Мечты камня

Ирия Паренте, Селене Паскуаль

Мечты камня

Переведено специально для группы

˜"*°†Мир фэнтез膕°*"˜

http://vk.com/club43447162

Оригинальное название: Sueños de piedra

Автор: Ирия Паренте и Селене Паскуаль / Iria G. Parente y Selene M. Pascual

Серия: Маравилья / Marabilia #1

Перевод: Дарина Ларина

Посвящается всем, кто каждый день идёт своей мечте.

Желаем, чтобы вы всегда прибывали в пункт назначения

АРТМАЭЛЬ

— Я правильно понял: вы собираетесь отдать мою корону бастарду?

В библиотеке повисает неловкая тишина, пока я перевожу потрясённый взгляд с отца на человека рядом с ним на другом конце стола. Его волосы не такие чёрные, как у нас, но зато глаза такие же серые, как у всех членов нашей семьи на протяжении многих поколений. Он высок, выше меня, но держится явно не как принц. Из знати? Возможно. Хотя ему далеко даже до подошвы моих ботинок, как бы он ни рядился в лучшие одежды и ни пытался смотреть на меня свысока.

Тем не менее мой отец намерен передать ему трон. Мой трон.

Королевство, принадлежащее мне по праву, с тех пор как я появился на свет.

Король бросает на него взгляд украдкой, прежде чем вновь устало посмотреть на меня. Кажется, сегодня отличный день, чтобы пожалеть об ошибке, допущенной более двадцати лет назад. Одна ночь с неправильной женщиной в неправильной постели, и вот — бремя на всю жизнь.

— Всё уже решено, Артмаэль, — повторяет он, как будто не говорил то же самое минуту назад. — Он тоже мой сын и старше тебя, — видимо, я единственный, кто осознаёт разницу между правами законнорожденных детей и зачатых вне брака. — Я воспитал тебя достойным наследником, в котором нуждается эта страна, но притязания Жака… правомерны. Есть доказательства, что я его отец, что он благороден и всеми уважаем. Кроме того, у него более чем достаточно знаний, чтобы занять то место, на которое он заявил права.

Заявил права? Вероятно, потребовал, угрожая отцу раздутием какого-нибудь скандала. Но разве это правильно? Многие мужчины совершают ошибки по молодости. Включая королей. Решается эта проблема обычно тем, что бастардам предоставляют какую-нибудь местечковую власть, желательно как можно дальше от столицы, чтобы не мешались под ногами. Но уж точно нельзя сажать их себе на колени и давать примерить корону.

Мою корону.

И вообще, какой король может быть из человека по имени Жак?

— У меня нет другого выбора, — продолжает он с выражением мучений и раскаяния на лице. — Ты останешься принцем и, может быть, однажды станешь королём той или иной страны.

Иными словами, мне нужно молиться, чтобы все вокруг умерли раньше меня. Или ускорить развитие событий парой капель яда в кубках. Внезапно это показалось мне неплохим решением.

Жак смотрит на меня с улыбкой, обнажающей зубы. Вроде бы у него все на месте. Впрочем, это легко поправимо одним прицельным ударом.

— Я не враг тебе, братишка.

А я тебе не друг. Уж лучше голым изваляться в крапиве.

— Я принц Сильфоса, — напоминаю я, отчётливо произнося по слогам. — Будь добр обращаться ко мне с должным уважением. Насколько мне известно, одним из условий получения прав на престол является появление на свет между ног королевы, — разворачиваюсь к отцу. — Наверное, вы уже успели забыть мою мать, но именно с ней вы, дорогой отец, делили постель больше десяти лет.

Его величество Бридон Сильфосский багровеет от гнева. Никогда ещё не видел его в таком бешенстве, как и не слышал, чтобы он повышал голос, как сейчас:

— Я здесь король, Артмаэль, и твой отец, поэтому будь добр обращаться ко мне с должным уважением. Я принял решение, и обжалованию оно не подлежит: Жак официально признан твоим братом и с сегодняшнего дня становится наследником престола. Его мать была одной из самых влиятельных женщин сильфосской знати, — сдвигает брови. — Их семья, между прочим, все эти годы сохраняет авторитет, известна и любима народом. Ты хочешь гражданской войны, мальчик? Потому что её ты и получишь, если решишь воспротивиться, и я не уверен, что победа будет за тобой…

Ну конечно. В конце концов всё всегда сводится к политике. Как тебя воспринимает народ, как они реагируют на твоё имя. Как будто меня не знает вся страна.

Открываю рот, чтобы возразить, но отец перебивает раньше:

— Будь любезен с Жаком, несносный мальчишка. Если проявишь терпение, возможно, он устроит тебе выгодный брак с какой-нибудь наследной принцессой, и тогда ты займёшь трон, как полагается.

Так говорит, будто в Маравилье ещё много принцесс, помимо Иви из Дионы. Ладно, кто знает? Может, если подождать несколько месяцев, то ещё какой-нибудь бастард, в Верве или в Идилле, выйдет на свет и протянет мне руку.

— Люди знают, что я стану королём. Знают с самого моего рождения, и их это устраивает.

Некий противный звук, что-то между фырканьем и смешком, вырывается из этого предполагаемого дворянина. Он выглядит так, будто едва сдерживает хохот.

— Что тебя так развеселило? — выпаливаю я.

— Твоя любовь к народу не совсем… взаимна, Артмаэль. В конце концов, что хорошего ты сделал для них?

Хорошего? Медлю с ответом. Ну, я приберёг все великие дела до того времени, как займу трон. И представление об этих делах, наверное, тоже. Я надеюсь, что на меня снизойдёт просветление. Ведь пока что я просто принц. Езжу в город, чтобы развлечься, что можно расценивать как вклад в развитие местных таверн, и это, пускай маленькое начинание, уже заслуживает восхищения. А ещё я забочусь о тех, кто работает во дворце, а ведь они тоже часть моего народа. Или женщины не люди? Я поддерживаю в них любовь к себе и ко мне и помогаю расслабиться, когда они приходят к своему принцу.

— А что сделал ты? — спрашиваю я, предпочитая не вдаваться в подробности на глазах у отца.

— Моя семья процветает за счёт предприятий, которые предлагают достойную работу горожанам. Мы открыли торговлю с соседними странами и тратим много сил и денег на поддержку тех слоёв общества, которые не могут работать и не имеют возможности получать доход. Арельес, моя супруга, всегда посылает им излишки еды с нашей кухни, равно как и тёплую одежду в суровые зимы. Простой народ нас хорошо знает и любит.

Меня ничуть не трогает его речь: довольно очевидно, что пока он расписывает свою любовь к людям, ещё заметнее его любовь к самому себе. Но меня цепляет выражение лица отца, полное гордости за новообретённого сына. Он никогда не смотрел таким взглядом на меня.

Это, должно быть, какая-то шутка.

— Если ты хоть чему-то научился за все эти годы, Артмаэль, то поймёшь, что это самое разумное решение.

Самое разумное решение — отдать моё право по рождению какому-то проходимцу? А с моей стороны разумнее всего будет отойти в сторонку? А ещё что? Может, мне тоже развернуться и подставить задницу…

Что нужно этим простолюдинам? Кого-то, кого можно обожать? Так вот он я. Мне не составит труда стать более уважаемым человеком, чем он. Я могу, например, выйти на улицу и приютить ребёнка. Народ такое любит. Или исцелить от болезни. Или просто спасти девицу в беде. Убить чудовище и отловить всех злодеев, чтобы отдать их под суд…

Улыбаюсь. В историю входят герои. Не благодетели, нет. Ну ладно, они тоже. Но только если у них есть двести кораблей, нагруженных золотом. И только если они тонут по пути. На берегах Ридии до сих пор время от времени находят монеты. Это был тот ещё крах.

— Если для того, чтобы стать королём, нужно завоевать любовь нескольких голодающих, то я тоже так могу.

Наступает одна из таких пауз, когда кажется, слышно даже взмах ресниц.

— Что? — переспрашивает Жак.

Скрещиваю руки, глядя на короля.

— Я стану народным героем, — заявляю ему. — Что ты на это скажешь, пап?

— Что?

— Я же принц. Меня растили умным, сильным и отважным. И, очевидно, что этот шут гороховый может быть сколько угодно богат и щедр, как он утверждает, но он просто-напросто не способен на истинный героизм. Я говорю обо всех тех подвигах, которые могли бы совершить только короли из легенд, о геройских поступках, которые остались в далёком прошлом и не совершаются знатью в наше время, потому что считаются слишком опасными. Я спасу девиц в беде, помогу целым деревням. И тогда мы посмотрим, кого полюбят крестьяне, — поднимаю палец. — Один месяц. Этого достаточно, чтобы доказать всему Сильфосу… нет, всей Маравилье, что я именно тот правитель, который всем нужен.

Тишина продолжается ещё несколько ударов сердца, прежде чем оборваться взрывом смеха. Смеха этого придурка Жака, перегнувшегося через стол и захохотавшего с удвоенной силой. Недовольно кривлюсь, намереваясь сказать, что я вообще-то говорил серьёзно, но слова застревают в горле, когда отец бросает на него ледяной взгляд, от которого Жак мгновенно замолкает. Почти. Его плечи всё ещё содрогаются от сдерживаемого смеха, он прикрывает рот, чтобы подавить истеричный хохот.

— Полагаю, тебе лучше уйти, — говорит ему отец. — Я продолжу этот разговор наедине со своим сыном, Жак. Ступай к своей жене: в её положении ей может понадобиться твоя помощь.

Не знаю, что там у неё за положение, но раз уж оно удостоилось внимания нашего отца, то могу себе представить.

Новоиспечённый престолонаследник (пусть наслаждается, пока может, это не навсегда) отвешивает безупречный поклон, по которому видно его знатное происхождение. Его губы плотно сжаты. Подозреваю, ему не даёт покоя мысль, что он рассердил нашего отца. Возможно, поэтому, чтобы задобрить его, он кланяется мне.

— Брат.

— Для тебя — принц Артмаэль.

Я сверлю его взглядом, пока он не закрывает за собой дверь. Затем фыркаю и разворачиваюсь к отцу.

— Мне не оставили иного выбора, — говорит он, не давая вставить ни слова. — Мне не нужны конфликты в королевстве, а знать легко может выйти из-под контроля, если сочтёт, что их интересы ущемляются или что они могут заполучить больше власти.

— Но если ты запасёшься терпением, — продолжает отец, — я подыщу тебе достойный трон. Это может стать отличной возможностью для нашего королевства: расширим границы и заключим сильные союзы. Принцесса Дионы — молода и очаровательна, как говорит молва. Возможно, это и есть трон, которого ты достоин. Я вырастил тебя и научил всему, что знаю сам, не для того, чтобы оставить с чем-то меньшим, чем процветающее королевство.

Звучит неплохо, почти уговорил. Я никогда не бывал в Дионе, но слышал, что их корабли самые лёгкие и быстрые и что к их берегам причаливают моряки издалека, и они говорят на чужеземных языках, непонятных нам. Что они прибывают из земель, где женщины носят короткие платья, если вообще-то что-то надевают. Из мест, где война стала такой обыденностью, что как только мальчику хватает сил поднять меч, его отправляют на поле боя.

Варвары.

Гоню эти мысли из головы.

— Я не хочу другое королевство, — отвечаю, оскорблённый предложением. — Я хочу Сильфос, и на меньшее не согласен. Диона может быть чудесной страной, и не сомневаюсь, что их принцесса вся из себя такая распрекрасная, как о ней говорят, но это место не для меня. Это не мой дом. Это просто… чужое.

Там нет этого замка. Нет этих коридоров, по которым я бегал тысячи раз. Нет нашего оружейного двора, полного солдат, с улыбкой встречающих своего принца. Там, скорее всего, нельзя просто пойти город, где все будут принимать меня за своего. Никто не выпьет со мной в таверне, пока у меня на коленях сидит девица, прижимаясь губами к моей шее. Там я буду блуждать по улицам, потому что потеряюсь в незнакомом месте, а не потому что просто захотелось побродить бесцельно.

Это всё совсем не то, как бы ни пытался убедить меня отец, что другое королевство может стать местом моей мечты.

— Ничего не могу поделать, сынок. Что ты от меня хочешь? Чтобы я послал кого-нибудь убить Жака с его беременной женой, и таким образом избавиться от проблемы?

— Честно говоря, не самый худший из вариантов, услышанных мной сегодня.

Я бы даже сказал, что это первая разумная мысль из его уст за последние несколько минут. По крайней мере, так мы сможем вернуть естественный порядок вещей.

До меня слишком поздно дошло, что вопрос был риторическим, и к сожалению, мой комментарий отца не порадовал.

— Артмаэль! О чём ты только думаешь?

— Я скажу тебе о чём: о короне. И обо всём… чего у меня больше нет.

— Его семья по матери очень влиятельна, — тогда как из родни королевы, к несчастью, никого уже не осталось. — Он не лгал, когда сказал, что усердно работал и прислушивался к простым людям. Его мать, кстати, была выдающейся женщиной, и если бы ты по-настоящему интересовался, что происходит в Дуане, то ты бы знал, как тяжело пережили местные весть о её смерти несколько дней назад, — вздыхает, будто бы разделяет эту скорбь. — Я люблю тебя, сын мой, но что ты сделал, кроме того, что родился в королевской семье? Ты же никогда по-настоящему не заботился об этих людях. Возможно, в этом есть моя вина: что неправильно тебя воспитал, что позволил жить, как хочется, не обременяя ответственностью. Ты хоть раз присутствовал на каком-нибудь политическом собрании? Что ты знаешь о голоде и нищете, в которой живут некоторые наши подданные? Наш долг — заботиться об их благополучии, но ты только и делал, что спускал деньги в борделях и на рынке, куда ходил только за тем, чтобы покрасоваться перед девушками.

Поднимаю брови. Привёл в дом бастарда и теперь смеет читать мне лекции о морали… Я, по крайней мере, не обрюхатил ни одну женщину. Надеюсь.

— Ты у нас тоже не образец добродетели, — кажется, он собирается возразить, но я поднимаю руку, намекая, что ещё не закончил. — Но знаешь что? Наслаждайся новообретённым сыном, пока можешь. Потому что когда я вернусь, весь мир захочет увидеть меня на троне. И тогда я вышвырну Жака из замка, и даже его окружение не станет ему помогать.

— Когда вернёшься? — он сужает глаза, напряжение сковывает его черты лица и в плечи. — Ты же сейчас не серьёзно про всю эту геройскую чушь…

У меня хотя бы есть идея. А если она провалится… Тогда, наверное, я найду себе какую-нибудь милую деревушку, где и проживу до старости. Или можно инсценировать свою смерть, чтобы все начали оплакивать меня, а потом вернуться переродившимся человеком, который, находясь между жизнью и смертью, прозрел, а затем ожил, чтобы исполнить предназначение.

Детали продумаю по дороге.

— А какие ещё варианты? Очаровать королевскую чету Дионы, чтобы их дочка проделала во мне дыру, пока я сплю, из-за того, что женщины не могу править в их королевстве, а её отец даже слышать не желает об обратном? Мне больше по нраву тот вариант, где я ухожу отсюда сам. Вообще, отец, я даже думаю, что отправлюсь в путь уже завтра.

— Хороший принц знает своё место и принимает его, Артмаэль Сильфосский, — разговор принимает по-настоящему серьёзный оборот, потому что родители называют своих детей полными именами, только когда у них не остаётся иного выбора, равно как и аргументов. — Ты не покинешь этого замка, пока эти нелепые идеи о героизме не покинут твоей головы. Ты ведь даже никогда не покидал эти стены надолго. Ты останешься здесь и будешь изображать радость от того, что у тебя теперь есть брат. Если же ты уйдёшь, пойдут слухи, что вы не ладите между собой. Так ты намереваешься завоевать народную любовь? Давая понять, что в замке раздоры, ты надеешься получить корону?

— Как мы уже выяснили, ты хорошо умеешь скрывать факты: если у тебя получилось завести ребёнка, о котором столько лет никто не подозревал, уверен, ты сможешь выставить моё исчезновение в нужном свете.

Лицо короля исходит морщинами, когда он хмурится.

— Не говори так, будто ты для меня ничего не значишь. Ты мой сын, законный, — уже собираюсь попросить его повторить эти слова, чтобы до него дошло, что мне не нравится во всей этой ситуации, но вовремя прикусываю язык. — Ты вырос у меня на глазах, ты мне не чужой, как этот Жак. Для меня этого достаточно, Артмаэль. Для тебя нет?

— Да кому этого достаточно? Судя по всему, этого мало даже для того, чтобы признать меня наследником.

— Перестань, — просит он, и в это самое мгновение король выглядит безумно уставшим, словно за один только день постарел на десять лет. — Мы найдём выход из этой ситуации, вместе. Здесь, дома.

— И этого «дома» ты собираешься меня лишить.

— Я же сказал тебе: мы договоримся с каким-нибудь королевским родом…

— Если мой дом здесь, то он не может оказаться где-то в другом месте, пап! Я хочу Сильфос! — сжимаю кулаки. Морщусь от своих слов. Это прозвучало очень по-ребячески, как будто я в самом деле избалованный ребёнок, каким меня все считают. — Я сделаю всё по-своему. И ты меня не остановишь: я уже достаточно взрослый, чтобы поступать так, как захочу.

И уже это делаю, пока он ещё не успел осознать, что я ухожу. Его голос зовёт меня вслед, становясь приглушённым, когда я закрываю за собой дверь. Срываюсь на бег впервые за очень долгое время и забегаю в собственную спальню, чтобы собрать самое необходимое: сменную одежду, мешок с монетами, меч и любимый плащ. Больше мне ничего и не надо.

Чтобы стать героем, нужно только отважное сердце.

По крайней мере, так говорят.

ЛИНН

Лорд Кенан падает на моё обнажённое тело со стоном удовольствия. Я чувствую, как его пот капает на кожу моей спины, а его руки всё также крепко сжимают мои бёдра. А мне остаётся только смотреть на простыни в ожидании момента, когда он закончит своё дело, и я смогу пошевелиться.

Когда я смогу отползти в сторону.

Когда я стану свободна, и теперь уже навсегда.

Эта ночь должна стать последней. Это происходит в последний раз.

Или я просто пытаюсь убедить себя в этом.

Ощущаю поцелуй на своей спине. Он не отстраняется. Продолжает оставаться внутри, я чувствую его каждой клеточкой своего тела.

Отпусти меня. Ну же. Уйди.

Я ненавижу, как его губы скользят по моей коже, как он проводит языком, оставляя слюнявую дорожку. Его руки поднимаются с бёдер к моей груди, хватают, сжимают. Я стискиваю зубы, задерживая дыхание. Мне не привыкать. Лорд Кенан — не самый противный человек, побывавший в моей постели за несколько монет. Бывали и хуже. Мерзкие мужики, заставлявшие меня делать более унизительные вещи и платили за это меньше, чем стоила их одежда. Кенан хотя бы просто спит со мной. Иногда, правда, когда он считает, что я не слишком сосредоточена на процессе, или когда он недоволен тем, что я делаю, он меня поколачивает. Впрочем, его побои также не самые страшные из тех, что мне приходилось терпеть. По крайней мере, от его ударов я не теряла сознание.

Его дыхание касается моего уха. Я могу вдохнуть его. Меня уже тошнит от всего: от секса, от алкоголя, от многочисленных заказов и его грубости. Было бы хуже, если бы я уже не успела привыкнуть к этому зловонию за последние три с лишним года.

С меня хватит.

— Что случилось, цветочек мой?.. — его бёдра всё ещё вжимаются в моё тело, погрузившись чуть ли не до предела. Он всё ещё внутри, хоть уже и кончил. Кусает зубами меня за шею. Я прищуриваюсь, всё также глядя на простыни. Мои пальцы сжимают их с усилием. Бросаю взгляд на окно украдкой от него, в невысказанном желании сбежать и навсегда покинуть это место. — Ты какая-то отстранённая… Сегодня ты не отдавалась целиком, как в прошлые разы…

Для начала надо заставить его отвалить. Пусть перестанет меня так хватать, пусть ко всем чертям прекратит меня целовать. Больше я не дам этому повториться.

Приняв решение, я поворачиваю голову и использую его близость, чтобы поцеловать. Чтобы порадовать его. Мои губы касаются его рта, как ему нравится: мягко, провокационно, но в то же время обманчиво невинно. Как будто я всё ещё неопытная девчонка. Как будто только сейчас с ним я становлюсь настоящей женщиной.

Четырнадцать. Мне было четырнадцать лет, когда он привёл меня в это злачное место.

В такие ночи, как эта, я сама удивляюсь, как смогла выдержать так долго.

— Мне не очень удобно в этой позе, лорд Кенан… — слегка прикусываю его губу с нарочитой нежностью. В этом деле сплошь и рядом одно притворство. Играй роль, которая нравится клиенту. Кенану вот по вкусу милые, слабые и покорные, чьё внимание сосредоточено только на нём одном. Я уже давно перестала быть милой, хотя, наверное, навсегда останусь слабой. Может, поэтому я до сих пор не сбежала.

Потому что боюсь, что мир снаружи окажется хуже, чем здесь.

Но здесь я больше не останусь.

Лорд Кенан ещё немного двигает бёдрами, прежде чем, наконец-то, отступить, продолжая руками касаться везде и всюду. Хватает меня за задницу, крепко сжимая, а затем я чувствую шлепок. Он усмехается. Сжимаю кулаки, но разворачиваюсь и сажусь на кровати. Лорд Кенан уже застёгивает ширинку. Он никогда не раздевается полностью, не больше необходимого. Иногда даже рубашку не снимает, хотя сегодня сверкает обнажённым торсом. Я же предпочитаю, когда одежду не снимают до конца. Чем меньше телесного контакта, тем лучше.

Его серьёзный взгляд заставляет меня напрячься, пока я сижу на месте, а он приводит себя в порядок. Его голубые глаза всегда были ледяными, хотя он частенько пытается изобразить в них фальшивую теплоту, с которой обращается со всеми проститутками, чтобы мы поверили, будто находимся в весьма хорошем месте, а не живём в аду.

— Надеюсь, ты не будешь нагонять скуку на наших клиентов, цветочек. Ты же знаешь, как многие тебя здесь ценят… Мы тобой дорожим. Ты одна из наших самых драгоценных жемчужин. Моя самая драгоценная жемчужина, — его пальцы ловят мой подбородок, сжимая, и заставляют посмотреть ему в лицо. Я сдерживаю желание плюнуть в него, но он, похоже, замечает вызов в моих глазах, потому как ухмыляется и снова целует меня. Жёстко. Насильно. Заявляя свои права.

Но я никому не принадлежу.

Я терплю, пока ему не надоест. И когда он отстраняется, не жду ни секундой больше. Пришло время прояснить ситуацию раз и навсегда.

— Я собираюсь уйти, лорд Кенан.

Он пристально разглядывает меня, задумчиво проводя пальцами по щетине на подбородке. Никак не могу перестать думать о том, сколько мне лет. Явно больше пятнадцати. Двадцать, может быть. Столько же, сколько мне было, когда он подобрал меня на улице, чтобы отвести в это место и лишить того немногого, что у меня было.

— Другие клиенты? — бормочет он, словно неправильно понял мои слова. — Я владею этим местом, никто не смеет приближаться к тебе, если я не…

— Я ухожу из борделя. Покидаю это место. Сегодня. Сейчас.

Лорд Кенан кажется удивлённым тем, что я посмела прервать его на полуслове. Поднимая голову, я уже почти верю, что этого будет достаточно: может, он, наконец, поймёт, что больше не может удерживать меня, и даст мне уйти.

Но его губы расплываются в улыбке, и я понимаю, что всё будет не так просто.

Его рука снова обхватывает моё лицо, прежде чем я успеваю что-либо предпринять. Только на этот раз он действует не так грубо. Напротив — нежно, ласково. И это чуть ли не хуже его частой жестокости. Когда он так делает — целует меня, ласкает, будто бы по-настоящему дорожит мной, — это ещё опаснее. Он всегда кажется таким уверенным в себе. Он действительно уверен в себе. Он мягко касается моей щеки, поглаживая красную отметину, оставшуюся от пощёчины, которой наградил меня первый клиент за сегодняшнюю ночь. Затем Кенан проводит по моей губе, и я чувствую свежую царапину, доставшуюся от слишком сильного укуса от третьего клиента. Если лизнуть языком, там наверняка будет привкус крови.

И так каждый раз, ночь за ночью. Я сыта по горло. Достало. Мне надоели все эти незнакомые тела, надоело быть марионеткой, надоело, что меня разрывают, что меня используют. Я устала, что не могу просыпаться с первыми лучами солнца, что каждый день я не вижу ничего, кроме этой постели. Меня достало растирать кожу с мылом в попытке почувствовать себя менее грязной. В попытке стереть с себя прикосновения всех этих мужчин, запах их тел.

Не хочу оставаться здесь.

Не могу оставаться здесь.

И не стану.

— Уйдёшь, говоришь… — спокойно повторяет Кенан. На его губах всё ещё играет та же улыбка, разжигающая во мне ярость. Она выводит меня из себя, потому что он смеётся надо мной и моими желаниями. Над моим стремлением к лучшей жизни, чем… вот это вот всё. — Готов поклясться, мы уже говорили об этом, не правда ли, мой цветочек?

Ненавижу, когда он так меня называет. Никакой я не цветочек. И уж точно не его цветочек. Я женщина. Я человек. Я не его игрушка, не растение, за которым нужно ухаживать и вовремя поливать, чтобы иметь возможность созерцать в любое время, а затем вырвать с корнем по прихоти. Хотя у меня и так уже не осталось лепестков.

— И куда ты пойдёшь, малышка? Здесь мы о тебе заботимся. Даём крышу над головой, кормим, спасаем от нищеты, от холода… Какая жизнь может ждать там такую девчушку, как ты? Без вещей, без семьи, без денег… Ты будешь заниматься тем же самым, только зарабатывая меньше и в первом попавшемся переулке. Не говоря уже о том, какая это чёрная неблагодарность с твоей стороны, Линн… Кто вытащил тебя из нищеты, когда ты была голодным, потерянным ребёнком — воришкой, которой за день не перепадало ни единой крошки хлеба? Кто превратил тебя в настоящую красавицу? И что я получил взамен? Всего несколько часов наслаждения твоей красотой?

На этот раз я твёрдо намерена не отступать. Это правда: мы уже говорили об этом. Я хотела уйти отсюда раньше. Но эти его слова всегда вынуждали меня остаться. Мне безумно страшно вернуться к той жизни, которая у меня была. Голод, холод, темнота, истощение. Много раз я была на грани жизни и смерти, бродя по улицам в одиночку.

Но больше всего я боюсь узнать, что не могу стать ничем большим, чем парой раздвинутых ног.

Но сегодня я не позволю этим страхам взять надо мной верх. Нет. Я способна на нечто большее. Если постараюсь, то стану хозяйкой своей жизни. Смогу начать собственное дело, какое было у моего отца, перед тем как он умер. Возможно, не в Сильфосе, где у женщин в принципе мало возможностей, а тем более у меня, бывшей проститутки. Но Маравилья — большой континент: я отправлюсь в другие страны, а если и там не найду себе места, то доберусь до других материков, если потребуется. Я читала, что по ту сторону моря женщина может стать кем захочет.

Я буду бороться. Я должна.

— Я хочу жить своей жизнью, лорд Кенан, — отворачиваю лицо от его руки. Он сощуривает глаза. — Спасибо, что подобрали меня с улицы, но я не хочу гнить в этом месяце до конца своих дней.

— Девчуля, на что ты рассчитываешь? На что надеешься? Что какой-нибудь рыцарь влюбится в тебя без памяти и создаст с тобой прекрасную семью? — он издевательски хохочет, как будто в жизни не слышал ничего более нелепого. — Ты разве недостаточно изучила мужчин в этих стенах, чтобы знать, что тебя ожидает? — закрываю рот, но он снова хватает моё лицо и уже совсем не осторожно. Он сжимает пальцы с такой силой, что мне становится больно. — Никто не любит шлюх, Линн. Ты никогда и ни для кого не станешь чем-то большим.

Мне трудно дышать. Это неправда. Я не хочу никакой семьи ни с каким мужчиной. Тут Кенан прав: я видела, какие они. Сюда приходили самые разные: одинокие, женатые, с дюжиной детей… Все они одинаковы. Я не жду, что кто-то меня полюбит. И не стремлюсь влюбиться сама. Возможно, не смогла бы, даже если бы захотела, потому что давно уже забыла, каково это — испытывать привязанность к кому-то.

Для меня любовь — это сказочка из далёких земель. Я не хочу её и не жду, какой бы красивой она ни казалась в историях других людей. Я хочу просто жить своей жизнью. Быть независимой. Самой зарабатывать деньги приличным делом. И увидеть, что мне может предложить этот мир.

— Не хочу я никакого мужчину. Обойдусь без него.

Смех Кенана разносится по комнате.

— Ой, не могу, цветочек. Ты так мало знаешь о мире? Тебя совсем ничему не учили? Ты, правда, питаешь такие иллюзии? Боюсь, ты слишком много читаешь историй из далёких стран по ту сторону океана. Здесь вы, женщины, не королевы. У вас нет никаких прав, кроме как давать жизнь нашим детям. Вы не стоите ничего без мужчины, который вас защищает. А кто тебя защитит, если не я?

Я не могу больше это слушать. Мне невыносима мысль, что в его глазах — и в глазах многих других — мы не больше, чем скот, который нужно клеймить. Для таких мужчин, как он, женщины — всего лишь инструмент: мы нужны только для того, чтобы нас использовали, чтобы мы рожали детей, увековечивая порядок, который они создавали на протяжении многих поколений.

Моя жизнь не будет такой. Иметь или не иметь детей будет моим решением. И, конечно же, они не будут зачаты от какого-нибудь урода, пришедшего в это злачное место.

Я резко отталкиваю Кенана и встаю, гордо выпрямляясь, даже будучи без одежды. Приподнимаю подбородок, как будто стараясь оказаться на одном уровне с Кенаном, хотя он намного выше меня.

— Я ухожу, — повторяю, не говоря ни слова больше.

Обхожу его, чтобы поднять своё платье.

Но не успеваю сделать и шага, как он хватает меня за запястье. С такой силой вонзившись ногтями в мою кожу, что из меня вырывается стон боли. Но это ничто по сравнению с той грубостью, с которой он снова швыряет меня на кровать. Моя спина сильно ударяется о матрас, выбивая весь воздух из лёгких. Пытаюсь сесть, но он уже оказывается надо мной, прижимая своим телом к кровати и сдавливая ноги так, чтобы я не могла пнуть. Он снова хватает рукой моё лицо и, когда я пытаюсь стряхнуть её, даёт пощёчину: удар оказывается таким сильным, что у меня кружится голова.

Страх. Ужас.

И хотя я ещё не отошла от удара, он вынуждает меня посмотреть на себя.

— Ты моя, цветочек. И твоё место здесь.

Он жёстко целует меня, я стону, сопротивляясь. Пусть он перестанет. Пусть оставит меня. Пусть уйдёт.

Его рука на моей ноге заставляет развести бёдра.

Нет.

Нет.

Чувствую боль, когда он толкается в меня. Сжимаю зубы, пока он продолжает вбиваться, снова ломая меня.

Я уже потеряла счёт тому, сколько раз проходила через это.

Больше не могу.

Я позволяю ему поверить, что нахожусь в его власти. Пусть думает, что он может снова меня трахнуть. Что я останусь с ним. Даже издаю несколько стонов. Даже прошу прощения. Даже обхватываю его рукой.

Пока другая скользит по матрасу. Ищет под подушкой.

Нашла.

Я вонзаю кинжал ему в спину, не колеблясь. Изо всех сил. В отчаянии. С уверенностью, что это единственное, что я могу сделать, если хочу сбежать и не бояться потом до конца жизни преследования.

Первый потрясённый стон звучит прямо напротив моих губ, но это меня не останавливает. Я прижимаю его к себе, обхватывая рукой, чтобы не пытался отстраниться. Второй удар. Третий. Силы покидают его, и я пользуюсь моментом, чтобы быстро вырваться, позволяя ему упасть мёртвый грузом на мою кровать. Хотя он пока ещё жив и смотрит на меня с распахнутыми глазами.

Я не остаюсь наблюдать за тем, как он умирает.

Торопливо хватаю с пола нижнее бельё и платье, одеваюсь так быстро, как только могу. Даже не пытаюсь завязать шнуровку на спине, чтобы не тратить время. Кенан стонет за моей спиной, пытаясь позвать на помощь, делая всё, чтобы выжить, но не способен даже закричать. Тем не менее, кто-то может услышать странные звуки и зайти проверить.

Подхватываю небольшую сумку, в которую побросала всё необходимое, и оглядываюсь на умирающего Кенана на белых простынях в багровых пятнах. Его лицо искорёжено от боли, он отчаянно хватается за постельное бельё, выдавливая мольбы.

— Я же сказала, что уйду, — шепчу ему.

Открываю окно. Больше не оглядываюсь на Кенана. Меня даже не волнует, как долго он ещё будет мучиться, пока окончательно не сдохнет.

Набравшись смелости, я прыгаю навстречу свободе.

АРТМАЭЛЬ

Дуан, может, и не лучшее место в мире, но я всё равно буду по нему скучать. Поэтому я позволяю себе, перед тем как покинуть город, остановиться в таверне и выпить за процветание столицы Сильфоса и её жителей. Изначально я планировал заказать только один кувшин, но затем пораскинул мозгами (ведь в пути меня может одолеть жажда!) и в итоге выпил три.

Когда я покидаю таверну, на улице уже смеркается. Мне известно, что городские ворота закрываются на ночь, поэтому я решаю воспользоваться проходом, о котором мне рассказывал отец много лет назад. Конечно, я знаю эти улицы, как свои пять пальцев, да и много раз держал в руках карты столицы со времён основания. Гигантские, надёжные стены, были возведены вокруг неё. Тогда ещё не было домов за ними, но численность населения с тех пор увеличилась, и некоторые лачуги скрываются в тени этих стен, из соображений безопасности, хотя согласно хроникам, Сильфос уже много веков ни с кем не воевал. Последнее масштабное бедствие, известное как Хлебный бунт, случилось больше пятидесяти лет назад, когда городские пекари «убедили» короля снизить налоги на муку. Для этого они добавили в тесто одну травку, от которой у дворян потом всю неделю был понос. Достойный поступок? Не очень. Но пекари добились своего. С тех пор при дворе всегда высокий спрос на дегустаторов.

Решаю отложить размышления о том бунте (а то ещё есть захочется) и напеваю себе под нос гимн страны, как бы отправляясь в путь во славу родины, и уже чувствую себя немного… героически. А может, это алкоголь ударил в голову.

Может быть, поэтому я не слышу шагов, пока не сворачиваю за угол.

И может быть, поэтому в меня врезаются, вышибая весь воздух из лёгких, и сбивают с ног на полной скорости. Пытаясь удержаться, хватаюсь за того, кто в меня влетел. Мы оба падаем на землю, и моя голова начинает кружиться от удара об камень.

Отличное начало героической истории, Артмаэль.

Я потираю шею и со стоном открываю глаза. В свете луны, а также ламп из окон нескольких ближайших домов, в том числе и из шумной таверны с открытой дверью, мне удаётся разглядеть, как надо мной нависает чья-то фигура, и кончики волос щекочут мне лицо. Не могу сдержать улыбку. Моя рука пристроилась на спине девушки, которая сейчас лежит на мне со сбившимся дыханием. Обычно они это делают после того, как я задираю им юбки… Но не подумайте, что я жалуюсь. Я замечаю, что её платье застёгнуто не до конца, и мои пальцы касаются обнажённой кожи. Опустив взгляд, я наслаждаюсь невольно открывшимся видом на её грудь в вырезе платья.

— Привет-привет, — слова сами вырываются из меня, и я не знаю, к кому они обращены: к девушке или двум её подружкам, прямо-таки напрашивающимся на знакомство.

Незнакомка краснеет. Моя ладонь слегка соскальзывает с её спины. Она разглядывает меня и в полумраке ночи прищуривает глаза.

— Принц? — бормочет недоверчиво.

Говорю же, Жак — идиот. Все меня знают. Даже девушки, которых я совершенно точно никогда не встречал. Я бы запомнил.

— Вижу, моя слава бежит впереди меня, — посылаю ей улыбку, слегка приоткрывая губы. — И хотя я обычно не прошу леди вставать в моём присутствии, мне кажется, это не самое подходящее место для такой позиции.

Хотя, при желании, есть здесь рядом один переулок, достаточно тёмный, чтобы продолжить более близкое знакомство.

Она послушно поднимается, не говоря ни слова. Торопливо поправляет платье, завязывает шнуровку, и я даже ощущаю укол разочарования. Уверен, мы могли бы воспользоваться неловкой ситуацией так, чтобы понравилось обоим. Неплохое было бы прощание с городом.

Я бы даже сказал, очень хорошее.

Встаю, стряхивая пыль с одежды. Она пристально за мной наблюдает. Очевидно, разглядев меня, она теперь не может оторвать глаз.

— Не откажете ли вы бедной, несчастной девушке в одной маленькой просьбе, о мой великодушный принц?

Хм, это можно считать за официальную просьбу о помощи.

Моя первая девица в беде.

Как трогательно.

— Конечно! — восклицаю я и изящно кланяюсь. — Пусть все знают, что Артмаэль Сильфосский добрый и благородный господин, который заботится о своём народе! — оглядываюсь по сторонам и понимаю, что мы здесь одни. Впрочем, никогда не знаешь, кто может проходить мимо. Многие слухи начинаются с того, что кто-то что-то услышал. — Скажи мне, что я могу сделать для такой очаровательной девушки? Проводить домой? Неужели какой-то злоумышленник угрожал вашей чести, красавица?

Она приподнимает бровь. Надеюсь, этот скептицизм связан с давно уже утраченной невинностью, а не с моей торжественной речью. В моей голове её реакция была немножко иной.

— Плащ, — требует она, протягивая руку. С соседней улицы доносятся крики и торопливые шаги, похоже, заставляя мою новую знакомую нервничать. — Дай его мне!

Хотел бы я думать, что она просто замёрзла, но даже такой порядочный человек, как я, не может быть настолько незамутнённым. Это подозрительно. И уж точно никто не входил в историю, подарив плащ. Кроме того случая, когда из-за накидки началась крапивница, которая потом привела к войне.

Колеблюсь. Мне нравится мой плащ.

Артмаэль Тёплый плащ. Звучит не так плохо, когда я начинаю мысленно повторять возможное прозвище, и даже тихонько шепчу. Такое могли бы дать доброму королю, который защищает своих подданных под своим надёжным крылом. Или который всегда носит настолько тёплый плащ, что ему никакой другой одежды не надо.

Артмаэль Тёплый плащ звучит всяко лучше, чем Артмаэль Некоронованный.

Решив, что хуже не будет, я снимаю плащ, чтобы отдать его ей, хоть она и не проявила должного уважения к человеку моего статуса. Но я великодушен к невежественным беднякам.

Она даже не благодарит, тут же накидывает на себя и скрывает лицо в тени капюшона. Снова раздаются звуки шагов и беготни, огни факелов мелькают в переулках. Немного удивившись, я продолжаю стоять на месте и наблюдать за происходящим.

— Вы идите туда! — выкрикивает голос, вызывая у меня тревогу. Они разыскивают кого-то.

Прежде чем я успеваю прийти к выводу, что им нужна моя собеседница, она грубо толкает меня в тёмный переулок. Моя спина ударяется о стену какого-то дома, а девушка обнимает меня. Я не могу разглядеть её выражение лица, но чувствую, как она напрягается всем телом, словно готовясь к прыжку. В ней определённо есть нечто кошачье. Я бы не отказался, чтобы она вцепилась своими ноготками в мою спину, довольно мурлыча подо мной.

Есть у меня слабость к плотским желаниям.

— Слушай, красавица…

Она накрывает мой рот ладонью, затыкая.

— Принц, безгранично заботящийся о своём народе, говоришь? Хотел проводить меня до дома? Что ж, может, тогда расскажешь самый быстрый и простой способ незаметно ускользнуть из этого проклятого города? Можешь начинать прямо сейчас.

Моргаю, потому что не могу говорить из-за её руки, и она меня отпускает. Как мило, пытается строить из себя плохую девочку. Интересно, что такого она могла натворить. Украла что-то? Соблазнила женатого? Женщины бывают жуткими собственницами, когда дело касается их мужей. А злобная жена опасна, как дракон, который неделю ничего не ел. Если не хуже. Они знают, куда нужно бить коленом, чтобы было больнее.

— Давай кое-что проясним: во-первых, я не подчиняюсь ничьим приказам, и уж тем более от плебейки; во-вторых, я не идиот: очевидно, ты сделала что-то плохое, и помощь тебе не пойдёт на пользу той репутации, которую я пытаюсь создать. Что-то мне подсказывает, что я должен схватить тебя и передать стражникам, а потом готовиться получать поздравления за свершение подвига, — скрещиваю руки. — Поэтому, если только тебе не нужна защита от ложных обвинений, настоятельно советую не тратить моё время. А, и верни плащ: это мой любимый.

Я не знаю, откуда она его достала. Наверное, в платье был какой-то кармашек, а рука у неё быстрая. Не могу ничего утверждать, кроме того, что, не успел я оглянуться, как она приставила к моему горлу нож.

Сдерживаюсь из-за всех сил, чтобы не закричать, как девчонка.

— Убедился, что твоё время не настолько ценно, чтобы пропускать мои вопросы мимо ушей?

— Угрожаешь своему принцу? — сдавленным голосом спрашиваю я. — Да ты должна стоять на коленях!

— Ах, ну раз ты так сопротивляешься, то я не против дать Сильфосу повод для траура.

Звучит как сарказм. Поднимаю руку и, хотя девчонка всё ещё неудобно давит оружием на мой кадык, кладу палец на рукоять, пытаясь отодвинуть его хоть немного. Её рука не дрожит, но одно неосторожное движение, и мне будет очень неприятно.

— Ладно, — уступаю я. И мысленно молюсь, чтобы никто никогда не узнал, что в мою первую ночь вне дома на меня напала и взяла в плен девушка, которая ростом едва достигает моего уровня глаз, и к тому же наверняка весит вдвое меньше меня.

Артмаэль Униженный. Вот уж действительно, история, заслуживающая быть увековеченной в легендах.

Краем глаза замечаю приближающийся свет. Девушка напрягается. Кажется, даже кривит лицо.

А затем целует меня.

Она хватает меня за рубашку и заставляет наклониться. Нож всё ещё у моего горла, но он уже не имеет значения, когда её губы пылко накрывают мои. Она поднимает одну ногу, задирая юбку. Своей рукой кладёт мою ладонь себе на бедро. Я даже не против, чтобы моей жизни угрожали, если потом всё будет заканчиваться вот так. Она прижимается ещё сильнее и засовывает язык мне в рот, когда из-под полуприкрытых век я замечаю оказавшийся рядом факел. Нас освещают — больше меня, чем её, всё ещё скрытую под моим плащом. Кладу руку на её попку и прижимаю девушку ещё ближе к себе и своему дружку. С оружием или без, она может делать со мной всё, что захочет. Уверен, у неё ещё никогда не было возможности поиграть с мечом принца.

Она останавливается, когда в переулке снова становится темно. И отстраняется так резко и внезапно, что я ещё несколько секунд продолжаю сжимать руками воздух. Тяжело дыша, я вдруг осознаю, что нож всё ещё прижат к моей шее. Вот как? Меня использовали в своих целях? И теперь собираются бросить вот так, на полпути, с жаром в низу живота и кровью, отлившей от мозга?

Это насколько надо быть жестокой и бесчеловечной?

— Где выход? — она давит ножом. — Быстро.

Сучка.

— Я, конечно, принц, но боюсь, это не даёт мне право требовать открыть городские врата по капризу, — бормочу я.

Облизываю губы, всё ещё чувствуя вкус её поцелуя. Неопытной её не назовёшь, это уж точно. Прикрываю глаза. Наверное, я бы что-то заподозрил, если бы мог думать хоть о чём-то, кроме как задрать её юбку. Или о боли на шее. Кажется, у меня идёт кровь.

— Хочешь сказать, здесь нет ни одного прохода? — недоверчиво спрашивает она. — Никакого выхода, кроме как через врата? А на случай осады что? Город останется беззащитным?

— Разумеется, проходы есть, но подразумевается, что они секретные, поэтому, сама понимаешь, я не могу тебе их показать.

Нет, не понимает — судя по тому, как сверкают её глаза в темноте. Я задерживаю дыхание, когда она угрожающе поднимает колено к моим штанам. Этот единственный жест пугает меня больше, чем нож. Наверное, у меня сейчас с лица сошли все краски.

— Хорошо, — соглашаюсь, и она отступает на шаг, а я прикрываю уязвимое место. Она ненормальная. Лучше соглашаться с ней во всём, пока не уйдёт. — Здесь, недалеко, — добавляю я, небрежно указывая рукой в сторону, куда направлялся сам, пока она не врезалась в меня.

— Будь хорошим принцем и отведи меня до места. А потом можешь забыть, что мы вообще встречались.

Последнее будет сделать сложнее всего, учитывая состояние, в котором она меня оставила. Если, конечно, она не предложит компенсацию за причинённые неудобства.

— А поцелуй мне тоже забыть? Потому что, по правде говоря, он был хорош, и…

Она фыркает и бормочет что-то вроде: «Все мужики думают только об одном».

— Я поцелую тебя ещё раз, если ты покажешь мне выход из города и сохранишь мой побег в тайне.

Не знаю, поможет ли это или станет только хуже, но я всегда придерживался мнения, что следует принимать то, что предлагает жизнь. По крайней мере, я получу хоть что-то в обмен на услугу, про которую никто не должен знать о моём участии. Помощь преступникам — не лучший способ заработать репутацию уважаемого человека, хотя по сути, это должно пойти на пользу местному обществу: если её здесь не будет, она не сможет больше сделать ничего плохого.

Любопытно, но мне, даже с оружием в руке, она не кажется… плохой. Просто маленький дикий зверёк. О, как бы хотел я её приручить. Даже необъезженных кобылок, рано или поздно, можно оседлать.

— Как насчёт того, чтобы убрать нож? Я провожу тебя, как настоящий рыцарь, коим и являюсь, — она не отвечает, и я добавляю: — Тебе ничего не грозит, слово принца.

— Слово любого мужчины, от самого богатого до самого бедного, для меня всегда значит только одно: ни-че-го, — я вздрагиваю и собираюсь возразить, когда она тянется ко мне и свободной рукой выхватывает меч из ножен. Внезапно я чувствую себя каким-то… кастрированным. — Иди вперёд. Я за тобой.

Ворчу себе под нос, но она только кивком головы указывает вперёд, и я плетусь в нужном направлении. Надеюсь, обещанный поцелуй того стоит. Внезапно пришедшая мысль начинает волновать меня ещё сильнее: что, если она расскажет о нашей встрече кому-нибудь за стеной? Это меня уничтожит. У меня вырывается стон. Я мог бы подстроить ловушку и отвести её к какому-нибудь посту стражников, но это едва ли поможет. Меня назовут самым трусливым принцем Маравильи, недостойным короны. Во всей стране, на всём континенте, во всём мире будут ходить легенды об одном придурке, который дал себя обезоружить какой-то девке. Даже Иви из Дионы посмеялась бы надо мной, и не было бы ни свадьбы, ни короны… Только стыд и позор, после чего я бы никогда больше не рискнул появиться на людях.

Понимая, что выбора у меня нет, веду её к выходу из Дуана. Тайный проход, помнится, находился на конце переулка, вдали от самой заселённой части города. Наклонившись, вытаскиваю из мощёной дороги один камень, который, как я знаю, не закреплён, и тяну за железное кольцо под ним, не без усилий открывая чёрный ход, как пасть чудовища, в котором лестница словно бы спускается в самые недра земли.

— В общем, вот, — объявляю равнодушно.

Она внезапно колеблется.

— Спасибо, — произносит после паузы.

Она протягивает мне меч, который с ворчанием забираю. Вернув оружие в ножны, я вновь чувствую себя целым.

— И плащ тоже, — напоминаю ей.

Кажется, ей это не понравилось.

— Этот проход выведет меня из города, так?

Закатываю глаза. Нет, чёрт возьми, в покои короля.

— Он ведёт к реке, да.

Несколько секунд молчания, которые кажутся вечностью, пока она путается в плаще, пытаясь его снять. Я протягиваю руку, и она передаёт его мне.

— Что ты такого сделала? — решаюсь спросить. Не то чтобы это важно, но меня гложет любопытство.

— Меньше знаешь — крепче спишь. Так что если кто-то будет просить аудиенции во дворце, требуя возмездия и справедливости, ты даже не поймёшь, что это была я, и тебя не будет мучить совесть. Спасибо за помощь.

Плохой аргумент. Даже если я зачем-то вернусь во дворец, что маловероятно, и с чего-то вдруг буду присутствовать на этой аудиенции, что ещё невероятнее, то я сразу пойму, о ком идёт речь. Или девчонка не верит, что я смогу сложить два и два?

Не оглядываясь на меня, она начинает спускаться по лестнице.

Замираю на мгновение в нерешительности, а затем заглядываю в проход. Её силуэт не более чем пятно на ступеньках, ведущих вниз.

Наверняка она придерживается рукой за стену.

— Ты обещала поцелуй!

Она останавливается. И вроде даже разворачивается.

— Ты собираешься преследовать меня, пока я тебя не поцелую? — спускаюсь на пару ступенек вниз и на ощупь пытаюсь закрыть вход. — А я-то думала, принц Артмаэль не какой-то там нуждающийся.

Мы оказываемся в кромешной тьме, когда я закрываю люк. Не вижу ничего, даже своих собственных рук. Открыты глаза или закрыты — почти нет разницы. Я ищу руками стену и нахожу. Слой пыли и грязи моментально прилипает к коже. Здесь пахнет сыростью, землёй и гнилью, будто там внизу что-то разлагается.

— На самом деле нам просто нужно в одну сторону, поэтому я подумал, что мы могли бы развлечь друг друга по пути. Я бы предложил поболтать, но ты не очень-то общительна.

— Даже не мечтай. Хочешь развлечься — возвращайся в свой замок и зови кого-нибудь из служанок.

Её шаги удаляются, такие осторожные: она старается не поскользнуться и не споткнуться. Я следую за ней.

Шагаю, наверное, с большей уверенностью, чем она, но тоже наощупь.

— Я не собираюсь возвращаться, — сообщаю ей, не знаю зачем. Мне не нравится это молчание, повисшее между нами. Не нравится темнота, слишком подавляющая. Становится холодно. Сильнее укутываюсь в плащ.

— Что?

— Ну, я явно слишком хорош для этого места, — вру. Не могу же я сказать ей, что во дворец заявился бастард. Что меня лишили короны, потому что никто в меня не верит. Но официального объявления пока не было, и ей вовсе не обязательно об этом знать, раз она всё равно сбегает. И надеюсь, навсегда. — Я собираюсь жить своей жизнью. Сражаться с драконами, спасать девиц и так далее — всё, чем занимаются настоящие принцы.

А если ещё и прославлюсь при этом, то вообще замечательно.

— И трёх дней не продержишься.

— Сколько?!

— Да, чего это я, три — слишком много. Даю два дня.

Как будто она что-то понимает в героизме и мужском долге. Она же просто… девчонка. Фыркаю. Непослушная девчонка, которой ремня отцовского не хватает.

— Ты ничего обо мне не знаешь. Я способен на великие свершения.

— Ах да? Поэтому ты в первую же ночь своего приключения сделал всё, как я хотела, стоило только ножиком пригрозить? Ну-ка расскажи мне, что ты будешь делать, если на тебя нападут разбойники? Или если тебя похитят? Или если закончатся деньги? Что ты будешь делать, если на тебя нападёт кто-нибудь по-настоящему опасный? Драконы, говоришь? Ты для них, принц, не страшнее зубочистки. Возвращайся к себе в замок. Дворяне не могут жить без привычных удобств.

Сжимаю кулаки. Что-то пробегает у меня под ногами.

— Да что ты знаешь? Ты же… ты же просто… — теряюсь. — Всего лишь женщина.

Только посмотрите, сколько презрения в этом жестоком оскорблении. Прирождённый оратор просто. Артмаэль Грязный Язык.

— К этому аргументу прибегают все мужчины, когда им больше нечего возразить. «Ты же всего лишь женщина!»

— Да потому что вы ничего не знаете о жизни, — наступаю на что-то странное. Молюсь, чтобы это был просто камешек, и иду дальше. — У вас нет никаких забот. Вам не нужно ничего решать, кроме как какое платье надеть сегодня. Тогда как мужчины управляют миром, если ты не заметила. Кто сидит на троне? Кто занимает все ключевые посты? Кто вас содержит? Кто даёт вам крышу над головой?

Резко врезаюсь в неё. Она, оказывается, остановилась без предупреждения. Отшагиваю назад, чтобы не упасть.

— Что такое? — спрашиваю её, немного взволнованно. Только бы не пауки. И не крысы. Вообще не хочу, чтобы это было что-то двигающееся, и особенно ползающее. Сдерживаю дрожь.

— Твоё лицо, — произносит она, и я чуть было не вскрикиваю, тут же поднося руки к лицу, уже ожидая, что там куча хищных муравьёв или ещё что похуже. У меня уходит секунда на осознание того, что она ничего не видит в темноте, как и я. Сразу же успокаиваюсь. Значит, она не могла заметить ничего страшного… — Где оно? Я задолжала тебе поцелуй.

Улыбаюсь. Ладно, раз дама желает поцелуй, то кто я такой, чтобы отказывать ей? Поднимаю руки, и наши пальцы соприкасаются. Похоже, ей нравится целоваться в тёмных местечках. Здесь, по крайней мере, нас никто не найдёт.

Это будет как с завязанными глазами, когда все чувства обостряются.

— Здесь.

Я тяну её ладонь к своей щеке. От её нежного прикосновения всё моё тело, с головы до пят, охватывает покалывание. Делаю глубокий вдох.

— Да. Вот так… — шепчет она, и в её голосе определённо слышится желание.

Желание врезать мне, потому что она тут же даёт мне пощёчину. Я даже не знаю, как реагировать. Прижимаю руку к горящей щеке. Сердце колотится в груди. Больно.

Откуда только взялась эта ненормальная?

— Мы, женщины, имеем такие же права, как и вы, дебила кусок. То, что некоторые сделали этот мир местом для мужчин, не значит, что мы не заслуживаем жить в нём, заниматься своей жизнью и делать с ней, что захотим, — её лицо так близко, что я чувствую её дыхание, но достаточно далеко, чтобы я сбросил наваждение и отшагнул назад. Что она несёт? — Мы свободны, умны и способны на всё то же самое, что и мужчины. То, что в Маравилье дела обстоят именно так, вовсе не означает, что так во всём мире. Далеко за пределами этого континента есть страны, где женщина сама распоряжается своей жизнью и может управлять государством. Цивилизации, где одни только женщины, — продолжает она, как будто мне это интересно. — В Сильфосе и остальных странах Маравильи до сих пор относятся к нам, как к… бесполезным вещам, только из-за таких, как ты: людей, способных многое изменить, но предпочитающих сохранять древние неписанные законы, столь удобные для вас, позволяющие думать только тем, что находится у вас между ног. А теперь прошу меня простить, ваше высочество, но дальше я пойду одна.

Её решительные шаги удаляются, и я позволяю ей уйти. Прислоняюсь щекой к каменной стене. Она холодная и успокаивает жжение, поэтому я остаюсь стоять так ещё несколько минут, необходимых для того, чтобы больше никогда не встречаться в этой психованной. Каждый из нас пойдёт своей дорогой.

— Сумасшедшие. Все, как одна, ненормальные, жестокие и непостоянные… — бормочу я.

Женщины: естественный враг мужчины, но, как ни парадоксально, единственная возможность для размножения.

ЛИНН

Я, конечно, слышала, что принц Сильфоса — избалованный мальчишка с манией величия, обожающий празднества, выпивку и женщин, но никогда не думала, что он окажется конченным придурком. Теперь понятно, почему дела в королевстве обстоят именно так, почему существуют такие люди, как Кенан и прочие варвары, которых я встречала в борделе. А как иначе, если даже члены королевской семьи разделяют их идеи? Фыркаю. Бедный Сильфос. Если этот парень когда-нибудь взойдёт на трон, то мне уже страшно за страну: Бридон, по крайней мере, серьёзный человек, сильный правитель, защищающий свой народ; этот же мальчишка — просто ребёнок, решивший поиграть в героя. Да ещё и думает, что для этого нужно, конечно же, спасать девушек. Как будто мы сами не можем позаботиться о себе! Как будто он может помочь хоть кому-то! Если уж даже мне удалось легко и просто обезоружить его и заставить слушаться меня…

В общем, хватит о нём. Я больше не слышу шагов позади: видимо, он всё-таки отцепился от меня (или, точнее сказать, от моей задницы, в которую он впился пальцами в том переулке, воспользовавшись моментом). Вот ни разу не сомневаюсь, что эта пародия на мужчину в слезах побежит обратно в свой замок, стоит только запачкать дорогую одежду или остаться без гроша в кармане после встречи с разбойниками. Если ему, конечно, хватило ума не покидать замок без денег.

Задумываюсь над этим. Может, мне стоит вернуться и самой забрать у него всё, что найду? Деньги лишними не бывают. Хотя я прихватила с собой все накопления, не могу сказать, что их много. И вообще я могла бы преподать ему урок: научить его скромности и доказать, на что способны женщины: раздела бы его до трусов и совсем не с той целью, какой бы ему хотелось. После этого у него не осталось бы иного выбора, кроме как вернуться к своему папочке, хныча, как младенец: «О, как жесток и несправедлив этот мир: такому распрекрасному мне не дали стать героем, хотя у меня есть всё, что надо… Все женщины — змеи подколодные!»

Я всерьёз обдумываю вариант вернуться и воплотить эту фантазию в жизнь, как вдруг врезаюсь в стену передо мной. Выругавшись, морщусь от боли. Ощупываю в темноте пространство перед собой и обнаруживаю груду камней, заблокировавших проход. Похоже, я пришла в тупик.

Дрожь волнения пробегает по спине.

Вот оно, начало моей новой жизни.

Быстро начинаю разбирать камни. Каждый следующий приближает меня к свободе, дальше от этого королевства, дальше от всего остального. Вскоре я вижу свет луны, сияющий в ночи, и, раскидав ещё несколько камней, оказываюсь снаружи. Нетерпеливо выбираюсь из прохода, и понимаю, что нахожусь у пещеры, не очень глубокой, посреди тёмной рощи, и где-то рядом пролегает река. Над головой силуэты ветвей заслоняют звёздное небо, качаясь на ветру, будто приветствуя меня. Колыбельная быстрого течения и звуки леса кажутся мне самой чудесной музыкой, которую я когда-либо слышала. Где-то вдалеке ухает сова. В траве шуршит мелкий зверёк.

Чувствую непреодолимое желание улыбнуться. Всё осталось позади. Теперь я сама решаю, как жить.

Оглядываюсь на пещеру и последний раз думаю о городе, в который ведёт этот тайный проход. Это город, в котором я родилась и выросла. Город, в котором я потеряла всё, что у меня когда-либо было. Город, в который я не вернусь никогда. Особенно если Кенан действительно умер. Морщусь, вспомнив, как я ударила его кинжалом. Может, мне и удалось покинуть столицу Сильфоса, но я ещё должна успеть покинуть страну, прежде чем меня объявят в розыск по обвинению в убийстве.

Проституция — не лучшее занятие в мире, но моя голова хотя бы ещё у меня на плечах. И я бы предпочла, чтобы она там и оставалось.

Перехватываю сумку поудобнее и делаю первые быстрые шаги, уходя как можно дальше от этого места.

Но стоит мне пройти несколько метров, как я слышу голос:

— Прошу прощения, госпожа, не подскажете, в каком королевстве мы находимся?

Вздрагиваю. Первым делом оборачиваюсь назад, к тайному проходу, но там никого нет. Одна лишь темнота, в которой ничего не разглядеть. Я хмурюсь и оглядываюсь вокруг. Пальцы рефлекторно сжимают рукоятку кинжала, пока глаза вглядываются в ночь, пытаясь найти источник звука…

— Внизу. Прямо под вашими ногами.

Моргаю и опускаю глаза вниз. Вглядываюсь в тёмный силуэт прямо передо мной, освещаемый луной. Что-то очень маленькое… Мне приходится сесть на корточки, чтобы увидеть. Рот сам открывается от шока.

— Говорящая лягушка?

В ответ раздаётся кваканье, но вместе с тем я отчётливо различаю человеческие слова, когда лягушонок подпрыгивает на земле. Протираю глаза: кажется, я сплю.

— Я не лягушка, я маг.

Ох, ладно. Это многое объясняет…

Нет, ничего это не объясняет.

— Почему ты тогда в облике лягушки, если ты маг? — спрашиваю, протягивая руку к маленькому земноводному… или человеку, или кто это вообще. Лягушка запрыгивает мне на ладонь, и я выпрямляюсь, чувствуя, какая склизкая у неё кожа.

— У меня… скажем так, возникли небольшие проблемы с заклинанием.

— Проблемы с заклинанием?.. Если ты маг, то ты можешь его отменить, разве нет?

— Нуууу, магия — капризная штука, а я… Мы сейчас, случайно, не в Верве?

Моргаю, растерявшись от столь резкой смены темы, но раз уж он потерялся… Или она? Как тут понять? Голос вроде мальчишеский, немного детский. Но это ведь лягушка, хоть и волшебник. Как называют лягушек мужского рода?

Что за бред лезет мне в голову?

— Нет, ты не в Верве, — объясняю я, хотя это самое странное, что со мной происходило в этой жизни. Да я разговариваю с лягушкой, ради всего святого! Ночь и так была довольно странной (одна только встреча с принцем чего стоит), но это уже выходит за пределы моего воображения. — Даже не близко. До Вервы отсюда несколько дней пути. Мы в Сильфосе, рядом с Дуаном.

Если лягушки могут быть грустными (а кто их знает? Я никогда не задумывалась о чувствах лягушек), то это выглядит примерно так. По крайней мере, последующее кваканье звучит очень жалобно:

— А у вас в Сильфосе нет Башен магии, да?

Кажется, это риторический вопрос, — особенно если учесть, что из нас двоих маг он и ему лучше знать, — и всё же я отрицательно качаю головой.

— Но если тебе нужно найти других магов, то в Сильфосе кто только не живёт, даже без всяких Башен…

— Мне нужно найти магистра магии. Неважно какого. Но вы, полагаю, не слышали, чтобы где-нибудь поблизости жил такой?

Откровенно говоря, на своей бывшей работе я встречала самых разных людей. По-настоящему разных. Я спала с мужчинами всех известных рас, да и колдуны в нашем королевстве — не такая уж редкость, они часто работают целителями и помогают тем, кто не может позволить себе оплатить их услуги. Но я никогда особо не расспрашивала своих клиентов о жизни, чтобы знать их магический ранг или ещё что-нибудь подобное. А если бы даже и знала, что среди них был магистр, то уж точно не стала бы сейчас возвращаться ради говорящей лягушки. Юный маг даже не подозревает, что находится в руках беглой преступницы.

— Прости, я не знаю ни одного магистра.

И снова это печальное кваканье:

— Ладно, в любом случае спасибо… — бормочет он. Я снова ловлю себя на мысли, что голос у него слишком высокий для взрослого мужчины. — Может, тогда знаешь, как добраться до Вервы?

— Да, но боюсь, в таком облике это займёт у тебя вечность.

— А, не переживай: колдовство обязательно рассеется. Рано или поздно… — вздыхает лягушонок, а я не упускаю из внимания, что он начал мне «тыкать». — У меня не очень хорошо получается, понимаешь?

Какие-то нотки в его голосе — то, как он произносит последнее предложение, — заставляют меня проникнуться к нему сочувствуем. Он кажется очень несчастным. Похоже, ему по-настоящему плохо, и он как будто винит в этом сам себя. Он оказался здесь, потому что его заклинание не удалось?

Я долго смотрю на него, потом перевожу взгляд на лес перед нами, в ночную тьму, и снова на лягушонка. Точнее, на мальчика или кем бы он ни был на самом деле. Он такой маленький… Я же могла наступить на него и не заметить, если бы он вдруг не заговорил.

Прикусываю губу. Верва… Верва — это своего рода центр Маравильи. Славится прекрасными тканями. Активный участник торговли, соединяющий все страны континента. Может быть… хорошим местом, чтобы начать своё дело, а это именно то, чего я хочу — пойти по стопам отца, который был купцом. Верва находится не так уж далеко, а я всё равно не знаю, куда идти: чёткого плана у меня не было и нет. Если так посмотреть, то это вполне нормальный вариант. К тому же так меня не будет всю жизнь терзать совесть мыслями о том, что же случилось с магом-лягушонком, которого я бросила на произвол судьбы.

— Я пойду с тобой.

— А? Ты это серьёзно сейчас?! — мой необычный спутник от восторга аж подпрыгивает на моей руке. Не могу сдержать улыбки. — Н-но… Мне нечего тебе предложить… У тебя, наверное, были свои какие-то дела…

Пожимаю плечами.

— Тебе повезло: я ещё не решила, куда собираюсь пойти. А Верва — такая же хорошая страна, куда можно отправиться, как и любая другая.

На этот раз лягушонок квакает радостно, чуть ли не поёт, и всё прыгает и прыгает.

— Спасибо, спасибо! Я тебе вечно буду…

Но его счастливые возгласы заглушает другой звук: грохот падающих камней и ругательства. Мне даже не нужно оборачиваться, чтобы понять, что происходит.

Принц Сильфоса выходит из пещеры, проделав дыру побольше, чем нужно было мне, чтобы выбраться наружу.

— Камни. Ну конечно. Город, несомненно, в безопасности с такими тайными проходами. Его никогда не захватят.

Поднимаю брови, не веря своим глазам, пока парень отряхивает свою одежду. Он поднимает глаза, и когда наши взгляды встречаются, уверена, мы оба одинаково недовольно кривим лица.

— Ещё не сдался? — усмехаюсь я.

— Разумеется, нет, — заявляет он, кладя ладонь на рукоятку меча в позе, в которой он якобы должен выглядеть величественно и гордо. — И не собираюсь. Рыцари никогда не сдаются.

Я собираюсь ответить ему, но меня опережает мой новый спутник.

— Вы знакомы? Путешествуете вместе?

Поворачиваю голову к лягушонку и кривлюсь от отвращения:

— Путешествовать с этим? Да ни в жизнь.

— Что это? — вскрикивает принц сдавленным голосом.

Фыркаю. Очень храбрый принц, да.

— Я человек, а не вещь. Маг, к твоему сведению.

Парень приближается к нам за пару широких шагов и критически осматривает существо у меня в руках.

— Неужели они там настолько отчаялись, что уже принимают в школы животных?

Бросаю хмурый взгляд на принца. Бедный волшебник всё-таки вызывает у меня больше симпатии.

— Если свиньям разрешают жить во дворцах, как в твоём случае…

Недоделанный герой смотрит на меня с сузившимися глазами, а я вскидываю брови, как бы бросая вызов. Он открывает рот, собираясь что-то ответить, но мой новый товарищ снова всех опережает:

— Дворец? Ты что… принц?

— Конечно же, я принц. Разве не видно?

— Если принцев отличает раздутое эго, то да, видно издалека, — перебиваю я.

Он пропускает мою реплику мимо ушей. Точнее делает вид, но его выдаёт злое пыхтение.

— Я Артмаэль Сильфосский, — представляется он с такой гордостью в голосе, что удивительно, как ещё не лопнул от самомнения. Я закатываю глаза, сытая по горло его поведением. Сомневаюсь, что во всём этом лесу хватит места, чтобы вместить его любовь к себе. — Сильный и добрый защитник…

— Наследник? — перебивает лягушонок.

Почему-то этот вопрос застаёт парня врасплох, он замолкает на мгновение, но уже через секунду вновь встаёт в свою позу победителя.

— Само собой. Престолонаследник. Единственный кронпринц Сильфоса.

Да все это знают. К несчастью для Сильфоса, Бридон ничего не дал своей стране, кроме глупого сынка.

— Тот, о котором говорят, что он ничего не делает для своего народа? — продолжает лягушонок.

Меня едва не разрывает от смеха, как от непосредственности юного мага, так и от реакции принца на это обвинение.

— Ладно, а ты что сделал хорошего для других за последнее время? В чужом глазу соломинку…

— Чтоб ты знал, я вообще-то на очень важной спасательной миссии!

Ответ оказался таким неожиданным, что я опускаю взгляд на свою руку, где лягушонок снова подпрыгивает — на этот раз, чтобы слова звучали внушительнее.

— Спасательной миссии? — переспрашиваем я и принц одновременно. Я с удивлением, а он с интересом.

Маг смотрит на меня, когда отвечает:

— Я должен спасти свою сестру. Она больна, и ей срочно нужно лекарство. Поэтому я и искал магистра: надеюсь, что великий магистр магии сможет ей помочь.

Интересно, как он собрался спасать кого-то, если не может помочь самому себе снять чары. Но не говорю этого вслух. Не хочу ранить его чувства. Признаться, маг кажется мне милым мальчиком, даже очаровательным.

— Сильно больна? — уточняет принц, встревая в разговор. Он вроде даже немного наклоняется, чтобы лучше разглядеть моего нового спутника. Сдвигаю брови. Мне не нравятся эти нотки в его голосе, слишком уж заинтересованные. Но ничуть не обеспокоенные. — Может, у неё чума? Что-то очень заразное? Она при смерти?

Отступаю на шаг от него, прищуривая глаза.

— А тебе-то какое дело?

— Я не к тебе обращаюсь, плебейка, — я хмурюсь, а он продолжает задавать вопросы, глядя на мага: — А твоя сестра, она… красивая?

— Что? Не знаю… Она же моя сестра.

— И добрая, наверное? Всеми любимая, уважаемая?

— Она волшебница… как и я.

Принц задумчиво потирает подбородок.

— Это считается за другую расу? Предположим, что да. Помочь кому-то, независимо от его происхождения или расы, это очень благородно в глазах всех остальных. Идеально! Так, мы с тобой не встречались, ладно? Если кто-то спросит, ты мне об этом не говорил. Я не знал, что она красавица и всеобщая любимица… Я просто выполнял свой долг.

— Что за чушь он несёт? — спрашивает меня лягушонок.

А я, кажется, понимаю, в чём тут дело. Это продолжение той темы, которую он поднял ещё в Дуане. Героические поступки, забота о других…

— Что ты задумал? — резко спрашиваю я принца.

— Очевидно же: я вам помогу. Лягушонок и одинокая девушка… Сами вы далеко не уйдёте. Я предлагаю вам свой меч и доброе сердце. Не могу бросить своих подданных…

— Мы с сестрой не из Сильфоса…

— Так даже лучше! Не могу бросить в беде никого в этом мире! Это, конечно же, мой священный долг, как принца…

Священный долг принца? Он принимает меня за идиотку? Видно же, что на самом деле ему плевать на мага-лягушонка и его сестру. Он хочет воспользоваться ситуацией и раздуть своё эго ещё больше, если это, конечно, возможно (в чём я сильно сомневаюсь).

— Я на это не поведусь, принц, — осаждаю его. Он переводит на меня удивлённый взгляд, как будто не ожидал, что я вообще могу что-то сказать по этому поводу. — Очевидно, что ты просто хочешь поправить репутацию. Из тебя же альтруист такой же настоящий, как лягушонок из этого мага. Так что если ты думаешь, что можешь просто взять и воспользоваться несчастьем людей, чтобы создать себе репутацию неравнодушного героя-спасителя, то лучше отправляйся куда-нибудь в другое место. С нами ты не пойдёшь.

— Так говоришь, будто я хочу пойти с тобой. Как же, — фыркает. — Нашей встречи мне хватило до конца жизни. Я бы предпочёл никогда больше с тобой не пересекаться. Так что отдай мне лягушонка.

— Что, прости?

— Отдай мне лягушонка, — повторяет он, хотя я и с первого раза прекрасно его расслышала. Делаю ещё один шаг назад, закрывая собой лягушонка. Он правда хочет так нагло использовать его? Откуда только взялся этот эгоистичный осёл? — А сама можешь идти жить в лес со спокойной совестью или искать себе мужа, или что ты там ещё можешь сделать со своей заурядной жизнью. Это задача для настоящих героев, а не для… — он окидывает меня взглядом с макушки до пят, — таких, как ты.

Сужаю глаза. По какой щеке я ударила его в первый раз? По левой или правой? Потому что надо уравнять. Или можно сразу по обеим.

Пытаюсь успокоиться, вернуть себе терпение и способность мыслить логически. Меня столько раз били без веской причины, как я могу теперь так легко разбрасываться кулаками? В конце концов, раньше я могла вытерпеть всё. Надо дышать глубже, как бы сильно ни хотелось врезать ему снова по этой высокомерной роже.

— Ребят?

Мы двое опускаем взгляд на лягушонка, всё ещё сидящего на моей руке.

— Что? — спрашиваем в унисон.

Маг словно стал ещё меньше, съёжившись.

— Почему бы нам просто не пойти всем вместе? Не надо ссориться, мы можем решить этот вопрос, как цивилизованные люди… Чем больше народу, тем веселее!

Никак не могу избавиться от мысли, что голос у лягушонка совсем детский, но признаю, что он просто прелесть. Такой милый, в отличие от этого невыносимого принца. Кошусь на парня и перевожу взгляд обратно на лягушонка.

— Ты точно хочешь, чтобы он пошёл с нами? Он же эгоист с манией величия. Серьёзно, мы же долго не протерпим.

— Я всё слышу, плебейка.

— Вот видишь?

— Да, он не вызывает особого доверия… — признаёт волшебник, квакая в подтверждение. В этом мы единодушны. — Он кажется немного диким.

— Вас двоих никогда не учили уважать членов королевской семьи?

Довольная улыбка расплывается у меня на лице. Пересаживаю лягушонка себе на плечо, где он удобно устраивается.

— Тогда решено: дикарь идёт своей дорогой, а мы с тобой своей. Счастливого пути, принц.

Разворачиваюсь и иду, думая, что на этом всё, конец. Больше мы не увидимся, мне не придётся слушать его раздражающий голос и нелепые речи, словно мы персонажи героического эпоса, о котором знает только он.

Но он же у нас из знати. Высокомерный, эгоистичный, привыкший получать желаемое дворянин.

Поэтому он крадёт у меня спутника.

Принц делает это так быстро, что я даже не успеваю заметить его приближение. Догоняет, протягивает руку, хватает лягушонка… И бежит вперёд сломя голову. Я замираю неподвижно, пытаясь осознать, что только что произошло у меня на глазах.

Моргаю. Нет. Это слишком нелепо. Этого не может быть.

— Меня похитили! — разносится крик мальчика, заточённого в теле амфибии.

Пытаюсь уложить в своей голове. Это реально происходит. Принц убегает с лягушкой. С волшебником. Он похитил человека! Разве можно быть таким придурком?

— А ну вернись сюда, кретин!

Срываюсь на быстрый бег, задирая юбки до бёдер, чтобы догнать этого идиота. Он оглядывается назад, замечает, что я преследую его, и ускоряется. Это что, всё реально? Я взаправду бегу следом за принцем с лягушонком, который на самом деле никакой не лягушонок?

— И не мечтай!!! Моя лягушка!

Когда я была проституткой, мне всё время говорили, что мир снаружи опасен. Но никто не предупреждал меня, что всё может быть до такой степени нелепым. Уж точно не настолько абсурдным.

— Это же человек! Ты не смеешь!..

А затем вспыхивает свет.

Он окружает фигуру принца, ослепляя. Мне приходится остановиться и закрыть глаза рукой. Когда свет гаснет, принц больше не бежит: он упал на землю. И не один. На нём лежит кто-то ещё. Я спешу подойти ближе, пробегая оставшиеся несколько метров до него.

Сверху на принце лежит ребёнок, точнее мальчик. Хотя в темноте сложно что-либо разглядеть, но я различаю округлые детские черты. Он невысокого роста. С короткими волосами, вроде как тёмными. Одет в рубашку. Кажется, он стонет от боли, пытаясь подняться.

— Ты в порядке? — спрашиваю его, протягивая руку, чтобы помочь встать. Стоит ли говорить, что мы мешаем подняться принцу, от которого доносится бормотание: «Сколько ещё людей упадёт на меня сегодня до рассвета?»

Мальчик уже собирается взять меня за руку, как вдруг задерживает взгляд на своей собственной ладони. Его глаза сиют от счастья.

— Я снова стал собой! — радостно кричит мальчик. Он ощупывает своё тело, проверяя всё ли на своём месте, и поднимается сам. — Чары рассеялись!

С недоумением наблюдаю за ним.

— Будем считать, это значит «да».

Мальчик разворачивается ко мне с выражением восторга на детском лице. Сколько ему? Тринадцать? Вряд ли больше. Он радостно протягивает мне руку.

— Я Хасан, — представляется весёлым голосом.

Я с некоторым недоверием смотрю на его руку, а затем на него самого. Когда я в последний раз кому-то представлялась? Клиентам знать моё имя было не обязательно, и хотя многие всё-таки узнавали, но обычно не от меня. Я уже очень давно не знакомилась по всем правилам с рукопожатиями и так далее. Колеблюсь, но соглашаюсь и беру его за руку. Наверное, это нормально, и всё же я чувствую себя довольно неловко.

— Линн.

— Какое красивое имя!

— Плебейское имя, — ворчит принц, садясь на земле и глядя на нас снизу вверх. — А ты всего лишь ребёнок. Ты меня обманул! Ты не можешь быть волшебником.

Вскинув брови, я встаю между ним и мальчиком с каким-то инстинктивным желанием защитить. Хасан же совсем ребёнок. Я не отдам его на растерзание. К тому же, признаюсь, я чувствую себя заинтригованной. Если кто-то решается похитить другого человека, чтобы стать героем (как бы парадоксально это ни звучало), то он явно является одним из двух: либо сумасшедшим, либо отчаянным. Я склоняюсь к тому, что наследник Сильфоса относится к первой категории, но он заслуживает того, чтобы хотя бы усомниться между вариантами.

Ладно, нет. Ничего он не заслуживает, но я сегодня добрая.

— Давай начистоту. С чего вдруг принц Сильфоса, которого до сегодняшнего дня не волновало ничего, кроме самого себя, внезапно заинтересовался миром вокруг и помощью людям?

Парень прочищает горло, вновь принимая горделивую позу, и торжественно отвечает:

— Потому что я понял, что это мой долг. Защищать свой народ, искать любовь и… всё такое.

Я бы не поверила, даже если бы звёзды на небе повторили за ним.

— Правду, принц.

— Почему я должен говорить правду какой-то плебейке?

Закатываю глаза и обращаюсь к Хасану:

— Он явно не хочет идти вместе с нами. Пошли.

Я обхожу принца, мальчик следует за мной, бросив последний взгляд на незадачливого героя, который всё ещё сидит на земле. Нам вслед доносится голос:

— Больно надо! Сам найду несчастных, это не так уж сложно! Покинул замок несколько часов назад, а уже встретил вас двоих…

Ничего не отвечаю и жестом показываю Хасану, чтобы тоже не реагировал. Юный маг улыбается, закрывая рот рукой, чтобы принц не увидел.

Делаем ещё несколько шагов, и тут его высочество вскрикивает:

— Ладно, скажу!

Сдерживаю улыбку и разворачиваюсь на каблуках, скрещивая руки на груди. Может быть, это не стоит моего внимания и лучше продолжить свой путь, но признаюсь, меня гложет любопытство: что могло заставить принца отказаться от своей привычной жизни во дворце?

Парень поднимается с земли и фыркает.

— Мой отец… хочет, чтобы я проявил себя, — скептицизм, видимо, отражается у меня на лице, потому что псевдогерой откашливается. — Говорит, что принц должен быть любим своим народом или… в противном случае он не заслуживает стать королём. Поэтому я и ввязался в это… гм… путешествие самопознания, чтобы помочь своим подданным и заодно доказать своё право на корону… Но, разумеется, благие поступки на первом месте!

Прищуриваю глаза с подозрением. Что-то с этой историей не так. Что-то неубедительное. Совсем не похоже на правду, хотя звучит вполне складно. Ладно, пока что и так сойдёт. Стараюсь смотреть на ситуацию позитивно. Он же принц, так? Значит, у него есть деньги. Может быть, если он пойдёт с нами сам, нам не придётся грабить его, чтобы заполучить его средства в своё распоряжение. Задумчиво постукиваю по губе.

— А вдруг звёзды хотели, чтобы наши пути пересеклись? — шепчет мне Хасан. Само собой, маги верят во все эти штуки. Что есть светящиеся существа, наблюдающие за нами с небес, а не просто какие-то далёкие огоньки, которые горят только ночью, чтобы не было так темно. Лично я считаю бредом, что какие-то существа смотрят на нас, только когда скрывается солнце. Мне больше по душе Стихии, если уж нужно верить во что-то. Гораздо приятнее считать, что повсюду есть духи, следящие за порядком в мире. Хотя в конечном счёте есть только мы, и реально только то, что мы сами делаем со своей жизнью. — Если так, то он наверняка сможет помочь моей миссии.

— Хорошо, — объявляю после паузы. Принц внимательно смотрит на нас. — Можешь пойти с нами, но с несколькими условиями.

— Ты смеешь ставить условия принцу, несносная девчонка?

— Я ставлю условия путешественнику, потому что именно им ты и будешь с настоящего момента. И только если будешь их выполнять.

Он не выглядит довольным, но меня не волнует, что ему нравится, а что нет. Он хмыкает, хотя жестом предлагает продолжить.

— Первое и самое главное, — я поднимаю указательный палец, — ни слова о бесполезности женщин, или я лично позабочусь о том, чтобы ты стал бесполезен для женщин.

Одного взгляда на его пах достаточно, чтобы он напрягся и прикрыл уязвимое место руками.

— Живодёрка.

Даже не стану спорить.

— Второе, — показываю два пальца, — ты оплачиваешь всё путешествие. Еду, жильё, всё необходимое.

Принц рассеянно кивает, пока до него не доходит полный смысл моих слов.

— Погоди, что?

— Поддерживаю! — восклицает Хасан, вскидывая руку к небу.

— Это несправедливо. Почему я должен платить за вас? Губа не треснет?

Расплываюсь в улыбке, отчасти насмешливой, отчасти довольной. Меня радует сложившаяся ситуация.

— Ах, разве не ты хотел быть добрым принцем? Мы бедные, а ты богатый. Хороший принц, заботящийся о своих подданных, должен делиться своими богатствами с нуждающимися…

Престолонаследник сужает глаза, готовый взглядом испепелить меня. Само собой, это только ещё больше меня веселит.

— О, я готов разделить всё. Даже постель, согласна?

— Даже за всё золото Маравильи, нет, — поднимаю три пальца. — Как только мы найдём способ вылечить сестру Хасана, ты исчезнешь из моей жизни. Как будто мы никогда не встречались. По возвращении в Сильфос ты не станешь упоминать обо мне своему отцу или ещё кому-либо. Ты никогда обо мне не слышал, понятно?

— Без проблем, тебя будет несложно забыть, — принц переводит взгляд на Хасана, наблюдающего за нашей словесной перепалкой, как за полётом бабочки. — Взамен ты и твоя сестра расскажете всему миру, как я нашёл лекарство и спас её от жуткой, мучительной смерти.

Я смотрю на Хасана, потому что в этом вопросе мне сказать нечего. Это зависит от него. Мальчик кивает и наклоняет голову вбок.

— По-моему, звучит справедливо.

— Но если мы найдём какое-нибудь сокровище, оно будет моим, — алчно добавляет принц. — Раз уж я плачу за еду.

Хмурюсь. Он пытается нас ограбить? Но у него же целый замок, набитый золотом и всякой роскошью. Если он держит нас за дураков, то он сильно заблуждается.

— Э, нет. Правильно будет разделить всю добычу поровну, включая возмещение твоих расходов.

Принц снова смеряет меня взглядом.

— Мне половину, а остальное разделите между собой, — выдвигает он встречное предложение.

Поднимаю брови и повторяю, чётко выговаривая каждое слово:

— Всё делится на равные части. И это не обсуждается.

Недовольно фыркает.

— С тобой не поторгуешься… Хорошо, что ты не купчиха. Ладно, твоя взяла.

Хотя он не подразумевал это как комплимент, я всё же не могу сдержать волну гордости, захлестнувшую меня от его слов. Может, в конце концов, именно этому мне стоить посвятить свою жизнь. Вдруг у меня получится стать успешным купцом, каким был мой отец.

Отворачиваюсь, не позволяя ему заметить мой внезапный прилив радости, и продолжаю путь. Наверняка рядом найдётся какое-нибудь поселение, где можно будет остановиться на ночь, чтобы не спать под открытым небом. К тому же мне хочется уйти как можно дальше от тайного прохода. И вообще покинуть Сильфос.

— Идём.

Я слышу лёгкий смешок Хасана и его быстрые шаги, пока он догоняет меня. Юный маг кажется послушным мальчиком и, похоже, рад своим новым спутникам, хотя я уже знаю наперёд, что он ещё взвоет от наших перебранок.

Более тяжёлые шаги престолонаследника раздаются следом.

— Давай проясним сразу, — торопливо произносит он, — ты здесь не командуешь.

Не могу сдержать самодовольной ухмылки, хотя даже не оборачиваюсь, чтобы взглянуть на него. Просто повышаю голос:

— Давай проясним сразу: здесь командуем Хасан и я. А ты просто следуешь указаниям.

Он передразнивает меня, повторяя слова визгливым голосом, но меня это ни капельки не напрягает.

Кажется, это начало большого приключения.

АРТМАЭЛЬ

— Мне не хотелось бы думать, что ты потерялся в собственном королевстве, но… Ты уверен, что это кратчайший путь?

Стихии создали таких женщин, как она, потому что в мире должно быть всё. Даже раздражающие и бесполезные создания. Даже с противным голосом, от которого хочется заткнуть уши. Однако подлинным доказательством существования высших сил будет то, что и для такой, как она, найдётся пара. Какой-нибудь безмозглый оборванец, не знающий о существовании кляпа. Или у которого нет куска тряпки, как у меня, или верёвки, которой можно было бы привязать её к дереву и убежать в противоположном направлении.

— Это и есть кратчайший путь, — уверяю я, уверенный, что так оно и есть.

Или было.

Для кого-то. Когда-то.

— Если бы мы пошли тем путём, о котором говорила я… — продолжает гнуть свою линию.

Оглядываюсь по сторонам. Вокруг сплошные деревья, но даже их силуэты сложно различить, поскольку густые кроны заслоняют небо, как крыша из переплетённых ветвей. Должно быть, сейчас ещё стоит глубокая ночь, хотя мне кажется, до рассвета осталось недолго. Мы так идём уже несколько часов. Надеюсь, что не кругами, но не могу сказать точно. Честно, я уже подумываю признаться, что никогда прежде не бывал за пределами города, просто чтобы увидеть её реакцию на это. Я даже не уверен, в каком направлении мы идём. Возможно, мы движемся в сторону побережья.

— Если бы мы пошли тем путём, о котором говорила ты, то добрались бы до границы спустя несколько лет. Ты ничего не понимаешь в ориентировании на местности.

Да она вообще, наверное, ничего не умеет, кроме как выводить меня из себя за считанные минуты. О, в этом она эксперт!

— Может, нам стоило просто пойти по главной дороге… — вмешивается мальчик, подходя ближе к девушке, к которой, видимо, привязался с первой же встречи. Она же, в свою очередь, подобрала его, как щенка, нуждающегося в любящем хозяине. Как по мне, пусть хоть отдаёт косточки со своей тарелки ему под стол, лишь бы мне не доставляли хлопот.

Впрочем, беда, постигшая его и сестру, принесёт мне славу.

— Главная дорога — это более длинный и менее живописный путь до места. К тому же там мы вряд ли встретим людей, которым нужна помощь, разве что у телеги сломается колесо. Умные люди, — постукиваю пальцем по виску, — знают, что настоящие приключения ждут в лесах, непокорённых цивилизованными людьми, то есть разумными мужчинами, — добавляю последние слова, выделяя интонацией, чтобы было понятно, что наша спутница к цивилизованным людям не относится. Она рычит в ответ. — В диких лесах всё ещё живут чудища и ждут, когда их одолеют рыцари вроде меня.

Заканчивая речь, киваю в подтверждение. По-хорошему, со мной должен ходить писарь, которому я мог бы продиктовать эти мудрые слова. Их обязательно нужно где-нибудь записать. Может, удастся найти кого-нибудь в ближайшей деревне.

— Как же весело будет, если людьми, которым нужна помощь, окажемся мы, — откликается юноша.

Мне не нравится его тон.

— Проявляй больше уважения, когда разговариваешь со мной, малец.

Внезапный удар по затылку заставляет меня споткнуться. Смачный хлопок ладони по моей голове, кажется, эхом разносится вокруг.

— Это тебе лучше обращаться к нам с уважением, для твоего же блага, — отчитывает девчонка, скрещивая руки. Хотел бы я отрубить ей руки за то, что она только что сделала. И за ту пощёчину в проходе. Щека до сих пор побаливает. Интересно, если вдруг мы будем проходить вдоль обрыва и я столкну её, это сойдёт за несчастный случай? Всё равно у неё даже семьи нет. Никто не узнает… — Если бы мы пошли тем путём, о котором говорила я, мы бы уже спали на мягких кроватях, а завтра бы отправились в дорогу, полные сил и энергии.

Конечно, после того, как поели бы и поспали за мой счёт.

Останавливаюсь на месте.

— Хорошо, тогда ложись прямо здесь и спи, — разворачиваюсь к ней. Она смотрит на меня свысока. — Вы, простолюдины, привыкли к жёстким кроватям, так что ночёвка на земле будет вам в самый раз. А пока ты спишь, я хотя бы перестану слышать этот мерзкий шум… Ой, то есть твой голос.

Она закатывает глаза.

— Если честно, я хочу закрыть глаза, лишь бы не видеть твоё лицо.

И садится под деревом, прямо на землю, прислоняясь спиной к стволу, а затем похлопывает рядом с собой.

— Иди сюда, Хасан. Нам не помешает немного отдыха.

Он, как послушный щенок, виляет хвостом и подбегает к своей хозяйке. Кроткий, как ягнёнок, и настолько же доверчивый. Но это уже его проблемы. Если он проснётся с ножом у горла, потому что у неё вновь что-то щёлкнет в голове, то это уже не моё дело. Я смотрю, как он прижимается щекой к её руке и закрывает глаза, как будто сильно устал.

— А кто будет стоять на страже? — спрашивает он.

Разумеется, всем известно, что лесные чудища прячутся в темноте, выжидая, пока наивные путники не заснут, чтобы устроить пир из их плоти, крови и кишок. И обязательно с воплями. Громкими такими воплями. Иногда с погоней, в которой выживает пара человек. Похоже, подобная разминка разжигает аппетит ночных тварей, как хорошая тренировка вызывает голод у людей.

— Принц, который весь из себя такой защитник и отважный герой, явно волнующийся за своих спутников, непременно постоит на страже.

Я открываю рот, чтобы ответить. Она прикрывает глаза, или мне так кажется, потому что она откидывает голову к стволу. Но я готов поклясться, что мальчик-маг смотрит на меня.

— Остерегайся лесных духов, принц, — зевает. — Рассердишь их — и они придут за тобой.

Я привык прислушиваться к волшебникам, даже если они обычно действуют мне на нервы. Магия — штука опасная, далеко не многие могут с ней играть. И желательно подальше от городов, чтобы случайно их не разрушить. И, конечно, подальше от меня. У всех, кого я встречал, был этот жуткий, пронизывающий взгляд, словно они видят тебя насквозь, знают все твои секреты. Саму твою сущность.

Само собой, сейчас со мной этого не происходит. Он же просто… ребёнок. Да он же без посторонней помощи даже рубашку не наденет!

Но… есть в его словах пугающие нотки. Проходит несколько минут, и они, похоже, крепко засыпают. А я как будто весь на иголках. Кажется, листья странно зашелестели.

У тебя разыгралась фантазия, Артмаэль Трусливый. Даже лес и его духи должны уважать законного наследника земель, на которых они находятся. Даже если он пока не наследник. И, возможно, никогда им не станет вновь, если будет вздрагивать от качания веток на ветру.

Закутываюсь в плащ, внезапно замёрзнув, и оглядываюсь вокруг. Ничего подозрительного. И никого. Даже звери спят. Я сам себе всё это внушил. Решаю закрыть глаза, хоть мы и рискуем проспать нападение. Я слишком устал. Голова всё ещё немного болит. В любом случае я не обязан всю ночь стоять на ногах, это контрпродуктивно, если нам завтра предстоит весь день идти пешком. Я проснусь раньше этих двоих и приму невозмутимый вид, словно у меня нет таких же потребностей, как у простых смертных.

Новый шелест листьев. Хруст. Хруст? Выпрямляюсь, весь во внимании, берусь за рукоять меча. Там, среди деревьев, вроде бы горит огонёк вдалеке. Ещё какой-нибудь путешественник? Дровосек или охотник? Бесшумно поднимаюсь и оставляю своих спутников позади. По мере того, как я всё дальше отхожу от них, во мне возрастает уверенность, что этот самый огонёк не что иное, как свет факела. Я мог бы спросить у путника дорогу, а затем, когда маг и девчонка проснутся, я буду готов вести их дальше, заставив её хоть раз прикусить язык и признать свою неправоту. Путник, кажется, ускоряется. Я бросаюсь за ним.

— Стой! — кричу ему.

Мы бежим целую вечность. Усталость притупляет мои органы чувств. Все следы выглядят одинаково. Кусты мешаются по пути. Плащ цепляется за низкие ветки, отвлекая. Холод превращает моё дыхание в пар. Останавливаюсь. Впереди, всё также далеко от меня, застывает на месте и огонёк.

Не понял.

Среди шелеста слышится смех. Однако, подняв глаза вверх, я не вижу, чтобы ветки качались. Разворачиваюсь. Кругом сплошной лес. Всё одинаковое. Свет погас. Сумрак. Голова кружится. Обнажаю меч. Внезапно осознаю, что слышу смех своего братца-бастарда.

Что происходит? Он преследовал меня всё это время?

— Кто здесь? Покажись!

Мой приказ остаётся без внимания. Деревья как будто ещё ниже склоняются надо мной. Я сгибаюсь. Задыхаюсь. Холодно. Мне не по себе. Неприятное ощущение в животе не имеет ничего общего с голодом, а действие алкоголя выветрилось ещё в пути. Остался только жуткий страх и чувство, что я со всех сторон окружён врагами.

И все они смеются надо мной.

Внезапно лучшим местом в мире кажется то, где остались мои спутники. Я бы вернулся к ним, без колебаний, но тут же осознаю, что окончательно и бесповоротно потерялся в этом лесу.

ЛИНН

Кенан снова прижимает меня к кровати. Ловит мой подбородок. Его рот искривляется в омерзительной ухмылочке, язык облизывает губы.

Он всё ближе. Я сжимаюсь. Плачу.

А затем он начинает истекать кровью. Она льётся прямо из его рта, но он продолжает улыбаться. Продолжает смеяться. Его ухмылка хуже любых его слов. Его руки касаются меня везде. Его голос слышится отовсюду.

— Ты убийца, Линн. Убийца.

По бокам от него стоят принц и волшебник. Они с ужасом смотрят на меня и испуганно отшатываются. На их лицах написано отвращение.

Тело Кенана падает на меня. Всё такое же смеющееся.

— Убийца и шлюха. Никем больше ты уже не станешь.

У меня в руке оказывается кинжал. Я вновь вонзаю его в грудь этого урода, будь он проклят.

А затем в Хасана.

И в принца.

И только потом просыпаюсь.

Распахиваю глаза и жадно глотаю ртом воздух, доступ к которому перекрыл мой ночной кошмар. Сердце яростно колотится в груди. Я чувствую его пульсацию даже в висках. На мгновение мне кажется, что этот стук сливается со звуками леса, словно будучи частью его. А может быть, это просто уханье совы, смеющейся надо мной. Накрываю ладонями лицо. Это всего лишь сон. Я покинула Сильфос, бросила Кенана. Бросила всё. И никакая я не убийца. Не хладнокровная, по крайней мере. Да, может, я и убила этого человека, но он это заслужил. У меня не было иного выбора. Это было самозащитой. Никак иначе я бы сбежать не смогла. Я должна была это сделать. И не жалею об этом.

Но это вовсе не значит, что я продолжу убивать людей. Особенно тех, кто не сделал мне ничего плохого.

Я смотрю на Хасана, лежащего рядом. Мальчик крепко спит, никак не реагируя на мои резкие движения. Его окружает аура невинности. Он всего лишь ребёнок, отважный ребёнок. Он сказал нам, что был в Дионе, но в какой-то момент потерялся и оказался в Сильфосе после нескольких дней пути. Кто мог отпустить его в это путешествие одного, такого юного и беззащитного? Если бы он хотя бы был умелым магом… Но, как мы заметили, он по собственной же ошибке превратился в лягушку, что говорит не в его пользу. А кто мог бы пойти с ним? Похоже, у него нет никого, кроме сестры, и именно это вынудило его отправиться на поиски лекарства самому, несмотря ни на что. Принцу плевать на трагедию мальчика, он даже посмеялся над этим, сказав, что Стихии благоволят юному магу, раз их пути пересеклись, потому что детишкам не по плечу миссии для взрослых героев — таких, как он. Как будто его можно хотя бы с натяжечкой назвать кем-то вроде «героя». Придурок.

Осматриваюсь вокруг, ищу его взглядом… И понимаю, что принца здесь нет.

Потерять его было бы большим облегчением, но пока рано об этом думать. Место, где он находился, пустует. Его сумка лежит без присмотра, намекая на то, что он где-то неподалёку, хотя я удивлена, что он всё ещё не решил, что с него хватит, и не побежал обратно в замок, не попрощавшись. Возможно, он просто встал, чтобы изучить местность. Чтобы утром удивить меня и Хасана своим прекрасным ориентированием на местности в собственном королевстве.

Взвешиваю вариант несколько долгих секунд. В принципе, такое вполне в его духе.

И всё же, хоть я и пытаюсь снова заснуть, проходит несколько минут, а я так и не слышу его шагов, и это меня напрягает. Сколько времени уже прошло? Снова оглядываюсь по сторонам, поднимаясь на ноги. Кажется, ещё стоит глубокая ночь, хотя я не вижу ни луны, ни звёзд, потому что небо закрыто огромными кронами деревьев. Чувствую себя отдохнувшей, наверняка я проспала несколько часов. Тогда почему же ещё темно, если уже должен быть рассвет?

В груди нарастает беспокойство, из-за чего я убираю руку в карман платья, где храню кинжал. Тот же самый, которым я убила Кенана. Холодная металлическая рукоятка приятно ложится в руку. Оглядываюсь вокруг. Ничего. Тишина. Настолько жуткая, гнетущая тишина, что хуже любого звука.

— Принц? — шепчу неуверенно. Разворачиваюсь, разглядывая деревья. Их ветви внезапно кажутся мне когтями, готовыми вонзиться в меня, но я понимаю, что это всего лишь игра воображения. — Принц!

Никто не отвечает. Он не здесь. С ним же не могло ничего случиться, ведь так? Не скажу, что беспокоюсь за него, потому что он тот ещё самовлюблённый хам, но мы заключили взаимовыгодную сделку. Если бы он оставил нам свои деньги и меч, я бы ни слова не сказала, но, проверив забытую сумку, вижу, что там только сменная одежда и ещё пара вещей.

В любом случае, потерять даже это скромное имущество не хотелось бы. Я-то уже настроилась на великое противостояние, в результате которого он склонит голову предо мной и признает, что мы, женщины, ничуть не хуже мужчин или что ему не сравниться со мной умом. Было бы неплохо.

— Линн?

По имени меня зовёт не принц, а Хасан, разбуженный моими криками. Разворачиваюсь к нему, хватая сумку нашего спутника. Мальчик зевает, трёт глаз рукой и растерянно взирает на меня. Я подхожу к нему, крепко сжимая рукоять кинжала в кармане.

— Принца нет, — сообщаю ему.

— Может, отлучился по зову природы… Или задумал нас напугать…

— Если второй вариант, то я порежу его на маленькие кусочки и пошлю в столицу Сильфоса с запиской: «Мы спасли вас от самого бесполезного правителя во всей Маравилье. Можете не благодарить».

Хасан смеётся своим звонким детским голоском, и я не могу сдержать маленькой улыбки. Протягиваю ему руку, помогая встать.

— Выспался? — спрашиваю, как ни в чём не бывало.

— Да, вполне! Я так хорошо спал и…

— Тебе ничего не кажется странным?

Волшебник моргает непонимающе. Запрокидываю голову, глядя на кроны деревьев.

— Уже должен быть день, я уверена. Но… ни одного лучика солнца не видно. Сейчас только едва-едва заметные сумерки.

Лицо мальчика становится испуганным. Он так резко хватает меня за руку и сжимает, что я напрягаюсь на секунду, но затем окидываю его взглядом и решаю оставить, как есть. Я бы предпочла, чтобы ко мне никто не прикасался без необходимости. Напоминает о том, как ещё совсем недавно меня хватали против воли и делали, что хотели. Теперь я свободна и не позволю прикасаться ко мне без разрешения.

— Думаешь, мы попали в беду?

— Не знаю. Но лучше бы разыскать принца и убраться отсюда как можно дальше. Не нравится мне это место.

Хасан энергично кивает, и я передаю ему свою котомку, пока сама несу вещи принца. Мы едва успеваем пройти пару шагов, как тьма вокруг сгущается. Я хмурюсь и останавливаюсь, оглядываясь. Меня тянет вернуться. Пойти в противоположном направлении и бросить принца, если с ним и вправду что-то случилось, путь сам разбирается. Он же хотел стать героем и спасать девиц? Ему ведь нужно пройти непростые испытания, чтобы доказать свою отвагу и всё такое. Самое время начать…

Однако в итоге во мне побеждает добрая сторона. Мы найдём его, убедимся, что он отделался лёгким испугом, а там посмотрим. Есть уже на моей совести один труп, не хочу всю жизнь терзать себя за то, что бросила на произвол судьбы престолонаследника.

Ничему тебя жизнь не учит, Линн. Тебя бы никто спасать не стал, тем более этот самый престолонаследник.

Я смотрю вниз на Хасана. Он тяжело сглатывает. Ему страшно. Он сжимает мою руку почти до боли.

— Сможешь зажечь свет своей магией? Это было бы очень кстати…

Он бросает на меня нерешительный взгляд, но кивает. Не выпуская моей руки, он обыскивает свои карманы и достаёт короткую тонкую палочку, на вид довольно лёгкую. В одной из книг, которые я собирала в борделе, потому что чтение было одним из немногих занятий, что мне разрешались, я вычитала, что подобные инструменты нужны новичкам. С учётом его возраста и неудачного заклинания, превратившего его лягушку, вполне логично предположить, что мальчик ещё только учится.

Взмахнув палочкой и прошептав какие-то слова, маг собирается осветить нам дорогу…

…и из палочки вылетает рыба.

Потрясённо моргаю, глядя на землю, где бедное создание хлопает ртом и бьёт хвостом. Смотрю на Хасана, приподняв брови. Он нервно смеётся.

— Свет… Сельдь… Кажется, я перепутал заклинание…

Накрываю лицо ладонью. Меня окружают бездари.

— Ладно, неважно. Пошли.

Сжимаю руку мальчика и уверенно тяну его за собой. Мы вместе несколько раз зовём принца, стараясь не обращать внимания на то, что чем дальше, тем хуже видно окружающий лес. С каждый шагом становится темнее, Хасан всё сильнее сжимает мою руку, а я — рукоять кинжала.

Но затем, вдалеке, я замечаю ярко-оранжевый свет.

Факел? Закатываю глаза. Человек?

— Принц?

Но никакого ответа мы не получаем. Плевать. Даже если это не он, случайный путник тоже может нам помочь. Осветит дорогу или подскажет направление. Поэтому мы с Хасаном устремляемся навстречу к нему.

Вот только чем ближе мы подходим, тем дальше уходит свет. Он издевается над нами?

— Подождите!

Мы срываемся на бег за источником света, крича, чтобы он остановился. Безрезультатно. Он убегает от нас. Не хочет с нами разговаривать. Может, мы его напугали и…

— Думала, сможешь сбежать, Линн?

Замираю. Застываю. Внутри всё холодеет.

Кенан.

Оглядываюсь вокруг, отпуская руку Хасана, чтобы обеими руками схватить кинжал.

Тьма кромешная, хоть глаз выколи. Лишь чернота и тени.

Деревья. Шелест. Ночные звуки.

— Думала, сможешь убежать от меня?

Голос прозвучал слева от меня. Резко поворачиваюсь с кинжалом наготове. Никого нет. Где он? Как он здесь оказался? Я же его убила. Ну, или в худшем случае, ранила так, что он ещё долго не сможет ходить. Он должен быть мёртв или мучиться от боли в постели. Здесь его быть не может. Он никак не мог последовать за мной. Не в его состоянии.

— Ты правда веришь, что могла навредить мне этой игрушкой?

Справа. Снова разворачиваюсь, отступая на шаг. Откуда доносится голос? Как он здесь оказался? Почему? Где он?

— Как долго, по-твоему, продлится это твоё маленькое приключение? Побег непослушного ребёнка…

Шёпот за моей спиной. Прикосновение, от которого у меня в жилах стынет кровь. Это были его пальцы? Те, что столько раз касались меня. Столько раз разводившие мои ноги и забиравшиеся в моё тело. Столько раз хватавшие моё лицо, направляя так, как нужно ему.

Оборачиваюсь, разрезая лезвием воздух. Опять никого. Или я просто ничего не вижу. Но что-то меня точно коснулось. Кто-то дотронулся до меня. Это он. Я не могу дышать, только крепче сжимаю кинжал.

— Ты всего лишь проститутка, Линн. Ты не можешь никого защитить. Даже саму себя.

Сзади.

Разворачиваюсь.

Никого.

Внезапно чья-то рука обнимает меня за талию, возникнув сзади и заточая меня в ловушку. Кричу. Это его, его рука. Бью кинжалом снова и снова, вонзая лезвие в кожу, но даже кровь не идёт. Смех Кенана звучит отовсюду. Я теряю контроль. Он везде. Он крепко держит меня. Не даёт мне сдвинуться с места, как бы я ни сопротивлялась, как бы ни била клинком с той же силой, что и в спальне.

Я убила его.

Убила.

УБИЛА.

Будь он проклят, я его убила.

Но снова слышу его смех.

— Ты моя, Линн. Ты принадлежишь мне и этому месту. Мне и всем мужчинам, готовым заплатить за тебя.

Ещё одна рука появляется из ниоткуда, хватая меня за запястье. Другая сдавливает горло. Он выбивает кинжал из моей ладони.

Руки.

Его руки повсюду.

Они хотят касаться меня.

Они хотят присвоить меня.

Они хотят использовать меня.

Из меня вырывается отчаянный вопль.

Я дёргаюсь, но это не помогает.

Закрываю глаза, но это не помогает.

Пинаюсь, но это не помогает.

Снова открываю глаза, стискиваю зубы, сдерживая слёзы и подкатившую к горлу тошноту, и вижу его.

Кенан стоит прямо передо мной.

Его лицо искажает, как всегда, жуткая перекошенная ухмылка. Он проводит языком по своим жирным губам. И при этом его рубашка пропитана кровью от оставленных мною ран.

Он мёртв. Он должен быть мёртв. Я его убила. И убью ещё раз.

Дёргаюсь изо всех сил. Его руки меня отпускают. Дают высвободиться.

Рычу, как безумная, и бросаюсь на Кенана, сбивая его с ног. Пальцами сжимаю его шею. Он улыбается. Смеётся, будто даже не замечает. Словно это всё какая-то игра. Якобы ему не страшно. Как если бы он не мог умереть.

— Сдохни! Сдохни, скотина! Оставь меня в покое! Сдохни уже, наконец!

Он только громче смеётся. Я сдавливаю горло сильнее. Хочу задушить его. Лишить воздуха. Хочу, чтобы он умолял. Плакал. Хочу, чтобы страдал, как я. Чтобы его тело било в конвульсиях, а затем замерло навсегда. Безжизненное. Пустое.

А затем раздаётся грохот. Запах дыма. Что-то взорвалось.

Реальность вокруг меня ломается.

На мгновение усмешка Кенана застывает.

Зажмуриваюсь и открываю глаза, фокусируясь.

Подо мной лежит Хасан, задыхающийся и бледный. Мои пальцы сдавливают его шею, а он пытается их убрать своими маленькими ручками. Он ногтями расцарапал мою кожу. В одной из рук у него палочка.

Мгновенно бледнею и резко отстраняюсь от него.

Я чуть было не убила его.

— Я… я…

— Я думаю, это всё лес: он вводит нас в заблуждение… использует, — произносит мальчик, кашляя. А затем торопливо подскакивает, хотя я просто смотрю на него с распахнутыми глазами. И вдруг снова замечаю запах дыма и смотрю вверх. Огонь охватил листья деревьев. Ветви дёргаются, пытаясь его пошутишь. Судя по тому, как Хасан держит палочку и как уверенно себя ведёт, кажется, это он подпалил листву. Это даёт нам время.

Судорожно хватаю ртом воздух, но не могу пошевелиться. Опускаю взгляд на свои руки — они дрожат. Я чуть было не убила его. Чуть было не убила бедного ребёнка.

— Ты убийца, Линн, — голос Кенана возвращается, я затыкаю уши.

Не слушай его. Не слушай. Не слушай. Это не он, это лес. Это всё лес.

— Линн! — выкрикивает Хасан, всё ещё пытаясь отдышаться.

Я вскакиваю на ноги, сосредотачиваясь на голосе мальчика. Поднимаю свой кинжал с земли. Нам нужно выбраться из этого места, пока мы окончательно не свихнулись. Надо разыскать принца.

— Уходим отсюда.

Снова беру Хасана за руку, и мы бежим вместе.

А вслед нам кричат голоса.

* * *

Не знаю, как долго мы бежим по лесу, спасаясь от собственных страхов. И даже не представляю, что терзает Хасана, но по его щекам бегут слёзы, он тяжело дышит и всхлипывает, но мы продолжаем бежать дальше. Мы всё время кричим. Иногда зовём нашего пропавшего спутника, а иногда от страха при встрече с нашими кошмарами наяву. Я всё ещё вижу лица. Вижу руки. Слышу голос Кенана.

Как вдруг раздаются другие крики.

Это кричит принц.

Мы останавливаемся на секунду, чтобы прислушаться, чтобы убедиться, что это не очередная уловка леса. Но нет. Кажется, это и вправду он. Явно он.

Снова бросаемся бежать.

И находим его.

Наследник сильфосского престола стоит посреди поляны, его фигура освещена теми огоньками, которые мы видели всю дорогу. Они движутся, скачут, кружат вокруг него. Словно смеются над ним, а он… похоже, что не в себе. Обнажив меч, он разрезает им воздух, а ветки только трясутся от смеха. Видимо, он всё-таки порубил несколько, потому что под его ногами очень много сломанных веток. Но и сам он не в лучшем виде: его камзол и плащ порваны и как будто извалялись в грязи.

Он выкрикивает какой-то бред, ругаясь с воздухом. Боюсь представить, как выглядела я, когда бросилась на Хасана, думая, что это Кенан. Такой же безумный взгляд, срывающийся голос. Тяжело сглатываю, оглядываясь на юного волшебника, который тоже с тревогой наблюдает за нашим спутником.

— Как думаешь, сможешь ещё раз призвать огонь? Получится повторить то, что ты сделал ранее?

— Я… Не знаю. Наверное, тогда мне просто повезло, но…

— У тебя должно получиться, Хасан! — я хватаю его за плечи и встряхиваю. — Слышишь! Никак иначе нам до него не достучаться. Ты сможешь. Я знаю, ты сможешь.

Дыхание мага рваное, но он кивает, хоть и нервничая. Неподалёку раздаётся смех Кенана.

— Тебе не сбежать…

Это всё не по-настоящему. Это не реально. Это неправда. Это только в моей голове.

— Я подойду ближе к нему и постараюсь вернуть его в чувства. Дам тебе время.

Хасан снова кивает. Его щёки мокрые от слёз. Я провожу пальцами по его лицу, вытирая влажные дорожки, и отстраняюсь. Маленький маг концентрируется на своей волшебной палочке и взмахивает ей несколько раз, но безуспешно. Отхожу подальше, чтобы он не чувствовал от меня давления, и переключаю внимание на принца.

— Я не отдам тебе свою корону! — отчаянно кричит он, вновь нанося удар невидимому противнику и отрубая ветку, оказавшуюся слишком близко. Листья осыпают его. — Да я скорее убью тебя голыми руками! Это! Всё! Что! У меня! Есть!

С каждым словом новый удар. В каждом следующем всё больше ярости, всё больше ненависти. С трудом сглатываю, приближаясь к нему. Корона? Кто-то хочет отнять у него корону? Кто же? А ведь в этом есть смысл. Теперь понятно, почему он покинул замок: возмутился, что у него пытаются забрать его законное место.

— А тебе-то какое дело? Он же мужчина, — вновь терзает меня ненавистный голос. — Он будет относиться к тебе так же, как и все остальные. Стоит ему достать кошелёк, и ты тут же исполнишь все его желания.

Зажмуриваюсь. Нет. Принц, конечно, не раз был среди тех мужчин, что бросают девушкам своё мерзкое золотое в благодарность за их услуги. Хотя, может, и нет. Возможно, это было бы слишком унизительно для него. Он же считает себя непобедимым завоевателем. Он никогда не платил за чьи-либо услуги: скорее уж похвалялся тем, что ему всё предлагают бесплатно. Как бы то ни было, я не позволю так обращаться со мной. Никому. Никогда вновь.

— Принц! — зову его.

Я и не надеялась, что он услышит, однако парень тут же разворачивается ко мне. Но видит он не меня. Как я не видела Хасана. Вероятно, принц видит того, кто хочет занять его место престолонаследника, кого он боится или презирает. Того, с кем он сражается.

— Вот ты где… — он расплывается в кровожадной улыбке, совершенно не сознавая реальности.

Он бросается на меня так молниеносно, что я едва успеваю уклониться в сторону. Отступаю на шаг назад, мой пульс учащается до бешеного ритма. Принц не даёт времени на передышку и снова атакует, я вскрикиваю, отшатываясь назад.

— Я не собираюсь ничего у тебя забирать! Не нужна мне твоя корона! Это я, Линн!

На мгновение мне кажется, этого достаточно, потому что он замирает. Смотрит на меня с распахнутыми глазами и проблеском узнавания во взгляде… А затем ухмыляется вновь. Его пальцы сжимают рукоять меча.

— Ах, так ты тоже предпочитаешь его, да? Как мило! Из него получится отличный король! Артмаэль же ничего не заслуживает!

Вновь зарычав от гнева, он кидается на меня. Я едва сдерживаю визг, когда замечаю, что его клинок проносится слишком близко, мне едва удаётся увернуться. Чувствую, как страх поднимается по моему позвоночнику, сковывая мышцы, и руки уже не слушаются меня.

— Если бы ты осталась со мной, Линн… — раздаётся над ухом голос Кенана.

Нет. Нет. Нет.

Быстро соображая, оглядываюсь назад, пока принц снова не бросился в атаку. Этот лес полон гнева и ужаса. Может быть, добрые слова здесь не помогут, но если попытаться разозлить принца ещё больше…

— Да, так и есть! Да из кого угодно король получится лучше, чем из тебя! И к женщинам он будет относиться с уважением! — говорю первое, что приходит на ум, сама до конца не понимаю, что несу. — И он уж точно будет любим и узнаваем своим народом, не то что ты!