Мечтая о тебе

Глава 7

Уже более двух недель Мара старательно избегала Натаниэля Чейза. Она пыталась вести свои дела так, словно его не было и в природе. Но, к своему удивлению, обнаружила, что Чейз так и не назначил Майкла бригадиром. Мара, как прежде, обходила цеха сама. Но когда она пыталась аннулировать решения Чейза, ей это не удавалось. Когда ее решения противоречили указаниям Чейза, работники говорили, что их босс мистер Чейз, и отказывались следовать ее инструкциям.

После четырех лет абсолютной власти Мара чувствовала, что стремительно теряет позиции. Это рождало у нее чувство потерянности и страха. И чем больше она пыталась демонстрировать жесткую позицию, тем больше чувствовала, что прежнего контроля над компанией у нее уже нет.

Она никогда не встречалась с Натаниэлем по дороге на работу. Видимо, он всегда опаздывал, лишь изредка приходя около девяти. Но каждый вечер он следовал за ней до дома и пытался обсуждать с ней, что происходит на фабрике. Она лишь отвечала: «Делайте что хотите. Вы ведь все равно так и поступите».

Натаниэль же всякий раз смотрел, как она входила в свою комнату и захлопывала дверь перед его носом, обрывая его на полуслове. Он расстроенно вздыхал. Натаниэлю хотелось работать совместно. Безусловно, он знал, что она, Мара, была насторожена и боялась всяких изменений. Однако Чейз надеялся найти пути к ней.

Затем Чейз шел в свою комнату и играл на скрипке. Он искал решение, которое позволило бы прекратить этот конфликт, а музыка позволяла ему расслабиться. Однажды, отложив скрипку, он понял, что есть решение. И он надеялся, что оно единственно правильное.

На следующий день, ближе к вечеру, когда фабрика опустела и затихла, Натаниэль подошел к кабинету миссис Эллиот. Постучав в дверь, он открыл ее.

– Я могу войти? Хочу поговорить с вами.

Мара отложила карандаш.

– О чем?

Чейз вошел в кабинет и прикрыл дверь. Мара отметила какой-то плоский пакет в его руке.

– Что это?

Натаниэль прислонился к двери и, не говоря ни слова, долгое время смотрел на нее.

– Это подарок для вас, – наконец сказал он и подошел к столу, положив пакет перед ней.

Мара изучала пакет, обернутый бумагой и перевязанный лентой.

– Для меня?

Чейз устроился в кресле напротив нее.

– Для вас.

Миссис Эллиот подозрительно нахмурилась, соображая, что бы это могло быть. Память подсказывала ей образы Джеймса, дарящего ей фривольные шелка, которые она никогда не носила, и духи, которые она терпеть не могла. Ее муж надеялся, что эти подарки могли волшебным образом смыть боль, рожденную годами пренебрежительного отношения, и вернуть в семью то тепло и комфорт, о которых уже можно было лишь мечтать. Натаниэль уговаривал ее принять подарок, а она закрыла глаза, чтобы ничего не видеть.

Когда Мара открыла глаза, Натаниэль по-прежнему смотрел на нее.

– Зачем? – спросила она затравленно. – Зачем вы делаете мне подарки?

Чейз пожал плечами.

– Это рождественский подарок.

– Сейчас июль, – заметила Мара. Чейз заулыбался.

– Хорошо, по крайней мере на этот раз я не опоздаю.

Мара пыталась сопротивляться его улыбке. Кусая губу, чтобы сдержать себя, она оттолкнула пакет.

– Я не думаю, что это правильно.

Его улыбка стала еще шире. Он наклонился вперед, пододвигая пакет обратно.

– Возможно, и неправильно, зато практично.

Сгорая от любопытства, Мара протянула руку и провела перчаткой по гладкой бумаге.

– Откройте, – мягко настаивал Чейз.

Она еще колебалась, но любопытство взяло верх. Развязав узелок, Мара скатала ленту и аккуратно отложила в сторону. Затем она начала осторожно, чтобы не порвать бумагу, разворачивать пакет.

– Что же вы медлите? – сказал Натаниэль. – Просто порвите и откройте.

– Но бумагу можно использовать снова.

Натаниэль накрыл руку Мары своей ладонью, отчего она остановилась и удивленно посмотрела на него.

– Мара, знаете ли вы, что открывать подарок уже удовольствие? Не лишайте себя этого удовольствия.

Затем Чейз откинулся на спинку кресла, а Мара, секунду поколебавшись, начала разрывать бумагу. Она не могла не признать, что так получается более захватывающе. Наконец она откинула в сторону обертку.

– Что-то интересное? – спросила она, открывая коробку.

– Весьма, – ответил он.

Заглянув в коробку, Мара в замешательстве нахмурилась. Она вытащила странную прямоугольную рамку из черного дерева, украшенного позолотой. На перекладинах были надеты изящные нефритовые бусинки.

– Что это?

– Это счеты. Думаю, они помогут вам в работе.

– Я слышала об этом, – произнесла Мара, перемещая пальцем бусинки и слушая, как они щелкают. – Но я не знаю, как ими пользоваться.

– Я научу вас. Как только вы поймете, как пользоваться счетами, ваша работа существенно облегчится.

Мара провела пальчиком по золоченой отделке.

– Это очень любезно с вашей стороны, – пробормотала она. – Но подарок слишком дорогой. Я не могу принять его.

– Мара, эти счеты я хранил много лет, и у меня никогда не было необходимости пользоваться ими. Вы же знаете, что я не очень силен в бухгалтерском деле. Если это облегчит вашу работу, так пусть лучше они будут у вас.

Мара посмотрела на Чейза вновь и поняла, что не в силах отказаться.

– Хорошо, приму, если вы настаиваете. Спасибо. – Она уложила счеты в коробку. – Но если мы так рано празднуем Рождество, у меня должен быть подарок для вас.

– Уверен, он найдется.

Его стремительный ответ заставил Мару озадаченно замолчать. Внимательно посмотрев на него снизу вверх, она спросила:

– Какой?

– Все, что я хочу, – это чтобы вы были добры ко мне.

Мара замерла с коробкой в руках. «Быть доброй по отношению к нему?!» Холодная волна ненависти прошла через все ее существо. Она отпихнула коробку, словно там сидела жаба.

– Из всех низких и постыдных мыслей, – сказала она, вставая с кресла, – это, должно быть, самое низкое. Если вы думаете, что можно вот так, даря подарки, извлекать из этого выгоду, то…

– То что? – Какое-то мгновение Чейз смотрел на нее, не понимая, чем вызваны ее сердитые слова. А когда понял, то почувствовал, как волна гнева поднимается в нем.

– О чем вы подумали?

С треском надев крышку на коробку, Мара схватила портфель.

– Ни о чем. Вы непростительный хам.

Поняв, что Мара направляется к выходу, Чейз вскочил и пошел за ней, а когда она резко распахнула дверь, вернул ее обратно, захлопнув дверь. Затем всем своим весом задвинул щеколду замка. Открыть его у Мары уже не получилось.

Оказавшись волей обстоятельств в таком положении, она резко развернулась и горделиво подняла подбородок.

– Позвольте мне выйти.

Чейз обхватил ее вокруг талии и легко, словно это был всего лишь букет цветов, сделал с ней три шага, бесцеремонно усадив ее на стол.

– Слушайте меня, миссис Эллиот. Слушайте внимательно, потому что это может быть последний раз, когда я говорю с вами. – Натаниэль судорожно вздохнул, ненавидя ее за то, что она заставила его выйти из себя. – Когда я говорю «доброе отношение», я имею в виду всего лишь доброту в ее банальном смысле. Быть вежливой, вести себя прилично и, наконец, быть просто справедливой. Все!

– О… – Она смотрела на него, и постепенно острые черты на ее лице стали смягчаться. – Я и не думала…

– Естественно, что вы не думали, – процедил Чейз сквозь сжатые зубы. – Вы вообще смотрите на мир ожесточенными глазами, никому не доверяете, раскидываетесь обвинениями и предпочитаете верить худшему, что в нас есть.

Упершись рукой в стол около ее бедра, другой рукой он достал коробку, стоявшую у нее за спиной. Чейз наклонился так близко, что его бедра уперлись в колени Мары. Взяв счесы, он выпрямился, удерживая подарок перед собой.

– Я дарю вам счеты по двум простым причинам. Во-первых, хочу, чтобы вы поняли, что я пытаюсь наладить наши партнерские отношения. Надеюсь на ваши встречные усилия. Во-вторых, хочу облегчить вашу работу.

Мара опустила взгляд, боясь посмотреть Чейзу в глаза.

– Я… кажется, я неправильно поняла вас.

– Вы прекрасно сознавали, что делали. Вы выводили меня из себя. И вывели. А это долгое время никому не удавалось сделать.

Ей нечего было сказать. От стыда горели щеки.

– В любом случае, – продолжал Чейз, – я не хотел бы, чтобы вы теряли сон, беспокоясь о моих постыдных намерениях. Так что позвольте мне, ради вашего же блага, разъяснить все: если бы я намеревался сделать вас своей любовницей, то подарил бы намного более ценную вещь, чем эта. – Натаниэль опустил коробку со счетами на ее колени. – Уверяю вас, своим любовницам я дарю щедрые подарки. Кроме того, обычно я ищу женщин, с которыми было бы приятно провести вечер. И тут вы уж точно не подходите. Зная ваш жизненный опыт, общаться с вами – сомнительное удовольствие.

С этими словами мистер Чейз развернулся и ушел, хлопнув дверью. Мара сидела на столе, прижимая счеты к груди и чувствуя себя несчастной и пристыженной. Она ужасно ошиблась в оценке Чейза и теперь не знала, как исправить эту ошибку.

Соскочив на пол, она положила счеты на стол и покинула кабинет.

Уже выходя из здания, Мара заметила, что Чейз ждет ее. Очевидно, Натаниэль не кривил душой, говоря, что беспокоится о ней. По дороге он не обмолвился с ней ни одним словом.

Для Мары Эллиот с ее характером извиняться всегда было делом непростым. Но она знала, что должна извиниться перед Натаниэлем Чейзом. На следующее утро, дождавшись, когда Чейз уйдет на фабрику, она нанесла визит миссис О'Брайен. Домовладелица охотно готовила для постояльцев, если только они платили ей, сколько она скажет – то есть втридорога. Обычно Мара не покупала у нее сандвичи. Но сегодня был другой случай. После пятнадцатиминутных переговоров хозяйка согласилась на приемлемую цену.

Мара несла поднос с булочками и чаем через цех к лестнице, намереваясь подняться в новый кабинет Натаниэля на третьем этаже. Она гадала, что скажет ему. Конечно, нет ничего лучше простого, сжатого извинения. И Мара надеялась, что это удовлетворит его. Поскольку, если он начнет злорадствовать, она просто умрет от смущения. А если он невзначай скажет любимую фразу Джеймса: «Я знал, что ты образумишься», – она не выдержит и выльет этот чай ему на голову. Тогда никакого извинения не получится.

Мара уже прошла лестничный пролет и продолжала идти вверх по лестнице, размышляя о предложении Чейза переместить ее кабинет наверх. Может быть, он лишь дразнил ее, но она приняла его слова близко к сердцу. Да, она действительно хотела следить за ним, смотреть, что он делает. Но не могла это делать, когда между ними были два этажа. А Натаниэль твердо решил устроить кабинет здесь, наверху. Возможно, Маре тоже следовало бы переехать, но от этой мысли ей становилось плохо.

Поднявшись по лестнице, она приостановилась в дверном проеме. Большая часть оборудования уже была перенесена из меблированной комнаты миссис О'Брайен – его сложили в дальнем конце зала.

Из складского помещения на втором этаже было перенесено несколько столор и стульев. Мара ожидала застать Чейза в одиночестве, но в центре огромного зала с кепкой в руке стоял рабочий и Натаниэль давал ему инструкции.

– Мистер Боггс, мне нужны стол и несколько полок на той стороне. Также вы потребуетесь, чтобы поставить здесь перегородки. Штук шесть, я думаю.

– Перегородки? – Рабочий почесал затылок.

– Да. Вы не знаете, что такое перегородки?

Натаниэль жестом попытался объяснить ему, что хотел построить.

– Надо сделать раму из дерева и натянуть на нее ткань. Высотой и шириной по пять футов. Это нужно, чтобы устроить комнаты. Тогда не придется возводить стены. Такие перегородки также легко перемещать. Понимаете?

Наблюдая за Натаниэлем, Мара ощущала энергию, которая, казалось, исходила от него. Каждое его слово было уверенным и точным. Она на какое-то время даже засомневалась, бывает ли он в чем-нибудь неуверен.

Словно почувствовав ее присутствие, Чейз обернулся и жестом пригласил войти. Мара поставила поднос на ближайший стол.

– Миссис Эллиот, это мистер Боггс. На следующей неделе он будет выполнять здесь плотницкие работы. – И, повернувшись к Боггсу, добавил: – Мистер Боггс, это миссис Эллиот. Мой партнер.

– Мэм, – кивнул рабочий в сторону Мары и, повернувшись к Натаниэлю, сказал: – Я начну уже сегодня. Что-нибудь еще, папаша?

Чейз отрицательно покачал головой.

– Нет, я думаю, пока все.

Рабочий собрался уходить, но Мара неожиданно для себя самой остановила его:

– Мистер Боггс, подождите.

Когда Боггс замер и посмотрел на нее, она, кое-как успокоив дыхание и отбрасывая прочь дурные предчувствия, спросила:

– Вы не могли бы перекрасить стены?

Посмотрев на Натаниэля, она уловила в его взгляде удивление.

– Конечно, а в какой цвет? – спросил рабочий.

Мара оглядела некогда зеленые облупившиеся стены и сказала:

– Хорошо бы, в нейтральный цвет. Возможно, не чисто белый. Как только расставите перегородки и перекрасите, перенесите сюда и мои вещи.

– Я начну красить завтра, – кивнул рабочий и ушел. Провожая его взглядом, Мара надеялась, что сейчас действует правильно.

– Что заставило вас изменить свое решение? – спросил Натаниэль.

– Хочу все держать в поле зрения, – ответила Мара. – Мне нужна сторона с окнами.

– Без проблем, – сказал Чейз и осведомился, показывая на поднос: – А это что?

Внезапно Мара испытала приступ смущения. Она глубоко вздохнула, словно подыскивая нужные слова.

– Я… поговорила с миссис О'Брайен. Она приготовила чай со сливками и булочки. Помните, вы говорили… о том, что надо быть хорошей… прилично себя вести, быть честной, справедливой. Если бы вы не были так заняты по утрам… то… вот чай. – Ужасно путаясь в словах, она глубоко вздохнула и добавила: – Я очень сожалею!

Затаившаяся в уголках глаз Натаниэля смешинка постепенно превратилась в открытую улыбку, и Мара почувствовала, как проблема уходит. Глядя в его глаза, она ощущала странную уверенность, что все в мире встает на свои места. И сейчас Натаниэль казался ей удивительно красивым.

– Я принимаю ваши извинения, – сказал он, – и ваше доброе отношение тоже. Я люблю булочки со сливками.

Чейз подтянул два стула на колесиках поближе к столу. Мара заняла один из них, а сам он занял кресло напротив.

Он наблюдал, как Мара наливает себе чай, и вспоминал, как она злилась, когда он сказал ей про то, сколько платит за сандвичи.

– Миссис О'Брайен, хмм?

– Она хотела взять с меня шиллинг. – Мара выразительно посмотрела на заварочный чайник. – Представьте себе! Целый шиллинг за чайник с чаем и четыре булочки. Я дала ей за все это шесть пенсов и еще добавила два пенса за сливки.

Ее голос звучал так прелестно, что Натаниэль невольно рассмеялся.

– Я рад. Возможно, чай с булочками войдет у нас тогда в хорошую традицию.

– Положить сахар? – спросила Мара.

– Немного, и лимон. Молока не надо.

Мара налила вначале ему, как он просил, а затем и себе, не добавляя ничего. Она откинулась на спинку стула.

– Что бы вы хотели изменить в нашем кабинете, кроме этой ужасной краски на стенах? – спросил Натаниэль.

Мара осмотрелась.

– Думаю, нам потребуется больше мебели.

– Через несколько недель из Сан-Франциско должна прибыть еще мебель. Мы можем поставить ее здесь. – И, выждав паузу, словно хотел сказать главное, добавил: – Я думаю переехать сюда.

– Что? – Удивленная услышанным, Мара даже поставила чашку на блюдце. – Сюда?

– Мне нравится, когда есть возможность работать в любое время суток. Так что мне будет удобно и ночевать здесь. Вы говорили, что для кабинета это помещение слишком велико. Так что половина помещения станет моей квартирой, а другая половина нашим кабинетом.

– О нет! – решительно покачала головой Мара. – Мы не можем позволить себе такое.

– Но почему?

Натаниэль с удивлением увидел, как румянец заливает ее щеки. Слишком уж неожиданна была такая реакция. Лицо Мары вдруг потеряло острые черты и стало мягким и прекрасным. Натаниэль почувствовал, как у него пересохло горло.

– Это неправильно, – пояснила она и закусила нижнюю губу, еще больше заливаясь стыдливым румянцем.

– Но мистер Боггс мог бы разделить зал более основательной стеной, – буквально заставил себя произнести Чейз, чтобы разрушить неловкое молчание.

– Но люди… – Мара смотрела в сторону, чтобы скрыть от Натаниэля смущение, – люди скажут…

Окончательно смущенная, она чуть отъехала от стола. Натаниэль не стал говорить Маре, что люди «будут говорить» в любом случае. Он знал, что найдутся сплетники и что сплетни скоро пойдут, если не пошли уже. Чейз смотрел на черную как вороново крыло корону ее волос, представляя себе, как они, лишенные заколок, свободно рассыплются по плечам Мары. Он уже знал, что будут говорить на фабрике. И это было не столь далеко от того, что думала сама Мара относительно его намерений еще день назад. И еще он знал, что она будет страдать от этого.

– Я не подумал об этом, – наконец сказал он. – Конечно, вы правы.

Мара подарила Натаниэлю робкую улыбку, а затем взяла из корзины еще одну булочку. Затем она достала баночку с джемом и принялась намазывать его на хлеб. Чейз сидел напротив и смотрел на нее. Вчера, когда она буквально кинула подарок ему в лицо, он был слишком сердит, чтобы размышлять о том, что могла подумать она о его намерениях. Но теперь, рассматривая ее лицо в лучах утреннего света, особенно подчеркивавшего румянец на щеках, он понял, что в целом оно было весьма приятным.

Мара подняла взгляд, ее брови сложились удивленным домиком.

– Чему вы улыбаетесь?

Торопливо убрав с лица даже намек на улыбку, Чейз меж тем терзался веселыми сомнениями. Он размышлял, что сделает Мара, если он честно ответит на ее вопрос. Скорее всего она залепит ему пощечину.

– Да так, – дипломатично ушел от ответа Натаниэль и взял булочку. – Сливки будете?

Мара отрицательно покачала головой, и Натаниэль положил на булку щедрый слой густых сливок.

– Откуда это у вас?

Натаниэль поискал глазами, слизывая каплю сливок с большого пальца.

– Что?

Мара указывала на статую индианки, принесенную им из меблированной комнаты, которую Чейз снимал у миссис О'Брайен.

– А, это! Я купил ее в Канзас-Сити. Есть такой город в Америке.

– Зачем?

Он пожал плечами.

– Просто понравилась, и купил.

– А я думала, для вас она имеет особое значение.

– Не особое, но имеет. Когда я приехал в Америку, не знал, чем заниматься. Путешествуя, я из каждого города увозил нечто особенное. Так, в Канзас-Сити я заметил эту скульптуру, выставленную перед магазином. Владелец согласился мне ее продать.

– А во время путешествия все эти вещи вы возили с собой?

Натаниэль усмехнулся.

– Признаю, не очень практично. Но если я мог позволить себе путешествовать со всеми своими вещами, какое это имело для меня значение?

– А счеты? – Мара вытащила еще одну булочку.

– Чайнатаун, китайский квартал в Сан-Франциско.

– Хотя потребности в счетах у вас не было, вы все же научились пользоваться ими. Зачем?

– Мне вообще нравится изучать, как работают различные вещи. Наверное, любопытство. Вы все еще хотите, чтобы я рассказал, как ими пользоваться?

Отложив булочку, Мара внимательно посмотрела в лицо Чейза. Сейчас в ее широко раскрытых серых глазах читалась какая-то особенная ранимость. Она спросила:

– С тех пор как вы прибыли сюда, я только и делала, что боролась с вами. Зачем вы хотите мне помочь, облегчив мой труд?

– Я прежде уже говорил и сейчас повторю. Некоторые вещи человеку, если у него нет друга, бывают не под силу. Всем нам иногда нужна небольшая помощь.

Мара, прикусив губу, посмотрела куда-то вдаль.

– Все, что вы сказали обо мне, верно, – призналась она. – Я очень не люблю просить людей о помощи и вообще не доверяю людям. – И очень тихо, так что Натаниэль едва мог расслышать, добавила: – Я стараюсь все делать сама… – Словно внезапно пожалев об искренности, она неожиданно посмотрела на часы, которые висели у нее вместо кулона на шее. – Мне пора вниз, уже почти десять! – воскликнула она и встала с кресла.

Натаниэль смотрел, как она направляется к двери.

– Мара! – Она остановилась и вопросительно оглянулась. – Если потребуется, не бойтесь просить у меня помощи. Вы можете доверять мне. Подумайте об этом.