Мечты сбываются

Глава 6

Джон проскользнул в образовавшуюся щель. Следя за ним, она почувствовала себя окруженной дикими картинами, терзавшими ее всю ночь. Вид его футболки и шорт ничуть ее не успокоил. Она смотрела на его сильные, мускулистые ноги, поросшие темными волосами, и это зрелище возбуждало ее.

Я принес вам пончики, — спокойно сказал он, не глядя ей в лицо.

На Нине была только короткая простая сорочка, которую она надела на ночь, и больше ничего.

Я еще лежала в кровати, — объяснила она. Обычно в таком виде она никогда никому не открывала. Но сейчас она не контролировала себя, была на пределе. — Этой ночью я плохо спала!

Теперь он поднял глаза. Удивительно, но очков на нем не было, он был, как и она, весь потный. Мокрые и взъерошенные волосы торчали во все стороны.

Я бежал! — Его янтарные глаза были полны решимости. — Я думал, мы успеем поговорить!

Не знаю, смогу ли я.

Желание было написано у нее на лице, и Нина это понимала, но скрыть не могла.

Казалось, Джон заметил ее безуспешные попытки оставаться спокойной и боролся с собственным желанием примерно с тем же успехом, что и она. После минуты тишины, показавшейся обоим вечностью, он пробормотал:

Да не хочу я их! — и поставил мешок с пончиками на ступеньку, а сам потянулся к Нине.

Прильнув к его телу, сомкнув руки на его шее, Нина, наконец, почувствовала облегчение. Она прошептала его имя, уткнувшись в его шею.

Так они стояли довольно долго, прижимаясь друг к другу все теснее и нарушая тишину лишь прерывистым дыханием и редкими стонами. Нина стояла бы так бесконечно, но постепенно их тела начали пробуждаться. Она терлась об него, чтобы лучше его почувствовать, а когда этого оказалось недостаточно, принялась гладить его.

Руки Джона нежно гладили ее спину. Конечно, он уже понял, что под сорочкой на ней ничего нет, и дыхание его участилось. Его пальцы стали медленно забираться под тонкую ткань.

Если вы не хотите, скажите мне, и я остановлюсь, — произнес он каким-то странным, скрипучим голосом.

Нина поняла, что голос Джона изменился от сдерживаемого желания.

Нет, нет, я хочу! — выдохнула она ему в ответ, с восторгом проводя пальцами по его худым бедрам. — Я в этом нуждаюсь, — призналась она несколько напыщенно и вскрикнула, когда его рука скользнула между ее ног. — Помогите мне, — взмолилась она и, чтобы убедить его, просунула пальцы под его плотно натянутые хлопчатобумажные шорты.

Он явно не нуждался в просьбах.

Прежде чем она хотя бы отдаленно осознала, что он делает, он подхватил ее под колени и поднял. Она обняла ногами его бедра, и он, жадно накрыв ее губы своими, понес ее по лестнице, не останавливаясь до самой спальни. Там он опустил ее на смятую постель и лег на нее.

С видимым нетерпением он задрал на ней сорочку, и Нина помогла ему снять ее с себя через голову. Высвободив одну руку, она тотчас же потянулась к нему.

Я ни с кем не был с тех пор, как умерла моя жена. Нам нужен презерватив?

Я еще дольше не имела связи с мужчинами, — поспешно прошептала она, потянув его за рубашку. Рубашка мгновенно полетела через его голову, обнажив красивый торс с густым волосяным покровом. — Никаких презервативов!

Джон расстегнул молнию, снял шорты и трусы.

А дети?

Я принимаю таблетки, — выдохнула она. — Скорее, Джон, скорее!

Он поудобнее устроил ее под собой, и не успела она раздвинуть ноги, как он вошел в нее. Потрясенная силой его вторжения, она вскрикнула и выгнулась.

Нина...

Нет, нет, мне не больно, а приятно, очень приятно...

Но это проникновение, это первое ощущение мужской силы было только началом. От того, что последовало дальше, она чуть не потеряла голову. Он гладил ее внутри и снаружи, гладил руками, губами и своим великолепным мужским достоинством. Он ее пощипывал и покусывал. Когда она задышала чаще, он стал действовать сильнее и энергичнее. Иногда его движения были более ритмичными, иногда менее. Иногда он заполнял ее до отказа, а затем выходил почти целиком, потом входил снова, и возникающую при этом резкую пульсацию она могла бы принять за окончание акта, если бы он сразу же не начинал заново.

Жадная до наслаждения, она касалась его тела там, где только могла, но тепло, которым он ее наполнял, вскоре вытеснило из ее головы все, кроме грядущего освобождения от невероятного возбуждения. Она с трепетом прижималась к нему, казалось, целую вечность. Не помня себя от восторга, она не сумела отличить свой оргазм от его, пока, наконец, не пришла в себя настолько, что ощутила заключительные спазмы, сотрясающие его тело.

Медленно, тяжело дыша, он опустился на нее. Через минуту, казавшуюся вечностью, он перевернулся на бок и увлек ее за собой, по-прежнему находясь в ней.

Она смотрела в его глаза и с минуту не могла произнести ни слова. Что-то застряло там, у нее в горле, что-то глубокое и эмоциональное, что-то, чего она не могла, да и не хотела понимать. Физическая близость с Джоном стала самым ярким впечатлением ее жизни.

Прошло несколько минут, к ней вернулось самообладание, ее губы смягчились улыбкой.

Кто бы мог подумать? — прошептала, наконец, она.

Что — подумать?

Что медлительный, спокойный, задумчивый Джон Сойер в постели окажется образцом необузданной мужской силы!

Его и без того раскрасневшиеся щеки запылали еще больше.

На меня снизошло вдохновение.

Безусловно. — Перестав улыбаться, она коснулась его лица. — Это было что-то невероятное!

Он медленно, задумчиво кивнул.

Вы уверены, что я не причинил вам боли?

Я похожа на человека, которому причинили боль?

Он медленно покачал головой.

Вы похожи на любимую женщину. — Он дотронулся до ее губ, все еще теплых и припухших, затем щеки, волос. — Как могут волосы, которые еще короче моих, выглядеть так женственно?

Не так уж трудно иметь волосы короче ваших, — съязвила она и запустила пальцы в густые волосы у него на затылке. — Но мне нравится.

А сначала не нравилось.

Вы мне вообще сначала не очень нравились. Вы меня тормозили.

И сейчас торможу. Это становится целью моей жизни.

Она предположила, что он ее поддразнивает, и решила поддразнить его в ответ.

Не получится.

Еще как получится! Вы ведь сейчас не рветесь на работу, правда?

Она помотала головой:

До десяти меня там не ждут.

А если бы вам надо было к девяти? Вы бы спешили?

Возможно. — Она усмехнулась. — Это зависит от того, с какой силой вы будете удерживать меня здесь.

Он усмехнулся в ответ.

Подождите минуту.

Думаете, за минуту что-нибудь изменится?

Я это знаю.

Она подождала минуту, провела рукой по волосам у него на груди, пощипывая его соски.

М-м-м, да, — сказала она, обхватывая бедрами его бедро и чувствуя, как он снова входит в нее. — Наверное, вы правы.

Разумеется, я прав. — Джон поймал ее губы и поцеловал ее, сначала мягко, потом более настойчиво. Он перевернулся на спину, и Нина оказалась на нем. Он неотрывно смотрел на ее груди с розовыми сосками. Раздвинув ее бедра для более глубокого слияния, он предоставил ее самой себе и дотронулся до ее груди.

Нина наблюдала, как длинные пальцы, которыми она восхищалась, проводят по каждой выпуклости ее фигуры. Она наблюдала, как они массируют ее соски, пока они не затвердели, словно бусины. Затем он притянул ее к себе и коснулся ее губ. Зрелище того, как он охватывает губами ее сосок, а затем возбуждает пальцем, чуть не лишило ее рассудка. Закрыв глаза, она начала двигаться навстречу ему, подаваясь то вперед, то назад, чувствуя, как он глубоко проникает в нее, пока он не поднялся навстречу ее толчкам.

Он довел ее до первого оргазма и тут же до второго, найдя чувствительный бугорок в самом нежном ее месте и долго-долго гладя его. Он довел ее до третьего оргазма, перевернув ее и войдя в нее с таким ожесточением, которого она никак от него не ожидала, но которое свело ее с ума. Закончив, он рухнул на нее, обессиленный.

Некоторое время они лежали, неподвижные и тихие, и Нина наслаждалась его близостью. Затем в ее голове что-то щелкнуло. Мысленно быстро провернув в памяти то, что случилось, и то, что это означало, она испугалась. Она получила большое, слишком большое удовольствие. Конечно, от такого любовника, как Джон Сойер, трудно оторваться. Но в ее жизни нет места подобным отношениям. У нее нет времени на таких мужчин, как Джон. Ей есть куда идти. Она не может и не будет связывать себя, даже из-за собственных желаний.

Надо подниматься, — пробормотала она из-под его груди.

Он крепче обнял ее.

Нет, останьтесь.

Я должна идти на работу.

Позвоните. Пусть кто-нибудь вас заменит.

Не могу.

А у меня няня до полудня.

Няня. В этом слове заключалось одно из основных различий между Ниной и Джоном. Твердо положив руку ему на грудь, Нина проигнорировала манящую влажную, теплую мужскую плоть и приподнялась. Несколько секунд спустя она встала с постели и направилась в ванную,

Нина?

Я должна принять душ.

Отложите.

Не могу.

Она открыла воду. Как только ванная стала заполняться паром, она встала под горячую струю и принялась намыливаться, тщательно и методично, как все, что она делала. Как следует помассировав волосы, она их прополоскала, выключила воду и, взяв полотенце, досуха вытерлась. К тому времени, когда она вернулась в спальню, Джон лежал, прислонившись к медному изголовью, и выглядел необыкновенно мужественно на фоне ее ярко-розовых простыней. Фактически все в комнате было ярко-розовым; и все же выглядел он на этом фоне не по-дурацки, а именно мужественно.

Не обращая на него внимания, Нина вытащила из ящика нижнее белье, надела его, а поверх натянула шелковые шорты и блузку цвета фуксии. Вдев в уши крошечные бирюзовые сережки, она присовокупила к ним подходящее ожерелье и тонкий поясок на талию. Туалет довершили босоножки из ремешков. Тряхнув головой, она посмотрела на себя в зеркало и пальцами расчесала волосы.

Нина!

Она удивленно взглянула на Джона. Разумеется, она не забыла о том, что он все еще здесь, но она уже так отдалилась от него, что даже его голос поразил ее.

Что это значит? — спросил он бесцветным голосом.

Что?

Мы занимаемся любовью, и вдруг вы вскакиваете и уезжаете?

Достав свою косметичку, Нина стала размазывать по лицу увлажняющий крем.

Мне нужно работать!

А я хочу с вами поговорить!

Кивнув своему отражению в зеркале, она твердо ответила:

Не сейчас! Может быть, в другое время.

Когда?

Она пожала плечами:

Не знаю. Мне нужно посмотреть, когда я буду свободна.

Вы можете освободиться в любое время!

Нет, не могу! Меня ждут клиенты, которых я должна обслужить.

А как же я?

Нанося кончиками пальцев тени для век, Нина низким голосом ответила ему:

Мне кажется, вас я только что обслужила!

Джон выругался. Он скатился с постели к ее ногам и встал перед ней. Джон был совершенно голым и... ошеломляющим!

Не употребляйте таких слов, когда говорите о том, что между нами произошло!

Она пожала плечами, пытаясь казаться беспечной, и продолжила заниматься косметикой.

Черт побери, Нина! Неужели для вас это ничего не значит? Для меня вы первая женщина, с которой я захотел быть после смерти жены, да и у вас, как я понял, давно не было мужчины! И после всего, что произошло между нами, вы спокойно встаете с постели, одеваетесь и идете на работу?

У меня есть работа, которую я должна выполнить, — спокойно ответила она. — Я очень серьезно к этому отношусь.

Джон почесал в затылке. Он возвышался над ней, голый и босой. Осторожно наблюдая за ним, она ждала его движения или начала разговора, заканчивая макияж. Но Джон молчал и не двигался с места, пока она сгребала в сумку все свои баночки и тюбики, и лишь мрачно смотрел на нее.

Хорошо! — наконец сказала она. — Пусть я холодная, бессердечная сука, которую ждет ее любимое дело. Вы можете так обо мне думать и рассказать кому угодно! Но вы об этом знали до того, как все произошло!

Разве для вас это ничего не значит?

Конечно, значит. Я вам говорила, что не флиртую с окружающими и давно живу без мужчины. Но то, что между нами произошло, ничего не меняет! У вас свое представление о жизни, у меня — свое. Ни один из нас не собирается меняться. Вы знали это, Джон, вернее, мы оба знали это! Именно поэтому наша связь выглядит глупо!

И все же почему мы это сделали?

Она пробовала найти ответ, но не придумала ничего лучше, как сказать:

Потому что мы не могли не сделать этого. Между нами существует какая-то химическая связь. Это росло и росло! Все произошедшее было неизбежным! — Она отвернулась, чтобы подыскать сумочку, подходящую к ее наряду. — Глупо, но неизбежно!

Он положил руки на свои узкие бедра совершенно бессознательно, по-видимому, не представляя, какое волшебное впечатление производит при этом.

И теперь вы сожалеете о сделанном?

Нина опустила голову, потеребила кошелек и ответила:

Нет! Я испытала наслаждение!

Но сейчас вы убегаете от меня!

Что я должна сделать, чтобы вы...

Остаться! Поговорить со мной!

А какой в этом смысл? Что сделано, то сделано! Я снова возвращаюсь к своей прежней жизни!

Вы слишком много работаете!

Нина шагнула к двери.

И что вы посоветуете?

Когда я вчера пришел к вам, вы ужасно выглядели!

Причиной этому были вы. Я не спала всю ночь, думая о вас.

И вы полагаете, что теперь сможете остановиться?

Во всяком случае, попробую!

Как?

Погружусь в работу! — ответила Нина и сбежала вниз.

Вы не сможете работать! — крикнул он сверху.

Это вряд ли!

Воспоминания о сегодняшней ночи будут вас преследовать!

А этого я не допущу!

Вы не сможете меня забыть! — выкрикнул Джон.

Нина никогда прежде не слышала его крика. Он потряс ее от макушки до кончиков ног. Чтобы не застыть, как жена Лота, она рванула дверь и, не оглядываясь, выскочила наружу.

Она была настроена прийти в офис и заняться работой, словно в ее жизни ничего не произошло. Ничто не должно отвлекать ее от работы: ни занятие любовью с Джоном, ни его великолепное тело, ни его самоотдача в любви. Она должна работать, делать деньги, открыть собственное дело и стать абсолютно независимой женщиной!

Сейчас она окунулась в работу более целеустремленно, чем обычно по субботам. Она вернулась домой около девяти, а следующим утром встала в семь, чтобы успеть в Хартфорд на семинар. К моменту возвращения Нина чувствовала себя горячей, потной и нездоровой. Состояние ее было похоже на то, как она чувствовала себя в ту пятничную ночь. Обвинив в своем недомогании Джона, она даже не стала отвечать на долгие телефонные звонки, продолжавшиеся весь вечер. Вместо этого она засела за работу, просчитав несколько вариантов процентных ставок и налогов. Она трудилась до двух ночи, пока совершенно не обессилела, с трудом добралась до постели и, прикоснувшись к подушке, тотчас же уснула.

Следующим утром в девять часов Ли постучала в дверь кабинета Нины.

Ты уже давно здесь? — спросила она.

С восьми. — Нина рылась в груде бумаг. — Через несколько минут я еду показывать Шейди-Хилл, девяносто три!

Ли подошла ближе к столу Нины.

Какая-то ты сегодня странная!

Странная?

Бледная, утомленная.

Я думаю, это из-за живота, а может быть, из-за чего другого. На всякий случай не подходи слишком близко! — пошутила она, но Ли, принимавшая все всерьез, мгновенно отскочила к двери.

Не знаю, что с тобой, но заражаться я не хочу! В пятницу вечером я устраиваю обед в доме у Тома! Кроме нас будут еще три пары друзей.

Нина исподлобья взглянула на Ли.

И ты готовишь обед?

Я знаю, сейчас ты скажешь, что я сумасшедшая, — затараторила Ли, — но я хочу сделать это, Нина! Том не просил меня, я предложила сама!

Но он же оставил тебя одну в два прошлых уик-энда, а сам уехал играть в Нью-Йорк!

В Чикаго! Но это его бизнес!

Два уик-энда?

Да. Но он думал обо мне. Я показывала тебе шарф, который он привез мне после прошлого уик-энда! А в этот раз он прислал мне цветы! Не похоже, чтобы он ухаживал за другой женщиной.

Нина скептически усмехнулась, на что Ли мгновенно отреагировала:

Он меня любит!

Нина мягко возразила:

Он любит все, что ты для него делаешь, а тебе нравится принадлежать ему!

Ну и что же в этом плохого?

Ничего! — Она хотела добавить «только» и еще что-нибудь сказать, но вовремя сдержалась.

Ей очень не хотелось, чтобы Ли причинили боль, но пресловутого Тома она ненавидела всей душой. Ли цеплялась за этого человека, поэтому все доводы Нины в любом случае были обречены на неудачу. Ситуация была безнадежной. А Нина терпеть не могла безнадежных ситуаций. Особенно когда бывала утомлена.

Послушай, — сказала она, заставив себя улыбнуться. — Может быть, у вас все получится. Может быть, я, прожженный циник, жестоко ошибаюсь. — Она попыталась растянуть последнюю фразу, но получилось как-то плоско.

Ты, наверное, паршиво себя чувствуешь, — прокомментировала Ли, уставившись на Нину странным взглядом. — Мы спорили о Томе многие месяцы, но ты никогда не сдавалась!

Я и сейчас не сдаюсь, просто беру передышку. Скоро я тебе скажу все, что думаю по этому поводу.

Помолчав минуту, Ли мягко, встревоженно спросила:

Ты уверена, что не подцепила какую-то заразу?

Проблема с животом и матерью. Что-то с ней не ладно.

Ты разговаривала с ее врачом?

Нина стала собирать свои бумаги.

Несколько минут назад. Кажется, у нее снова начались припадки. Состояние нестабильное.

Наверное, тебе нужно съездить повидать ее?

Доктор предложил мне то же самое. Снова. Но как я могу поехать туда, когда здесь у меня такая куча дел? Эти припадки могут продолжаться довольно долго, а она даже и не узнает, что я приезжала к ней!

Но ведь она твоя мать!

Я делаю для нее все, что могу! Она живет за мой счет в лучшем санатории, и я не возражаю. Но, чтобы платить за это, я должна работать! Счета сами по себе не оплачиваются!

Но ведь это всего лишь Омаха!

И я съезжу туда. Прямо сейчас, не откладывая дела в долгий ящик! Как только меня немного отпустит боль, я вылечу туда первым же самолетом! А теперь я пойду! Отойди от двери, а то я не ручаюсь за своих микробов!

Ли отошла от двери, и Нина спокойно вышла из офиса.

Микробы не покидали Нину ни в понедельник, ни во вторник, периодически заставляя ее корчиться от боли. К среде она поняла, что ее недомогание никак не связано с Джоном. Оно убило в ней всякое желание заняться сексом, поэтому, когда в среду ночью у ее двери появился Джон, она его впустила без опасений.

При свете лампочки в подъезде Нина разглядела лицо Джона, он был в ярости.

Всю неделю я пытался дозвониться до вас! Разве вы не получали мои сообщения?

С учащенным сердцебиением глядя на него, она вынуждена была признать, что ей грустно и что она испытывает угрызения совести.

Я была очень занята.

Настолько заняты, что не могли ответить по телефону человеку, которого вы имели в кровати в прошлую субботу?

Все было наоборот! Это вы имели меня в кровати!

Будем спорить, кто желал этого больше? — Джон замолчал, и что-то привело его в замешательство. Он изучающе смотрел на нее и наконец, произнес: — Вы ужасно выглядите!

Благодарю вас!

Нет, я серьезно! — Его ярость мгновенно испарилась. Вглядевшись в ее лицо, он заботливо поинтересовался: — Вам плохо?

Все в порядке, только я занята.

То, чем вы заняты, здоровья вам не прибавит.

И совсем я не много работаю. Просто сейчас разгар сезона. Приходите следующей осенью...

Следующей осенью! Если вы не снизите свой темп, до осени вы не продержитесь!

Я занимаюсь этим каждый год. И этот год ничем не отличается от всех остальных, с той только разницей, что на этот раз я вижу свет в конце тоннеля. Если Кросслин-Райз удастся распродать так, как мне хочется, к следующему лету я буду самостоятельным человеком. Вот тогда я заставлю других работать на износ в разгар сезона!

Если еще будете живы.

Еще как буду!

Он молча смотрел на нее, и его задумчивый взгляд и успокаивал, и провоцировал ее. Решив не поддаваться на провокации, она начала успокаиваться. Наконец он спросил:

А как же мы?

А что — мы?

Смогу я видеться с вами?

Она помотала головой.

Мне нужно некоторое время.

Сколько?

Не знаю.

Послушайте, я же не прошу вас бросать работу.

А в прошлую субботу...

Потому что мне очень нравилось быть с вами, я не хотел, чтобы вы уходили. Но потом, подумав, я понял, что вы правы. У вас были назначены встречи, и вы не знали, что я приду. Поэтому сейчас я хочу только одного: договориться о времени, когда я буду приходить к вам.

Джон, но я же вам совсем не нравлюсь! — в отчаянии крикнула она.

Я не хочу, чтобы вы мне нравились. А это не одно и то же.

Но если вы не хотите, чтобы я вам нравилась, зачем вы просите назначить время встречи?

Хочу узнать, почему я люблю вас, даже если не хочу этого! Именно об этом я хотел поговорить в субботу утром, прежде чем нас отвлекли.

Нина поняла, что предстоит долгое обсуждение этого вопроса, но у нее не было настроения для долгих разговоров, так же как не было желания съесть что-нибудь. Ее снова скрутила боль в животе. Надо было бы показаться врачу, но на это у нее не было времени. Прежде всего — работа, все остальное подождет!

А можно поговорить об этом в другое время, Джон?

Несомненно, если вы скажете когда!

Я не знаю. Позвоните мне завтра, я проверю свой ежедневник.

Я позвоню, а вас не будет на месте, и вы мне не перезвоните!

На этот раз я обязательно отвечу на ваш звонок! — искренне ответила Нина, чувствуя настоятельную потребность поскорее подняться в спальню и нырнуть в постель. — А лучше я сама позвоню вам! — Она была готова обещать все что угодно, лишь бы Джон поскорее уехал. С каждой минутой ей становилось все хуже и хуже, и она держалась из последних сил, чтобы не показать этого.

Очевидно, ей это удалось, потому что Джон успокоился.

Так вы мне позвоните?

Она кивнула:

Первое, что я сделаю, войдя завтра в кабинет, — это позвоню вам! Тогда и договоримся о времени, хорошо?

Джон немного подумал и кивнул:

Я буду ждать!

Его глаза уставились на ее губы, и Нина с ужасом подумала, что перед уходом он захочет поцеловать ее. С одной стороны, его поцелуй мог стать для нее живительным бальзамом, с другой — она сможет обойтись и без этого. Ей было так паршиво, а тут еще Джон!

Наконец он отступил назад и медленно, прогулочным шагом пошел к своему автомобилю. Нина с удовольствием поглядела на его удаляющуюся фигуру, закрыла дверь и прислонилась к ней прежде, чем подняться наверх.

Несмотря на ранний час, она отправилась в постель. Разговор с Джоном отнял у нее последние силы. Наверное, правы те, кто говорил ей, что она слишком мало спит. Вот сейчас она, плюнув на работу, попытается хорошо выспаться!

Сон был прерывистым. Она дремала, пробуждаясь на несколько минут от боли в животе, и засыпала снова. Вертясь в постели, она просыпалась каждый час. Боль в животе становилась все сильнее и уже почти не прекращалась. Не в состоянии встать, чтобы достать пилюли, она пила воду из стакана или пиво, предусмотрительно приготовленные на тумбочке, но ничего не помогало. Некоторое время она все же поспала, но проснулась вся в поту от острой боли.

Нина перепугалась. У нее не было времени для болезни! Она не могла позволить себе болеть! Отчаянно ища причину своего недомогания, она вспоминала, что в последние дни ела, но не могла припомнить ничего опасного для желудка. Глотнув пива, она легла снова, но боль стала еще резче.

Нина начала жалеть, что не обратилась к врачу. А что, если сделать это сейчас? Но, кроме ее гинеколога, у нее не было знакомых докторов, она в них просто не нуждалась. Кроме того, сейчас уже шел двенадцатый час ночи! Просто неприлично в такое время тревожить врача, ведь не умирает же она, в самом деле! Если будет хуже, утром она сделает несколько звонков и вызовет врача.

Решив поступить именно так, она снова ненадолго уснула, но проснулась от своего крика. Боль в животе стала невыносимой. Она села, сжала руками живот и с трудом отдышалась.

Ее обуял ужас. Что-то с ней происходит не то! А она не знает, что с этим делать! Да если бы и знала, то вряд ли была в состоянии встать или даже распрямиться. Она едва могла пошевелиться.

Она смогла только дотянуться до телефона и дрожащими пальцами набрать домашний номер Джона. Телефон прозвонил дважды, прежде чем на другой стороне сняли трубку, но голоса она не услышала.

Джон! — слабо крикнула она. — Джон, это вы?

Через минуту она услышала неуверенный голос:

Нина?

Со мной что-то происходит! Ужасная боль. Я не знаю, что делать!

Джон спросил более твердым голосом:

Где болит?

Живот. Я хотела подождать до утра, но болит все сильнее! Со мной никогда такого не было!

У вас есть судороги?

Нет. Только боль. Очень сильная боль!

Болит с какой стороны?

Не знаю! По-моему, болит весь живот! Нет, справа болит больше!

Джон говорил спокойно и нежно:

Слушайте, детка, сейчас я сбегаю за няней... это недалеко.

Джон, ведь сейчас два часа ночи. Не можете же вы...

Вы сможете добраться до входной двери?

Не знаю. Думаю, смогу.

Тогда ползите вниз, отоприте дверь и ждите меня! Я буду у вас не позднее чем через десять минут!

О боже, Джон, я сожалею...

Ползите вниз и ждите!

Хорошо.

Дрожа, она повесила трубку. Боясь возвращения боли, она бы ни за что не встала с постели, но надо было спуститься с лестницы, отпереть дверь и ждать Джона. Нина с трудом поднялась и потащилась к двери. Скрючившись от боли, она оперлась о косяк, отдышалась и вышла на лестницу. Сев на верхнюю ступеньку, она потихоньку начала спускаться. Ее сил хватило, чтобы добраться до входной двери и отпереть ее. Тут ее снова скрутила мучительная боль, и она рухнула на спину на нижнюю ступеньку.

По-видимому, это был обморок, потому что, очнувшись, она увидела возле себя Джона, присевшего на корточки.

Нина, Нина! — звал он беспокойным голосом, поглаживая прохладной рукой ее горящие лоб, шею и щеки.

Нина открыла глаза.

Все в порядке, — сказала она откуда-то издалека.

Внутри у нее все горело. С мучительным стоном она снова закрыла глаза.

Все будет прекрасно! — произнес Джон, поднимая ее на руки.

Слова дошли до нее сквозь какой-то туман, но прикосновение его рук подействовало на нее живительно. Все, что происходило в ее теле, казалось, отдаляло ее от мира, но оставалось интуитивное чувство — доверие. Джону она доверяла. Поэтому, оказавшись в его руках и поняв, что он несет ее к своему автомобилю, она поверила, что все будет в порядке, а это придало ей сил в борьбе с болью.

В течение следующих нескольких дней Нину мучила бессонница. Она спала урывками, приходя в себя лишь ненадолго, чтобы узнать, что с ней произошло и как она перенесла анестезию и болеутоляющие лекарства. Время от времени, проснувшись, она видела склонившихся над ней врачей, они задавали множество вопросов, на которые у нее не было сил отвечать. Время от времени ее тормошили сестры, то для того, чтобы помыть, то — поставить капельницу.

Иногда среди них появлялся Джон. Из всех лиц она воспринимала лишь его лицо. В ее дремлющем мозгу регистрировались только те слова, что произносил он.

У вас прорвался нагноившийся аппендикс, — сообщил он ей в их первую встречу после операции.

Прорвался? — прошептала Нина.

Он сидел на ее кровати и держал обеими руками ее руку.

Но теперь все хорошо! Все будет прекрасно!

В другой раз, проснувшись, она увидела его, сидящего рядом с ней на постели. Хриплым голосом Нина спросила:

Что они там делали?

Джон криво улыбнулся.

Вынимали ваш аппендикс и промывали брюшную полость. А потом зашили рану.

Поднеся руку к животу, Нина обнаружила там горы бинтов.

Как плотно они меня замотали!

Скоро их снимут. Как вы себя чувствуете?

Мне жарко.

Это воспаление, но вам дают антибиотики. Они подействуют довольно скоро. Вам больно?

Немного. И я очень устала.

Погладив ее щеку тыльной стороной руки, он сказал:

Тогда спите!

Чувствуя его рядом, Нина уснула, и эти часы сна были самыми лучшими. Когда она проснулась одна, снова вернулась боль и ощущение жара, но она опять погрузилась в спасительный сон. Правда, один из них был холодным и странно пугающим.

Если бы она сумела проанализировать его! Но она не умела.

Почти трое суток Нина мучилась от жара и боли. На четвертые сутки стали, наконец, появляться признаки улучшения. Доктора первыми заметили это. Потом в палате возникли сестры, чтобы провести свои ежедневные процедуры. Только после них появился Джон.

Когда он вошел в ее палату, Нина не спала. Лицо его прояснилось, когда он увидел ее открытые глаза.

Эй! — сказал он, подходя к ней. — Вы сегодня пободрее...

Наконец! — Ее голос был еще сухим, слабым и хриплым, да и чувствовала она себя еще очень слабой, но ее вид ему понравился.

Сегодня вы выглядите лучше!

Я ужасно выгляжу.

Вы смотрели на себя в зеркало? — поддразнил Джон.

Нина покрутила головой, что означало «нет».

Меня заставили встать с кровати!

Это же здорово! — произнес он с энтузиазмом, но тут же осекся. — Ну и как?

Ужасно! Я не могу стоять прямо!

Это пройдет.

У меня кружится голова, я чуть не упала в обморок, хотя прошла всего лишь от кровати до ванной. Это ужасно!

А вы думали, что после всего, что с вами произошло, вы вскочите с кровати и станцуете джигу?

Нет, но я думала, что буду, по крайней мере, в состоянии ходить! Почти три дня я лежала здесь и ничего не делала!

Ничего не делала? — На мгновение его брови взлетели от изумления. Когда они опустились, он мрачно произнес: — Детка, вы трое суток боролись за свою жизнь! Все это время вы были на грани жизни и смерти! Разве доктора вам этого не сказали?

Доктора всегда все преувеличивают!

Но не на этот раз, — возразил Джон, и выражение его лица подтвердило его слова. — Нина, вы были действительно очень плохи. Доктора даже интересовались, есть ли у вас родственники, которым можно сообщить в случае неблагоприятного исхода!

Это немного отрезвило ее.

И что же вы им сказали?

Я передал лишь то, что мне сообщила Ли.

Ли?

В четверг утром я позвонил в ваш офис, чтобы сообщить, почему вы не вышли на работу. Мне ответила Ли. Пару раз она приходила сюда, но вы спали. — Устроившись поудобнее на краешке кровати, Джон произнес тихим голосом:

Она рассказала мне о вашей матери. Мне очень жаль, Нина. Я не знал, что ваша мать настолько больна.

Нина закрыла глаза.

Она болеет уже много лет.

Ли сказала мне об этом.

Джон умолк, давая возможность Нине рассказать ему о матери, но та не захотела. В эти несколько дней, пробуждаясь, она думала о матери больше, чем та, возможно, ожидала. В голову лезли странные мысли, которые стали ей понятными лишь теперь, когда она сама оказалась тяжело больна.

Хотите поспать? — шепнул Джон.

Нина тряхнула головой и, не открывая глаз, шепнула в ответ:

Мне так хорошо!

Он взял ее за руку.

Если хотите, можете спать. Я побуду здесь до вашего пробуждения.

Вы и так уже давно сидите возле меня.

Всякий раз, когда могу!

Вы не должны проводить возле меня столько времени.

Но это важно!

Но у вас же масса своих дел!

Их можно отложить. Мне хочется сейчас быть рядом с вами.

При этих словах Нина почувствовала комок в горле. Повернув голову, она пробормотала:

Я очень сожалею.

О чем?

О том, что причиняю вам столько хлопот. У вас ведь есть дела поважнее, чем сидеть рядом со мной. Вы должны быть дома с Джи-Джи!

Джи-Джи с няней, и очень доволен.

Теперь он проводит больше времени с няней, чем с вами, и все это из-за меня! Сначала я вытаскиваю вас из дома посреди ночи...

Джон тихо коснулся ее губ, заставляя молчать.

И слава богу, что вытащили меня из дома посреди ночи! Если бы вы ждали до утра, возможно, было бы уже слишком поздно. А что касается моего пребывания здесь, я ничего не имею против! Считайте меня своим начальником! Я хочу удостовериться, что вы не навредите себе своей работой!

Начальник! Нина не знала, был ли он начальником или кем-то еще, но зато хорошо знала — он необыкновенный человек!

Ли, конечно, заезжала посетить ее, но сразу же уехала. Другие друзья посылали открытки и цветы, но только Джон регулярно приезжал и надолго оставался с нею.

На глаза Нины навернулись слезы. Она попробовала повернуться, чтобы скрыть их, но попытка заставила ее вздрогнуть от боли. Руки Джона тотчас же оказались возле ее подушки и поправили ее.

Теперь удобнее? — спросил он, наклонившись к ее плечу.

Нина кивнула. Спустя секунду она почувствовала, как он нежно вытирает слезы, сбежавшие по щекам.

Ах, Нина, — прошептал он.

Все в порядке, — прошептала она в ответ. — Просто мне надо немного отдохнуть. — Отняв его руку от своей щеки, она положила ее себе на грудь. — Хоть немного отдохнуть, — пробормотала она и позволила себе заснуть.

Джон был рядом, когда она проснулась, а потом просидел с ней всю следующую ночь и следующее утро. Он помог ей встать с кровати, дойти до ванной и вернуться в постель. Он сидел рядом с ней, когда она сначала съела «Джелло»[2], потом заварной крем, а немного позже — яйцо всмятку. В конце дня он ненадолго уехал, уложил спать Джи-Джи и снова вернулся в больницу, где просидел возле Нины до одиннадцати.

К утру вторника, когда шел уже шестой день ее пребывания в больнице, Нина, наконец, почувствовала себя лучше. Внутривенные вливания были заменены таблетками, бинты сняты и заменены бактерицидной липкой лентой. Она еще много спала днем, но уже начала подумывать о работе. Каждый день безделья в больнице она считала потраченным зря.

Когда я смогу уехать домой? — спросила она доктора.

После проверки швов и изучения истории болезни, казалось, все его вполне удовлетворило.

Через два-три дня.

Два-три дня? — удивилась Нина. — Но ведь все идет хорошо! Боли уже нет, и никакого лечения мне не требуется!

Нина сама отказалась от обезболивающих средств, она не хотела привыкать к ним.

Но опасность инфекции еще осталась, — возразил доктор. — Вы перенесли серьезную операцию. Нам нужно еще раз все проверить, а вам не мешает отдохнуть!

Я могу отдыхать и дома!

Но будете ли вы дома отдыхать?

Доктор был мужчиной средних лет, с приятными манерами, тонким чувством юмора и очень выразительными глазами. «Я знаком с вашим типом людей!» — говорил его взгляд, и винить в этом Нина могла только себя. Она рассказала ему о своей работе, и, возможно, в ее рассказе он заметил признаки непреодолимого трудоголизма.

Вы ведь живете одна? Значит, проследить за тем, что вы делаете или не делаете, некому?

Я большая девочка и могу сама проследить за собой!

Но будете ли вы это делать?

Я отдохну!

С ручкой в одной руке и телефоном в другой? — упрекнул доктор. — Нет, я предпочел бы, чтобы вы еще несколько дней пробыли под нашим наблюдением!

Но в больнице же не хватает мест!

Для больных место всегда найдется!

Но я не больна!

Вы были очень больны. Более больны, чем некоторые. И только чудом остались живы! Я далеко не уверен, что вы отдохнете дома.

Несмотря на утомительный спор, Нина сдаваться не собиралась.

Лучше я посижу дома, чем останусь здесь! Когда я действительно болела, ничто не мешало мне спать, а теперь я просыпаюсь от малейшего шороха в палате, да и вы, врачи, будите нас уже в шесть утра!

Нина, вы еще слабы и нуждаетесь в наблюдении.

Доктор, а что, если этим займусь я? — раздался низкий голос.

Нина повернула голову, увидела Джона и немного успокоилась. В его тихом голосе слышались властные нотки. Он мог поспорить с доктором, потому что знал, как она себя чувствует.

Повернувшись к Джону, доктор спросил:

А вы можете сделать это?

Если она некоторое время поживет у меня дома, то смогу!

Пожить в его доме? Вовсе не об этом мечтала Нина. Ни в коем случае!

Джон, подождите минутку! Это будет жестоко.

Почему? — спросил Джон, подходя к ее кровати. — У меня есть отличная гостевая комната с прекрасной кроватью, где вы сможете спать, как у себя дома, и вас никто не побеспокоит.

Но Нина знала, что там нет телефона и туда к ней никто не зайдет с работы с новостями из офиса. Джон просто этого не допустит, и она потеряет связь с клиентами!

Я мог бы проследить за вашим питанием, и всегда увижу, как вы себя чувствуете, чтобы вовремя вмешаться и довезти вас до больницы. — Джон пристально посмотрел на доктора. — Вы отпустите вашу пациентку, если я увезу ее к себе?

Доктор без лишних размышлений ответил:

Да.

То, как они легко договорились с доктором, взбесило Нину.

Просто смешно! — ледяным тоном произнесла она. Силы уходили, и это ее пугало. Нина обратилась к Джону: — А как же Джи-Джи?

А что вас беспокоит?

Но он же увидит меня!

Джон подумал.

Да.

Но вы же этого не хотите?

Послушайте, — прервал их доктор. — Это ваше личное дело. Если вы хотите забрать ее, забирайте, но только сегодня днем. Нужно сделать еще заключительный анализ крови, а потом можете увозить. Когда решите, что будете делать, оставьте на столе расписку. Сегодня я в больнице целый день.

Доктор Кейн! — слабо позвала Нина. Ей хотелось уехать к себе домой, а не к Джону. Она не хотела быть ему обязанной. И ей хотелось свободно работать!

Я вернусь! — пообещал доктор и исчез.

Нина глубоко вздохнула и медленно опустилась на подушку.

Вы устали? — спросил Джон.

Она хотела с ним поспорить, но не хватало сил, и она тихо кивнула.

Кейн сказал, что это состояние продержится еще некоторое время.

Нина хотела его спросить, когда он успел переговорить с доктором, но это было глупо. Ведь именно Джон в ту кошмарную ночь привез ее в больницу, и именно он мог объяснить, что с ней произошло, потому что она была без сознания. Именно он сидел в комнате ожидания, пока ее оперировали, а потом сидел возле ее кровати и ожидал, пока она придет в себя после наркоза. Конечно, Джон говорил с доктором, и, естественно, доктор доверял ему.

Она тоже, но поселиться в его доме не хотела. Это означало вторжение в его жизнь, которая существенно отличалась от ее собственной. Кроме того, это означало неизбежную встречу с Джи-Джи.

Словно читая ее мысли, Джон аккуратно присел к ней на кровать.

Я много думал об этом, Нина! Идея взять вас к себе домой не родилась внезапно. Если вы уходите из больницы, то с вами обязательно должен быть кто-то, кто позаботится о вас!

Я могу сама позаботиться о себе!

Возможно, через несколько дней, но не теперь! Вам нужно отдохнуть. Вы не должны думать о приготовлении пищи, когда захотите поесть, подходить к телефону, бегать по лестнице, чтобы открыть дверь, когда к вам кто-то придет! И главное, вы не должны работать! Работа подождет, пока вы окончательно не поправитесь!

При других обстоятельствах Нина вступила бы с ним в пререкания, но или она была слишком слаба для этого, или слишком уж убедительно звучала его речь. Пусть делает что хочет, решила она. Вопрос работы казался ей сейчас не таким уж важным, ее больше волновал сынишка Джона.

А как же Джи-Джи? — снова очень тихо спросила она. — Что вы ему скажете, если я буду жить у вас?

То же самое, что говорил всю неделю: что вы мой друг и вы больны.

В вашем доме я буду лишней.

Он помотал головой.

Вы не требовательны. Вы и здесь-то едва позволяли мне помогать вам. Я не могу представить, чтобы у меня дома вы превратились в избалованную стерву.

Но там же Джи-Джи,

Джон пристально оглядел ее.

Вы, кажется, зациклились на этом. Он всего лишь ребенок.

«Всего лишь ребенок»? Он ваш ребенок, и этим все сказано. Вы не хотели, чтобы я с ним встречалась...

Ну, это мы уже слышали. Почему вы так думаете?

Вы всегда приглашаете няню, когда встречаетесь со мной.

У него пересохли губы.

Потому что, когда я вижу вас, мне хочется делать с вами то, что не предназначено для детских глаз.

В воскресенье, когда вы приходили в офис за брошюрой, вы могли бы привести его, но не сделали этого. Вы оставили его с друзьями на пляже.

Потому что ему там было весело.

А если бы он начал плакать, когда вы уходили, вы бы взяли его с собой?

Может быть, — с минуту подумав, ответил Джон и медленно добавил: — Но, может быть, в некотором отношении вы и правы. Я хочу защитить Джи-Джи от боли, поэтому веду довольно замкнутый образ жизни. Моя работа идеально для этого подходит. Ко мне не так часто приходят незнакомые люди, тем более женщины. Я не хотел его смущать.

Если вы сейчас привезете меня, это его смутит.

Он задумался.

Я могу объяснить, что вы мой друг.

Но я буду у вас, в вашем доме, а затем, когда мне станет лучше, я уйду. Это его не смутит?

Я объясню, что вам стало лучше.

Нина не очень четко выражала свои мысли, и чем больше она утомлялась, тем больше тумана было в ее голове. Закрыв глаза, она вздохнула:

Ах, Джон.

Что? — спросил он мягко, ласково и нежно.

Я совершенно не умею обращаться с детьми. Я не знаю, что делать, а Джи-Джи не просто ребенок. Он особенный. Что, если я сделаю что-нибудь не то? Что, если я скажу что-нибудь не то?

Последовало молчание, она осмелилась открыть глаза. Взгляд Джона был так же нежен, как и его голос.

У меня дома вы будете не работать, а отдыхать, — произнес он с печальной улыбкой. — Кроме того, вам нечего беспокоиться о том, что вы скажете при Джи-Джи что-то не то. Он вас все равно не услышит.

Почувствовав печаль в голосе Джона, она закрыла глаза. Сквозь кокон темноты и слабости до нее доносились его слова.

Я бы хотел, чтобы вы познакомились с ним, Нина. Я бы хотел, чтобы он познакомился с вами. Время пришло.

Она не совсем понимала смысл того, что он говорил, но почему-то не придавала этому значения. Если Джон действительно так хочет, чтобы она восстанавливалась у него дома, что ж, она поедет к нему. Хотя опасность, конечно, существует. Ей придется постоянно отстаивать свою независимость. Но она больна. А он предлагает ей свою помощь. И лишь затаенные уголки ее сознания — называйте это беспринципностью, любопытством или старым, как мир, эгоизмом — подсказывали ей, что она действительно хочет принять его заботу.