассмешить, а это мало кому удавалось.

— Ты расстроена, — Вулф приподнял ее лицо за подбородок, предлагая встретить его взгляд, — потому что твоя жизнь пошла кувырком, что все не так, как ожидалось? Из-за такой-то мелочи? Вот уж ни за что не поверю!

Кимбра захлопала глазами, и это его очень порадовало. Ей удавалось сбить его с толку, удалось и ему. Теперь они квиты.

— А ты все-таки поверь, — помолчав, сказала она серьезно.

— Верю. Мы с тобой в равном положении.

— Правда? — встрепенулась она.

Забыв о том, что в такой ситуации мужчина обычно не болтает, Вулф заговорил о том, чего до сих пор не осмеливался говорить никому:

— Здесь никто не верит в возможность мира. Даже мой борат, человек исключительного ума, считает войны печальной неизбежностью. А мне кажется, что все не настолько беспросветно, что люди могут жить в мире, если только захотят. Видишь, до чего дошло? Викинг-миротворец! Согласись, такое не часто встретишь. И как будто этого недостаточно, я вдруг оказываюсь женатым… — он окинул Кимбру взглядом, — на тебе.

— А чем плохо быть женатым на мне?

Вулф почти засмеялся, но вовремя опомнился. Мужчине не пристало раз за разом скалить зубы.

— Ты на меня как-то странно действуешь.

— Ну и что? Ты на меня тоже.

Ей не следовало этого говорить. До сих пор все шло неплохо, ему вполне удавалось владеть собой, и терпения как будто хватало — одним словом, он исполнял свой долг, давая Кимбре то, в чем она как будто нуждалась. И вот…

Вулф опустил взгляд на тонкую рубашку, сквозь которую просвечивали контуры тела, все его изгибы и округлости, все его совершенство. Руки начали дрожать от неудовлетворенной потребности прикасаться, гладить, узнавать. Теперь, когда он знал, что и Кимбра желает его, ожидание стало невыносимым.

Он опрокинулся, увлекая ее за собой. Ошеломленная, она попробовала привстать, но Вулф перевернулся на живот, придав ее к постели. Он провел губами по запрокинутому подбородку, вниз по горлу, к впадинке между ключицами. Кровь ревела в ушах, вожделение казалось безмерным и все равно стремительно парастало, сметая все мысли, заставляя терять голову.

— Тише… — шептал Вулф сквозь зубы, — тише! Все у нас получится… только позволь мне…

Он не мог больше говорить и умолк, потому что иначе с губ сорвалось бы рычание. Все так же прижимая Кимбру всем телом к постели, он стиснул ее лицо в ладонях и впился ей в губы, раздвинул их резким толчком языка. Он смутно сознавал, что слишком спешит, но уже не мог остановиться: ее вид, аромат, ощущение ее тела и едва слышные испуганные звуки, которые она издавала, — все это увлекало дальше и дальше в темную бездну. Он слишком долго ждал этой ночи, слишком измучился ожиданием, оно подтачивало его, как вода подтачивает камень.

Сминая тонкий лен, Вулф рванул вверх подол рубашки, увидел белизну ног, живота и островок светлых волос. Дыхание пресеклось, глаза застлала красная пелена. Он услышал хриплый рычащий звук, но уже не думал о том, что нужно его сдержать.

Кимбра извернулась под ним, толкнула ладонями в грудь, отвернула лицо.

— Подожди!!!

Из-за рева крови в ушах, грохота сердца Вулф не услышал ее крика. Он чувствовал толчки своей плоти, которая требовала удовлетворения.

Лен рубашки подался под руками. Вулф отбросил обрывки на пол и жадно провел руками по нежному белому телу.

— Моя! — прохрипел он и своим мускулистым бедром с силой раздвинул Кимбре ноги.

Он уже потянулся к штанам, собираясь освободить от их тисков измученную вожделением плоть, как вдруг его словно окатила ледяная волна отрезвления. Красная пелена в глазах растаяла, Вулф увидел белое как мел лицо и полные ужаса глаза. Он осознал, что происходит, и испытал такой стыд, что с радостью провалился бы сквозь землю. Никогда в жизни он до такой степени не забывался с женщиной, чтобы брать ее силой. К тому же эта была девственница и его законная жена. Вместо особенной нежности и осторожности он позволил себе поддаться животной похоти. То, что он никогда еще не желал женщину с такой силой, ничуть его не оправдывало.

Вулф пожалел, что не лежит в постели с опытной шлюхой. И еще больше пожалел, что не сделал Кимбру своей рабыней вместо того, чтобы брать в жены. Он устыдился таких мыслей, потому что не желал для нее участи рабыни только ради того, чтобы он мог удовлетворить свою похоть.

Вулф вжался лбом в подушку и заскрипел зубами от стыда и от боли желания. Кимбра лежала очень тихо, как будто даже не дыша, и он не мог избавиться от мыслей о том, какая она хрупкая по сравнению с ним, как легко — и как постыдно — было бы овладеть ею. Громадным усилием воли он заставил отодвинуться и повернуться на бок, но не в силах был разжать объятия. Он по-прежнему прижимал ее к груди.

Кимбра сжала ноги как можно теснее, но подавила порыв рвануться прочь. Страх страхом, однако она дала брачный обет, поклялась быть Вулфу женой и рожать ему детей. Их брак был освящен церковью. Брак, кроме прочего, означал супружеские обязанности.

Вулф тяжело дышал, он казался сплошным комком нервов. Кимбра осторожно приподняла голову и посмотрела на мужа.

Глаза его были закрыты, но выражение лица не имело ничего общего с покоем или безмятежностью. Оно обострилось так, что загорелые щеки казались впалыми. Кимбра скользнула взглядом по крепкой шее, по широкому развороту плеч… и в ней робко шевельнулось уже знакомое возбуждение.

На судне она часто видела Вулфа обнаженным по пояс, а у лесного водоема и вовсе голым, но это лишь подогрело ее любопытство. Кимбра всегда была честна с собой и потому назвала то, что чувствовала, своим именем. Желание, возбуждение. Она позволила взгляду опуститься еще ниже… и еще — туда, где…

Щеки загорелись.

— Ты же сказал, что я не в твоем вкусе!

Вулф приоткрыл глаза, проследил за ее взглядом и передернулся.

— Я так сказал?

Она кивнула.

— Я солгал.

Кимбра уселась, остро ощущая собственную наготу. Румянец смущения заливал не только ее лицо, но уже и все тело, она благословила полумрак, царящий в комнате.

— А зачем?

— Чтобы тебе было спокойнее.

Последний след ужасных пророчеств Марты растаял. Вулф был человек гордый, он умел смотреть свысока, и порой его чувство собственного достоинства граничило с высокомерием. Он жил в мире, где правит сильный, а потому привык повиновению. И все же он ни разу не обидел ее, даже когда имел на то все основания.

Но сейчас важнее всего было то, что он ее муж.

Кимбра легко коснулась горячей кожи в распахнутом вороте бархатной рубахи. Вулф затаил дыхание. Воодушевленная, она положила ему на грудь всю ладонь. По телу его прошла дрожь. Ощущение было такое, словно содрогнулась скала.

— Кимбра…

Голос его по-прежнему был хриплым, невнятным, но она уже не испугалась. Все завораживало ее: как тяжело он дышит, как комкает простыню — быть может, чтобы снова не схватить ее в объятия.

— Это нечестно, — произнесла Кимбра задумчиво.

— Что… что нечестно?

— Я раздета, а ты нет.

Кимбра запрокинула голову, изогнувшись дугой, словно лук в руках умелого стрелка. Голубая жилка у нее на шее бешено пульсировала в унисон с сердцем. С губ ее сорвался странный возглас, отчасти похожий на крик, отчасти на рыдание, ногти впились в плечи мужчины, чье могучее нагое тело было так близко, было почти над ней. Весь ее мир сводился сейчас к этой громадной темной форме.

Мужские руки лежали на грудях, загрубевшие пальцы трогали припухшие соски, наполняя Кимбру жгучей потребностью в том, о чем она имела пока лишь самое смутное представление. Ощутив на груди губы, она выгнулась сильнее навстречу им, счастливо изумляясь тому, что они как будто хотят всосать ее целиком, и тому, что это заставляет грудь наливаться приятной тяжестью. И еще были укусы, осторожные и сильные, и тело ее откликалось с такой готовностью, словно годами только и ожидало, только и готовилось к тому, что наконец происходило сейчас. Неужели это лишь начало?

Вулф приподнялся на локте и посмотрел на Кимбру. Он наслаждался каждой минутой их близости, но при этом сознавал, что восстанавливает справедливость или, быть может, утраченное равновесие. Он бредил Кимброй с первой их встречи, с ее внезапного появления в амбаре Холихуда, он был безмерно возмущен тем, какую власть она над ним забрала и с какой легкостью играла его чувствами. А она не имела об этом ни малейшего понятия, ее занимали совсем другие вещи.

Но вот настала ночь, когда они поменяются ролями. Он пресытит свое вожделение — или по крайней мере укротит настолько, чтобы не мешало жить. Что касается Кимбры…

По губам Вулфа скользнула усмешка. Он положил ладони на тонкую талию, провел вниз, сжал и приподнял ягодицы, ощущая при этом, как они напрягаются.

Он задался целью одурманить Кимбру наслаждением, привязать к себе ласками настолько, чтобы она не могла думать ни о чем другом, чтобы за такую вот ночь готова была исполнить его малейшее желание. Это был наилучший способ укротить ее своенравную натуру.

И Вулф наклонился над приподнятыми белыми бедрами.

Кимбра зажала рот ладонью, чтобы не закричать в полный голос. Она совершенно потеряла голову, но то, что Вулф сделал на этот раз, потрясло и ненадолго отрезвило ее. Она не знала, не ожидала, что можно ласкать там… и так! Это была самая интимная ласка, какую только можно себе вообразить. Он пробовал ее на вкус буквально всюду, он познавал ее так досконально, словно вознамерился отрезать всякий путь к отступлению, лишить самой возможности хоть что-нибудь от него таить и желания хоть в чем-нибудь ему отказывать. Чтобы сберечь частичку независимости, Кимбра сделала попытку замкнуться, оттеснить наслаждение, как оттесняла любое сильное чувство.

Но ничего не вышло.

Вкус ее возбуждения стал для Вулфа вкусом победы, лихорадочная дрожь ее тела наполнила его торжеством. Он подтянулся, чтобы прижаться ртом к трепещущим жарким губам. Целуя, он раздвинул колени Кимбры и нажал снизу вверх, открывая себе доступ.

Между ног прижалось громадное, каменно-твердое. Чисто инстинктивно Кимбра рванулась прочь, но бедра Вулфа крепко прижимали ее к постели. Заглянув в его темные глаза, она поняла, что он не будет, не может ждать дольше.

— Держись… вот так, — произнес он сквозь зубы и положил ее руки себе на плечи.

То, что он так громаден и так безмерно силен, неожиданно приободрило Кимбру. Она обвила руками шею, при никла всем телом, не зная, но смутно угадывая, что это и есть поощрение, которого он ждет. Она ощутила, как чужая плоть проникает в нее, и протестующе вскрикнула, но не разжала рук.

Вулф собрал себя в комок, чтобы выдержать эту сладкую пытку. Жажда облегчения становилась непомерной, отчасти хотелось отпустить себя на волю, а вместо этого приходилось двигаться очень медленно, чтобы дать Кимбре возможность приспособиться к его размеру. Он помедлил у барьера ее девственности, чтобы заглянуть ей в глаза. В них был страх. В них был свет. Что-то одно должно было остаться, что именно — зависело от него.

Вулф сделал резкий толчок. Ощутив боль, Кимбра вскрикнула и забарабанила кулачками ему по плечам, но он держал ее крепко, шепча что-то утешительное, пока она не расслабилась в его объятиях.

Боль скоро рассеялась. Кимбра могла наконец прислушаться к тому, что происходит. Ею владело странное чувство, что неуступчивый каменный жезл, что вошел в нее, там внутри стал более податливым и гибким. Он растягивал ее и ласкал. Она прислушивалась… И вдруг мир качнулся вокруг. Что-сладостно сжалось между бедер, завилось спиралью и принялось раскачивать ее так сильно, что закружилась голова.

Кимбра вскрикнула снова, уже от счастья, качнулась навстречу мужским бедрам и прильнула к ним изо всех сил, глубже втягивая в себя его плоть. Она не слышала хриплого крика Вулфа, но ощущала, как он изливается в нее, продлевая наслаждение до бесконечности…

Когда спазмы затихли, Вулф какое-то время лежал неподвижно, хватая ртом воздух, насыщенный запахом чистого пота и плотской любви, потом, приподнявшись на локтях, посмотрел на жену.

Глаза Кимбры были закрыты, длинные ресницы покоились на пылающих щеках. На губах, слегка припухших от его поцелуев, оставалась тень улыбки. С тихим стоном Вулф перекатился на спину. Это движение истощило остатки сил, и он лежал, прислушиваясь к себе, пока не понял, что и сам доволен. Более чем доволен. Кимбра вздохнула и свернулась клубочком. Волны волос отчасти скрывали, отчасти подчеркивали совершенство ее сложения, но они не могли согревать, а между тем ночи на севере и летом бывали холодными.

Сообразив это, Вулф накрыл жену и себя простыней и меховым одеялом. Кимбра пробормотала что-то благодарное и придвинулась ближе. Вулф ощутил, что его мужская плоть снова шевельнулась, легонько, но с готовностью. Он скрипнул зубами, разрываясь между гордостью и негодованием.

Кимбра открыла глаза.

— Что-то не так?

Все время после близости она раздумывала над собственным поведением и нашла его откровенно бесстыдным, но хотя и стыдилась себя настолько, что ни за что на свете не могла бы встретить взгляд Вулфа, первейшей обязанностью жены было благополучие мужа.

— Все в порядке, — буркнул Вулф.

В порядке, как же! Его план с треском провалился — отличный, хорошо продуманный план овладеть ситуацией и обрести наконец самообладание, которым он славился, пока не впустил в свою жизнь эту женщину. Вулф упрямо сжал зубы. Он не из тех, кто легко сдается! Битва за ведущие позиции еще только началась.

Но что делать с вожделением, которое так и норовит снова разгореться? Кимбра хрупка, изнеженна. Так скоро снова начать любовные игры будет просто жестоко.

Вулф выбрался из постели, продолжая до боли сжимать зубы. Кимбра украдкой оглядела его и снова уткнулась в подушку. Перехватив взгляд, он ощутил некоторое удовлетворение, но совсем не того рода, которое требовалось.

Смочив чистую тряпицу в тазу, приготовленном как раз для этой цели, Вулф вернулся к постели и отогнул покровы.

— Зачем это? Не надо! — взмолилась Кимбра, пытаясь вырвать у него край простыни.

— Помолчи! — отрезал Вулф и сел рядом. — Не годится, чтобы крови было слишком много.

Как она ни сжимала ноги, он раздвинул их и прижал мокрую тряпицу к островку светлых волос. Потом отнял и осмотрел. В самом деле, крови было многовато, и он, который успел в жизни перейти вброд реки крови на полях сражении, содрогнулся от жалости. Все мысли о новой близости вылетели из головы.

Когда кровотечение остановилось, Вулф бросил тряпицу на стол, вернулся в постель и повыше натянул покровы. Кимбра лежала неподвижно. Очевидно, она была шокирована прямотой его речей и действий. Что ж, подумал он, пусть это послужит ей маленьким уроком, потому что деликатность не в натуре викинга. И вообще, утром все у них будет по-другому, именно так, как и должно быть между господином и его собственностью. Ведь жена — собственность мужа, разве не так? Но это завтра. А пока…

Вулф перестал рассуждать и привлек Кимбру к себе, не обращая внимания на ее недвусмысленные попытки остаться на своей стороне постели. Вопреки сонливости он бодрствовал до тех пор, пока ее дыхание не стало глубоким и размеренным.

Заметив, что тихонько поглаживает Кимбру по голове, он задумался над тем, что супружество оказалось куда более серьезным шагом и повлекло за собой куда больше последствий, чем он ожидал. Он добился своего, связал Кимбру брачным обетом и законным образом овладел ею, но сколько еще предстояло хлопот!

Однако Кимбра воспитана в лучших английских традициях, как будущая супруга и хозяйка дома. Значит, из нее выйдет послушная жена, именно такая, какая и требуется. Иначе и быть не может.

Вулф наконец позволил себе погрузиться в сон.