Глава 7

Доктор сделал необходимые исследования и, оставшись удовлетворенным состоянием Нины, наконец, отпустил ее на попечение Джона. Надев свободный сарафан и босоножки, принесенные Ли, она медленно прошла к лифту, опираясь на руку Джона.

Он пристально разглядывал ее лицо.

Вы в порядке?

Да.

Как бы ей хотелось, чтобы это было правдой! Она ощущала слабость в ногах и очень чувствовала шов при ходьбе. Доктор пообещал, что неприятные ощущения будут проходить постепенно день за днем, но она была нетерпелива. Она не умела болеть. То, что придется снизить темп жизни, расстраивало ее.

Как бы то ни было, спустившись на лифте и пройдя до парковочной площадки, она была рада удобно устроиться на сиденье в машине, откинуться на спинку кресла и перевести дыхание.

Вы бледны, как привидение, — заметил Джон, садясь рядом с ней. — Вы уверены, что не хотите еще побыть в больнице?

Она помотала головой. Самое последнее, чего ей хотелось, — это возвращаться туда. Ей было куда пойти, ей было что делать, и хотя она с большим удовольствием отправилась бы к себе домой, по настоянию доктора ей придется довольствоваться домом Джона. По крайней мере, она сможет спать, когда захочет, а в остальное время думать. Может быть, Джон не позволит ей часами разговаривать по телефону, но она сможет составить план работы и написать для Ли инструкции относительно Кросслин-Райз.

Скоро я поправлюсь. Просто я слишком долго провалялась в постели и отвыкла от вертикального положения!

Попробуйте лечь иначе! — Джон мягко положил ее голову к себе на колени. — Так лучше?

Нина вздохнула:

Значительно лучше!

Включив мотор, Джон осторожно тронулся с места.

Вот так же вы лежали, когда я вез вас в больницу той ужасной ночью. Вы помните?

Конечно, нет! Я совершенно ничего не помню.

Джон погладил ее по голове:

Мне тогда было очень страшно!

Вы уже тогда поняли, что со мной случилось?

Да. Поэтому мне и было очень страшно. Однажды я был свидетелем смерти человека, с которым случилось то же самое, что с вами. Я предположил, что у вас вскрылся нагноившийся аппендикс, но не понял, когда это произошло. Наверное, незадолго до того, как вы мне позвонили.

Нина дрожала.

Вам холодно? — Джон уже потянулся к кондиционеру, но она тряхнула головой.

Просто я вспомнила ту ужасную боль. Ничего хуже со мной никогда не было!

Спасибо, что догадались позвонить мне!

Она часто думала об этом, еще лежа на больничной койке. Ведь она могла позвонить Ли, позвонить Мартину или по 911, но позвонила Джону! Она, всю свою жизнь стремившаяся к независимости и самостоятельности, выбрала именно Джона, имевшего на плечах самую трезвую и спокойную голову!

Поймав его руку, она положила ее себе под подбородок.

Я не поблагодарила вас! Вы приехали, знали, что нужно сделать, и сделали! Вы спасли мне жизнь!

Он откашлялся:

Сейчас самое время зазвучать скрипкам!

Я тоже так думаю! Я вам очень благодарна, Джон!

Хорошо. Докажите вашу благодарность: побудьте несколько дней хорошей девочкой и полежите в постели!

Опять в постели?

По крайней мере, первое время!

Нина поудобнее устроилась на его бедре и замолкла. Улыбнувшись, Джон спросил:

Ну что? Никаких возражений?

Я очень устала, — задумчиво произнесла она, отвечая себе на свой же вопрос. Поехать к Джону было против ее правил, но обстоятельства требовали того. — В больнице я этого не понимала, мне только хотелось поскорее уйти оттуда. А теперь я хочу отдохнуть!

Вот и отдыхайте! Мы скоро приедем!

Гул мотора и тепло бедра Джона убаюкали ее.

Разбудите меня немного раньше, чем мы приедем к вам!

Зачем?

Тогда ваши соседи не увидят, как я подниму голову с ваших коленей. А то ведь подумают бог знает что!

Джон усмехнулся:

Хорошо. Я разбужу вас, но если засну сам, то вы разбудите меня! Тогда уж соседям будет о чем посудачить!

Если бы Нина хорошо себя чувствовала, она бы оценила двусмысленную шутку книжного Джона и поддержала бы игру, но ей было неважно, и потому секс сейчас ее не интересовал. Почти. И все же она не могла не улыбнуться, представляя, как почтенный продавец книг поведет ее к дому по лужайке.

Очень скоро он подтолкнул ее и скомандовал:

Выпрямитесь и улыбайтесь!

Заворачивая на свою улицу, он помог ей сесть, а через секунду остановил автомобиль у боковой двери.

Нина ожидала, что Джон поставит машину в гараж, стоящий далеко позади дома, но шагать от гаража к дому было выше ее сил. Она все еще чувствовала слабость, но он все предусмотрел.

С помощью Джона Нина выбралась из машины и пошла к двери. Сердце ее заколотилось, но она приписала это своей слабости, что отчасти было верно. Но еще она была очень возбуждена.

А что сейчас делает Джи-Джи? Где он? Смотрит телевизор? — шепотом спросила она.

Иногда. Но сейчас, думаю, его нет дома.

Джон потянул открытую дверь.

Где же он?

С девочками.

С одной стороны, Нина почувствовала облегчение, с другой — разочарование. Начиная подъем по лестнице при поддержке Джона и цепляясь за перила, она произнесла:

Я начинаю думать, что он фантом! Я никогда его не вижу, хотя всегда жду встречи с ним.

Он обязательно вернется, — пообещал Джон, крепче сжав ее руку. — Возможно, подниматься по лестнице было не самой лучшей идеей, — пробормотал он.

Дома мне тоже пришлось бы подняться по лестнице, — раздраженно ответила она. — Как только я доберусь до верха, мне будет лучше!

Вам станет лучше, когда вы ляжете в кровать!

Нина с ним согласилась.

Дом был выдержан в коричневых и голубых тонах. Мимо гостиной Джон провел ее по коридору к самой последней комнате, выдержанной в сине-белых тонах, простой, но довольно уютной, хотя больше всего на свете ее интересовала кровать. Большая двуспальная кровать с двумя мягкими подушками и стеганым, уже отвернутым одеялом. Последним отчаянным броском она достигла постели, села на краешек и, прижав руки к животу, прилегла на подушку. Джон, сняв с нее туфли, поднял ее ноги и положил на кровать. Она вздохнула и закрыла глаза:

Ах, как хорошо!

Вы вся в поту!

Мне хорошо!

Ли положила вам ночную рубашку?

Должно быть.

Она услышала, как Джон снял с плеча сумку, поставил ее на стул и начал в ней рыться.

Вот эта очень симпатичная! — прокомментировал он.

Нина с трудом оторвала от подушки голову. Ну конечно, Ли положила ей самую узкую ночную рубашку! Она же не может ее надеть, когда в доме маленький мальчик!

Да ладно! Я побуду в этом! — Пока ночное белье ее не волновало.

Но Джон придумал другое. Он на минуту оставил ее одну и вернулся со своей рубашкой.

Она будет вам как раз до колен, достаточно свободная и приличная, — сказал он, расстегивая рубашку.

Нина была слишком слаба, чтобы протестовать, когда Джон помог ей освободиться от сарафана и надеть рубашку. Некоторые пуговицы она все же застегнула сама, а когда она легла, Джон закатал ей рукава. Взглянув и оценив свою работу, он включил вентилятор.

Хорошо! — с легкой улыбкой произнесла она, почувствовав на лице легкие струи свежего воздуха. Но самым приятным для нее были чистая рубашка Джона, удобный матрас, каким не могла похвастать больница, и свежее постельное белье, не пахнущее дезинфекцией. — Пожалуй, некоторое время я отдохну! — пробормотала она и провалилась в глубокий сон.



* * *

Проснувшись, Нина вначале не поняла, где она. Больницей не пахло, а пахло чем-то приятным. Может быть, она дома, но что за непонятный звук? Вроде бы вентилятор, но у нее же его не было? Потом она вспомнила и медленно открыла глаза.

Перед ней почти на уровне глаз на расстоянии вытянутой руки стоял Джи-Джи Сойер. У него были густые блестящие волосы, светлее, чем у отца, падающие челкой на лоб, гладкая загорелая кожа, маленький нос и серьезное выражение лица. На нем была выцветшая футболка и хлопчатобумажные шорты. Кроме того, он был босой. Мальчик был стройным, но далеко не тощим. А она-то представляла его себе заморышем! Если бы не толстые стекла очков и слуховые аппараты в обоих ушах, его вполне можно было бы представить дерущимся с мальчишками, как любого нормального четырехлетнего ребенка.

Почувствовав порыв неожиданной симпатии к малышу, Нина улыбнулась.

Привет! — сказала она.

Желая спросить, купался ли он, Нина изобразила рукой маленькие волны.

Он махнул ей в ответ, но что-то на ее запястье привлекло его внимание. Она проследила за его взглядом и поняла, что его интересует идентификационный браслет, который с нее не сняли в больнице. Протянув руку, она дала возможность мальчику рассмотреть его.

Джи-Джи медленно поворачивал браслет сначала в одну сторону, потом в другую.

Если бы Нина могла снять браслет сама, она бы отдала его мальчику, но, чтобы разрезать ленту, требовались ножницы. Нина пальцами показала Джи-Джи, как нужно разрезать ленту, и указала ему на дверь.

Глаза Джи-Джи, увеличенные очками, уставились на Нину. Она улыбнулась, кивнула и снова сделала движение пальцами, имитируя работу ножниц.

Без звука мальчик повернулся и выбежал из комнаты.

Чувствуя, как учащается ее пульс, Нина вздохнула и задумалась: или мальчик не понял ее жестов, или побежал к отцу, рассказать о странном поведении женщины в гостевой комнате? Что мог подумать четырехлетний ребенок? Все ли дети пользовались ножницами? Или они это делали в более старшем возрасте? Она попробовала вспомнить, как бы поступила она, когда ей было всего четыре года, но поняла, что это бесполезно. Ей не о чем было вспоминать!

Не успела она додумать свою мысль до конца, как Джи-Джи вернулся в комнату с парой маленьких ножниц с тупыми концами. Обрадованная тем, что ее поняли, Нина протянула малышу руку.

Ты сможешь его разрезать? — спросила она, указывая на ножницы, на браслет и обратно.

Раскрыв ножницы, он засунул их под браслет и попытался разрезать, но пластиковая лента не поддавалась тупым лезвиям.

Попробуй еще раз, — предложила Нина. Подняв в знак поддержки большие пальцы, Нина вдвинула полосу пластика поглубже в раствор ножниц.

Джи-Джи повторил попытку разрезать полоску, но безрезультатно. Брови его нахмурились, а рот упрямо сжался.

Чувствуя, что мальчик расстроился, Нина вдвинула непокорную полоску еще глубже в раствор ножниц и сделала несколько движений пальцами. Мальчик намек понял. Он начал мелкими нажатиями ножниц отстригать полоску. Как только ему удалось сделать начальный надрез, дело пошло быстрее.

К моменту, когда полоска была разрезана, Нина уже вся покрылась холодным потом.

Ну ты молодец! — усмехнулась она.

Мальчик, довольный, смотрел на вожделенную полоску пластмассы.

Спасибо, — промолвила Нина, и он улыбнулся еще шире, неотрывно глядя на ее руку, когда она протянула ему полоску. — Бери, если хочешь! Ты ее заработал!

Возможно, мальчик не услышал ее и не сумел прочесть по губам ее слова, потому что не смотрелей в лицо, всецело занятый полоской, но он явно был взволнован.

Тогда Нина подтолкнула полоску ему в руку и кивнула. Он зажал полоску в кулачке, повернулся и выбежал из комнаты.

Нина откинулась на подушку, пробуя унять сердцебиение. Джи-Джи добился своего, но она была измучена, хотя понимала, что это самый значительный день в ее жизни! Если она сегодня отдохнет, завтра ей станет легче.

Как только она закрыла глаза, снова в комнате раздался топот маленьких ножек. Держа в одном кулачке браслет и зажав что-то в другом, вернулся сияющий Джи-Джи. Присев на корточки около кровати, он засунул браслет между коленок, разжал второй кулачок, поправил его содержимое, встал и предложил Нине пять мармеладок, аккуратно разложенных на ладошке.

С прошлой недели Нина еще почти ничего не ела. Ее живот еще не пришел в норму. Плотный мармелад не был тем видом пищи, что рекомендовал бы ей доктор. Но она, ловя внимательный взгляд Джи-Джи, одну за другой, нахваливая, съела все мармеладинки.

Прямо деликатес! — улыбнулась она мальчику и тихо произнесла: — Спасибо!

Он, не выпуская браслет, выбежал из комнаты. Нина ожидала, что спустя несколько минут он снова появится с чем-то, но он больше не вернулся. И слава богу: она чувствовала себя совершенно утомленной.

Осторожно повернувшись, она укрылась одеялом, закрыла глаза и уснула. На этот раз она проснулась, когда комната была залита ранним вечерним солнцем, и перед ее глазами был уже Сойер-старший.

Привет! — сказал он.

Джон сидел на краешке кровати. Интересно, давно ли он здесь?

Привет! — ответила она.

Хорошо поспали?

Отлично.

Как самочувствие? Лучше?

Пока да. Но через пять минут я снова устану!

Это пройдет.

Надеюсь.

Есть хотите?

Нет. Я перекусила перед сном. Съела пять мармеладин.

Мне уже доложили!

Он очень славный, Джон! Очень славный.

Рад слышать!

А он похож на свою мать? — Она не заметила никакого сходства между отцом и сыном, разве что волосы, хотя она же никогда не видела маленького Джона.

Джон думал об этом не меньше минуты, наконец, ответил:

Мне трудно сказать. Когда передо мной Джи-Джи, я вижу только его. Он самобытен, у него свой характер, он сам личность, возможно, из-за проблем, не знаю. Но я никогда не сравниваю его с другими детьми или взрослыми!

Он яркий и быстрый. Он понял все, что я ему говорила.

Так это вы научили его снять с вас браслет?

Он сказал вам?

Показал. Заставил меня привязать его на свою руку и теперь ходит с ним. — Джон поднял глаза и посмотрел куда-то вдаль. — Легок на помине. — Он сделал жест рукой и заговорил с той же подчеркнутой артикуляцией, с какой говорила Нина: — Давай входи!

Нина поинтересовалась:

Насколько хорошо ему это удается?

Читать по губам? Пока он понимает лишь короткие простые фразы. Но это только начало. — Посадив мальчика на колени, он представил ее: — Джи-Джи, это Нина! — Потом тихо засмеялся. — Было бы лучше, если бы он смотрел на мои губы, а не на вас. Впрочем, я его не упрекаю, — тихо добавил он.

Нина изобразила рукой маленькую волну, как делала это при первом знакомстве с Джи-Джи. На его ручке она заметила свой идентификационный браслет, аккуратно подогнанный по объему руки. Вокруг рта мальчика виднелось оранжевое кольцо.

Похоже, ты поел спагетти? — предположила она, пальцами как бы вытирая на себе пятно от соуса.

Джи-Джи начал тщательно повторять движения ее пальцев. Джон провел рукой ото рта, ладонью вверх, к другой руке. Откинув назад голову, Джи-Джи улыбнулся отцу.

Он знаком показал спагетти, — объяснил Джон, более аккуратно вытирая рот сына. — А я знаком похвалил его за аккуратную еду!

Он читает знаки?

Приблизительно столько же, сколько читает по губам. Мы все время следуем указаниям врачей, а навыки я закрепляю дома. Спагетти — его любимая еда, он ест их много. Это приносит ему и пользу и удовольствие! — Джон поцеловал сына в лобик. — В целом он чертовски счастлив в свои четыре года!

Нина почувствовала легкую зависть к такой любви отца к сыну, но все же спросила:

Он очень расстраивается, когда люди шепчутся при нем?

Он расстраивается, когда у него что-то не получается, но ведь это расстраивает каждого ребенка! Его расстраивает, только когда люди им недовольны.

А няни умеют читать жесты?

Иногда. Девочки любят общаться знаками! Они считают это игрой, но, если бы это было для них единственным средством общения, они бы так не считали. — Наклонившись к сыну, он что- то шепнул ему, а тот быстро кивнул в ответ. Джон снял сына с коленей и встал. — Джи-Джи собирается помочь мне принести вам ужин!

Нина приподнялась на локте.

Джон, я же сама могу дойти до кухни!

Нет, еще не сегодня!

Я могу пойти туда сама! — настаивала Нина. Она успела отдохнуть и не собиралась играть роль беспомощного пациента.

Зачем рисковать, если я могу принести ужин сюда?

Потому что вы не должны за мной ухаживать!

Должен. Вспомните, что уход за вами был одним из условий, на которых доктор согласился отпустить вас ко мне!

Но я не хочу...

Ну, хватит! — жестко произнес Джон. — Это не обсуждается. — И вышел из комнаты вслед за Джи-Джи.

Нина больше не стала пререкаться, тем более что Джон уже принес поднос с ужином. Она съела только половину спагетти с соусом, которые были положены на ее тарелку, и немного салата. Процесс еды очень утомил ее.

Оставшееся я доем потом, — сказала она, сразу положив голову на подушку, после того как Джон убрал с постели поднос. К ее огорчению, она сразу уснула.

Через некоторое время она проснулась и увидела Джи-Джи, одетого в пижаму и играющего на полу с яркой пластмассовой аварийной машиной и двумя маленькими автомобильчиками. У мальчика после купания были влажные волосы, делавшие голову меньше. Время от времени из его горла вырывались звуки, имитирующие рев грузовика. Нина задумалась: слышал ли он когда-нибудь реальные звуки или просто чувствовал колебания? Слышит ли он вообще? Сейчас на нем не было слуховых аппаратов. Интересно, как чувствует себя человек в мире полной тишины?

Не желая мешать мальчику, она немного понаблюдала за ним, а потом снова закрыла глаза и, тихо пожелав ему доброй ночи, заснула.


В одиннадцать она проснулась и увидела Джона, сидящего на стуле и читающего книгу. Он помог ей дойти до ванной и обратно, напоил пенистым молочным коктейлем, в который, без сомнения, вбил одно или пару яиц. Это было вкусное прохладное питье. Оно ей понравилось. Чувствуя приятную сытость, Нина снова предалась занятию, ставшему в последние дни для нее самым любимым, — сну.


Когда она проснулась на следующее утро, Джи-Джи снова сидел на полу, на этот раз на корточках, и самостоятельно читал книгу. Нина видела, что картинок в ней гораздо больше, чем слов, но он последовательно переворачивал страницы и, кажется, был поглощен тем, что видел.

Она перевернулась и потянулась, но он не слышал шуршания простыней. Она взъерошила его волосы. Вот тут он поднял глаза. Увидев, что она проснулась, он вскочил и, оставив книгу на полу, побежал за Джоном.

Тот, войдя в комнату, застал ее сидящей на краю постели.

Вы оставили его караулить меня? — пошутила Нина.

В ответ Джон лишь пожал плечами. Он пристально вглядывался в ее лицо.

Как вы спали?

Бесподобно! Здесь так тихо и уютно!

Придирчиво вглядевшись в ее лицо, Джон заключил:

Сегодня вы выглядите лучше!

Давно пора!

Хотите позавтракать?

Впервые с момента заболевания Нина согласилась:

Только немного!

Это «только немного» в интерпретации Джона обернулось обильным завтраком, сравнимым разве что с фирменным блюдом Ронни из «Изи Овер».

Вы что, решили откормить меня? — спросила Нина. — При таком питании скоро я не влезу не только в свою, но и в вашу одежду!

Сейчас на вас все висит! Вы очень похудели.

Нина согласилась с Джоном, думая о том, что опухоль вокруг разреза на животе еще не прошла.

Может быть, сегодня я оденусь и тогда посмотрю?

Но Джон отрицательно махнул головой:

Завтра!

Предположив, что Джон посоветовался с доктором, она не стала настаивать. Но о чем-то поторговаться с Джоном ей очень хотелось.

Тогда как насчет газетки? Уже неделю, как я не видела ни одной!

Джон с минуту подумал, потом мачтой игрушечного катера мягко подтолкнул Джи-Джи к брошенной книге. Поданный отцом знак — и Джи-Джи моментально улетучился.

Нина попробовала сделать знак, изображающий газету. Она сложила вместе концы ладоней и растопырила пальцы.

Газета?

Правильно.

Информация была дана.

Как сказать «спасибо»?

Джон сказал словом.

Нет, как показать знаком? — сухо спросила она и повторила знак, который показал ей Джон, когда гордый собой Джи-Джи предъявил газету.

К сожалению, как ни гордилась собой Нина, едва получив газету, она упала на подушку и уснула.


Всю среду она тренировалась, заставляя себя бодрствовать и не спать так много. Но это давало отрицательный результат. Ее тело требовало покоя.

А это действительно нормально? — спросила она Джона вечером после душа. Ей казалось, что она пробежала марафон, а не постояла под душем.

Совершенно нормально, — ответил он, укладывая ее в постель.

Но почему же в больнице я так не уставала?

Вы уставали точно так же, но не думали об этом. Здесь же вы продолжаете думать о себе и о том, что делается вокруг.

Я ведь живой человек!

Джон медленно покачал головой, что было ей ответом.

Я должна думать! — настаивала она. — Когда я перестаю думать о работе, меня нет...

Вас сейчас заменяет Ли.

Я знаю, но ведь это моя работа!

Джон немного отступил, и взгляд его помрачнел.

Этот аргумент чуть не убил вас. Если бы вы не принуждали себя работать на износ, то обратились бы к врачу раньше и вам просто вырезали бы аппендикс. Вы же довели дело до перитонита, вытерпели в десять раз больше боли и подвергли себя опасности. Засуньте ваши неудобства перед фирмой и сотрудниками куда подальше! Вы пропускаете работу только из-за собственной ошибки!

Но что будет с Кросслин-Райз? — кротко спросила Нина. Она всегда смущалась, когда Джон повышал голос или начинал действовать быстрее, чем обычно. — Мы же зашли так далеко. Если начать маркетинговую программу со дня открытых дверей четвертого...

На это едва ли понадобится две недели, — прервал он ее более спокойным, но твердым тоном. — Вы этим не сможете заниматься еще месяц.

Месяц?

Джон медленно поклонился.

Картер с Джессикой не видят в этом никакой проблемы.

Вы говорили с ними о моей работе? — стараясь не раздражаться, спросила она.

В голосе ее слышалось лишь беспокойство, но Джон, по-видимому, разгадал ее мысли и твердо ответил:

Это и моя работа, Нина! Конечно, я разговаривал с Картером и Джессикой. Они очень волнуются за вас! Вы — член команды.

Правильно. Я — член команды и не имею никакого намерения подвести всех в конце проекта. Я могу организовать день открытых дверей, Джон, и работать даже лежа в кровати! Мой секретарь Кристин сделает из этой комнаты образцовый кабинет, привезя сюда все необходимое оборудование. Мы отпечатаем на бумаге несколько объявлений, разошлем приглашения, позвоним кому нужно по телефону! Словом, обратим на себя внимание покупателей!

Джон посмотрел на нее в упор.

А вы подумали, как вы будете вынуждены многие часы стоять на ногах, разговаривая с желающими посмотреть на предстоящую покупку? Как вы сможете водить их, чтобы все осмотреть?

Это вместо меня могут сделать другие люди.

Подождите месяц!

Но четвертого праздничный уик-энд!

Четвертого люди разъедутся. Подождите месяц!

В августе люди уезжают в отпуск!

Так подождите до Дня труда![3]

Не могу!

Тогда до последней недели июля.

А как насчет уик-энда после четвертого?

Последняя неделя.

Предпоследняя. — Обхватив руками живот, она глубже зарылась в простыни. — Больше я уступить не могу.

Он молча смотрел куда-то вдаль, а она пристально разглядывала его профиль, пытаясь угадать его настроение. Она знала, что иногда раздражает его, особенно когда речь заходит о работе, ей не хотелось, чтобы он сердился.

Но когда он повернулся, она увидела в его глазах не гнев, а скорее удивление.

Просто удивительно, что вы оказались такой уступчивой.

Я готовилась к более ожесточенной борьбе.

В другое время она придумала бы какой-либо остроумный ответ, щелкнула бы каблуками и вышла из комнаты, но сейчас ей было не до шуток.

Хотите верьте, хотите нет, но я не люблю бороться, отстаивая свои взгляды, даже когда хорошо себя чувствую!

А сейчас вы чувствуете себя плохо?

Нет, но я еще очень слаба. Не обращайте внимания!

Глубоко вздыхая, Джон уложил ее руки вдоль тела. Глядя в ее глаза, он с подкупающей нежностью спросил:

Для вас действительно невыносимо время от времени показать свою слабость?

Я ужасно не хочу быть слабой, — произнесла она, чувствуя мучительную ненависть к любой слабости, заложенной в ее существе.

Но время от времени? Не всегда, а только иногда?

Нина закрыла глаза, охваченная воспоминаниями, которые всколыхнули его слова. «Время от времени и все... Я буду видеть его только время от времени! Я не могу не видеться с ним вовсе! Он слишком хорош для этого! И я слишком нуждаюсь в нем!»

Нина?

Испытывая глубокую печаль, она открыла глаза и поглядела на Джона. Сначала ей показалось, что она не сможет говорить с ним, но, заметив в его глазах беспокойство и вопрос и учитывая, что он для нее сделал, она поняла, что должна рассказать ему о себе всю правду!

Спокойно, трезво, почти нехотя, она сказала:

Моя мать имела обыкновение спрашивать меня, имеет ли она право иногда проявлять слабость, а ее слабостью были мужчины. Она любила и подчиняться им, и управлять ими. Она ничего у них не требовала, лишь бы давали достаточно, чтобы прожить. Так и жила много лет. У нее родилась я. Я выросла в бедности, и это меня не смущало, но матери у меня не было! А мне ее очень не хватало. Когда я подросла, стала просить ее устроиться на работу, чтобы она вовремя приходила домой, но мама отказалась, ссылаясь то на одного, то на другого мужчину, которого она не может бросить, потому что он хорошо относится к ней. Я продолжала бороться с ней, но когда стала старше, она уже меняла мужчин, как перчатки. Я говорила ей, что это слабость, а она отвечала, что все в порядке. Заметив у нее синяки, я сказала, что этого терпеть нельзя, но она продолжала терпеть. Потом начала принимать таблетки.

Нина тяжело сглотнула, почувствовав большую усталость, чем обычно. Она с усилием повернула голову.

Джон погладил ее по голове.

Болеутоляющие таблетки?

Нет, это были наркотики.

Она постепенно переходила с одного на другой?

Она глотала все подряд.

Нежные пальцы поглаживали голову Нины, успокаивая ее и возвращая ей силы.

Это действительно случилось от передозировки?

Не обязательно сразу убивать, достаточно постоянно воздействовать на мозг! — К Нине вернулись мысли, мучившие ее в больнице, мысли о болезни, смерти, друзьях, родственниках. Дрожащим шепотом она произнесла: — Я должна повидаться с ней! Она лежит совсем одна. Когда я болела, мне очень не хотелось оставаться одной. А она все время одна! Я должна увидеть ее!

Вы часто посещали ее?

Нина тряхнула головой.

Слишком далеко, слишком много работы.

Слишком много смешанных чувств!

Нина удивленно взглянула на Джона.

Откуда вы знаете?

Это становится ясно из вашего рассказа. Вы нуждались в ней в детстве, а ее не было рядом. Вы попросили, чтобы она изменилась, а она осталась прежней. Вы сделали свою жизнь противоположностью ее жизни! — Джон сделал паузу, погладив большим пальцем ее висок. — При вас с ней случилась передозировка?

Да, но я была в школе, к тому же подрабатывала.

А где был ваш отец?

С чувством глубокой застарелой боли, которая мучила ее всю жизнь, она красноречиво поднесла одно плечо к уху и опустила.

Не знаете?

Она тряхнула головой.

Вы знаете, кто он?

Помолчав, она снова покачала головой.

Джон тихо подсунул под нее руки и заключил в свои объятия. Она не упиралась, пока не почувствовала в себе отклик на желание, которое вспыхнуло в Джоне. Одиночество причиняло ей боль. Когда он держал ее в объятиях, эта боль утихала. Охватывая руками его талию, она запуталась в полах его рубашки.

Сначала он молчал, настолько все было прекрасно. Нина с удовольствием слушала биение его сердца. Оно убаюкивало ее и создавало ощущение уюта. Как будто и не было обременительной тайны ее жизни, которая давила ее многие годы. Она почувствовала, что делается нежной и мягкой.

Теплое дыхание Джона грело ей волосы.

Любовь нельзя считать слабостью.

Не любовь, а зависимость делает человека слабым, — выдохнула Нина. — Для матери мужчины были всем, а потом она стала никому не нужной, они ее бросили и тем самым сломали ее!

Поэтому вы не хотите зависеть ни от одного мужчины на свете?

Правильно.

Вы хотите всегда быть самостоятельной?

Нина глубоко вдохнула, наслаждаясь как чувством Джона, так и его ароматом.

Я никогда не попаду в эту кабалу! Никогда!

Сказав это, она почувствовала себя лучше. Она предупредила Джона, все обозначив предельно ясно, так как только могла. Если он хочет ухаживать за ней, что ж, пожалуйста. Если он хочет заботиться о ней и играть роль защитника — на доброе здоровье. Она не отрицала, что ей приятно это баловство, если учесть, что ее состояние еще далеко от совершенства. Но, выздоровев, она снова станет самостоятельной.

Хорошо, что он это понял.



Загрузка...